Сейчас она владела самым раскрученным публичным домом, который функционировал под вывеской мотеля и открыто давал объявления о своих услугах и в газете, и по телевидению, и имел даже свой порносайт в Интернете. Тот факт, что сам Грант Меновазян тоже жил в этом мотеле, среди шоферов и проституток, сильно отражался на его характере. До знакомства с Эсмирой он был просто жуликом с весьма изобретательным умом по части всяких лотерей, торговых афер и лохотронов. Однако с ней рядом он терял голову и становился буквально маньяком. И слухи о том, что они с этой его "младой женой" вытворяют, весьма раздражали Фраэрмана.
Позади них находился Тамаз Сулаквелидзе. Кажется, у него был еще брат, Валико, но его что-то не видно, наверно, его оттеснила толпа. Лично их Фраэрман считал наименее ощутимой силой. Если бы все грузины были такими, их можно было бы не опасаться. Кроме строительной фирмы, которая у них имелась, они имели автосервис, гаражи. Правда, работал там весьма шалый народ, который очень быстро мог сплотиться в самую настоящую банду. Кстати, их частенько использовал покойный Вано. Единственное успокаивало Мосю, что братья Сулаквелидзе совершенно не стремились ни к лидерству ни к криминальному промыслу и предпочитали зарабатывать деньги стройкой и ремонтом машин.
* * *
Наконец-то! Толпа расступилась, пропуская только что доставленного из аэропорта епископа, направленного сюда из Грузии специально по распоряжению католикоса-патриарха, который очень извинялся, что не сможет самолично прибыть на похороны, но обещавший денно и нощно молиться за упокой души блаженного Вано. Старенький епископ был ни жив ни мертв. Никогда еще и никого из дипломатов и глав государств не возили из аэропорта "Внуково" через всю столицу так, как везли его - на скорости двести километров в час, не соблюдая светофоров, с мигалками и ревом сирен.
Тот же день. Окрестности Ваганьковского кладбища. 14:30
"Добрый день, мы ведем наш репортаж, с Ваганьковского, центрального кладбища столицы, где похоронены величайшие деятели нашей армии, науки и искусства. Здесь похоронены величайшие актеры нашего театра и кино: Павел Мочалов, Михаил Царев, Олег Даль, Андрей Миронов, Леонид Енгибаров, Юрий Завадский; знаменитые художники: Василий Тропинии, Василий Суриков, Алексей Саврасов, Василий Пукирев; писатели и поэты: Владимир Даль, Сергей Есенин, Рюрик Ивнев, Юрий Тынянов, Борис Житков, Вениамин Каверин; Здесь же расположена наверное самая известная на всю страну могила Владимира Высоцкого. И сегодня здесь хоронят тоже выдающуюся в своем роде личность… Кстати, давайте спросим у прохожих, знают ли они, кого здесь сегодня хоронят? Добрый день, вы не согласитесь ответить на один вопрос: как по-вашему, кого здесь сегодня хоронят?
Пожилая женщина поглядела на оцепление, сплошную толпу людей, яркие пятна венков, не умещавшихся на кладбище и потому вывешенных снаружи на ограде и беспомощно пожала плечами:
- Не знаю… какого-то артиста, что ль… Вообще-то я приезжая…
Но Ирина уже потеряла интерес к ней и кинулась к двум молодым людям, которые брели по лужам, взявшиеся за руки, поглощенные друг другом.
- Не знаю, какой-то деятель. Политик что ли? - парень вяло наморщил нос.
- Ой нет, я знаю, это какой-то бандит, да? - смеясь спросила девушка и быстро схватила парня за руку, - Идем отсюда.
- Это… очень известный… в некоторых кругах человек, - сказал хорошо одетый мужчина лет сорока в кашемировом пальто. - Можно я больше ничего говорить не буду?
- Это - ваша цар! - смеясь сказал один из двух проходивших мимо мужчин кавказской национальности.
- Ала, гедтык тез-ол! - быстро сказал ему второй, дергая его за рукав.
- Яваш-яваш, - отозвался первый и снова повернулся к Ирине. Он улыбнулся недоброй улыбкой, и она с замиранием сердца увидела, как во рту его сверкнул золотой зуб. - Ты понила-да? - переспросил он. - Вот такой, как он, нужно, чтобы у вас цар был!
Не в силах отделаться от гадостного осадка, оставшегося у нее на душе после этой встречи, Ирина машинально ткнулась с микрофоном к высокому светловолосому стриженному парню в пуховике, который брел по улице, лениво тыкая носком рифленого ботинка ледышку.
- А вы как полагаете, кого здесь хоронят?
- Я полагаю, что здесь снимать запрещено, и вы это прекрасно знаете.
С этими словами Алексей Иващенко быстрым движением схватил камеру за объектив и крепко сжал.
- О Боже, это опять вы! - с ненавистью воскликнула Ирина, моментально узнав того, кто стал причиной всех ее несчастий. - Отпустите немедленно камеру.
- Отпущу, если пообещаете не снимать.
- Ах да, вы же у нас доблестный защитник мафии.
- Я вас защищаю, учтите, именно от них. Разрешение вести съемку получила только одна группа.
- Ага, вы боитесь, как бы в объектив не попали некоторые "авторитетные товарищи", ваши кормильцы и покровители! - кипела Ирина.
- До чего же вы глупая, недалекая женщина! - возмутился лейтенант. - Да я же на самом деле боюсь только одного: что вас сейчас окружит стайка пацанов, и вашему оператору раскокают камеру, а вам располосуют лицо бритвой! Непонятно? Потому что у нас уговор - сегодня в Москве день без преступлений. Мы не создаем проблем им, а они нам. Непонятно?
- Мне непонятно другое: здесь хоронят одного из величайших преступников мира со времен Аль Капоне, а вы их боитесь снимать.
- Почему это мы их боимся снимать? - удивился лейтенант. - Да здесь, если хотите знать, свыше двух десятков скрытых камер. И визуальное наблюдение ведется. - И он вытянул из рукава длинную ленточку с двумя рядами фотографий, но она была на резинке, и как только он отпустил, моментально вновь скрылась в рукаве.
- Ой, это вам всем такие роздали? - заинтересовалась Ирина.
- Нет, - засмущался молодой человек (совсем еще мальчик, отметила она, года двадцать два-двадцать три) и опять так смешно покраснел, - это мое институтское изобретение: опер-шпора называется. Вы уж меня извините за тогдашнее. Но я не мог поступить иначе. Видеоинформация, снятая в момент совершения преступления является оперативной и подлежит изъятию.
- Да… - кивнула Ирина. - Только если бы вы ее у меня не отняли, убийцу увидела бы вся страна, и его наверняка удалось бы поймать.
- Не думаю, скорее всего, его бы немедленно устранили. А так, мы надеемся, что сегодня он будет здесь.
- Почему?
- Так…Одна из версий. Простите, большего говорить я не имею права. - Он неловко поднял руку, словно собираясь козырнуть на прощание, но вовремя вспомнил, что не при форме, и махнул рукой.
- Послушайте, молодой человек, - моментально поймала его за рукав Ирина. Сделала она это даже несколько против своей воли, сработал сидевший в ней профессионал, - могли бы хотя бы извиниться за то, что по вашей милости мы с Сашей провели ночь в кутузке.
- Ради Бога, извините!
- От незнакомцев я извинений не принимаю. Я - Ирина.
- Алексей! - представился молодой человек. Женщина его юношеской мечты смотрела на него выжидательно. Сердце молодого человека заколотилось. - Я бы с-с удовольствием пригласил вас куда-нибудь в кафе… У меня смена кончается в шесть.
- Думаю, что порция трехцветного мороженого с шоколадом и сиропом сможет искупить вашу вину, - многообещающе улыбнулась Ирина, - но давайте все же не будем торопиться. Я вам позвоню. - И, взяв у него жиденькую бумажную визитку (отшлепанную на матричном принтере), отправилась с оператором на стоянку к своей машине. Погода была холодная, откуда-то летели снежинки, солнце спряталось, но на душе ее была весна, пели птички и цвела сирень: кажется ей в руки шла желанная дичь - информатор из опергруппы по расследованию знаменитого убийства.
* * *
Мобильник затрезвонил так громко и резко, что Мося вздрогнул. И сразу же расстроился. Ведь предупредил же всех, чтоб не звонили. А кого не предупредил, и без того должны же понимать. И когда звонят - в минуту, когда кумир и суперзвезда отечественной эстраны Хаим Зоммерфельд запел с надрывом хит, сочиненный им только что в самолете, которым он летел сюда из Питера. Хит назывался "Потеряла братва пахана".
Потеряла братва пахана
Угодил он под глупую пулю
Видишь, вешние льды всколыхнулись…
То рыдает по нем вся страна.
- задушевно начал он, перебирая гитарные струны, и его хрипловатый мужественный голос под звон меди поплыл над крестами, которые видели и поэтов, и маршалов, и ученых.
А ведь был он удачлив и смел,
Не склонял головы пред Законом,
- пел лысенький бывший зубодер из районной поликлиники, которого он Мося, некогда выдернул из безвестности и наставил на путь истинный. Указал, чт ему отныне надо петь и кто будут его истинные заказчики. И во многом благодаря талантливой поэзии Хаюшки задорный и веселый вор, отважный налетчик и бесстрашный мужественный киллер стали любимыми народными героями. В самом деле, не брать же пример с клоунов-"ментов".
Он карал и дарил непреклонно,
А теперь - "удалился от дел"…
Десятки диктофонов тянулись к нему, и Хаим выложился весь, отчетливо сознавая, что через час эта песня, растиражированная тысячами пиратских студий станет абсолютным хитом номер один в стране, а еще через час он подпишет на нее эксклюзив тысяч на пятьдесят баксов - за такие деньги можно и постараться.
Телефон позвонил вновь, и Мося раскрыл его: уж если не поговорить сейчас, то позже будет совсем неудобно.
- Я тебе не помешал? - осведомился Егор Дубовицкий.
- Но ты ведь понимаешь, где я нахожусь? - коротко и тихо спросил Мося.
- Все понимаю, Моська, ты мне скажи, этот щенок вановский далеко от тебя?
- В общем-то нет…
- Так скажи ему, пускай линяет, контора ему дело шьет.
- Ты что?
- Фуйче! Он у них в разработке. Говорят он тонну наркоты разгружал как раз в тот момент, когда папашку его улупили. И интересно другое, не была ли эта тонна платой за хорошую работу. РУОП это дело как-то просек и торговлишку им сорвал, но засветился он капитально. Мне нужно пару недель, чтобы отвести следаков от этой версии.
- Они что-нибудь выяснили? - осторожно спросил Мося. - У них есть какой-нибудь след?
- Как только будет что-нибудь конкретное, я дам знать. А пока подъедь-ка вечерком к Сулико, обсудим ситуацию Сдается мне, что кое-кто берет на себя больше чем нужно. Все.
А песня все продолжалась.
Так давай поклянемся, братки…
По понятьям его проводивши!
- истово возрыдал автор сорока дисков и лауреат премии "Герой России"
Что мы этого гада отыщем
Чтобы в землю его… закатить!
И хотя успех был полный, и стаи ворон взлетели от бури аплодисментов, и слезищи с воробьиное яйцо величиной градом покатились по обветренным красным лицам суровых отставных зеков, а ныне паханов и глав группировок, и несколько женщин от восторга попадали в обморок, а может сдавила их толпа, в едином порыве дернувшись к любимому Хаюшке - а все-таки внутри у Моси царила гадливость. Ну, нельзя так у гроба, не место тут театральному закатыванию глаз и трагическому пришепетыванию. Не место тут зарабатывать себе дешевую популярность. Тут, у врат вечности, надо либо тихо сказать что-то идущее от сердца, либо промолчать, никто тебя за это не осудит.
И словно соглашаясь с ним, сначала исподволь, мерным рокотом, словно земля содрогнулась, зароптали барабаны, потом ударили литавры, потом грянули трубы, тромбоны и валторны, и над кладбищем поплыл "Реквием" в исполнении Большого сводного оркестра центрального штаба армии. Настала пора прощания.
Все же Мося успел отдать приказание своему секретарю связаться с Хаюшкой сразу после похорон и утащить на переговоры по передаче прав на песню.
Жена Моси, Соня, которая была на шесть лет моложе его, но выглядела старше, заплакала. Он положил ей руку на ее плечо. А второй рукой он поддерживал вдову Марагулия, заплаканную Рену. С другой стороны ее хотел поддержать молодой Тенгиз - но она отдернула локоть, и к ней подошла ее сестра. Все они смотрели, как роскошный полированный с золочеными накладками гроб с телом Вано Марагулия был специальным механизмом плавно опущен в могилу. Того, что отвалили за гроб и за американский механизм с лихвой хватило бы на то, чтобы похоронить человек сто простых смертных, а на те деньги, что были уплачены за все похороны, начиная с аренды Колонного зала, и кончая памятником, можно было бы совершенно бесплатно хоронить все столичных покойников в течение трех лет. Но сегодня с расходами никто не считался - люди калибра Вано помирают не каждый день. И кроме того, все прекрасно понимали, что самому-то покойничку по большому счету на все на это глубоко наплевать, лишь бы закопали поживей да не тревожили его грешную душеньку. Но похороны его больше нужны были живым. Они словно говорили всем: "смотрите, как мы сильны, как мы сплочены, как мы богаты, и до какой степени мы всех вас, лохи вы сраные, не боимся. Вы бойтесь нас!" И ради того, чтобы сказать это лохам, чтоб лохов передернуло от ужаса, чтоб в случае наезда не в милицию шли они, а на поклон к бугру бригады, его район опекающей, чтоб ни во чью очкастую головенку и мысли не могло залезть о сопротивлении, и отвалила братва столь щедрый пай из своего общака. Еще позавчера, наутро после того как о смерти Вано узнала вся страна, по всем лоткам, ларькам, будкам, комкам, магазинам и магазинчикам, булочным, обувным, одежным и компьютерным, фирмам, товариществам и корпорациям побежали шустрые гонцы с девизом: "Скидываемся на проводы Вано!" Попробуй откажи. Напуганные лоточники давали по десять баксов, завмаги по сто, гендиректора по триста. Еще до обеда собралась такая сумма, что можно было похоронить трех генсеков. Так что на всей этой процедуре братва же еще и заработала.
После похорон Мося подошел к Тенгизу и крепко пожал ему руку. Стоявшая рядом девушка молча и вопрошающе смотрела на него.
- Сегодня пожалуйста никуда от матери не выезжай, а завтра я бы хотел тебя увидеть, - негромко сказал Фраэрман. - Есть разговор. Позвони мне завтра утром.
* * *
Грант Меновазян покинул кладбище в своем новом "мерседесе" S300, неописуемо красивой машине перламутрово-серебристого цвета с круглыми фарами, кондиционером и компьютером. За рулем сидела его жена. Эсмира прекрасно справлялась с управлением, водила быстро и резко, но уверенно, как опытный гонщик. Булгахтер никогда в жизни не сидел за рулем, поскольку его голова была слишком занята всякими умными мыслями и он постоянно думал о чем-то своем. Тигран никогда и никому не признавался, что этот рыхлый обрюзгший человечек с унылым грушеобразным носом, висевшим вниз как кишка у индюка, был, как выразился бы Мося, "главрежем и худруком всей его труппы". Идеи афер, мошенничеств, тайных операций и преступных сделок сыпались из него как из рога изобилия. Без него Мурадику очень скоро пришлось бы вновь заниматься привычным бизнесом - тупо и прямолинейно грабить магазины с фомкой и волыней. И уж давно бы пилил дрова где-нибудь, словами Аркаши Северного, "на заполярном курорте под интимным названием Ябулдинский-спец". Но добрый Рантик являлся самолично в какой-нибудь здоровенный давно некрашенный центровой универмаг, выкупленный коллективом теток-продавщиц, уверенных, что деньги им будут нести за просто так, где по пустым полкам шлялись скучающие тараканы, а мыши вешались в заплесневелых подвалах. Он являлся, напялив кепку-аэродром, в сатиновой тенниске навыпуск, в роли доброго глупого ленинаканского армяшки с во-от такой пачкой денег и канючил-просил-умолял всего-то лишь сдать ему часть магазина в аренду. А за это обещал дать всем много-много денег, и сделать ремонт, и оплатить завмагу поездку в Диснейленд с женой и сыном. Правда, надо будет подписать вот тут и тут. И действительно делал за неделю умопомрачительный евроремонт и набивал магазин сногсшибательными товарами. "Только когда поедешь, дарагой, печать оставь своему заму, он же должен товар принимать…" А спустя две недели вернувшийся из Диснейленда завмаг с изумлением узнавал, что его магазин оказывается получил банковский кредит в десять миллионов долларов сроком на три месяца под триста процентов годовых, и еще на миллион баксов понабрал товара на реализацию. Излишне уточнять, что и кредитные деньги, и дефицитные товары, и зам, и, конечно, сам Рантик к моменту возвращения завмага испарялись в неизвестном направлении. Впрочем, спустя некоторое время Рантик появлялся, разводил руками и предлагал готовому уже лезть в петлю завмагу вполне разумную схему: мы берем на себя все твои проблемы, а ты нас вводишь в состав учредителей твоего универмага; сам же пишешь заявление об уходе. Обращаться в милицию было бессмысленно, потому что вообще-то вся операция начиналась с подкупа зама, и во всех документах не стояло ни единой рантиковой закорючки.
Сидя рядом с женой, Рантик наблюдая, как разъезжаются остальные участники похорон. Его лицо было задумчивым.
- У нас осталось полгода на то, чтобы что-то сделать, - сказала Эсмира. - Если ты не сумеешь что-то сделать до того, как выйдет Мурадик, можешь забыть обо всех своих планах.
- Забыть, - эхом отозвался Рантик. - покойники и так ничего не помнят. Им нечего забывать. У меня и так уже нет никаких планов.
- Ну же, дурак! - резко воскликнула Эсмира, обращаясь непонятно к кому, то ли к нему, то ли к подрезавшему ее "опелю". - Тебе еще рано себя хоронить. В конце концов ничего не произошло.