Комната, в которой восседал Валико, была гостиной заурядного двухкомнатного гостиничного номера. Пять огромных корпусов гостиницы производили на Валико впечатление огромных ульев, в которых никогда не прекращалась жизнь. Все население этих ульев по утрам устремлялось на вещевые рынки, муравейниками раскинувшиеся вокруг Измайлова, а по вечерам возвращалось обратно. Как правило это были челноки со всей страны и перекупщики их товаров. И не смотря на то, что и среди первых, и среди последних попадались очень богатые особы, обслуживание в гостинице было довольно среднего уровня. Да и публика была не самой притязательной.
Из одного номера на их этаже уже слышалось протяжное русское пьяное пение "что-стоишь-качаясь". Внизу под их окнами послышались звуки драки, потом заливисто хлестнула трель милицейского свистка. Так что за стенкой моментально прекратились скрип и стон, но спустя несколько секунд вновь возобновились. Теперь женщина стонала в голос. Ее протяжные стоны "а-ах!" производили впечатление, что она укачивает ребенка…
Неожиданно заработало сетевое радио. Валико выключил его и выдернул из розетки. И комната вновь наполнилась эротическими звуками и скрипом кровати. Валико почувствовал непроизвольную эрекцию и сплюнул. Следовало признать, что его сегодняшний напарник умел развлекаться.
В душе он завидовал этому юнцу. Сам Валико, когда был на работе, избегал отвлекаться на посторонние темы. На это время его сексуальные, эстетические, духовные потребности как бы выключались. А сейчас он был именно на работе. Бабам здесь категорически было не место. И откуда она тут взялась? Обычная гостиничная подстилка? Тенгиз явился с ней из путешествия по корпусу, тут же отправил в ванную и подмигнул Валико. Тот покачал головой и отвернулся. Эта шалава совершенно случайно могла стать причиной осложнений. А зачем им осложнения на пустом месте?
Беда с этим Тенгизом - младшим представителем фамилии Марагулия. Вообще-то он нравился Валико. Учитывая скорость, с которой Тенгиз гонял по городу на своем джипе, было неудивительно, что он был частым гостем в автосервисе у Тамаза. Там он познакомился с Валико, они подружились на почве общей любви к красивым автомобилям и гонкам Формулы-1. Тенгиз был быстрым и резким в движениях, остроумным и веселым парнишкой. Но бывал и шальным, и просто безответственным. В свои двадцать пять лет мог быть и посерьезнее и не допускать глупых выходок, подобных этой. Впрочем, в горах, где женились в пятнадцать лет, спрос по полной программе шел уже с тринадцати.
К сегодняшнему мероприятию Валико отнесся с крайней серьезностью - в немалой степени оттого, что обставлено оно было с куда большей таинственностью чем все прочие, какие ему доводилось выполнять. Ему вместе с Тенгизом было поручено найти надежное место, с которого они могли бы следить за автостоянкой и прилегающим к ней участком улицы. Судя по тому, что на автостоянке размещались большегрузные автомобили, им надлежало встретить какой-то груз. Какой? Валико предпочитал не спрашивать. В любом случае лучше корпуса "Дельта" для наблюдения за автостоянкой нельзя было придумать. К тому времени, когда Валико обнаружил, что в номере, кроме них с Тенгизом, будет находиться еще и неведомая девица, было уже поздно подыскивать что-либо другое. Сплавлять ее отсюда тоже не имело смысла, поскольку в случае провала или облавы она могла настучать на них. Лучше было оставить ее здесь до утра. И вообще, не его делом было указывать Тенгизу как выполнять указания его родного батюшки. А задание было крайне серьезным, раз Вано Марагулия мог доверить выполнение его только родному сыну, да к тому же удалив его с собственных именин.
Так что, возможно, девушка была частью какого-то общего плана… Теперь она закричала отрывисто, тонко-тонко и часто. Лоб Валико покрылся испариной. Он выругался. Ни для чего. Просто так. Этот Тенгиз - богатенький наследник семейного дельца - мог позволить себе выкинуть сто баксов на эту шлюшку. Да и не на шлюшку. Он мог снять себе любую красотку в ночном клубе, даже стриптизершу, даже фотомодель. Мог напоить ее коктейлем по пятьдесят баксов за стакан, а потом укатить с ней на своем джипе "сузуки-самурай", и оттрахать ее прямо там, или в гостинице, или в своей изолированной квартире (подаренной папочкой к совершеннолетию) в свое удовольствие. Или увезти куда-нибудь в сауну и там ее… Валико скрипнул зубами. Черт бы побрал этих проклятых мегрелов - Марагулия, Цурцумия, Гогия, Берия, Шмерия… Из-за них нет жизни настоящим грузинам, фамилия которых кончается на "швили" или на "дзе". Вот как у него. Впрочем, в глубине души Валико прекрасно осознавал, что все дело было не в том, кто человек по нации - мегрел, сван или там пусть даже осетин, а в том, что у него за душой. За душой у отца Тенгиза, почтенного Вано Марагулия была жизнь, полная страданий и приключений, и несгибаемый, кремню подобный характер.
Тот же день. Балашиха. Дворец Молодежи. 22:15
Гуляние продолжалось вторые сутки и обещало продлиться еще на неделю. Для празднования шестидесятилетнего юбилея "вора в законе", профессионального налетчика и главы столичной наркомафии был арендован недавно отстроенный спортивно-оздоровительный Дворец молодежи. Столы были поставлены вокруг главной спортивной арены, а в центре ее был устроен невысокий подиум для поющих, танцующих и выступающих.
Сейчас популярный телеведущий объявил выступление Миши Голубинского. На сцену под бурю аплодисментов вышел небритый толстячок и проникновенно запел про "мальчиков-налетчиков". Незатейливый мотивчик был аранжирован и саккомпанирован Большим оркестром государственного радио и телевидения.
Благообразный седоусый мужчина в папахе и бурке, сидевший в центре стола, одобрительно закивал головой, услышав знакомые куплеты. Этот день был днем его триумфа, покоренная столица наконец-то легла в его постель и услужливо раздвинула ляжки.
Недавно отпел Детский хор имени-кого-то-там, телевизионщики снимали юбиляра полдня, он дал пять или шесть интервью, был награжден памятной медалью и дипломом от Госкомитета по физкультуре и спорту (за щедрое спонсирование недавно прошедшей Общегородской спартакиады), наконец, как вершину триумфа, ему принесли номер самой желтой их всех возможных газетенок, в котором его на всю страну поздравляли со славным юбилеем. Все бы хорошо, если бы так часто не повторяли его старую, уже полузабытую кликуху, так, не кликуху даже, а скорее указание на место рождения - Вано Батумский. Или просто Батум. Он уже устал объяснять этим репортерам, что ничего криминального в этом нет, что это просто так говорят у них в Грузии, указание на место рождения - нечто вроде фамилии. Это даже не совсем слово "Батум", сколько русифицированное слово "батоно" - что-то вроде "господина". Так в Грузии обращаются к старшему, уважаемому человеку. А эти дурачки все - "вы полагаете, что центризбирком вас пропустит на выборы в Государственную Думу?
- А почему бы и нет? - пожимал плечами "батоно Вано".
- Но ведь вы же… э-э-э… сидели… - смущаясь (глупышка, она смущается!) спрашивала корреспондентка в короткой юбчоночке (надо бы пацанам сказать, чтобы пощупали, что там у тебя под юбчоночкой-то, сучка ты голенастая).
- Уважаемая, - елейным голосом отвечал ей "батоно Вано", - я и сам знаю, что я сидел, и из этого никакой тайны не делаю. А вы спросите - за что сидел? И я вам с гордостью отвечу - за "незаконную предпринимательскую деятельность". "Незаконную" в то время в СССР, и законную во всем остальном мире. Другими словами "за торговлю валютой", то есть за то "преступление", каким уже десять лет занимаются все банки нашей страны. И кроме меня в той же стране и в той же тюрьме сидели и другие вполне уважаемые люди - некоторые из них вообще стали губернаторами. А я, кроме того, как вам известно, не только отсидел весь срок, но еще и был амнистирован после отсидки. Так что чаяния и страдания простого народа я знаю не понаслышке… (последнюю фразу он зазубрил с подачи своего имиджмейкера, и вворачивал ее теперь где надо и где не надо в предвыборных своих речах).
На самом деле батоно Вано несколько лукавил в своих ответах. Сел он не столько за валюту, сколько за то, что со своими "орлами" контролировал сбыт и торговый оборот всех незаконных валютчиков в столице. В те годы московская фарца вызубрила одно твердое правило: хочешь промышлять валютой или шмотками - отстегни долю Батуму, и торгуй хоть у "Метрополя", хоть у "Интуриста". Тогда, в далекие семидесятые годы Батум первый познакомил столицу с тем, что позже прозвали рэкетом. Но в тогдашнем правовом лексиконе такого слова вообще не существовало. Воры у воров если и воровали, то эпизодически, подло и пакостно, и уж никак не возводили это в систему. Вано первый принес этот бизнес на родную землю - и ответил за него по всей строгости тогдашней свирепой социалистической законности. Поскольку статьи против рэкета в уголовном кодексе не нашлось, а сами фарцовщики о вымогательстве и не думали заявлять, Вано вчинили иск по другой статье и на основании обнаруженных случайно при обыске (а может, подброшенных) двух сотен долларов влупили десять лет за торговлю валютой. Самое смешное, что к тому времени этим товаром вовсю торговали уже все официанты, бармены и проститутки Москвы. И хотя для Вано установили оранжерейные условия содержания и выпустили, не дав отсидеть и трети срока, однако с той поры он возненавидел коммунистов ярой ненавистью и ныне слыл пламенным защитником демократических свобод и завоеваний.
* * *
Ирочка Надеждина поблагодарила его за интервью и поспешила вместе со своим оператором Сашей Здобиным к своей зеленой "шестерке", чтобы успеть передать репортаж в вечерний выпуск "экспресс-новостей".
- Ну, рисковая же вы дама, - покрутив головой сказал Саша. - Такому типу и такое ввернуть.
- Ты полагаешь, что я сказала ему что-то не то? - собственный корреспондент "ТрансТВ" Ирина пожала плечами. В свои двадцать восемь лет она побывала практически во всех горячих точках планеты, бывала и под бомбежками и под снайперскими пулями. Она не привыкла скрывать свои мысли ни от кого. Все, что ни делала, она делала импульсивно, откровенно, как дышала, разговаривала, снимала репортажи, спорила с начальством, водила машину. - Сань, я считаю, что мне в моем родном городе стесняться и заискивать перед всякими там абреками просто не пристало. Пускай они стесняются.
Она гнала "шестерку" по слякотному после дождя шоссе и нервно курила.
- Просто ты своими вопросами дала ему понять, что такому типу, как он, место в тюряге, а не среди порядочных людей, - продолжал гундеть Саша.
- А ты считаешь, что ему самое место в Госдуме? Или вообще в президентском кресле? - окрысилась Ирина.
- Ой, Ириш, да это же вообще не наше с тобой дело… - взволнованно запыхтел Саша. - Но по мне уж лучше президент-уголовник. Все-таки хоть имеешь представление, что от него можно ожидать, чем такой, как наш нынешний, право, слово…
Именно в это время черный джип "тойота-лендкрюйсер" обошел их справа и пристроился прямо перед ними.
* * *
- Третий, третий, как слышно? - послышался приглушенный помехами голос в наушнике.
- Нормально слышно, - вполголоса отвечал лейтенант Алексей Иващенко, стоя в проходе. И вдруг неожиданно для себя выругался. - Суки, мля…
- По какому поводу мат? - осведомился голос капитана Сорокина.
- Потому что, видимо, я ни хрена не понимаю в этой вашей столичной жизни! - буркнул лейтенант, сам с Орловщины, прикомандированный к столичному ГУВД по случаю ожидания чеченской диверсии. - Мы же их, блин, ловить должны, а мы их охраняем.
- Отставить! Отставить посторонние разговорчики по радио! - вмешался резкий и до содрогания громкий голос полковника Ковалева. - Слышь, ты, орловский рысак, после дежурства зайдешь ко мне на беседу.
- Слушаюсь, товарищ полковник…
Измайловский гостиничный комплекс, корпус "Дельта". 22:45
Валико больше не беспокоился из-за девушки, ее присутствие он принял просто, как факт, несколько добавляющий им работы. Если что-нибудь пойдет не так, может встать необходимость убрать ее. А что если мокруху придется выполнять ему, Валико? Ну что же, грех этот будет на совести Тенгизи, а не на его. А ты, Валико-джан, раз назвался груздем… Он взглянул на светящийся циферблат часов. Несколько минут осталось до полуночи. Почти время.
* * *
В четверть первого ночи фура с осетинскими номерами въехала в город. Место назначено было слева, Григорий вел машину, повернул направо.
Сидевший рядом с ним Абди ворочался на своем месте. Его сощуренные глаза следили за разворачивавшейся перед ними панорамой улиц, и в то же время он наблюдал в половинку оставшегося зеркала улицы, остававшиеся позади, пока автомобиль поворачивал с одного перекрестка на другой.
Галогеновые фары автомобиля, следовавшего позади них во время въезда в город, исчезли из поля зрения.
- Можешь отдохнуть, - сказал он Григорию. - Эти не преследуют нас.
Тот взглянул в зеркало заднего вида.
- Может, они выключили свет.
Еще минуту чеченец изучал улицу позади них.
- Нет. На это у них ума не хватит.
- Хватило же у них ума на нас напасть по дороге! - сердито возразил водитель. - А если они нас преследовали, то они могли по радио связаться с другой машиной. Предположим…
Чеченец спокойно прервал его:
- Это все тебе мерещится. Шарахаешься от каждой тени всю дорогу.
- Да, тени. Эти тени могут оказаться похуже, чем менты…
- Хорошо, - философски заметил чеченец. - Значит будем стрелять.
Он вынул из наплечной кобуры и положил на колени здоровенный длинноствольный "маузер". Подобные Григорий видел только в фильмах про басмачей.
- Откуда такая седая древность? - бросил он. - Наследство от бабушки?
- Женщины в нашем роду оружия в руках не держат, - буркнул Абди. В дополнение к автомату "борс" этот маузер составлял весь их арсенал. В его семье маузер и впрямь хранился уже без малого сто лет и торжественно переходил к очередному главе семьи после похорон прежнего. Абди обернулся назад, изучил пространство позади и положил свой пистолет в расстегнутую деревянную кобуру на сидении, а затем взял карту города и стал изучать ее, поглядывая на плафоны с названиями улиц.
- Здесь поверни налево.
Григорий крутанул баранку.
- Снова налево, - буркнул чеченец через два квартала.
- Не учи ученого, я эти места знаю, - откликнулся тот.
* * *
Движения на улицах в это время почти не было, но Григорий вел машину не торопясь, избегая любых встреч с автоинспекцией. Он еще более снизил скорость, когда они приблизились к назначенному месту. Глаза чеченца пристально шарили по домам, выстроившимся по обеим сторонам улицы. Через каждый квартал он оборачивался назад.
Было половина первого, когда трейлер свернул на пустынную улицу, за которой следил Валико.
Григорий еще больше снизил скорость и остановился на светофоре, а чеченец изучал местность во всех направлениях.
- Вроде бы, тут все спокойно, - сказал он.
Водитель слизнул соленый пот с верхней губы и, подкатив к стоянке, затормозил у небольшой будки у входа.
Когда показался заспанный сторож, чеченец спрятал оружие под куртку.
- Надолго к нам? - осведомился сторож, проглядев их документы и запустив машину на стоянку.
- День-два, - сказал чеченец. По-русски он говорил хоть и с сильным акцентом, но вполне понятно. - Возможно, до завтра, а возможно, и дольше.
- Задаток сотка. Вы получите сдачу, если пробудете меньше суток. Если останетесь дольше, будете платить за каждые двенадцать часов.
- Успокойся, нам и самим тут без толку торчать неинтересно.
Чеченец достал из кармана несколько банкнот. Там были и рублевые бумажки и доллары. Ему потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в валюте. Наконец, он протянул через окно cотенную бумажку. Сторож показал ему место у забора.
- Здесь можете встать.
- Спасибо.
Григорий въехал на указанное место и выключил мотор. Чеченец передвинул автомат под правую руку. Его палец лег на спусковой крючок, кожаную куртку он набросил на руку, маскируя оружие. Он вышел из машины и медленно осмотрелся. Он еще продолжал этим заниматься, пока Григорий ставил машину и выключал свет. Двор был забит такими же фурами, водители которых предпочитали отсыпаться в приветливо искрящейся огнями гостинице. Пара безродных собак издали поурчали на него, но связываться не решились.
Григорий выбрался из фургона, закрыл левую дверь, проверил правую. Абди продолжал изучать стоянку, затемненные улицы и аллеи.
Он не заметил никого, кто мог бы следить за ними. Однако он знал, что профессионала, ведущего слежку, обнаружить визуально практически невозможно, и остается лишь надеяться на то эфемерное шестое чувство, которое зовется интуицией и которое так часто выручало его в привычном ночном промысле. Вот и теперь червячок сомнения подсказал ему, что за ними следят. Хотя чувства явной опасности не было. А следить мог кто угодно: второй охранник, механик какого-нибудь трейлера, ночной воришка или кот, сидящий на заборе. Он чувствовал на себе этот взгляд, но не в силах был определить его природу. Оставалось лишь надеяться, что это кого-нибудь из тех, кто, должен был их встретить.
Он посмотрел на водителя, который, топтался у фуры.
- Пошли в гостиницу? - с надеждой спросил тот.
- Никакой гостиницы, - отрезал чеченец. - Ночуем в машине.
Усевшись, и надвинув кепку на глаза, Абди, передернул затвор автомата и угрюмо уставился в темноту. Кому бы не принадлежал этот взгляд из ночи, ему придется крепко постараться, прежде чем он завладеет их драгоценным грузом, рассованным по мешкам с ношенным турецким тряпьем.