Охваченная паническим страхом, я вела машину по Садовому кольцу и боялась даже взглянуть в зеркало заднего вида, чтобы не встретиться глазами с сидящей сзади женщиной, наводящей на меня ужас. Саша за все время ни издал ни звука, я даже не знала, жив ли он еще или уже нет. Слышно было, как Гаджиева хрипло дышит мне в затылок чесноком, и что-то булькает в ее жирном теле, когда она ворочается на сиденье. Я понятия не имела, кто эта женщина и зачем она все это делает. Ясно было лишь то, что она никакая не мать Саши, ибо ни одна нормальная мать не станет так поступать со своим сыном, и жить мне осталось ровно столько, сколько хватит бензина в машине. Потом эта жуткая женщина убьет малыша и меня, а сама скроется в неизвестном направлении - так обычно поступают все маньяки. В том, что она опасная маньячка, я не сомневалась. Я вспомнила о Григории, его прощальную ухмылку, и мне стало больно и обидно до слез: почему он поступил со мной так жестоко? Зачем он меня обманул, сказав, что мальчик едет к родителям? Почему не пришел мне на помощь, а бросил меня на произвол этой потерявшей рассудок мегеры?
Мне очень хотелось спросить у Галины, что произошло на вокзале, что от них хотели сотрудники СОБРа и почему Олег вдруг начал стрелять, но мой язык одеревенел от страха, и я продолжала молча вести машину.
- Эти сволочи едут за нами! - злобно прошипела Галина. - Вон, видишь, в черной иномарке с госномерами?
Я посмотрела в зеркало. Метрах в пятидесяти, не отставая и не догоняя, за нами держался черный "БМВ", за рулем которого сидел человек в камуфляже. В машине сидело еще несколько человек, один из них что-то говорил по рации.
- Выродки проклятые! - выругалась она. - Дождутся они у меня, менты позорные! Ты можешь ехать побыстрее?
- Не могу, - пролепетала я, вздрогнув от ее голоса и вжав голову в плечи. - Видите, сколько машин.
- Плевать я хотела! Нам нужно побыстрее убраться из города! Сворачивай куда-нибудь и попытайся оторваться от ментов!
- Извините, но мне кажется, что это бессмысленно - вас все равно поймают, - несмело произнесла я.
- Меня?! - взорвалась Галина. - Не меня, а нас поймают, голуба! Или ты думаешь отвертеться? Хрен тебе, родная! Я одна под статью не пойду - всех вас с собой прихвачу, так и знай! Но я пока на нары не спешу. Нужно избавиться от этого гаденыша, и тогда пусть доказывают, что он у нас вообще был, правильно?
- В каком смысле? - ничего не соображая, спросила я.
- Да ты тупа, девка, как я посмотрю, - усмехнулась Галина. - Сворачивай вон там направо.
Я свернула в Орликов переулок и прибавила газу. "БМВ" проехал дальше, даже не притормозив.
- Ага, испугались, козлы пархатые! - злорадно прохрипела Галина. - Так вам и нужно! Теперь слушай меня, родная. - Она приблизила лицо к моему уху, и я чуть не задохнулась от ужасного запаха. - Въезжай в какой-нибудь безлюдный двор, и там разбежимся в разные стороны. В случае чего, ты меня знать не знаешь, поняла?
Я зачем-то кивнула.
- Молодец, девка, - похвалила она, похлопав тяжелой рукой по моему плечу. - А этого щенка придется прикончить, чтобы не болтал. Сейчас я им займусь. - Сзади раздался щелчок открывающейся бритвы.
Кровь заледенела в моих жилах, перед глазами поплыли круги, и я, не ведая, что творю, резко крутанула руль вправо и на полном ходу врезалась в фонарный столб, стоящий на обочине.
Сильный удар оглушил меня на несколько мгновений. Когда я пришла в себя, первое, что услышала, это был звук двигателя, который почему-то не заглох при ударе. Затем раздался детский плач. Тихий и жалобный, он доносился до меня словно издалека, и я сначала никак не могла понять, кому он принадлежит. Но потом все вспомнила, и мое тело инстинктивно сжалось от страха. Мне показалось, что взбешенная моим поступком Гаджиева сейчас вонзит свою бритву в мое горло и начнет отрезать мне, еще живой, голову.
Но тянулись мучительные секунды, а голова моя все еще оставалась на месте. Голоса Гаджиевой тоже не было слышно. Набравшись смелости, я распрямилась и посмотрела назад. И похолодела.
Уткнувшись головой в спинку моего сиденья, Галина неподвижно сидела на сбоем месте. Из ее горла свисала окровавленная деревянная рукоятка бритвы, лезвие которой скрылось где-то в ее шее. По всей видимости, при столкновении ее сильно качнуло и она убила сама себя. Маленький Саша сидел, забившись в угол у двери, с ужасом смотрел на капающую кровь и тихонько плакал. Чувствуя, что теряю рассудок, я откинулась на сиденье и включила заднюю скорость, собираясь отъехать от столба.
Вдруг рядом громко завизжали тормоза, подъехало и остановилось несколько черных машин, из них повыскакивали вооруженные автоматами люди в камуфляже, рассредоточились вокруг машины, прячась за деревьями, и кто-то грозно прокричал:
- Бросайте оружие и выходите из машины с поднятыми руками!
Понимая, что жизнь моя висит на волоске, я открыла дверцу и подняла руки, показывая, что в них ничего нет.
- Только не стреляйте, прошу вас! - сквозь слезы выкрикнула я. - Я не имею к этому никакого отношения! Я сама заложница!
- Быстро выходи из машины! - проревели мне в ответ. - И подельнице своей скажи, пусть выходит! Если с мальчиком что-нибудь случится - вам конец!
- Но она не моя подельница! - в отчаянии выкрикнула я, не двигаясь с места. - Я ее впервые вижу! И опустите свои пулеметы - я ничего вам не сделаю! Та женщина с бритвой мертва, можете сами убедиться! С мальчиком все в порядке!
Двое собровцев осторожно приблизились к машине, остальные, направив на меня дула автоматов, прикрывали.
- Выходи из машины! - приказал мне один, а другой в этот момент распахнул заднюю дверцу, где находился труп Галины.
- Мать честная, похоже, она и вправду мертва, - проговорил он, наклоняясь к ней.
Дальше произошло нечто невообразимое. Галина вдруг ожила, вырвала из своей шеи бритву и с диким хрипом, разбрызгивая кровь, бросилась на неожидавшего нападения собровца и полоснула лезвием его по глазам. Все произошло в считанные секунды. Боец, стоявший рядом со мной, вскинул автомат и выстрелил в упор. Пуля попала Галине в голову и снесла половину черепа вместе с беретом. Только после этого она упала, бездыханная, на асфальт рядом со своей жертвой и затихла.
Собровец, бледный как полотно, повернулся ко мне. Глаза его заволокло пеленой, рот перекосился от бешенства, он приставил дуло автомата к моему лицу, и я поняла, что сейчас меня убьют, чтобы отомстить за товарища, который дергался на земле в предсмертных судорогах. Со всех сторон к нам бежали остальные и что-то кричали, но я ничего не видела и не слышала - все заслонило собой дуло автомата у моих глаз, которое вдруг выросло до необычайных размеров. Я чувствовала запах пороха, даже видела небольшой дымок, струившийся из дула после выстрела, и не могла оторвать взгляда от этого смертоносного куска железа.
- Получи, сука, - процедил собровец, и рука его напряглась.
Если бы вы знали, как мне не хотелось умирать, то, наверное, поняли бы, почему я сделала то, что сделала. Не дожидаясь, когда мне в голову влетит порядочная порция свинца, я до упора вдавила педаль газа в пол, и машина в буквальном смысле вынесла меня задним ходом из-под пули, которая, просвистев у моего носа, успела лишь разбить боковое стекло с правой стороны. Двигатель был очень мощный, я вихрем пронеслась мимо ошалевших собровцев, развернулась на сто восемьдесят градусов и помчалась в сторону Садового кольца, успев услышать чей-то сердитый крик: "Не стрелять! Там ребенок!!!"
* * *
Не разбирая дороги, я ехала по каким-то незнакомым переулкам где-то в районе трех вокзалов, пытаясь уйти от преследователей, две черные "Волги" которых неотступно следовали за мной по пятам, время от времени мигая фарами, надеясь, что я образумлюсь, остановлюсь и покорно сдамся. Они не пытались перекрыть дорогу или еще как-то остановить меня, видимо, думая, что я такая же опасная психопатка, как и Гаджиева, и могу причинить вред ребенку. Я видела в зеркале их мрачные, решительные лица, и от одной только мысли, что попаду в их лапы, мне становилось не по себе. Они почему-то решили, что я с Гаджиевой заодно, и переубедить их в этом теперь будет очень трудно - я не успею даже рта раскрыть, как схлопочу пулю меж глаз. Если бы здесь был Григорий, он бы объяснил им, что к чему, но его не было, он позорно сбежал, бросив меня одну на произвол злодейки-судьбы. Как бы там ни было, сейчас мне нужно было как-то оторваться от погони, пока они не предприняли более решительных действий и не перешли в наступление.
Маленький Саша, на долю которого выпали такие страшные испытания, сидел на заднем сиденье и не издавал ни звука. Я поймала в зеркале его затравленный взгляд и, чтобы хоть как-то приободрить малыша, сказала: ^
- Не бойся, Сашенька, я ничего тебе не сделаю. Сейчас вот только мы избавимся от погони, и я свожу тебя в "Макдоналдс". Ты любишь гамбургеры и пирожки с вареньем?
Мальчик молчал, не мигая глядя на меня, и что происходило в его душе - понять было невозможно.
Вдруг одна "Волга" начала набирать скорость, поравнялась со мной, окно открылось, и какой-то седовласый человек в штатском начал вести переговоры:
- Остановитесь, гражданка, пока не поздно! Не усугубляйте свое положение!
- Фиг вам! - ответила я. - Я знаю, вы меня сразу убьете!
- Не дурите, никто вас не тронет! Я гарантирую! Главное не трогайте ребенка!
- Я и не собиралась никого трогать, черт бы вас побрал! Вы меня с кем-то спутали!
- Успокойтесь, гражданка! То, что вы пытались убить Гаджиеву, останется между нами - даю слово!
- Я, Гаджиеву?! - чуть не задохнулась я от возмущения. - Да вы что, совсем спятили? Она пострадала при аварии!
- Хорошо, пусть будет так, - согласился он. - Но за соучастие в покушении на жизнь нашего сотрудника вам все равно придется отвечать. А теперь остановите машину и сдавайтесь по-хорошему! Ваш спидометр сейчас считает не километры, а годы, которые вы проведете в тюрьме, слышите? Не ройте себе могилу!
Дорога была узкой, в две полосы, "Волга" ехала рядом со мной по встречной, и, когда из-за поворота показался "КамАЗ" с рефрижератором, я поняла, что они сейчас столкнутся. Вторая машина с преследователями держалась сзади. Заметив грузовик, водитель первой "Волги" резко сбавил ход, чтобы уйти от столкновения, съехал со встречной и пристроился позади меня. Сейчас или никогда, подумала я и отчаянно крутанула руль влево, прямо под колеса мчащегося навстречу и истошно гудящего большегрузного монстра. Как я и рассчитывала, он мгновенно отреагировал, начал тормозить и вильнул на другую полосу, освобождая мне дорогу. Наши капоты разминулись буквально в полуметре друг от друга. Поменявшись полосами, мы благополучно разъехались с ним, а вот мои преследователи отреагировать на мой демарш не успели. Первая "Волга" врезалась в "КамАЗ", а что случилось со второй, я уже не увидела - грузовик занесло, и он перегородил своим прицепом всю дорогу.
От пережитого у меня на лбу выступила холодная испарина, все тело охватила противная слабость, но зато в душе я была рада, что избавилась от "хвоста". Свернув в ближайший переулок, я прибавила газу и стала быстро удаляться от места аварии. Конечно, я здорово рисковала, поступая таким образом, но у меня не было другого выхода. Мне просто не оставили выбора.
"Вольво" я бросила на стоянке в тихом дворике на окраине Москвы, где ее могли искать до скончания века, а затем мы с Сашей поймали такси и поехали ко мне домой. Он по-прежнему молчал, бросая на меня настороженные взгляды, но вел себя смирно и покорно, даже позволил мне держать свою маленькую холодную ручонку. Я понимала его состояние: только что на его глазах были убиты несколько человек и ему самому чуть не перерезали горло - было от чего впасть в отчаяние и потерять дар речи. Я была уверена, что дома буду в полной безопасности, ведь жаждущие заполучить мою голову милиционеры не могли знать, что я Вероника Крымова, а значит, и искать меня не станут. Единственный, кто мог появиться, был Григорий, но, после того как так подло обошелся со мной, я сомневалась, что он вообще когда-либо появится в моей жизни. В моей душе боролись противоречивые чувства: с одной стороны, я все еще испытывала к нему нежность, а с другой, уже начинала ненавидеть, понимая, что он буквально силой впихнул меня в какую-то гнусную историю. И все же где-то в глубине души я надеялась, что он придет и даст хоть какие-то разумные объяснения своему поступку, своей издевательской усмешке там, на вокзале, когда я, умирая от страха быть зарезанной, проезжала мимо него. Может, он просто испугался и то была никакая не усмешка, а некая болезненная гримаса, и я напрасно обижаюсь на него, подозревая в самых жутких грехах? Хотя нет, он ведь помахал мне рукой, словно говоря "Чао, крошка!" - и это мне точно не почудилось. Следовательно, я не ошибалась - Григорий меня предал. Или подставил. Спрашивается: зачем ему это было нужно? Я посмотрела в зеркало заднего вида, пытаясь обнаружить у себя на лбу яркую надпись "Умоляю, подставьте меня!". Но надписи не было. Странно, почему же тогда при виде меня у всех возникает непреодолимое желание это сделать?
Дома я разогрела борщ, приготовила бифштексы с жареной картошкой, нарезала салат из огурцов и помидоров и усадила Сашу за стол обедать.
- Ешь, малыш, - сказала я, пододвигая к нему тарелку. - Ты, наверное, проголодался сегодня.
- А вы? - спросил он, недоверчиво поглядывая на меня, и я обрадованно улыбнулась: наконец-то заговорил!
- У меня что-то аппетита нет. Может, попозже поем. Давай бери ложку и вперед, а то не вырастешь.
Вздохнув, совсем как взрослый, он начал жадно есть. Подождав, когда он немного насытится, я осторожно проговорила:
- Ты извини, Саша, но я не виновата в том, что случилось. Я не имею к этому никакого отношения, поверь.
Он молча продолжал есть.
- Скажи, это ведь были не твои родители? - на всякий случай спросила я, чтобы быть до конца уверенной.
Отодвинув пустую тарелку, он подтянул к себе блюдо с картошкой, затем удивленно посмотрел на меня и сердито проговорил:
- Нет, это были не мои родители. Моя мама бросила меня еще в роддоме. - Он взял вилку и начал расковыривать сочный бифштекс.
- Извини, малыш, я не знала. - Я неловко помолчала. - А где твой папа?
- Мой папа - космонавт, - гордо проговорил Саша. - Он погиб в космосе, когда летал на другую планету.
- Ах да, конечно, извини, - спохватилась я, забыв, что имею дело с ребенком, и снова, не удержавшись, спросила: - Но тогда получается, что Григорий, с которым ты приехал ко мне, тоже не твой дядя?
- Нет, не мой, - подтвердил Саша, хрустя свежими огурцами. - У вас есть кисель?
- Кисель? - Я начала вспоминать, что это такое. - Увы, киселя у меня нет. Постой, малыш, но тогда откуда ты вообще взялся? Как ты попал в нашу машину и почему Григорий называл тебя своим племянником?
- А у нас в детском доме все время кисель на обед дают, - сообщил он, словно не слыша меня.
- Значит, ты из детдома?
- Конечно. А чай с сахаром у вас есть?
Я встала и включила электрический чайник.
- А как ты познакомился с Григорием? - спросила я.
- Он меня усыновил, - спокойно сообщил Саша, вылизывая остатки сметаны из тарелки для салата.
- То есть как это усыновил? - я ошеломленно уставилась на него.
- Обыкновенно, как все делают. Сегодня утром Марь Иванна, наша директриса, пришла и сказала, что меня усыновляют и я поеду с новым папой в новый дом. Потом появился дядя Гриша, посадил меня в машину, и мы поехали к вам. Он еще пригрозил, что если я буду много болтать, то отрежет мне язык. Он очень злой дяденька, поэтому я молчал.
- О боже! - невольно вырвалось у меня. - Бедный малыш.
Теперь в моей голове все окончательно спуталось, я почувствовала, что если не найду разгадку, то следующий Новый год встречу в Кащенко.
- Погоди, так тебя что, усыновили за один день, или ты и раньше встречался с Григорием? Насколько мне известно, это ведь не так просто сделать.
- Не встречался я с ним, - насупился вдруг Саша. - Марь Иванна сказала, что так нужно, и я усыновился.
- Странно все это. - Я поставила перед Аим чашку с чаем и сёла напротив. - Ты можешь сказать номер своего детдома?
- Не могу. - Он решительно помотал головой и начал дуть на чай.
- Почему?
- Потому что вы позвоните туда, наябедничаете на меня, а мне потом влетит. Марь Иванна сказала, если я буду себя плохо вести и меня вернут обратно, то она меня в психушку до совершеннолетия положит. Я не хочу в психушку - там плохо.
- Я не буду ябедничать, обещаю. Просто мне нужно кое-что выяснить. Пожалуйста, Саша. А потом я научу тебя играть на компьютере.
- А вы не врете?! - Его глаза восхищенно загорелись.
- Я никогда не вру, к сожалению, - вздохнула я. - Не умею. Говори номер детдома.
- Ладно, только без обмана, - сдался он. - Детдом-интернат № 7 для умственно отсталых детей.
- Ты что, умственно отсталый? - Я внимательно присмотрелась к мальчику, выискивая в лице признаки дебилизма.
- Нет, просто я не такой, как все, и со мной никто возиться не хочет, - серьезно пояснил он. - Поэтому туда и отправили. Где компьютер?