***
…Сегодня я расстался с Муки.
Я мог бы расстаться с ним еще в Киле. Или позже – в Амстердаме. Или – еще позже – в Брюсселе, Берне, Флоренции, Загребе, Тиране, Сараеве. Но я расстался с ним только сейчас, когда понял, что наличие кота делает меня персонажем, которому так и тянет посочувствовать. У Леона-киллера был нелепый цветочек в горшке: дымовая завеса – за ней скрывались все неблаговидные делишки Леона; туман – за ним реки пролитой Леоном крови были едва видны. А у меня имелся в наличии Муки – та же дымовая завеса, тот же туман. Муки никогда не стал бы свидетельствовать против меня, напротив, десять из двенадцати присяжных меня бы оправдали, и все благодаря его потешной физиономии. Присутствие Муки было моей маленькой человеческой слабостью, а единственное, что ценится в мире, – это маленькие человеческие слабости. Они все оправдывают и заставляют все понимать. Так кажется тем, кто смотрит гребаное хреново кино, а кино смотрят все.
Только я больше не смотрю кино.
И больше не думаю о нем. С тех пор, как расстался с Муки.
Нет, я не свернул ему шею, его не постигла участь всех тех, кого я угробил:
парня на пароме с маленькой спортивной сумкой "UFO people", позволившего себе кривую ухмылку в нашу с Муки сторону, на приятного спутника он не тянул;
шлюхи, прицепившейся ко мне на вокзале в Киле, ее широкую заколку с панорамой площади Согласия я оставил себе на память, чтобы позже решить, соответствует ли панорама действительности;
гнойного педрилы, попытавшегося подснять меня в занюханной амстердамской кофейне на Вармусстрат;
португальца из Синтры, настоящего эксперта по фаду, с гитарой он не расставался и потому наиграл мне парочку вещей, прежде чем я саданул ему по башке обломком свинцовой трубы;
двух немытых албанцев, решивших, что им сойдет с рук кража моего бумажника.
Были и другие, их смерть не оставила после себя никаких заметных воспоминаний, теперь я стал настоящим экспертом по смерти, так же, как португалец из Синтры был экспертом по фаду. Я не могу сказать, что знаю о ней все, но кое-что знаю. Вряд ли эти знания так уж сильно отличаются от знаний Анны Брейнсдофер-Пайпер, писаки. Но они явно лишены философичности и ореола романтизма. В конце концов, Анна просто писака", а я – человек, который просто убивает. Я не оставляю никаких следов, я все тщательно подтираю за собой, по другому это называется – "методично", резиновые перчатки тоже никуда не делись, я сменил уже третью пару. И я не оставляю автографов на телах жертв, хотя желающих их прочесть наверняка нашлось бы немало. А единственный автограф, который был оставлен для меня, – автограф Анны – так и остался непрочитанным. Может быть, я прочту его когда-нибудь, и тогда моя жизнь изменится. А я не хочу, чтобы она менялась. Во всяком случае – сейчас.
Эксперт по смерти – не основная моя специальность.
Все это время я перевозил наркотики, полгода назад к наркотикам прибавилось оружие, я почти всегда работаю в одиночку и слыву обезбашенным и изобретательным дилером (эй, Лягушонок, ты гордилась бы мной, своим дружком, своим сладким Дэном, у него нет других дел, кроме перевозки крэка). Быть дилером совсем нетрудно, учитывая то количество фильмов, которыми я пичкал себя последние десять лет. Поэтому мне легко подобрать подходящую схему и так же легко претворить ее в жизнь.
Жизнь, которая почти как кино.
Только я больше не смотрю кино.
И обхожу чат "J’embrasse Pas" десятой дорогой, если будущее – орешник, то пусть он зеленеет без меня. Если будущее – музыкальный автомат, Черный Оникс, ностальгический jukebox , то диск моей жизни, который он время от времени проигрывает, выглядит самым запиленным. И его давно пора сменить.
Сегодня я расстался с Муки.
Я мог бы сделать это и раньше – когда купил ему ошейник. И еще помнил, что мой родной язык – русский. Я помнил это в Стокгольме, и в Киле, и – чуть позже – в Амстердаме, в Брюсселе, в Берне, под крытыми галереями улиц (ты можешь идти под проливным дождем, и ни одна капля на тебя не упадет). Во Флоренции я уже не был уверен в этом на сто процентов, а Тирана, Загреб и Сараево окончательно выбили русский из головы. Сколько паспортов я сменил, сколько фамилий? Может быть – две, может быть – три. Единственное, что оставалось неизменным, – имя Макс. И Муки в своей наивной, трогательной, способной растопить любое сердце корзинке.
Но и с Муки пришлось расстаться.
Я оставил его у консьержа, в гостинице, в которой жил. Просто потому, что на стене за спиной консьержа висел плакат с Тинатин. Девушки, которая изредка снимается в рекламе, не из-за денег, а так, из собственного удовольствия (понять из плаката, что именно рекламирует Тинатин на этот раз, – как всегда невозможно). Девушки, в которую я был отчаянно влюблен.
Я и сейчас влюблен.
Вот только ее поиски ни к чему не привели. Нельзя сказать, что мы совсем не видимся: в сумочке у шлюхи, которую я пришпилил на задворках железнодорожного вокзала в Киле, нашлись купоны в супермаркет, украшенные точеным профилем Тинатин; у парня на пароме – вкладыши от дисков с ее изображением: Тинатин сидящая и полуобнаженная, божественные колени касаются божественного подбородка, в таком ракурсе я ее еще не лицезрел. Наверняка ее силуэт можно встретить и на экране телевизора, но телевизор я тоже не смотрю.
И запах пластикового стаканчика – он преследует меня.
Так же, как и тихие смерти, творцом которых я являюсь. Они никогда не станут сенсацией. А если и станут – я об этом не узнаю. Или узнаю лишь тогда, когда на моих запястьях защелкнутся наручники. Не раньше. Но пока этого не происходит.
Пока со мной произошла единственная неприятность: у меня наконец-то выпал правый клык. Я обнаружил это сегодня утром, стоя перед зеркалом в ванной гостиничного номера. Клык шатался и до этого, но верить глазам и собственному языку я, урод, отказывался. Я слишком хорошо помнил, какая срань может выползти из пустоты в правой части десны, – слишком. И вот, пожалуйста, – дыра, даже две спички в ней не удержатся.
Две спички из картонки с надписью "Paradise valley".
Райская долина, горнолыжный курорт, место, где закончил свою жизнь Илья Макаров. Место, в котором побывал Макс Ларин. Не он ли послужил причиной смерти Ильи, так же, как я послужил причиной смерти настоящего Макса? Лапка, выпавшая из недр энтомологического урода, была не только частью брелка, она была предостережением: в этом мире, как и в любом кино, все взаимосвязано, все сюжетные повороты учтены и смерть лишь прикидывается случайностью. Но даже если смерть и случайна – она не перестает быть смертью. Наверняка Анна Брейнсдофер-Пайпер разрабатывала эту тему в одном из своих психопатических триллеров. Знать бы только, в каком по счету.
Даже если смерть случайна – она не перестает быть смертью.
Означает ли это, что и меня ждет случайная или того похуже – нелепая смерть? Может быть, даже скорее всего. И вопрос лишь в том, кого настиг очередной поцелуй Тинатин. Кинопоцелуй Тинатин, интернет-поцелуй Тинатин, гламур-поцелуй Тинатин. Поцелуй, который она подарила в целях рекламы, не из-за денег, а так, из собственного удовольствия. Тот, кого он настиг, – и будет виновником моей смерти. Может быть, даже скорее всего. Мне совершенно наплевать, кто именно убьет меня, я все равно не увижу его лица, а если и увижу, то ничего не смогу сделать, как ничего не смогли сделать Август, Кирстен, Анна, португалец из Синтры, два немытых албанца etc.
Мне совершенно наплевать, кто именно убьет меня, но это произойдет, рано или поздно, – от Тинатин так просто не отделаешься. Гипотетическая смерть не вызывает у меня никаких эмоций, равно как и смерти всех остальных, тихие, ничем не примечательные. Они никогда не будут экранизированы – и в этом весь их ужас, вся безысходность.
Мне хочется увидеть Жан-Луи.
Поболтать с ним о его Мод, такой же целлулоидной, такой же ненастоящей, как и Тинатин. Но способной вызвать самые неподдельные чувства. Такое случается сплошь N рядом, с миллионами людей, так что ни я, ни Жан-Луи не являемся исключениями из общего унылого правила. Разница между Мод и Тинатин заключается в том, что Мод была (и есть) не в пример добрее. И люди, погибшие насильственной смертью, не интересуют ее совсем. Да, Мод вовсе не так кровожадна, как Тинатин. И в этом спасение Жан-Луи. Спасение, которое уж точно не светит мне.
Мне хочется увидеть Билли.
Поболтать с ней о ее грядущей славе и, может быть, продать свою жизнь как сюжет для забойного постмодернистского романа. И если Билли будет умницей – ей ничего не угрожает. Все будет пи-па-по. Но добраться до Кельна не представляется возможным, во всяком случае – сейчас, когда мне нужно ехать на границу Испании и Португалии с очередной партией наркоты. В Испании я точно не задержусь, но с удовольствием останусь в Португалии, всего лишь на пару дней, чтобы в спокойной, располагающей к размышлениям о мимолетности жизни обстановке, послушать фаду. И снова пережить чувство беспредметной грусти, меланхолии, одиночества, всего того, что определяется нежным, как смерть, словом – saudade.
Приложение
ГЛОССАРИЙ "3,14ЗДАТОГО КИНО"
"МОЯ НОЧЬ С МОД" – одна из немногих ночей под Рождество, когда между мужчиной и женщиной ничего не происходит. Он – католик и любит другую, она – богемная дамочка и не любит никого. Зов плоти капитулирует перед интеллектуальным базаром о Паскале, свободе выбора и животрепещущей темой о сохранении целомудрия, блин, до брака. Так и не переспали, хотя могли бы оттянуться по полной… Ну не дебилы ли?
"РЕЗНЯ БЕНЗОПИЛОЙ В ТЕХАСЕ" – резня бензопилой, как она есть. Пособие для рубщиков мяса и начинающих маньяков. Принимаются заказы на вырезку, стейк и голяшку.
"СЛУЧАЙНО, БАЛЬТАЗАР" – скромная пейзанская сага об осле Бальтазаре, подобно шлюхе переходящем из одних рук в другие. Мысль, заключенная в фильме, еще скромнее: мы (вы, они) так же беспомощны перед жестокостью мира, как и несчастное непарнокопытное.
"ЛЮБОВНОЕ НАСТРОЕНИЕ" – каммершпиле по-гонконгски. Драма невысказанное™ и недосказанности, разворачивающаяся на глазах у китайских ширм, китайских зонтов и соседей по меблирашке. Хочется, чтобы все закончилось хеппи-эндом или хотя бы постельной сценой, чтобы закончилось хоть чем-то, но заканчивается никак. Словом, самое настоящее, глубокое, всепоглощающее чувство. Аминь!..
"БУЧ КЭССИДИ И САНДЕНС КИД" – ретро-элегия о жизни осколков банды "Дырка в стене". Как водится в подобного рода фильмах, патронов в барабане гораздо больше, чем положено. Четыре "Оскара" за эффектную смерть.
"НОЧЬ И ГОРОД" – типичный "фильм нуар" с типичными стилеобразующими причиндалами: количество неоновых вывесок зашкаливает, количество выпитого виски – зашкаливает. Женщины красивы, вероломны и могут дать подержаться за сиську любому желающему, мужчины – оппортунистически циничны, несмотря на проблемы с эрекцией, трупы – высокохудожественны, диалоги – высокохудожественны не менее: "Ты как был шестеркой, так и остался. И не пытайся стать тузом. Ты и понятия не имеешь, как это делается". Никого не жалко, кроме денег, которые лично вам не достанутся ни при какой погоде.
"DEEP GULLET" ("Глубокая глотка") – чувственно и экзистенциально. Порноландшафты сделали бы честь любому из фильмов серии "National Geographic".
"КОГДА ГАРРИ ВСТРЕТИЛ САЛЛИ" – если на бейдже официантки, подозрительно похожей на Мег Райан, вы увидите имя "Салли" – заказа вам уж точно не дождаться. Сплошная говорильня и размазывание американских ценностей по противню с пиццей. Срочно требуйте сменить официанта. Но только не на Гарри.
"ПАРИЖ, ТЕХАС" – фильм Вима Вендерса, аффторское кинцо в голиафов рост. Американские пейзажи намного убедительнее, чем Настасья Кински. Впрочем, жены (в отличие от любовниц) никого, никогда и ни в чем не убеждали.
"НЕБО НАД БЕРЛИНОМ" – еще одно культовое сооружение имени Вима Вендерса. Два рефлексирующих ангела, циркачка, Ник Кейв в роли рокера и лейтенант Коломбо в роли Питера Фалька. И много-много диких обез… тьфу ты, простых смертных, рефлексирующих покруче ангелов.
Человеческое шапито в разрезе, Феллини просьба не беспокоить.
"ПРЕКРАСНЫЙ ЖИГОЛО – НЕСЧАСТНЫЙ ЖИГОЛО" – последний (слава тебе, Господи) фильм Марлен Дитрих-певицы. С возрастом лучше петь не стала.
"АЙДАХО ДЛЯ МЕНЯ ОДНОГО" ("Мой собственный штат Айдахо") – все это могло случиться с Брандо и Дином, но случилось с Ривзом и Финиксом. Шикарный европейский гомодекаданс на фоне американских хайвэев, ковыля и бесхитростных пейзажей Айдахо. Со знанием дела свистнутые у Шекспира диалоги, нарколепсия как образ жизни, бродяжничество как брэнд и собственные жопы как способ срубить бабло по-быстрому. Рискните и вы – на пару-тройку косячков заработаете точно.
"КИТАЯНКА" – слабо контролируемый общественно-политический бред, в который время от времени впадает Жан-Люк Годар, жаждущий быть умнее паровоза и прогрессивнее зубочистки. Энциклопедия левого движения во Франции конца 60-х для детей с задержкой умственного развития. Вопрос "смотрел ли эту хрень Мао Цзэ-дун, о котором все говорят, но никто живьем не видел", остается открытым.
"ЦЕЛЬНОМЕТАЛЛИЧЕСКАЯ ОБОЛОЧКА" ("Бронежилет") – еще одна версия Апокалипсиса, под которым наивные американцы, как водится, подразумевают вьетнамскую войну. "Рожден убивать" написано на касках морских пехотинцев, тот еще прикол, ха-ха, то еще откровение! Нечто подобное могла бы сказать о себе добрая половина человечества – от автогонщиков до домохозяек. Отчаявшихся получить заветную каску спешим утешить: косить обидчиков можно и без головного убора, да и локальных апокалипсисов на ваш век хватит с лихвой.
"НЕГЛУБОКАЯ МОГИЛА" – и впрямь неглубока, в нее с трудом удалось запихнуть Хичкока и Тарантино, причем пузо старины Хича то и дело оказывается на поверхности.
Но уж такие они, британцы, дня прожить не могут без цитаток, цитат и цитатищ. Дэвид, Алекс и Джульетта, живущие интеллигентной коммуной, ищут себе четвертого компаньона и находят его в лице писателя Хьюго. Утром, которое последовало после торжественного вселения, они находят его во второй раз – теперь уже в качестве трупа. При трупе обнаруживается чемодан с офигительной суммой денег, и Дэвид – Алекс – Джульетта поступают так же, как поступил бы каждый советский пионер: они решают все эти денюжки присвоить. Последующий ход событий характеризуется стойким идиоматическим выражением "кровавая баня", причем Дэвид – Алекс – Джульетта выдают шайки и веники с чисто английской невозмутимостью. Ма-лад-ца, что и говорить!..
"КТО УБИЛ БЭМБИ?" – а никто не убивал, а если и убивал, то вовсе не Ее, и зовут Ее не Бэмби, а Изабель, и работает она медсестрой в больнице, где пропадают пациентки. Подозреваемый номер раз – добрый доктор Филипп, ведущий с Бэмби-Изабель странную игру. Ее можно назвать игрой разума или игрой на выбывание, все зависит от воображения Бэмби и воображения зрителя, если, конечно, последний не заснет к концу второго часа повествования. Лучше уж играть в монопольку, все веселее.
"БЕЗУМНЫЙ МАКС" – футуристический антиутопический нон-стоп экшен о борьбе сумасшедшего копа с еще более сумасшедшими дорожными бандами, передвигающимися на всех видах транспорта. События раскручиваются, как дерьмо в миксере, так что времени на "сходить поссать" и слопать сардельку не остается. За "Безумным Максом" последовали "Безумный Макс – 2 и 3", после чего Мел Гибсон заметно подустал и переключился на менее опасные для зубных имплантатов исторические хроники.
"Я ЗНАЮ, ЧТО ВЫ ДЕЛАЛИ ПРОШЛЫМ ЛЕТОМ" – ужастик для любителей помериться пиписьками в школьных туалетах. Четверо молодых олигофренов обоих полов сбивают на пустынном шоссе человечка, а сбив, решают это дело скрыть. Вполне естественное желание для тех, кто не хочет провести лучшие годы за решеткой. Но кое-кто с такой постановкой вопроса не согласен, и у этого кое-кого есть весомый аргумент в поддержку своей позиции – огромный рыболовный крюк, которым он и мочит молодых олигофренов в порядке живой очереди, невзирая на пол, политические пристрастия и отношение к межрасовым бракам. После просмотра столь зубодробительного фильма далеко не каждый попадет струей в унитаз, так что сиденье лучше все-таки приподнять.
"ДУЭЛЬ" – одно из ранних творений Стивена Спилберга, лишенное пафоса "Списка Шиндлера", занимательности "Индианы Джонса" и леденцовой приторности "Инопланетянина". Словом, в "Дуэли" нет ничего, кроме грузовика, преследующего авто главного героя в надежде подмять его под себя. Противостояние человека и машины, искусственного и естественного, воспроизведено здесь с чисто американской тупоголовой прямолинейностью, философии – кот наплакал, чувственности – комар начихал. Единственный вывод, который следует из фильма: самое безопасное средство передвижения – лошадь-качалка. Кстати, лошадь можно оторвать на рождественской распродаже. Следите за рекламой супермаркетов.
"ЛЕОН" – история сентиментального киллера, киллерова цветочка и киллеровой подружки-малолетки, рассказанная с шармом, который принято называть французским. Смысла не больше, чем в эстрадном опусе Далиды "Oh, бикини", но впирает не по-деццки, особенно сцены, когда Леон мочит плохих парней, а плохие парни мочат его самого. Переходящий приз в виде цветочка достается выжившей подружке-малолетке, из чего простодушному зрителю становится понятно: дело киллера живет и побеждает и победит еще не раз, пока оборонная промышленность не перейдет с производства оружия на производство высокохудожественных кашпо.
"ПРЕКРАСНАЯ СПОРЩИЦА" – взаимоотношения художника и натурщицы всегда занимательны, еще более занимательны взаимоотношения художника и двух натурщиц – бывшей и настоящей. Обе они послужили сюжетом для нетленного полотна "Прекрасная спорщица", над которым наш, блядь, престарелый Рафаэль парился с десяток лет. В результате вырисовалось нечто без головы (что неудивительно, поскольку героиня нетленки женщина) – но на жизнеутверждающем голубом фоне. Четырехчасовая хроника битвы между творцом и моделью получила Гран-при на МКФ в Каннах, если кого-то это еще волнует. А вот прелести Эммануэль Беар и ракурсы Джейн Биркин взволнуют наверняка. Запасайтесь поп-корном, спальными мешками и бритвенными принадлежностями – история-то долгая.
"ЭДВАРД РУКИ-НОЖНИЦЫ" – хреново, если ты не такой, как все. Хреново, если вместо рук у тебя колющие и режущие предметы. Хреново, если ты вообще не человек, а нечто вроде карманного Франкенштейна. Другой бы впал в депру и принялся резать окружающих, как кур, но Эдди не такой, он белый и пушистый, он стрижет собак, соседок и газоны. Это спасает, но ненадолго. Неблагодарные соотечественники травят несчастного, и даже любимая девушка (и у Франкенштейнов бывают любимые девушки!) не в силах его защитить. Сентиментальная история для тех, кто в детстве обливался слезами над книжкой "Три поросенка".