- В подвале, вместе с другими ее вещами. Я их туда относить не хотела, это миссис Донкастер настояла. - Долли заерзала на кушетке, садясь поудобнее. - Свинство, конечно, но что я-то могла поделать? Платить за двоих мне не по карману. Пришлось искать себе другую соседку. К тому же миссис Донкастер в конце концов убедила меня, что Феба попросту отправилась с отцом в плавание. Я и сама до вчерашнего дня так думала.
- Почему миссис Донкастер так решила?
- Что значит "почему"? - Девушка замялась. - Пришло в голову, и все тут.
- Не могла же ей эта идея просто так прийти в голову?
- Видите ли, - начала Долли, помолчав с минуту, - миссис Донкастер очень хотелось, чтобы Феба... - Девушка осеклась. - Поймите меня правильно...
- ...чтобы Феба не вернулась?
- Да... Зла она ей, разумеется, не желала, но была очень рада, что Феба исчезла. Она надеялась, что девушка уехала навсегда, и все время твердила мне, что в самое ближайшее время Феба обязательно даст о себе знать. Пришлет письмо откуда-нибудь из Новой Зеландии или из Гонконга с просьбой прислать свои вещи. Но такого письма, как видите, до сих пор нет.
- Не понимаю, чем все-таки руководствуется миссис Донкастер? Ей что же, просто не нравится ваша соседка?
- Да она ее на дух не переносит. Впрочем, против Фебы лично она ничего не имеет. Я вовсе не хочу сказать, что миссис Донкастер в это дело замешана.
- В какое дело?
- В историю с Фебой. Она жива, не знаете?
- Не знаю. Давайте-ка лучше вернемся к миссис Донкастер. Почему она ненавидела Фебу?
- Почему ненавидела? Да это же элементарно. - У Долли все было или "элементарно", или "очень сложно". - Мне не хотелось бы его сюда путать, парень он неплохой, но все дело в том, что Бобби Донкастер влюбился в Фебу. По уши. Ходил сам не свой. А миссис Донкастер это не нравилось.
- Феба отвечала ему взаимностью?
- Вроде бы. В отличие от Бобби она о своих чувствах помалкивала. Но, честно говоря... - Тут она спохватилась и, замолчав, замигала своими круглыми блестящими глазами.
- Вы что-то хотели сказать?
- Нет, ничего.
- А мне показалось, что хотели.
- Ненавижу сплетни. И совать нос в чужие дела тоже не хочу.
- В чужие дела сую нос я, а не вы. Поймите, Долли, дело серьезное. Да вы это и сами знаете. Чем больше вы расскажете мне про Фебу, тем больше вероятности, что я ее разыщу. Так что же вы хотели сказать?
Она опять заерзала и наконец уселась по-турецки.
- Мне кажется, Феба перевелась в наш колледж из-за Бобби. Мне она в этом ни разу не признавалась, но однажды, когда разговор зашел о нем, обмолвилась, что познакомилась с Бобби летом на пляже, и тот уговорил ее записаться в Болдер-Бич.
- И комнату снять у его матери?
- Этого миссис Донкастер не знает. И я тоже. - Долли с опаской посмотрела на меня. - Только не подумайте, что между ними что-то было. Феба не такая. Да и Бобби тоже. Он хотел на ней жениться.
- Мне надо поговорить с ним.
- Это не сложно. Возвращаясь из колледжа, я слышала стук молотка из подвала. Бобби там серфинг мастерит.
- Сколько Бобби лет?
- Двадцать один. Столько же, сколько Фебе. Но он вам ничего особенного про нее не расскажет. Бобби ведь ее толком не знал. Ее знала только я, да и то не до конца. Феба - человек сложный.
- Что вы хотите этим сказать?
- Сложный. Она умела скрывать свои мысли. Смеется, бывало, болтает без умолку, а сама в этот момент думает о своем. О чем - не знаю, не спрашивайте. Может, о родителях. Может, о чем-нибудь еще.
- У нее были, кроме вас, друзья?
- По-настоящему близких не было. Она ведь прожила здесь меньше двух месяцев. Мы встретились с ней в квартирном бюро. Нам обеим нужна была соседка по комнате, причем мне - обязательно старшекурсница, чтобы жить в городе, а не на территории колледжа. Мне Феба ужасно понравилась. Она ведь, как и я, со странностями - мы сразу же нашли общий язык.
- А что в ней было странного?
- Мне трудно сказать. Я плохой психолог. Феба бывала очень разной, иногда язвительной, а иногда в себе замыкалась. Впрочем, и я тоже не больно-то общительная - так что мы друг другу вполне подходили.
- Она часто бывала в подавленном настроении?
- Случалось. Иногда в такую тоску впадала, что еле ноги волочила. А иногда, наоборот, была душой общества.
- А отчего она тосковала?
- От жизни, - совершенно серьезно ответила Долли.
- Мысли о самоубийстве ей в голову не приходили?
- Да, мы с ней часто говорили о том, как лучше покончить с собой. Помню, как-то мы обсуждали, кому какой способ больше подходит. Я, например, принадлежу к тем людям, которые норовят с моста в воду броситься. Типичная истеричка.
- А Феба?
- Она сказала, что предпочитает застрелиться. Самая быстрая смерть.
- У нее был пистолет?
- Про Фебу не знаю, а вот у ее отца в Медоу-Фармс целая коллекция пистолетов есть. Фебу это очень раздражало. Нет, она бы никогда не застрелилась. Все это одни разговоры. На самом ведь деле она огнестрельного оружия боялась. Неврастеничка - как, впрочем, и все симпатичные люди.
Главное - никогда не противоречить свидетелю.
Я встал и опять подставил стул к письменному столу. В пишущую машинку был вложен наполовину отпечатанный лист бумаги с заголовком: "Доротея Лэнг. "Психические основы детской преступности"". Я пробежал глазами последнее неоконченное предложение: "Многие специалисты считают, что в антиобщественном поведении преобладают социоэкономические факторы; существует, однако, иная точка зрения, согласно которой отсутствие любви..."
Буква "е" выпадала из строки. Любопытно...
Глава 3
Пансион находился на пригорке, поэтому вход сзади в подвал был на уровне первого этажа. Во дворе стояло несколько машин. Изнутри, из самой дальней комнаты подвального помещения, доносились звуки, очень напоминавшие громкие стоны и истошные крики. Пройдя коридором, заставленным коробками, ведрами и швабрами, я вошел в мастерскую. Окон не было, и комната освещалась висевшей под потолком электрической лампочкой.
У верстака ко мне спиной стоял широкоплечий парень и строгал зажатую в тиски доску. В его коротко стриженных рыжих волосах застряли опилки, под ногами хрустели стружки. Некоторое время я молча смотрел, как он энергично орудует рубанком, как под майкой перекатываются огромные мускулы, а затем окликнул его:
- Бобби!
Он резко повернулся к двери. Живые зеленые глаза. На верхней губе еле заметные рыжеватые усики. Если бы не поджатый рот и тяжелый материнский подбородок, он был бы хорош собой.
- Вы ко мне, сэр?
Когда он узнал, кто я такой и по какому делу, то попятился к увешенной инструментом стене и затравленно огляделся по сторонам, словно я нарочно заманил его сюда. В его руке угрожающе сверкнул острым лезвием рубанок.
- Надеюсь, вы не думаете, что я к этому причастен?
Он попытался улыбнуться, но улыбка получилась натянутой и какой-то жалкой. Трудно сказать, чего он боялся: сыщика, разыскивающего без вести пропавшую, или же вообще всего на свете.
- К чему "к этому"?
- К исчезновению Фебы.
- Если причастен, самое время сообщить об этом.
Его зеленые живые глаза погасли. Он в замешательстве посмотрел на меня и, изобразив гнев, крикнул:
- Да вы что, с ума сошли?! - Перебор. - С чего вы взяли, что я сюда замешан? - Он явно сам себя накручивал.
- Ты же первый заговорил на эту тему.
Он попытался - на манер своей мамаши - прикусить усики нижними зубами. Вообще, мне показалось, он еще не решил, кому подражать - отцу или матери.
- Ладно, Бобби, поговорим начистоту. Ты же был другом Фебы, иначе бы я к тебе не обратился.
- А с кем вы уже беседовали?
- Какая разница. Ты ведь дружил с ней, верно?
Тут он заметил, что сжимает в руке рубанок, и положил его на верстак.
- Я жить без нее не мог, - признался он, по-прежнему не смотря мне в глаза. - Это что, преступление?
- Бывает, что и преступление.
- Чего вы ко мне привязались? - Он медленно поднял голову. - Говорю же, я жить без нее не мог. И сейчас не могу. Уже два месяца жду не дождусь, когда она объявится, а тут еще вы со своими вопросами!
- Не ждать надо, а действовать.
- Что значит "действовать"? - Он развел руками, увидел, что они испачканы, и вытер их об грязную майку. - Что вы имеете в виду?
- Надо было пойти в полицию.
- Я хотел... - Сын своей матери: орудует челюстью, как мышеловкой.
- Что, мать не пустила?
- Я этого не говорил.
- Зато я говорю.
- Кто же это вам про нас лжет, а? Вы с кем разговаривали?
- С твоей матерью и с одной студенткой из пансиона.
- Допрашивать мать вы не имели никакого права. Она ничего плохого не сделала. Мать подумала, что Феба отправилась со своим отцом в плаванье. И я, между прочим, тоже так решил, - добавил он, помолчав. - Мы ждали от нее вестей. Мы же не виноваты, что она не писала. Могла бы хоть открытку прислать - распорядиться насчет вещей.
- Почему же от нее не было писем, как ты думаешь?
- Понятия не имею. Честное слово.
Все время оправдывается. "Может, я его напугал, надо бы с ним помягче", - подумал я и решил сменить тактику.
- Меня интересуют ее вещи. Не скажешь, где они?
- Пожалуйста, ее вещи на складе. Пойдемте. - Ему явно не терпелось поскорее уйти отсюда.
Нырнув под клапанами огромного котла и открыв ключом угловую дверь, Бобби ввел меня в крохотную каморку. Через высокое грязное окно в комнату пробивался слабый дневной свет, и Бобби повернул выключатель. При свете электрической лампочки я увидел несколько сложенных в углу чемоданов и шляпных коробок, а рядом - большой дорожный сундук, обклеенный ярлыками американских и иностранных отелей.
Когда Бобби Донкастер отпер своим ключом сундук и поднял крышку, изнутри пахнуло лавандой и юностью. Чего там только не было: бесконечные платья, юбки, свитера, кофточки, дорогое пальто с бобровым воротником. Щупая пальцами пальто, я поймал на себе ревнивый взгляд Бобби.
- Чемоданы тоже ее?
- Да.
- А в них что?
- Самые разные вещи: одежда, туфли, шляпы, книги, драгоценности, косметика.
- А ты откуда знаешь?
- Я эти чемоданы сам укладывал. Думал, Феба напишет, куда их послать.
- А почему ты не отправил их ей домой?
- Как-то не хотелось... Не хотелось, наверно, с ними расставаться. Кроме того, Феба говорила, что дома никого не будет, вот я и решил, пусть пока здесь полежат. Тут они у меня в целости и сохранности.
- Много, я смотрю, у нее вещей осталось, - сказал я. - Что ж она с собой-то взяла?
- По-моему, только дорожную сумку.
- И вы с матерью решили, что Феба отправилась в кругосветное путешествие с дорожной сумкой?
- По правде говоря, я не знал, что и думать. Если вы полагаете, что я знаю, где она, то вы ошибаетесь. Сильно ошибаетесь. Одна надежда на вас, - добавил он уже мягче.
- Ты можешь мне помочь.
Он очень удивился. Он вообще легко удивлялся.
- Каким это образом?
- Если расскажешь все, что ты про нее знаешь. Но сначала давай посмотрим, что в чемоданах.
Я опять стал рыться в вещах, но ничего интересного - писем, фотографий, дневника, записной книжки - так и не обнаружил. Очень возможно, все это Бобби предусмотрительно из чемоданов извлек.
- Это все?
- По-моему, да. Я вроде бы уложил то, что нашел. Помогала мне Долли Лэнг. Она жила... живет с Фебой в одной комнате.
- А на память ты ничего из ее вещей себе не брал?
- Нет. - Он смутился. - Такого за мной не водится.
- У тебя есть ее фотография?
- К сожалению, нет. Мы никогда фотографиями не обменивались.
- Ты говорил, что у нее остались книги. Где они?
Бобби вытащил из-за сундука тяжелую картонную коробку, в которой лежали книги, в основном учебники и справочные издания: зачитанные французская грамматика и словарь Ларусса, антология английских поэтов-романтиков, том Шекспира, несколько романов, в том числе романы Достоевского в английском переводе, пособия по психологии и экзистенциализму в мягких обложках. На форзаце значилось "Феба Уичерли" - судя по мелкому, четкому почерку, особа тонкая, чувствительная.
- Что она за человек, Бобби?
- Феба - необыкновенная девушка.
Можно подумать, что я в этом сомневался.
- Опиши мне ее, пожалуйста.
- Попробую. Для женщины она довольно высокого роста - пять футов, семь с половиной дюймов, стройная. Прекрасная фигура, красивые стриженые волосы.
- Какого цвета?
- Темно-русые, она почти блондинка. Мне она казалась очень хорошенькой, хотя некоторые бы со мной, наверно, не согласились. Когда ей было хорошо, когда она была в ударе, она была очень красива. У нее потрясающие темно-синие глаза и обворожительная улыбка.
- Насколько я понимаю, хорошо ей было далеко не всегда.
- Да, проблемы у нее были.
- Она делилась с тобой своими неприятностями?
- Не особенно. Но я знал, что у нее не все гладко. Вы, думаю, слышали: у нее разошлись родители. Но на эту тему она говорить не любила.
- Она что-нибудь рассказывала тебе про письма, которые ее родители получили прошлой весной?
- Какие письма?
- Письма с нападками на ее мать.
Он покачал головой:
- Первый раз слышу. Она вообще ни разу не говорила мне про свою мать. Это была запрещенная тема.
- И много у нее было таких запрещенных тем?
- Немало. Она не любила вспоминать прошлое, вообще говорить о себе. Детство у нее было трудное: родители никак не могли ее между собой поделить, и на Фебе это сказалось.
- В каком смысле?
- Ну, например, она сомневалась, надо ей иметь детей или нет, - думала, что из нее выйдет плохая мать.
- А вы обсуждали эту тему?
- Конечно, ведь мы собирались пожениться.
- Когда?
Он замялся и молитвенно поднял глаза на висевшую под потолком лампочку.
- В этом году, после окончания колледжа. Мы твердо решили. - Он оторвал глаза от гипнотической лампочки. - Что я теперь буду делать - не знаю.
- Странно, что твоя мать ни словом обо всем этом не обмолвилась. Она была в курсе ваших планов?
- Конечно. Сколько у нас с ней об этом разговоров было! Она считала, что мне еще рано жениться. Да и Фебу она недолюбливала.
- Почему?
Он криво усмехнулся:
- Просто мать меня к ней ревновала. И потом, она вообще не любила богатых.
- А ты?
- Мне безразлично, богатая она или нет. Справлюсь и без ее денег - учусь ведь я хорошо. По крайней мере учился хорошо - только в этом семестре стал отставать. Ничего, подтянусь - у меня ведь еще есть пара недель в запасе.
- А что произошло в этом семестре?
- Вы же сами знаете, - отозвался он, в растерянности смотря на раскрытые чемоданы. Зеленые глаза полузакрыты, нижняя губа оттопырена. - Давайте уйдем отсюда, - выговорил он наконец, энергично тряхнув головой.
- Почему же? Разговаривать и здесь неплохо.
- Я вообще не хочу больше с вами разговаривать. Мне надоели ваши намеки. Вы все время пытаетесь уличить меня во лжи.
- Просто мне кажется, Бобби, что ты от меня что-то скрываешь. Мне нужна полная информация.
- Не можем же мы стоять здесь целый день.
- Кто ж тебя заставляет стоять - садись.
Он даже не пошевелился.
- А что вы еще хотели узнать?
- Как она училась? - решил я задать нейтральный вопрос.
- Очень неплохо, на "хорошо" и "отлично". Феба специализировалась по французскому языку, она вообще была к языкам способна. В Болдер-Бич, по ее словам, ей было легче, чем в Стэнфорде, - здесь она чувствовала себя более раскованно.
На его лице вновь заиграла непроизвольная кривая улыбочка. Создавалось впечатление, что он сам над собой смеется.
- Что значит "более раскованно"?
- Я не специалист, - сказал он, неуклюже поводя своими могучими плечами. - Но нервы у нее никуда не годились - это сразу было видно. Сегодня она веселей некуда, а завтра мрачнее тучи. Я сказал, что ей необходимо пойти к врачу, но она ответила, что уже к психиатру обращалась.
- Когда?
- В прошлом году, в Пало-Альто. Впрочем, по-настоящему лечиться она не стала. Сходила пару раз на консультацию - и все.
- Как звали врача?
- Не знаю. На этот вопрос вам скорее ответит ее тетка, миссис Тревор. Она живет неподалеку от Пало-Альто.
- Ты Треворов знаешь?
- Нет.
- А других ее родственников?
- Нет.
- А с Фебой ты давно знаком?
Он ответил не сразу:
- С сентября, с тех пор, как она здесь учится. Меньше двух месяцев.
- И вы уже решили пожениться?
- Я-то сразу решил. Только ее увидел.
- Когда это было?
- В сентябре. Она пришла посмотреть комнату, а я в это время кухню красил.
- Странно, а я понял, что вы раньше познакомились.
- Значит, плохо поняли.
- Разве ты не познакомился с Фебой прошлым летом на пляже и не уговорил ее перевестись в здешний колледж?
Он глубоко задумался. На его лице и в глазах появилось какое-то отсутствующее выражение, и мне вдруг пришло в голову, что дело, за которое я взялся, - самое что ни на есть банальное: парень сошелся с девушкой, увидел, что она вот-вот проговорится, и убил ее.
- Ну да, - признался он наконец. - Так оно, собственно, и было.
- А зачем же тогда соврал?
- Не хотел, чтобы мать узнала.
- Я же не твоя мать.
- Да, но ведь вы уже с ней беседовали и, возможно еще будете.
- А почему ты скрывал это от матери?
- На всякий случай. Знай она, что мы с Фебой знакомы она могла бы отказать ей в комнате. Мать у меня человек подозрительный.
- Какое совпадение, и я тоже. Ты с Фебой спал?
- Нет. А и спал бы - ваше-то какое дело! Мы уже взрослые.
- Совершеннолетние, так скажем. Так спал или нет?
- Говорю же, нет. Когда хочешь на девушке жениться, никаких глупостей себе с ней не позволяешь. Мне, по крайней мере, так кажется.
- Где же вы познакомились?
- В местечке под названием Медсин-Стоун, к северу от Кармела. Я поехал туда в августе на недельку. Слышал, что в тех краях отличный серфинг. Феба жила там в это время у Треворов, и мы познакомились на пляже.
- "Мы познакомились" или ты с ней познакомился?
- Не передергивайте. Я учил ее серфингу, она рассказала, что хочет перевестись в другой колледж, и я порекомендовал ей Болдер-Бич. В Стэнфорде она бы все равно не осталась.
- И ты снял ей квартиру.
- Она сама попросила меня найти ей комнату в пансионе, - сказал он, покраснев.
- С милым и в шалаше рай.
Бобби стиснул кулаки, на его загорелых плечах огромными буграми вздулись мышцы. В какой-то момент мне показалось, что он собирается меня ударить. Что ж, может, это и к лучшему: глядишь, в сердцах и проговорится. Но парень сдержался.