- Поскольку прошлой весной у меня умерла жена, а вскоре после ее смерти ушла экономка - вероятно, переносить мой нрав без миссис Мандевилл ей стало совсем невмоготу, - я решил продать дом в Атертоне и перебраться в город. Уж не знаю каким образом, но этот прохвост Мерримен пронюхал про мои планы и предложил мне свои услуги, пообещав продать дом, да еще с пятидесятипроцентной выгодой. Я не бизнесмен, поэтому мне даже в голову не пришло, что подобное предложение само по себе является незаконным. "Старые моряки должны помогать друг другу", - сказал мне Мерримен: во время войны он тоже служил на флоте - правда, резервистом.
Как выяснилось, Мерримен всегда был проходимцем, впоследствии один мой знакомый из управления личного состава рассказывал, что в 1945 году Мерримену пришлось подать в отставку: в то время он занимал пост начальника хозяйственного снабжения в Одиннадцатом округе и, используя свое положение, продавал военнослужащим срочной службы участки земли в Сан-Диего. Ко всему прочему за ним водились карточные долги - Мерримен ведь ужасно азартен.
Тогда, к сожалению, я ничего этого не знал и согласился воспользоваться услугами Мерримена. По моему приглашению он явился ко мне, осмотрел дом и сделал вид, что остался им не слишком доволен; больше того, Мерримен стал говорить, что дом в неважном состоянии, водопроводная система устарела, необходим большой ремонт и так далее. Уходя, он заявил, что, учитывая напряженность денежного рынка, пятьдесят тысяч - самая большая сумма, на какую я могу рассчитывать.
Цифра эта показалась мне вполне приемлемой, ведь в свое время, лет тридцать назад, дом этот вместе с землей обошелся мне всего в двадцать пять тысяч. Неважно разбираясь в ценах на недвижимость, я решил, что стопроцентная прибыль - это совсем не так уж плохо.
Кроме того, - добавил капитан, - мне очень хотелось поскорее уехать из тех мест. Дом ведь строился для миссис Мандевилл, и после ее смерти я не находил себе места: каждая мелочь напоминала мне о покойной. В результате я продал его первому же покупателю. Он предложил пятьдесят тысяч, и мы тут же ударили по рукам.
- Кто это был?
- Имя его я забыл. Мне он сказал, что работает на радио и что его перевели из Лос-Анджелеса в Сан-Франциско. Как выяснилось, не столько перевели, сколько выгнали, - угрюмо хмыкнул старик. - Уже потом я узнал, что этот тип был ведущим музыкальных программ в какой-то захудалой радиокомпании на юге Калифорнии, а выгнали его за то, что он брал взятки со студий звукозаписи. На Полуострове он околачивался уже довольно давно, сидел без работы и снюхался с Меррименом - их часто видели вместе.
- Откуда вы все это знаете?
- От друзей, у меня их много. Я стал - увы, с опозданием - наводить справки и обнаружил, что, купив у меня дом за пятьдесят тысяч, этот прохвост - разумеется, при посредстве Мерримена - продал его миссис Уичерли за семьдесят пять. Мерримен таким образом, сделал "дуплет", как это у них называется.
- Как вы думаете, ваш покупатель действовал по инициативе Мерримена?
- Весьма вероятно. Мы с моим адвокатом решили обратиться в судебную комиссию по продаже недвижимости. Тяжб я никогда не любил, но когда у тебя из-под носа крадут треть суммы... - От бешенства он не смог закончить фразы.
- А кто ваш адвокат, капитан?
- Джон Бернс, человек абсолютно надежный. Я знаю его уже много лет по яхт-клубу. По словам Бернса, Мерримена не первый раз уличают в мошенничестве, но, надеюсь, в последний.
- По мнению Бернса, у вас есть шансы получить назад деньги?
- Бернс полагает, что шансы есть, если только воры эти деньги уже не спустили. С этими жуликами трудно иметь дело, однако мы намереваемся с помощью закона приструнить Мерримена: если он не выплатит мне разницы, то лишится патента. Может, хотя бы это на него подействует.
- А сам Мерримен об этом знает?
- Скорее всего. Я сообщил об этом его жене; неделю назад я пошел к нему домой - хотел с ним поговорить, но прохвост сбежал через черный ход. Его жена пыталась убедить меня, что мой дом действительно стоит никак не больше пятидесяти тысяч, а продать его за семьдесят пять мог только такой опытный агент, как ее муж. Но совершенно случайно мне стало известно, что на прошлой неделе мой бывший дом опять выставлен на продажу - на этот раз за восемьдесят тысяч!
Он в сердцах стукнул себя по колену своим жилистым кулаком.
- Будь они прокляты, эти мерзавцы! Торгаши, барышники, нелюди - всю страну к рукам прибрали! - Лицо капитана побагровело. - Зря я об этом заговорил. Волнуюсь - сосуды ни к черту! Пусть уж закон разбирается с такими, как Мерримен и его шайка.
- А вам не приходило в голову самому с ним рассчитаться?
Глаза капитана из горящих углей мгновенно превратились в ледышки:
- Я вас не понимаю, сэр.
- Я слышал, что вы угрожали Мерримену пистолетом.
- Да, этого я не отрицаю. Мне хотелось его припугнуть, но он побоялся говорить со мной с глазу на глаз. Спрятался, скотина, под юбкой у жены...
- Вы его сегодня видели, капитан Мандевилл?
- Нет, я уже довольно давно его не видал. Большого удовольствия от встречи с ним я не получаю, да и мой адвокат посоветовал мне держаться от него подальше.
- И вы послушали своего адвоката?
- Конечно. А на что вы, собственно, намекаете?
- Примерно три часа назад Мерримен был избит до смерти в вашем бывшем доме на Уайтокс-драйв.
Капитан изменился в лице.
- Избит до смерти? Такого конца никому не пожелаешь, но я бы не сказал, что вы меня очень огорчили.
- Скажите, капитан, это не ваших рук дело?
- Моих рук дело?! Да как вы смеете!
- А вдова Мерримена подозревает в убийстве вас. Так что не удивляйтесь, если в самое ближайшее время к вам нагрянет полиция. У вас есть алиби?
- Ваш вопрос неуместен.
- И тем не менее я обязан его вам задать.
- Зато я не обязан вам отвечать.
- Что верно, то верно.
Когда капитан Мандевилл вставал со стула, у него дрожали руки.
- Извольте уйти. Если придут представители закона, я охотно дам показания.
"Так они тебе и поверили", - подумал я, уходя.
Глава 10
До реки Сакраменто шоссе шло по залитой лунным светом, похожей на прерию равнине. При свете луны мост через реку напоминал въезд в средневековую крепость, хотя вместо старинных башен и крепостной стены на противоположном берегу маячили трущобы современного городка, а крадущиеся по ночным улицам проститутки и застывшие в подъездах подозрительные типы походили на призраки.
Отель "Чемпион" мало чем выделялся среди окружавших его трущоб; это было узкое шестиэтажное здание конца прошлого века с закопченным каменным фасадом, в котором когда-то, должно быть, размещался почтенный семейный пансион и которое теперь имело вид второразрядной гостиницы, где можно снять дешевый номер без удобств - за удобства ведь надо платить - и где останавливаются либо на ночь, либо навсегда.
В гриль-баре по соседству пели хором "Старую дружбу", а у дверей "Чемпиона" с суровым видом, будто от постояльцев отбоя не было, стоял небритый старик в выцветшем бордовом мундире. Увидав машину, он отделился от двери и мелкими шажками засеменил в мою сторону. Из-за старческих мозолей туфли у него были разрезаны в подъеме, да и сам он, маленький, высохший, с резким писклявым голоском, был похож на мозоль.
- Здесь стоянка запрещена, мистер. Если вам в отель нужно, заезжайте за угол - стоянка там. Хотите у нас переночевать?
- Почему бы и нет?
- Тогда - за угол и налево. Направо, впрочем, все равно нельзя: эта улица уже лет пять с односторонним движением. - Последнюю фразу швейцар произнес таким тоном, словно всю жизнь люто ненавидел одностороннее движение. - Машину лучше заприте, а вернуться в гостиницу можно переулком - так короче. Я включу свет над боковым входом. Взять ваш чемодан?
- Спасибо, он у меня легкий, - сказал я, а про себя подумал: "Легче не бывает".
Стоянка представляла собой прямоугольный дворик, со всех сторон окруженный высокими стенами опустевших на ночь контор. Прихватив с собой - исключительно для вида - портфель, я прошел переулком к боковой двери, где старик уже ждал меня. При ярком свете висящей над входом голой лампочки лицо его приобрело лимонно-желтый оттенок. Портфель он взял у меня как-то нехотя, словно на чаевые не рассчитывал.
В пустом холле за конторкой сидела женщина с глазами навыкате и дряблыми щеками. Она предложила мне на выбор комнату с ванной за два пятьдесят или без ванны - за два доллара. Ночевать мне здесь, по правде говоря, не хотелось - уж больно неуютный, жалкий вид был у этого заведения.
"Капитан, скорее всего, ошибся, а может, и обманул меня: едва ли миссис Уичерли могла остановиться в этой дыре", - подумал я и решил сначала попытаться что-нибудь про Кэтрин разузнать, а уж потом, если понадобится, коротать здесь ночь.
Женщина ощупывала меня своими выпученными глазами, мучительно соображая: то ли я слишком разборчив, то ли просто без гроша в кармане.
- Ну? Хотите с ванной за два пятьдесят или без ванны за два? Деньги вперед, - добавила она, метнув наметанный взгляд на мой потрепанный портфель, с которым застыл старый швейцар.
- Я готов заплатить вперед, но мне вдруг пришло в голову, что моя жена уже въехала в люкс.
- Ваша жена остановилась в "Чемпионе"?
- Должна была.
- А как ее... ваша фамилия?
- Уичерли.
Толстая женщина и небритый старик обменялись взглядами, значение которых осталось для меня неясным.
- Ваша жена недолго жила здесь, - вкрадчивым голосом сказала администратор, словно бы утешая, даже жалея меня. - Но сегодня вечером, всего час назад, она уехала.
- Куда?
- К сожалению, своего адреса она нам не оставила.
- Она уехала из города?
- Простите, сэр, но нам это неизвестно. - Судя по всему, администраторша говорила правду. - Комнату брать надумали или нет?
- Я возьму номер с ванной, - сказал я. - Всю жизнь мечтал принять ванну.
- Пожалуйста, - невозмутимо отозвалась она. - Я поселю вас в 506-м. Распишитесь.
Я поставил подпись Гомера Уичерли - в конце концов он же оплачивал расходы - и вручил администратору пятидесятидолларовый банкнот, разменять который оказалось делом непростым. Пересчитывая сдачу, я поймал на себе плотоядный взгляд швейцара.
Когда мы со стариком, поднявшись на пятый этаж, остались одни в комнате, он поднял окно и в ожидании - возможно, напрасном - чаевых сказал:
- Я, может быть, смогу помочь вам найти вашу супругу.
- Ты знаешь, где она?
- Я этого не говорил. Я сказал "может быть". Глаза и уши ведь у меня имеются. - Он ткнул пальцем в свой слезящийся глаз и подмигнул.
- Что же подсказывают тебе твои глаза и уши?
- Так прямо вам все и расскажи. Вы ведь ей как-никак муж, а я ей вреда не хочу. Она, бедняжка, и без того натерпелась. Да вы сами знаете, жена-то она ваша, не моя.
- Я ей тоже зла не желаю.
- И на том спасибо. Ей зла в жизни хватает. Впрочем, это вы тоже знаете, так ведь?
- Какая разница, что знаю я. Лучше расскажи, что ты знаешь!
- Я никому вредить не хочу. - Его подслеповатые глаза скользнули по портфелю, который он поставил на плетеную подставку у стены. - У вас там случайно пистолета нет? На ощупь вроде бы есть. А я стрельбы страх как не люблю.
- Никакой стрельбы не будет. Мне нужно только найти миссис Уичерли и поговорить с ней.
Я уже начинал жалеть, что решил выдать себя за Гомера Уичерли. Я-то надеялся, что таким образом кое-что узнаю про его жену, а на меня свалилась масса совершенно не нужных сведений.
- Вам пистолет не понадобится, - сказал старик, пятясь к двери. - Джерри Дингмен плохого не сделает.
- Пойми, я прихватил пистолет, потому что у меня с собой много денег.
- Правда? - Старик замер.
- Я готов заплатить тебе за информацию, Джерри.
Он опустил голову и уставился на свои разрезанные туфли, из которых, точно крупные картофелины, выступали распухшие пальцы ног.
- Мне пришел счет на пятнадцать долларов от доктора Броха, который лечит мне ноги, а заплатить нечем.
- Я этот счет оплачу, не беспокойся.
- Вот спасибо, сынок, - с чувством сказал швейцар. - И много ты мне заплатишь?
- Чем больше расскажешь, тем больше заплачу. Деньги у меня есть, ты же сам видел. Куда она поехала, Джерри?
- По тому, что говорилось, пока я укладывал вещи в машину, получается, что в отель "Гасиенда". Во всяком случае, она спросила своего спутника, хорошо ли там, а он ей ответил, что место хорошее, только далеко ехать, и это чистая правда. "Гасиенда" - роскошный курортный отель за городом, - пояснил старик.
- Стало быть, она поехала туда не одна.
- Эх, черт, проговорился. Вот что значит длинный язык.
- Опиши-ка мне ее спутника.
- Да я его толком не рассмотрел. В машине он сидел отвернувшись: не хотел, наверно, чтобы его видели. А до этого он поднялся к ней по черной лестнице, лифтом не воспользовался, да и в отель вошел потихоньку, не через центральный вход, а сбоку. Я сразу сообразил, что он у нас не живет, и пошел за ним следом - мало ли что он там задумал. Поднимается он по лестнице, стучится к ней, входит, слышу - он ее нежно так, нараспев, по имени называет. Ну, думаю, значит, все в порядке. Знаете, я даже подумал, что он и есть ее муж.
- Почему ты так решил? Из их разговора?
- Какой там разговор! Я слышал только, что он, войдя, назвал ее "Кэтрин" и голос у него вроде бы очень ласковый был. А потом дверь закрылась, и больше я ничего не слышал. Минут через двадцать она пошла выписываться, а он спустился к машине.
- Какая у них была машина?
- Новый "шевроле", кажется.
- А она охотно с ним поехала?
- Не то слово. Я ни разу не видал ее такой счастливой, как в тот вечер. Раньше-то она понурая ходила, как в воду опущенная. В жизни не встречал женщины несчастней.
- И сколько же времени она прожила здесь?
- Недели две. Честно говоря, странно было ее здесь видеть. Отель у нас вполне приличный, но такие, как она, обычно в нем не останавливаются. У нее ведь и туалетов полно, и чемоданы дорогие. Да вы это и сами знаете.
- А что она здесь делала, как по-твоему?
- Пряталась от вас, надо думать, - хмыкнул он. - Уж вы меня извините.
- Извиняю. И все же попробуй описать мне ее спутника.
- Сейчас, дайте вспомнить. Крупный мужчина, не такой, правда, как вы, но гораздо больше меня. Одет хорошо: темный пиджак, шляпа. Шляпу-то он на нос надвинул, а сам - я уже говорил - отвернулся, поэтому я его не разглядел.
- На этого человека похож? - спросил я и описал старику внешность Гомера Уичерли.
- Есть сходство, но не поручусь.
- Какого он возраста?
- В летах. Вас постарше будет. Но зато моложе того старикана, который навещал ее на прошлой неделе. Его-то я хорошо запомнил.
- Худой старик с седыми усами?
- Он самый. Его вы, выходит, знаете. Я поднял его на лифте, проводил до ее двери, но она его не пустила. Даже дверь не открыла. Он крик поднял на всю гостиницу, но мне на чай дать не забыл, - мечтательно добавил Джерри. - Кстати, кто-то, кажется, обещал мне пятнадцать долларов.
- Не волнуйся, получишь. У миссис Уичерли были еще посетители?
- Послушайте, мистер, вы меня тоже поймите: не могу ж я с вами всю ночь тут языки чесать. Надо и в холле появиться, а то миссис Силвадо, наш администратор, живьем меня съест.
- Ты не ответил на мой вопрос. У миссис Уичерли были еще посетители?
- Одного помню, но о нем я вам после расскажу, а сейчас спущусь вниз - пусть миссис Силвадо видит, что я не отлыниваю. Вернусь, как только смогу. Только уж вы мне сейчас заплатите.
Я протянул ему двадцать долларов, он вцепился в банкнот своими скрюченными пальцами и тут же переправил его в бездонный карман выцветшего мундира.
- Премного благодарен. Когда вернусь, принесу сдачу.
- Лишнюю пятерку тоже можешь оставить себе. У меня будет к тебе еще одна просьба. Какую комнату занимала моя жена?
- В конце коридора, на третьем этаже. Номер 323.
- Эта комната сейчас занята?
- Нет, такие номера сдаются у нас только на всю неделю. Его еще даже не убирали.
- Пустишь меня внутрь?
- Господь с вами, мистер! Да меня же за это выгнать могут. Я ведь тут без малого сорок лет работаю, с тех самых пор, как из-за лишнего веса пришлось из жокеев уходить. Они только и ждут, как меня на пенсию выставить.
- Будет тебе, Джерри. Никто ведь не узнает.
Но старик так энергично замотал головой, что из-под фуражки выбились седые лохмы.
- Нет, сэр, и не просите. Я в номера пускаю только тех, кому ключ выдали.
- Но ты же можешь забыть свою отмычку. Оставь ее у меня на комоде.
- Нет, сэр, не полагается.
Но отмычку он все же оставил. Чего не сделаешь ради чаевых за сорок лет работы в гостинице! Впрочем, и двадцать лет работы сыщиком тоже не проходят бесследно.
Я спустился по пожарной лестнице и вошел в номер 323. Такая же комната, как моя: стандартные ванна, кровать с торшером, комод, письменный стол у окна, плетеная подставка для чемоданов. И еще - гнетущая атмосфера несчастья и остановившегося времени.
Дверцы комода были распахнуты, с пустой полки одиноко свешивался нейлоновый чулок со спущенной петлей. В стенном шкафу, пол которого был усыпан дустом от мышей, висели лишь витые проволочные плечики. На полке в ванной я обнаружил рассыпанную пудру и зеленую склянку с таблеткой аспирина на дне. Полотенца были еще влажные.
За кроватью я нашел корзину для мусора, забитую скомканными газетами и салфетками с пятнами розовой помады. Рядом с корзиной на полу стояла бутылка, на донышке которой плескались остатки виски.
Я вытащил из корзины газеты и просмотрел их. Развернув самый свежий, двухдневной давности номер "Пчелы из Сакраменто", я обратил внимание, что в колонке объявлений было обведено карандашом сообщение о том, что на следующий день в гавань Сан-Франциско прибывает "Президент Джексон" - как видно, Кэтрин Уичерли с нетерпением ждала возвращения мужа.
И о дочери она, судя по всему, тоже не забывала, ибо, когда я встал с кровати, свет от торшера упал на окно, и я увидел какую-то надпись на пыльном стекле. Окно выходило в переулок, напротив подымалась глухая кирпичная стена, на фоне которой нацарапанное крупными буквами слово "Феба" казалось выбитым на надгробии.
От темного окна повеяло неизвестностью, мне стало как-то не по себе, учащенно забилось сердце, но тут отдававшееся в ушах сердцебиение потонуло в шуме лифта, который зарокотал в недрах здания, словно проснувшийся вулкан.
Я закрыл дверь бывшего номера бывшей миссис Уичерли и со всех ног помчался наверх по пожарной лестнице, чтобы не отстать от лифта - такого же нерасторопного и старого, как и подымавшийся в нем швейцар. Когда Джерри Дингмен постучал в дверь, я уже был на месте.
В руках он держал бутылку пива.
- Что делается внизу? - спросил я.