- Ходили слухи, - глухо промолвила она. - Нелепые грязные слухи. Как всегда бывает, когда в семье размолвка. Возможно, их распускал сам Макги. Я знаю, что его адвокат настаивал на этой версии. А мне оставалось только сидеть и слушать, как он пытается очернить имя моей сестры, после того как его подзащитный уже отправил ее на тот свет. Но судья Гахаган внятно объяснил присяжным, что это всего лишь версия, лишенная каких бы то ни было оснований.
- Кто был адвокатом Макги?
- Старая лисица Джил Стивенс. К нему обращаются только виновные, и он обирает их до последней нитки, обещая вытянуть из непрятностей.
- Но Макги ему не удалось вытянуть.
- Чуть не удалось. Десять лет - ничтожная цена за убийство. Он должен был получить смертную казнь. Его нужно было убить.
Она была неумолима. Энергичным жестом руки она откинула назад упавшую на лицо прядь волос. Ее седеющая голова была уложена одинаковыми маленькими завитками, напоминавшими море на старых чеканках. Такая непримиримость, подумал я, может быть вызвана двумя причинами - праведной уверенностью или угрызениями совести, которые порождают сомнения в своей правоте. Я не знал, сообщать ли ей о новой версии Долли, но в конце концов решил найти время и проинформировать ее об этом до своего отъезда.
- Мне необходимы подробности убийства. Вам не слишком тяжело будет к ним вернуться?
- Я могу многое перенести. Что вам надо?
- Как это случилось?
- Я была на собрании "Дочерей Отечества". В тот год меня выбрали президентом местной группы. - Воспоминания об этой деятельности помогли ей вернуться в прошлое.
- И все же, думаю, вы знаете об этом больше, чем кто-либо другой.
- Несомненно. За исключением Тома Макги, - напомнила она мне.
- И Долли.
- Да, и Долли. Ребенок был здесь, в доме, с Констанцией. Они к этому времени жили со мной уже несколько месяцев. В половине десятого девочка поднялась наверх. Констанция шила внизу. Моя сестра замечательно шила, почти вся одежда Долли была сделана ею. В тот вечер она шила ей платье. Оно все было запачкано кровью.
Казалось, мисс Дженкс была не в состоянии забыть тот суд. Ее взгляд помутнел - она снова и снова проигрывала ритуал судебного заседания в своей душе.
- При каких обстоятельствах было совершено убийство?
- Очень простых. Он вошел через парадную дверь, уговорив Констанцию открыть ему.
- Как ему удалось это сделать? Она ведь уже знала о его дурных намерениях.
Она отмела мое возражение одним движением руки.
- Он мог уговорить кого угодно. Как бы там ни было, между ними состоялся разговор. Видимо, он, как всегда, уговаривал ее вернуться к нему, а она отказывалась. Долли слышала их голоса, постепенно накалявшиеся в ходе спора.
- Где она находилась?
- Наверху, в спальне. - Мисс Дженкс указала на потолок веранды. - Скандал разбудил ребенка, и она услышала выстрел. Она подошла к окну и увидела, как Макги бежит к улице с дымящимся револьвером в руке. Она спустилась вниз и обнаружила свою мать в луже крови.
- Она была еще жива?
- Нет, уже мертва. Смерть наступила мгновенно, выстрел пришелся прямо в сердце.
- Какой системы было оружие?
- Шериф полагал, что это револьвер среднего калибра. Его так и не нашли. Вероятно, Макги выбросил его в море. Его арестовали в Пасифик-Пойнт на следующий день.
- По показаниям Долли?
- Бедняжка, она была единственной свидетельницей.
Мы словно подписали негласное соглашение, что Долли существует только в прошлом. Как бы там ни было, но напряжение между нами рассеялось, возможно, потому, что мы оба избегали вопроса о ее сегодняшнем положении. Я воспользовался этим и спросил мисс Дженкс, не могу ли я осмотреть дом.
- Зачем вам это нужно?
- Вы очень хорошо описали убийство. Теперь я хочу попробовать соотнести ваш рассказ с реальной обстановкой.
- У меня осталось совсем мало времени, и, честно говоря, я не знаю, смогу ли я все это вынести, - с сомнением заметила она. - Я очень любила сестру.
- Я понимаю.
- Что вы пытаетесь доказать?
- Ничего. Просто хочу понять, как все это случилось. Ведь это моя работа.
Работа, обязанность - эти слова для нее кое-что значили. Она встала, открыла переднюю дверь и указала на место, где лежало тело ее сестры. Естественно, на вышитом коврике уже не осталось следов убийства, совершенного десять лет назад. В доме вообще не было никаких следов, след оставался лишь в душе Долли и, судя по всему, ее тетки.
Меня удивило то, что обе - мать Долли и Элен - были убиты в дверях своего дома оружием одного калибра, которое, возможно, держала одна и та же рука. Я не сказал об этом мисс Дженкс. Это привело бы только к очередному взрыву ее ненависти к Макги.
- Выпьете чашку чая? - неожиданно спросила она.
- Спасибо, нет.
- Может, кофе? Я пью растворимый. Это быстро.
- Хорошо. Спасибо.
Она оставила меня в гостиной одного. Гостиная была отделена от столовой раздвижными дверями и обставлена старой темной мебелью прошлого века. На стенах вместо картин висели разнообразные высказывания. Одно из них напомнило мне дом моей бабушки. Оно гласило: "Он - Молчаливый Свидетель любого разговора". Это же высказывание, вышитое бабушкиной рукой, висело у нее в спальне. Поэтому она всегда разговаривала шепотом.
В углу стоял большой рояль, закрытый на ключ. Я попробовал открыть крышку, но она не поддалась. На рояле стояла фотография - две женщины и девочка. В одной из них я узнал мисс Дженкс. Она выглядела столь же величественно, хотя была и моложе. Другая женщина, гораздо более миловидная, держалась с наивной серьезностью провинциальной красавицы. Обе они держали за руку девочку - Долли в возрасте лет десяти.
Мисс Дженкс раздвинула двери и вошла в комнату с кофейным подносом в руках.
- Это мы втроем. - Она сказала это таким тоном, как будто две женщины и ребенок и составляют полноценную семью. - А это рояль моей сестры. Она замечательно играла. А я так и не научилась.
Она протерла очки. Трудно сказать, отчего они запотели - от охвативших ее воспоминаний или от кофейного пара. Она принялась рассказывать о детских достижениях Констанции - награда за исполнительское мастерство, награда за голосовые данные, замечательные успехи в школе, особенно по французскому языку, - все говорило за то, что она, как и Алиса, должна поступить в колледж, но тут как раз и возник этот сладкоречивый дьявол Макги...
Я не стал допивать кофе и вышел в холл. Там попахивало плесенью, которая так часто заводится в старых домах. На стене висели оленьи рога, рядом стояло зеркало. Увидев свое отражение, я подумал, что похож на привидение, пытающееся вернуться в глубины прошлого. Да и женщина, шедшая за мной, скорее, напоминала призрак, пустую оболочку, лишенную жизни. Казалось, от нее тоже исходил запах плесени.
В конце холла находилась лестница, устланная резиновым ковриком. Я направился к ней.
- Вы не возражаете, если я взгляну на комнату Долли?
Она не успела возразить.
- Теперь я занимаю эту комнату.
- Я ничего не трону.
Шторы были опущены, она зажгла для меня свет. Лампу прикрывал розовый абажур, придававший всей комнате розоватый оттенок. На полу лежал толстый и мягкий, розовый ковер. Поистине королевская кровать была накрыта розовым покрывалом. Оборки из розового шелка свисали с изысканного трюмо, этим же шелком было обито кресло.
У окна стоял стул с высокой спинкой, также обитой розовой тканью, рядом на полу лежал открытый журнал. Мисс Дженкс проворно подняла его и свернула, чтобы скрыть обложку. Но мне хватило одного взгляда, чтобы узнать издание, - это была "Настоящая любовь".
Я направился к окну, по щиколотку утопая в розовом пуху ее фантазий, и приподнял штору. За окном виднелась терраса, за ней перечное дерево и моя машина. По улице снова катили трое мексиканцев на велосипеде: один - на руле, другой - на сиденье и третий - на багажнике, только теперь за ними еще бежала рыжая дворняжка.
- Так нельзя ездить, - произнесла мисс Дженкс из-за моего плеча. - Надо будет сказать о них прокурору. И этой собаке нельзя бегать без поводка.
- Но она абсолютно безобидна.
- Может, и безобидна, но два года назад у нас был случай бешенства.
- Меня больше интересуют события десятилетней давности. Какого роста была тогда ваша племянница?
- Она была высокой девочкой для своего возраста. Около четырех с половиной футов. А в чем, собственно, дело?
Я встал на колени, что соответствовало названному росту. Из такого положения я видел кружевные ветки перечного дерева и большую часть своей машины, все остальное было скрыто. Фигуру человека, вышедшего из дома, можно было бы увидеть не менее чем в сорока футах от дверей. Конечно, я проводил свой эксперимент в спешке и экспромтом, но его результат заставил меня задать вопрос, который все время крутился в моей голове:
- Вечер был темный? - Я встал с колен.
Она прекрасно поняла, что я имел в виду.
- Да. Было темно.
- Я не вижу уличных фонарей.
- Да. У нас нет уличного освещения. У нас бедный город, мистер Арчер.
- Луна светила?
- Нет. По-моему, нет. Но у моей племянницы превосходное зрение. Она различала даже крапинки на птицах...
- По вечерам?
- Ну всегда ведь есть какой-то свет. Как бы там ни было, она бы узнала своего отца. - Подумав, мисс Дженкс поправилась: - Она его и узнала.
- И сказала вам об этом?
- Да. Я была первой, кому она это сказала.
- Вы не расспрашивали ее о подробностях?
- Нет. Она была слишком потрясена. Я не хотела подвергать ее мучениям.
- Но вы, не задумавшись, сделали это, заставив ее выступить в качестве свидетеля на суде.
- Это было необходимо, необходимо для того, чтобы вынести обвинение. И это не принесло ей вреда.
- Доктор Годвин придерживается другого мнения. Он считает, что вред, нанесенный ей этим, сказывается и по сей день, что он и вызвал нынешнее состояние Долли.
- Мы с доктором Годвином придерживаемся разных мнений по этому вопросу. Если вам интересно мое мнение, я считаю, что он вообще опасный человек. Он не уважает власти, а я не испытываю доверия к таким людям.
- Ну когда-то вы доверяли ему. Вы же направили к нему лечиться свою племянницу.
- Тогда я о нем ничего не знала.
- Скажите, а почему вы решили, что она нуждается в медицинской помощи?
- Сейчас. - Она все еще пыталась сохранить дружеский тон, хотя мы оба чувствовали, что внешняя благопристойность скрывает нашу неприязнь друг к другу. - Долли плохо успевала в школе. Ее не любили, она чувствовала себя несчастной. Ничего удивительного при таких родителях - я имею в виду ее отца, который превратил их семейную жизнь в кошмар. Я решила помочь девочке. Мы ведь живем не в деревне, - произнесла она таким тоном, словно сама сомневалась в справедливости своего утверждения. - Даже живущие на благотворительные пособия могут позволить себе консультацию, если они в ней нуждаются. И я убедила сестру отвезти девочку в Пасифик-Пойнт к доктору Годвину. Авторитетнее его у нас в то время никого не было. Констанция возила ее к нему по субботам почти целый год. Состояние ребенка значительно улучшилось - этого у доктора Годвина не отнять. Да и Констанция стала чувствовать себя увереннее, счастливее, веселее.
- Она тоже лечилась?
- Думаю, что да, во всяком случае, еженедельные поездки в город ей помогли. Она вообще хотела переехать в город, но на это не было денег. Поэтому, уйдя от Макги, она переехала ко мне. Это ей немного помогло. Но для Макги было невыносимо видеть, как к ней возвращается достоинство. И он убил Констанцию, как мясник.
Чувствовалось, что и десять лет спустя ее мысли неотступно крутятся вокруг одного и того же.
- Почему вы прервали курс лечения Долли? Ведь после случившегося она нуждалась в нем более, чем когда-либо.
- Ее было некому возить. Я работаю по субботам. Ведь когда-то я должна заниматься делами. - Она смущенно умолкла, что случается с честными людьми, которые могут лишиться дара речи, если им приходится быть неискренними.
- И, кроме того, вы поссорились с Годвином из-за свидетельских показаний вашей племянницы.
- Да, и я не стыжусь этого, что бы он там ни говорил. Я не причинила ей зла, позволив выступить против отца. Может, это даже послужило ей во благо. Во всяком случае, ей нужно было освободиться от гнета пережитого.
- Как выясняется, ей не удалось этого и по сей день. Все сохранилось в ее памяти. - "Впрочем, как и в вашей, мисс Дженкс", - подумал я. - Хотя теперь она рассказывает о происшедшем несколько иначе.
- Иначе?
- Она говорит, что не видела своего отца в день убийства. Она отрицает какую бы то ни было его причастность к убийству.
- Кто вам это сказал?
- Годвин. Он с ней разговаривал сегодня. И она сказала ему, что солгала в суде, потому что так хотели взрослые. - Я преодолел искушение продолжить, вовремя вспомнив, что почти наверняка она все передаст своему другу шерифу.
Она посмотрела на меня так, словно я подверг сомнению дело всей ее жизни.
- Я убеждена - он исказил смысл ее слов. Он использует Долли, чтобы доказать свою правоту.
- Сомневаюсь, мисс Дженкс. Годвин сам не верит тому, что она говорит.
- Вот видите! Она или сошла с ума, или говорит неправду! И не забывайте - в Долли течет кровь Макги! - Она смутилась от собственной горячности и, отведя взгляд, принялась оглядывать свою розовую комнату, словно ища свидетелей абсолютной бескорыстности собственных намерений. - Простите, я не хотела. Я люблю свою племянницу. Просто... копаться в прошлом оказалось труднее, чем я думала.
- Извините меня. Я уверен, что вы любите свою племянницу и что вы не могли заставить ее солгать на суде.
- Кто это сказал?
- Никто. Я же говорю, что вы не та женщина. Вы не могли так поломать душу ребенка.
- Нет, - подтвердила она. - Я не имею никакого отношения к обвинениям, выдвинутым Долли против своего отца. Она рассказала мне все тем же вечером, через полчаса после того, как все это случилось. И я ни минуты не сомневалась в том, что она сказала. Это было слишком похоже на правду.
Но зато я сомневался, что мисс Дженкс говорит правду. Я не хочу сказать, что она лгала, скорее, просто скрывала что-то. Она говорила тихо и осторожно, как бы опасаясь того свидетеля, о котором напоминало изречение, висевшее в гостиной. Взгляда моего она продолжала избегать, краска медленно поднималась от ее тяжелой шеи к лицу.
- Я сомневаюсь в физической возможности опознать кого бы то ни было, даже собственного отца, на таком расстоянии темным вечером, не говоря уже о дымящемся револьвере в руке, - произнес я.
- Но следствие признало эти показания Долли. Ей поверили и шериф Крейн, и окружной прокурор.
- Полицейские и прокуроры всегда с радостью принимают улики или псевдоулики, которые их устраивают.
- Но Том Макги виновен. Он виновен.
- Возможно.
- Так почему же вы пытаетесь убедить меня, что нет? - Краска стыда, как это часто бывает, постепенно превращалась в краску гнева. - Я не хочу вас слушать.
- На вашем месте я поступил бы наоборот. Ведь вы ничего не теряете. Я пытаюсь расследовать старое дело только потому, что через Долли оно связано с делом Хагерти.
- Вы считаете, что она убила мисс Хагерти?
- Нет. А вы?
- Шериф Крейн считает ее основной подозреваемой.
- Он вам так сказал, мисс Дженкс?
- Почти. Он спросил у меня, как я отнесусь к тому, что он вызовет ее на допрос.
- Ну и как вы отнесетесь?
- Не знаю, я так расстроилась. Я давно не видела Долли. Она вышла замуж, не сообщив мне. Она всегда была хорошей девочкой, но ведь она могла измениться.
У меня было такое чувство, что это вырвалось из самой глубины сердца мисс Дженкс: "Она всегда была хорошей девочкой, но ведь она могла измениться".
- Почему бы вам не позвонить Крейну и не попросить у него отложить допрос? Ваша племянница нуждается в бережном отношении.
- Так вы считаете, что она невиновна?
- Я уже сказал. Попросите его отложить допрос, иначе он проиграет на следующих выборах.
- Я не могу это сказать. Он занимает более высокий пост в округе. - Она уже было задумалась над этим, но движением головы отогнала от себя эту мысль. - Ну вот, больше я не могу уделить вам ни минуты. Вероятно, уже начало первого.
Мне пришлось уйти. Это был длинный час. Она проводила меня вниз до веранды, и, когда мы прощались, мне показалось, что она хочет сказать что-то еще. Ее лицо приняло выжидающее выражение, но за этим ничего не последовало.
Глава 12
Туман стал не таким густым у побережья, но солнце не выглянуло, и рассеянный белый свет слепил глаза. Портье в мотеле сообщил мне, что Алекс с мужчиной постарше уехал в новом "крайслере". Его собственная машина находилась на стоянке.
Я купил сандвич и съел его у себя в комнате, потом кое-кому позвонил. Дежурный в суде ответил, что получить сегодня стенограммы невозможно, так как все закрыто на уик-энд. Я набрал номер офиса Джила Стивенса, который столь безуспешно защищал Макги. Его автоответчик сообщил мне, что он в Бальбоа и я не смогу связаться с ним, так как он пробудет на яхте сегодня и завтра.
Я решил заехать к Джерри Марксу, младшему адвокату, выступавшему на защите миссис Перрин. Его офис располагался в новом торговом центре неподалеку от мотеля. Джерри был не женат и настолько честолюбив, что вполне мог оказаться на работе в субботу днем.
Входная дверь была открыта, и я вошел в приемную, уставленную кленовой мебелью с ситцевой обивкой. Место секретаря за стеклянной перегородкой пустовало, но сам Джерри был у себя в кабинете.
- Как дела, Джерри?
- Все в порядке.
Он осторожно посмотрел на меня поверх огромного тома, озаглавленного "Правила дачи свидетельских показаний". Он был не слишком искушен в криминальной практике, зато компетентен и честен. Интеллигентные карие глаза освещали его лицо и придавали ему мягкость.
- Как миссис Перрин? - спросил я.
- Я не видел ее с тех пор, как ее освободили, и не собираюсь. Я редко встречаюсь со своими бывшими клиентами. Наверное, для них я и суд - одно и то же.
- Со мной то же самое. Ты свободен?
- Да, и собираюсь некоторое время побыть в этом состоянии. Я поклялся себе, что у меня будут свободные выходные, без всяких убийств или неубийств.
- Значит, ты уже знаешь о деле Хагерти.
- Естественно, весь город уже знает.
- И что ты знаешь?
- На самом деле не очень много. Кто-то в суде сказал моей секретарше, что эта дама, профессор, была убита своей студенткой. Забыл, как ее зовут.
- Долли Кинкейд. Ее муж - мой клиент. Она сейчас в больнице под наблюдением врача.
- Психованная?
- Ну, это зависит от того, что ты вкладываешь в это понятие. Ситуация достаточно сложная, Джерри. Вряд ли она могла бы быть освобождена по причине невменяемости. Но, с другой стороны, я очень сомневаюсь и в том, что она имеет отношение к убийству.
- Пытаешься втянуть меня в это дело, - подозрительно констатировал он.
- Ничего не пытаюсь. Вообще-то я приехал к тебе просто за информацией. Что ты думаешь о Джиле Стивенсе?
- Местный старейшина. Съезди к нему.