– Вы же знаете, как это бывает. Когда крутишься то здесь, то там, пытаешься воспользоваться почти любой подвернувшейся возможностью.
Гилд недовольно посмотрел на него.
– Напрасно ты не сказал мне об этом с самого начала. Где ты был в тот день, когда ее убрали?
Маленький человечек подскочил, словно его укололи булавкой.
– Боже милостивый, лейтенант, неужели вы думаете, что я имею к этому делу какое-то отношение? С чего это мне понадобилось бы убивать ее?
– Где ты был?
Тонкие губы Нанхейма нервно подергивались.
– Какой был день, когда ее?..
Он оборвал фразу, так как дверь в спальню открылась.
Из спальни, держа в руке чемодан, вышла пышнотелая женщина. Она была полностью одета для выхода на улицу.
– Мириам, – сказал Нанхейм.
Она посмотрела на него мутным взглядом и сказала:
– Терпеть не могу подлецов, но если бы я их любила, я бы терпеть не могла подлецов-стукачей, а если бы даже я и любила подлецов-стукачей, то тебя все равно бы терпеть не могла. – Она повернулась к входной двери.
Гилд, поймав Нанхейма за руку, чтобы не дать ему броситься вслед за женщиной, повторил:
– Где ты был?
Нанхейм крикнул:
– Мириам! Не уходи. Я исправлюсь, я сделаю все, что угодно. Не уходи, Мириам.
Она вышла и захлопнула дверь.
– Пустите меня, – умолял Нанхейм Гилда. – Пустите, я приведу ее назад. Я жить без нее не могу. Я только приведу ее назад и расскажу вам все, что захотите. Пустите, я должен ее вернуть.
Гилд сказал:
– Чушь. Садись. – Он подтолкнул маленького человечка к стулу. – Мы пришли сюда не затем, чтобы смотреть, как вы с этой бабой танцуете ритуальные танцы. Где ты был в тот день, когда убили секретаршу?
Нанхейм закрыл лицо руками и зарыдал.
– Если будешь и дальше прикидываться, – сказал Гилд, – Я тебе таких тумаков наваляю...
Я плеснул в стакан немного виски и протянул его Нанхейму.
– Спасибо вам, сэр, спасибо. – Он выпил виски, закашлялся и, вытащив грязный носовой платок, принялся вытирать им лицо. – Я не могу так сразу вспомнить, лейтенант, – заныл он. – Может, я был в заведении Чарли, а может, и здесь. Мириам наверняка вспомнит, если вы позволите мне вернуть ее.
Гилд сказал:
– К черту Мириам. Как тебе нравится идея попасть в кутузку за то, что не можешь вспомнить?
– Дайте мне одну минуту, я вспомню. Я не прикидываюсь, лейтенант. Вы же знаете, я всегда выкладываю вам все до последнего. Сейчас мне просто плохо. Посмотрите на мое запястье. – Он протянул правую руку и показал нам запястье, которое начало опухать. – Погодите одну минуту. – Он опять закрыл лицо руками.
Гилд подмигнул мне, и мы принялись ждать момента, когда память маленького человечка вновь заработает.
Неожиданно Нанхейм отнял руки от лица и громко засмеялся.
– Черт возьми! Поделом мне было бы, если бы вы меня зацапали! В тот день я был... Погодите, я вам покажу. – Он направился в спальню.
Через несколько минут Гилд позвал:
– Эй, мы не собираемся торчать тут до утра. Давай поскорее.
Ответа не было.
Когда мы вошли в спальню, она оказалась пуста, а открыв дверь в ванную, мы обнаружили, что и ванная тоже пуста. Окно в ванной было отворено, за ним виднелась пожарная лестница.
Я ничего не сказал и постарался не выразить своим видом то, что думаю.
Гилд сдвинул шляпу со лба чуть назад, сказал:
– Зря он это сделал, – и направился к телефону в гостиной.
Пока он звонил, я покопался в тумбочках и шкафах, ничего не нашел. Искал я не слишком тщательно и оставил это занятие, как только Гилд привел полицейскую машину в действие.
– Надеюсь, мы быстро его найдем, – сказал он. – У меня есть новости. Мы установили, что Йоргенсен и Розуотер – одно и то же лицо.
– А как вы это установили?
– Я послал человека побеседовать с той девушкой, которая подтвердила его алиби, с Ольгой Фентон, и он, в конце концов, вытянул из нее эту информацию. Правда, он говорит, что относительно алиби ему ничего не удалось добиться. Я поеду к ней и попытаюсь расколоть ее сам. Хотите составить компанию?
Я посмотрел на часы и сказал:
– Я бы с удовольствием, но уже поздно. Розуотера еще не задержали?
– Приказ уже отдан. – Он задумчиво посмотрел на меня. – И уж теперь-то мы заставим его говорить!
Я ухмыльнулся.
– А теперь что вы думаете по поводу того, кто ее убил?
– Я спокоен, – сказал он. – Дайте мне достаточно фактов, с помощью которых можно будет кое-кого поприжать, и я быстренько предъявлю вам того, кто это сделал.
На улице он пообещал держать меня в курсе событий, мы пожали друг другу руки и расстались. Через несколько секунд он догнал меня и попросил передать привет Норе.
XVII
Дома я передал Норе привет от Гилда и рассказал ей о сегодняшних новостях.
– У меня тоже есть для тебя новости, – сказала она. – Заходил Гилберт Уайнант и был сильно разочарован, не застав тебя. Он просил передать, что должен рассказать тебе что-то "чрезвычайно важное".
– Может быть, он обнаружил, что у Йоргенсена комплекс неполноценности на почве отношений с его матерью.
– Думаешь, ее убил Йоргенсен?
– Я думал, будто знаю, кто это сделал, – сказал я, – однако, сейчас все так перемешалось, что можно лишь гадать.
– И каков результат твоего гадания?
– Мими, Йоргенсен, Уайнант, Нанхейм. Гилберт Дороти, тетушка Элис, Морелли, ты, я или Гилд. А может, это сделал Стадси. Как насчет того, чтобы приготовить что-нибудь выпить?
Она смешала несколько коктейлей. Я допивал второй или третий, когда она, ответив на телефонный звонок, вернулась в комнату и сказала:
– Твоя подружка Мими желает с тобой поговорить.
Я подошел к телефону.
– Привет, Мими.
– Я ужасно сожалею, что была так груба в тот вечер, Ник, но я страшно расстроилась и, потеряв контроль над собой, выставила себя такой дурой. Пожалуйста, прости меня. – Она проговорила все это очень быстро, словно стараясь как можно скорее покончить с извинениями.
– Ничего, – сказал я.
Едва дав мне произнести эти три слога, она уже вновь говорила, однако на сей раз не так спешно и более откровенно:
– Могу я тебя увидеть, Ник? Случилось что-то ужасное, что-то... Я не знаю, что делать, к кому обратиться.
– А в чем дело?
– Не могу говорить об этом по телефону, но ты должен сказать мне, как быть. Мне необходимо положиться на чей-нибудь совет. Не мог бы ты приехать?
– Прямо сейчас?
– Да. Пожалуйста.
– Хорошо, – сказал я и вернулся в гостиную. – Поеду повидаюсь с Мими. Она говорит, что попала в переделку, и ей нужна помощь.
– Будь предельно осторожен, – рассмеялась Нора. – Она перед тобой извинилась? Передо мной извинилась.
– Да, выпалила все на одном дыхании. Дороти дома или до сих пор у тетушки Элис?
– По словам Гилберта, до сих пор у тетушки Элис. Долго ты там будешь?
– Не дольше, чем необходимо. Скорее всего, полиция сцапала Йоргенсена, и Мими хочет знать, могу ли я помочь.
– Они могут что-нибудь с ним сделать? Я имею в виду, если он не убивал Джулию Вулф.
– Наверное, можно припомнить, выдвинутые против него старые обвинения – угрозы по почте, попытка вымогательства. – Оторвавшись от виски, я задал себе и Норе вопрос: – Интересно, знают ли друг друга Йоргенсен и Нанхейм? – Я поразмыслил немного, однако не нашел ничего, что могло бы превратить это предположение в нечто большее, нежели простая вероятность. – Ну что ж, я поехал.
XVIII
Мими встретила меня с распростертыми объятиями.
– Это было невероятно, невероятно мило с твоей стороны – простить меня, Ник, но ты ведь всегда был невероятно милым. Ума не приложу, что на меня нашло в понедельник вечером.
– Забудем об этом, – сказал я.
Лицо ее было несколько розовее обычного и выглядело моложе из-за того, что мышцы лица были напряжены. Голубые глаза ярко сияли. Руки ее, лежавшие на моих руках, были холодны. Она была сильно взволнована, но я не мог определить, какого рода волнение ее обуревало.
Мими сказала:
– Со стороны твоей жены также было невероятно мило...
– Забудем об этом.
– Ник, что могут сделать за сокрытие улик, доказывающих причастность другого человека к убийству?
– Если захотят, могут обвинить в их укрывательстве – на юридическом языке это называется не обещанное заранее укрывательство следов преступления.
– Даже если ты добровольно изменишь решение и предоставишь им улики?
– Все равно могут. Хотя обычно они этого не делают.
Она оглянулась по сторонам, словно пытаясь удостовериться, что в комнате больше никого нет, и сказала:
– Джулию убил Клайд. Я нашла вещественное доказательство и спрятала его. Что со мной сделают?
– Может, и ничего, просто устроят тебе головомойку – если ты передашь вещественное доказательство полиции. Он был когда-то твоим мужем: вы – достаточно близкие друг другу люди, и вряд ли найдется суд, который станет вменять тебе в вину попытку покрыть его – если только, конечно, у судей не будет причин подозревать, что ты руководствовалась иными соображениями.
Холодно и надменно она спросила:
– У тебя есть подобные подозрения?
– Не знаю, – сказал я. – Я склонен думать, что ты хотела использовать это доказательство вины Уайнанта чтобы, как только вы с ним увидитесь выжать из него денег, однако сейчас появились какие-то новые обстоятельства, заставившие тебя изменить решение.
Она согнула пальцы правой руки так, что ладонь ее стала напоминать когтистую лапу, и замахнулась, целясь острыми ногтями мне в лицо. Губы ее были подобраны, обнажая оскал плотно сжатых зубов.
Я поймал ее руку.
– В последнее время женщины стали грубее, – сказал я, стараясь придать своему голосу оттенок грусти. – Я только что расстался с дамочкой, которая швырнула одному парнишке в голову сковороду.
Она засмеялась, однако выражение ее глаз не изменилось.
– Ты всегда подозреваешь меня в самом плохом, не так ли?
Я отпустил ее руку, и она потерла то место, где оставили следы мои пальцы.
– Кто та женщина, которая бросила сковороду? – спросила она. – Я ее знаю?
– Это сделала не Нора, если ты имела в виду ее. Полиция еще не арестовала Виктора-Кристиана Розуотера-Йоргенсена?
– Что?
Я поверил в ее замешательство, хотя и ее реакция и тот факт, что я в нее поверил, удивили меня.
– Йоргенсен – это Розуотер, – сказал я. – Ты ведь помнишь его. Я думал, тебе известно.
– Ты имеешь в виду того ужасного человека, который...
– Да.
– Я не верю. – Мими встала; пальцы ее подергивались. – Не верю, не верю. – Лицо ее побелело от страха, искаженный голос звучал неестественно, словно голос чревовещателя. – Я не верю.
– Ну, тогда все в порядке, – сказал я.
Мими не слушала меня. Повернувшись ко мне спиной, она подошла к окну и стояла там, не оборачиваясь. Я сказал:
– Внизу перед входом в машине сидят два, похожих на полицейских человека, которые, наверное, должны взять его, когда...
Она обернулась и резким голосом спросила;
– Ты уверен, что Розуотер – это он? – Следов страха на ее лице уже почти не было, а голос звучал, по крайней мере, по-человечески.
– Полиция уверена.
Мы смотрели друг на друга, и каждый из нас был занят своими мыслями. Мими, как мне думалось, боялась вовсе не того, что Йоргенсен убил Джулию Вулф, и даже не того, что его могут арестовать: она боялась, что единственная причина, по которой Йоргенсен женился на ней, заключалась в какой-то его игре против Уайнанта.
Когда я расхохотался – не потому, что сама эта мысль показалась мне забавной, а потому, что она пришла мне в голову так неожиданно, – Мими вздрогнула и неуверенно улыбнулась.
– Я не поверю, – на сей раз тихим, мягким голосом сказала она, – пока он сам мне не признается.
– А когда признается – что потом?
Она чуть повела плечами, нижняя губа ее задрожала.
– Он ведь мой муж.
Наверное, слова ее прозвучали забавно, однако меня они разозлили. Я сказал:
– Мими, это я, Ник. Ты помнишь меня – Ни-ик?
– Я знаю, ты всегда думаешь обо мне только плохое, – мрачно сказала она. – Ты полагаешь, я...
– Ну ладно, ладно. Оставим это. Давай вернемся к тем уликам против Уайнанта, которые ты нашла.
– Ах, это, – сказала она и отвернулась. Когда она вновь повернулась ко мне, губа ее опять дрожала. – Я солгала, Ник, я ничего не нашла. – Она приблизилась ко мне. – Клайд не имел права писать те письма Маколэю и Элис, пытаясь внушить всем подряд недоверие ко мне; я подумала, что он получит по заслугам, если я придумаю что-нибудь ему во вред, так как я и правда полагала... то есть, полагаю, что Джулию убил он, и только благодаря...
– И что же ты придумала?
– Я... я пока еще не придумала. Мне сначала хотелось узнать, что со мной сделают – ну, ты понимаешь, то, о чем я тебя спрашивала. Можно было бы, например, соврать, будто Джулия, когда я осталась с ней наедине, а остальные ушли звонить, на минутку пришла в себя и сказала мне, что это сделал Клайд.
– Ты не говорила, будто услышала что-то и промолчала, ты сказала, будто нашла что-то и спрятала.
– Но я действительно еще не решила, что именно я...
– Когда ты узнала о письме Уайнанта Маколэю?
– Сегодня днем, – сказала она, – сюда приезжал человек из полиции.
– Он ничего не спрашивал тебя о Розуотере?
– Он спросил, знаю ли я его и не знавала ли прежде, и я полагала, что говорю правду, когда ответила "нет".
– Может, ты так и полагала, – сказал я, – однако, я думаю, что ты впервые говорила правду, когда уверяла, будто нашла какое-то доказательство вины Уайнанта.
Мими широко раскрыла глаза.
– Я не понимаю.
– Я тоже, но все, вероятно, было так: ты, видимо, нашла что-нибудь и решила попридержать находку, возможно, с целью продать это Уайнанту; затем, когда из-за его писем люди начали смотреть на тебя с оглядкой, ты решила поставить крест на идее получить с него деньги и захотела одновременно отплатить Клайду и обезопасить себя, передав это доказательство полиции; теперь, в конце концов, когда ты узнала, что Йоргенсен является Розуотером, ты опять делаешь невинное лицо и утаиваешь доказательство, на сей раз не ради денег, а ради того, чтобы поставить Йоргенсена в самое тяжелое положение, какое только возможно в качестве наказания за то, что он женился на тебе обманным путем, затеяв игру против Уайнанта, а вовсе не по любви.
Она спокойно улыбнулась и спросила:
– Ты и правда думаешь, что я на все способна, верно?
– Это неважно, – сказал я. – Для тебя должно быть важным то, что ты, возможно, окончишь жизнь в какой-нибудь тюрьме.
Вопль, который она издала, был негромким, но ужасным, а страх, отразившийся на ее лице пару минут назад, не шел ни в какое сравнение с тем ужасом, что искажал ее черты сейчас. Она схватила меня за лацканы и, прильнув к ним, залепетала:
– Не говори так, пожалуйста, не надо! Скажи, что ты так не думаешь! – Мими вся дрожала, поэтому я обнял ее, чтобы она не упала.
Мы не слышали, как подошел Гилберт, пока он не кашлянул и не спросил:
– Мама, с тобой все в порядке?
Мими медленно убрала руки с моих лацканов, отступила на шаг и сказала:
– Твоя мама – такая глупышка! – Она все еще дрожала, однако нашла в себе силы улыбнуться мне и сказать игривым голосом: – Жестокий, ты так меня напугал!
Я ответил, что сожалею об этом.
Гилберт положил пальто и шляпу на стул и с вежливым интересом смотрел то на одного из нас, то на другого. Когда стало ясно, что никто из нас не собирается ему что-либо объяснять, он опять кашлянул и сказал:
– Я страшно рад вас видеть. – Он подошел и пожал мне руку.
Я сказал, что тоже рад его видеть.
Мими произнесла:
– У тебя усталые глаза. Готова поспорить, что ты опять весь день читал без очков. – Она покачала головой и обратилась ко мне. – Он такой же неразумный, как и его отец.
– Есть какие-нибудь новости от отца? – спросил Гилберт.
– После ложной тревоги насчет его самоубийства – никаких, – сказал я. – Надо думать, ты в курсе, что это была ложная тревога.
– Да. – Он поколебался. – Мне бы хотелось поговорить с вами несколько минут, прежде чем вы уйдете.
– Конечно.
– Но ты можешь поговорить с ним сейчас, дорогой, – сказала Мими. – Разве у вас есть секреты, о которых я не должна знать? – Говорила она довольно непринужденно и уже перестала дрожать.
– Тебе это будет скучно. – Он взял шляпу и пальто, кивнул мне и вышел из комнаты.
Мими вновь покачала головой и сказала:
– Я совсем не понимаю этого ребенка. Интересно, какие выводы он сделал из нашей немой сцены. – Казалось, она была не особенно обеспокоена. Затем, уже более серьезным тоном добавила: – Почему ты сказал так, Ник?
– Насчет того, что ты окончишь жизнь в?..
– Нет, давай не будем. – Ее передернуло. – Я не хочу об этом слышать. Ты не можешь остаться на ужин? Вероятно, я буду совсем одна.
– Извини, не могу. Ну, так что там насчет улики, которую ты нашла?
– На самом деле я ничего не нашла. Это была ложь. – Стараясь меня убедить, она нахмурилась. – Не смотри на меня так. Это действительно была ложь.
– Значит, ты вызвала меня только для того, чтобы мне солгать? – спросил я. – Почему же тогда ты передумала?
Она хихикнула.
– Наверное, я и правда нравлюсь тебе, Ник, иначе бы ты не вел себя по отношению ко мне так враждебно.
Подобная логика была мне недоступна. Я сказал:
– Ну что ж, посмотрю, чего хочет Гилберт, и отправлюсь восвояси.
– Может, останешься?
– Извини, не могу, – опять сказал я. – Где мне его найти?
– Вторая дверь на... Криса действительно арестуют?
– Это зависит, – сказал я, – от объяснений, которые он даст полиции. Ему придется говорить весьма откровенно, чтобы выкрутиться.
– О, он сможет... – Она оборвала фразу, подозрительно посмотрела на меня и спросила: – Ты не водишь меня за нос? Он действительно тот самый Розуотер?
– Полиция в этом вполне уверена.
– Но полицейский, который был сегодня здесь, не задал ни единого вопроса о Крисе, – возразила она. – Он лишь спросил, знаю ли я...
– Тогда они еще не были уверены, – объяснил я. – Это было всегда лишь предположение.
– А сейчас они уверены?
Я кивнул.
– Как они узнали?
– От одной его знакомой, – сказал я.
– От кого именно? – Глаза Мими слегка потемнели, однако голосом она вполне владела.
– Что-то не припомню ее имя, – солгал я, но затем вновь вернулся на стезю правды. – От той, которая подтвердила его алиби в день убийства.
– Алиби? – возмущенно спросила она. – Ты хочешь сказать, что полиция поверит на слово такой женщине?
– Какой женщине?
– Ты знаешь, что я имею в виду.
– Не знаю. Ты с ней знакома?
– Нет, – сказала она так, словно я ее оскорбил. Мими прищурила глаза и понизила голос почти до шепота. – Ник, ты думаешь, это он убил Джулию?
– С чего бы он стал это делать?