Джонни обвил рукой девушку за плечи, пока её сестра снимала. Девочки поменялись местами. Ходжес скалился в камеру.
- Очень спасибо, - сказала вторая тёлка, обвила руками шею скинхеда и одарила поцелуем в щёчку,
- Нет желания отсосать? - осведомился Джонни.
- Не понимать, - сказала девушка, сверкая улыбкой.
- Шут с ним, проехали, - прошипел Ходжес и потопал по улице.
Бутбой шёл на восток и скоро очутился на Руперт-Стрит. Тёлка с эбеновой кожей, в розовых шортиках и белом топике, привлекла внимание Ходжеса. Он улыбнулся ей, она улыбнулась в ответ.
- Ищешь подружку на вечер? - засмеялась она, когда Джонни подошёл.
- Даже не верится, - простонал скинхед, - да ты шлюха!
- И чего такого? - дёрнула ртом девушка. - У тебя на этот счёт какие-то комплексы?
- Нет, - выпалил Ходжес, - просто ты выглядишь куда лучше, чем обычные девки со счётчиком на пизде, я подумал, что молодая и свободная тёлка ищет компанию!
- Я беру не больше остальных! - сказала проститутка, подхватив Джонни под руку.
- Проблема в том, - вздохнул скинхед, - что у меня в карманах полный голяк.
- Можешь сдать свою попку какому-нибудь бизнесмену, а потом вернуться ко мне, - предложила девушка.
- Ни за что, - заорал скинхед и пошёл прочь. - У меня ещё осталась гордость!
Как и Джонни Махач, Пенни Эпплгейт и Дон Пембертон покинули Фицджеральд-Хаус ради Сохо. Их любимым местом была Олд-Комптон-Стрит. Будущие арт-звёзды регулярно ходили в " Кондитерскую Валери", как и куча прочего модного народу. В доме номер 44 можно заниматься художественной карьерой, попутно попивая чай и угощаясь хорошими пирожными. Пенни и Дон как раз сделали заказ, когда с улицы зашёл Рамиш Патель. Узнав парочку, он подошёл и сел за их столик.
- Как делишки? - спросил Рамиш.
- В порядке, - ответила Эпплгейт, - мы ведём переговоры насчёт выставки в туалетах ИИК.
- Институту идея нравится, - добавил Пембертон. - Правда, они ломают головы, как охранять выставку, публика может заявить протест, если кабельные камеры безопасности будут снимать, как они облегчаются.
- ИИК хочет провести ретроспективу всех моих фильмов, - объявил Патель. - В следующем году. Я хочу представить новое кино в этом сезоне.
- То, про расизм и художественный истэблишмент? - захотела выяснить Пенни.
- Ага, - подтвердил Рамиш. - Рабочее название "Белая Ложь".
- Класс, класс! - включился Дон. - Или искусство будет критичным, или его не станет вообще!
- Чего? - зашипел Патель.
- Цитата из последнего манифеста "Эстетики и Сопротивления", из брошюры под названием "По ту сторону прекрасного", - объяснила Эпплгейт. - Её напечатают в редакторской колонке в следующем выпуске "Журнала Нематериального Искусства".
- Я тут размышлял о вашем стиле работы, - признался Рамиш, - и хотя вам ещё надо заключить контракт с галереей, эти ваши статьи в художественных журналах уже сделали вам имя. Вы вдохновили меня взяться за карандаш и бумагу, чтобы заработать ещё немножко славы!
- Спасибо! - пропели в унисон Эпплгейт и Пембертон. - Это честь, получить такой комплимент от столь крупной звезды арт-сцены, как вы...
Разговор моментально прервался, когда официантка принесла Эстетике и Сопротивлению чай и приняла заказ у Пателя. Когда женщина ушла, трое друзей вновь обратили мысли в сторону мира искусства.
- Я сегодня пойду на открытие Карен Элиот, а потом побегу в Ист-Энд на тусовку Компьютерных Концептуалистов в "Галерею Элдгейт". Вы со мной? - поинтересовался Рамиш.
- Ага, - выпалил Дон. - Мы собираемся на Элиот во "Флиппер".
- У нас нет приглашения на вечеринку Компьютерных Концептуалистов, - пожаловалась Пенни. - А говорят, это новейший курс. Мы, конечно, можем просочиться внутрь, но это страшное свинство со стороны "Элдгейта" - выкинуть Эстетику и Сопротивление из списка рассылки. Думаю, они мстят за обзор на их Молодых Современников, который мы написали в "The Gallery Gazette".
- Но эта выставка и впрямь была отстойной! - заорал Патель. - Как тоталитарно - каждую выбранную работу поместить под герметичное стекло! Мне показалось, вы очень грамотно поддели этот факт. Обзор весьма меня позабавил.
И в таком ключе, над бесконечными чашками чая и некоторым количеством хороших пирожных, три художника бесились и разглагольствовали на тему несправедливости художественного мира. Молчаливо предполагалось, что все трое были круче Уорхола! Но вместо этого Эстетика и Сопротивление оказались в изоляции даже в художественном мире, а Ра-миш никак не мог превратить признание культурного истэблишмента в карьеру, приносящую многие миллионы фунтов в мейнстриме развлекательной индустрии.
Вернувшись из Уэст-Энда, Джонни Махач обнаружил, что у него на хате смотрит порнушку вся его бригада. Ходжес был не только признанным вожаком "Рейдеров", он ещё и единственный из членов фирмы жил один. Посему естественно, что его квартира считалась заодно и клубным помещением, и у каждого члена бригады был собственный ключ от входной двери. Джонни прошёл на кухню и взял банку "Стеллы" из холодильника, прежде чем опуститься в любимое кресло. Тревор Кей, среди друзей известный как ТК, как раз освободил место. Бунтыч и Худой застонали, когда Тревор втиснулся на диванчик. Самсон ощерился, он занял второе приличное кресло, прикинув, что Джонни должен скоро вернуться.
- Ко мне тут должен подвалить бабец, - объявил Джонни, потянув за кольцо на банке. - Вы можете остаться, если будете вести себя прилично, но я пиздец как озверею, если вы нам помешаете.
- А почему бы не устроить групповушку? - спросил Худой.
- Потому что она доктор! - отрубил Ходжес.
- И чего? - не врубился Худой.
- А ты разве не читаешь дрочильные журналы, которые мы покупаем на общак? - зарычал Джонни.
- Не-а, - прошипел Худой. - Я блин только втыкаю на фотки.
- Знаешь что, сел бы ты на диету, - влез Бунтыч. - Сбрось пару фунтов, и сможешь снимать тёлок, как любой нормальный парень, не надо будет пристраиваться в очередь и брать себя в руки.
- Пошёл на хуй! - выматерился Худой, отоварив Бунтыча тыльной стороной ладони.
- Ты жирный ублюдок, ты жирный ублюдок! - завопили в унисон остальные ребята.
- Ладно, ладно, - взвыл Худой. - Пускай у меня выпуклости в нужных местах и ещё куча запасных, чтобы в них пинать. Это не объясняет, почему бы не натянуть докторшу паровозиком.
- В последней "Замочной Скважине" писали, - объяснил Джонни, - что у участковых врачей, когда речь идёт о нерепихоне, отказывает воображение. Стоит делу дойти до сексуальной практики - и доктора не могут представить ничего за пределами варианта мужчина сверху, женщина снизу.
- Ну, так давай научим её новым фишкам, например, серийным сношениям? - предложил Худой.
-Ты чего, только прочитамши учебник по социологии? - зарычал Бунтыч.
- Захлопни варежку и смотри в телек! - взвыл Самсон. - Тут, блядь, лучший кусок, две монашки собираются отвести осла на поле и выебать!
- Господи! - воскликнул Худой. - Такая охуенная девчонка под такой невъебенной скотиной. Убытки-то какие! Я хочу задвинуть ей хер в рот!
- Максимум, на что ты можешь рассчитывать - заправить какому-нибудь извращенцу в жопу, - подколол ТК.
- Пошёл на хуй! - завопил Худой, нанося ТК удар в лицо.
- А ну заткнуться и пялиться в телек! - рявкнул Самсон.
Кадры с актрисой, берущей в рот у осла, в конце концов, повергли "Рейдеров" в молчание. Бутбои смотрели, отвалив челюсти, на разыгрывающийся акт зоофилии. Самсон не видел, чтобы порнушка оказала на бригаду такой эффект с тех пор, как они впервые заполучили в лапы копию "Туалетной Тусовки".
Открытие Карен Элиот во "Флиппере" должно было идти с шести до восьми - но галерея начала заполняться за полчаса до официального начала, и уже через пятнадцать минут там было не протолкнуться. Вокруг имени Элиот поднялась немалая шумиха. Без сомнения, она стала одной из ярчайших звёзд, сияющих на небосклоне современной арт-сцены - и весь культурный истэблишмент собрался, дабы воздать должное её гению.
- Чудесная работа, чудесная, - бормотал сэр Чарльз Брюстер.
- Действительно изумительная, - согласился Ра-миш Патель. - Путь развития Элиот полностью реабилитировал "Проект Прогрессивных Искусств". Помнится, на вас обрушилась критика, когда вы начали вкладывать в её работы деньги налогоплательщиков.
- Было дело, - согласился сэр Чарльз. - Но это лишь ещё раз подтверждает, что в ПАП сидят компетентные эксперты по вопросам субсидирования искусства.
- У вас уже была возможность посмотреть заявку на грант, которую я вам направил? - осведомился Ра-миш. - На финансирование полнометражного фильма, который я рассчитываю сделать.
- Пока нет, - извинился Брюстер. - Но не беспокойтесь, я прослежу, чтобы ваши заявки киноэксперты принимали. Собственно, на то друзья и нужны.
"Эстетика и Сопротивление" зажали в угол Эмму Карьер из "Боу Студиоз" и втолковывали ей, почему их продукция является важнейшим шагом в визуальных искусствах за последние пятьсот лет.
- Видите ли, - объяснял Дон Пембертон, - наша работа построена на контаминации. Берём готовые бытовые объекты и создаём из них аранжировки в привилегированном пространстве арт-галереи, соединяя две чуждые реальности. В результате мы имеем конфронтацию между двумя дискурсами, столкновение, которое ниспровергает оба. Как сказал Лиотар в "Состоянии постмодерна"...
-т- Смотри, - вмешалась Пенни Эппл гейт, указывая через всю галерею. - Этот ублюдок, Джок Грэхем.
- Я видела обзор, который он написал на вас в "Art Scene", -влезла Эмма Карьер. - Надо сказать, отвратительно. Вы вроде бы хорошо ориентируетесь в философии. С его стороны нечестно называть вашу работу и идеи незрелыми.
- Я собираюсь пойти и облить его вином, - объявил Пембертон. - Это научит ублюдка уважать "Эстетику и Сопротивление"!
Дон протиснулся сквозь толпу и, в конце концов, оказался в двух футах от марксистского арт-критика. Махнув рукой, Пембертон успешно опорожнил содержимое своего фужера в лицо Грэхему. Писатель замахнулся на художника, но очевидцы растащили их прежде, чем в ход пошли кулаки. Карен Элиот пропустила эту стычку, потому что весь вечер была занята общением с коллекционирующими искусство миллионерами и популярными критиками.
Когда доктор Мария Уокер поднималась на лифте на двадцать третий этаж Фицджеральд-Хаус, ее мысли поглотила предстоящая постельная сессия с Джонни Махачем. Стоило врачу постучаться в дверь, и вот Ходжес уже приглашает её в квартиру и ведёт прямиком в спальню. Из мебели там стояла двуспальная кровать, ковёр под цвет и ещё что-то мелкое. В пределах видимости не валялось ни одной шмотки, встроенные шкафы позволяли скинхеду сгребать туда весь бардак. Кроме набора гирь в углу и будильника на полу ничего не говорило о том, что в комнате живут.
- Спартанская обстановочка, - прокомментировала Мария. - Анонимно, как в комнате отеля!
- Мне так нравится, - рыкнул Джон. - Жёстко и сердито.
- Я предпочитаю, чтобы секс был жёсткий и быстрый, - надула губки Уокер.
- Ну, тогда, - сказал Ходжес, раздеваясь, - стягивай трусики.
Мария, не теряя времени, обнажилась, и через пару секунд доктор и пациент вовсю тискались в кровати.
- Ты вся течёшь! - заметил Джонни, забираясь правой рукой между ног Уокер.
Ходжес поработал средним пальцем в дырке Марии, потом вытащил его и принялся размазывать любовный сок по её клитору. Он охватил губами её рот и принялся жадно сосать язык, вонзившийся между его зубами. Генетические коды собирались и разбирались по всей поверхности тела Ходжеса, а наркотические эндорфины накачивались в мозг.
Мария покинула Поплар, оставила весь мир внизу. Джонни вбил свой*любовный мускул в чёрную дыру её пизды. Мария оказалась на доисторическом пляже, где представила, что она первая амфибия, покидающая море и ощущающая тепло солнца на коже.
Джонни хотел забыться в примитивном ритме секса. Но что-то тянуло его назад, в этот мир и экстаз отчуждения. Медленно мозг Ходжеса обработал доносящиеся звуки. Какой-то убдюдок пытался выбить его входную дверь!
Джонни вытащил хуй из пизды Марии и пару секунд спустя пальцы врача обрабатывали дыру, освобождённую бутбоем. Ходжес скользнул в свои "ста-прееты" и туфли, потом пулей вылетел из спальни. Скинхед распахнул дверь, и парень в рабочих штанах дёрнулся к нему. Джонни набросился на мудака, и они вдвоём вылетели на лестничную клетку. Пацан приземлился на спину, Ходжес оказался сверху. Он принялся молотить гада головой об пол - раз, другой, третий - оглушая его.
Ещё один волосатый дрочила пошёл было на Джонни, но тут из квартиры высыпались Бунтыч, Худой, ТК и Самсон. Они погнали ублюдка по лестнице. Ходжес встал, наступил на копну волос своего противника и рывком поднял его вверх. Подросток заорал, как раненый слон. Подняв пацана на ноги, Джонни впечатал его в стену.
- Только не избивай меня, - молил тот, соскальзывая на пол. - Я стучался в дверь, никто не ответил, я подумал, никого нет дома.
- Мой дом никто никогда не грабит! - рыкнул Ходжес. - Запомни раз и навсегда!
- Не бей меня, - взмолился пацан, когда Джонни набросился на него.
Мольбы вора не дали результата. Ходжесу снесло башню, и он принял решение нанести малолетнему преступнику тяжкие телесные повреждения. Скинхед злобно щерился, пока его туфли месили распростёртое тело. Ублюдок почти сразу вырубился. Джонни раздел парня, оттащил его коматозную тушу к лифту, отправил вниз на первый этаж, и только потом вернулся в квартиру. Обшарив карманы штанов, он стал обладателем двадцати фунтов, ножа, пачки курева и зажигалки. Штаны он нацепил в окне гостиной. Они будут развеваться из квартиры, как трофей! Хождес совсем было собрался вернуться в спальню, когда в дверь ввалилась вся фирма.
- Второй ублюдок сбежал, - пропыхтел Худой, - но мы видели, что ты сделал с мудаком, которого поймал, качественная работа!
- Какого хуя вы не открыли дверь, и сидели тут шлепали ушами, пока её вышибали! - вопросил Джонни.
- Мы думали, ломятся в дверь к соседям, - заикаясь, ответил Бунтыч.
- Ладно, вас ждёт порнушка, - рыкнул Ходжес, - а меня - настоящий секс!
Мария ещё мастурбировала, когда Джонни вернулся в спальню. Скинхед стащил ботинки и прыгнул в кровать. Он скользнул во врача, как паром через Ла-
Манш входит в доки, проделав путь по морю. Дальше не происходило ничего утончённого, впрочем, оно было и не нужно. Джонни отбивал примитивный ритм секса, воображая, как он греется на доисторическом пляже.
- Выеби меня, выеби меня! - стонала Уокер. - Хочу почувствовать внутри твою струю!
Насос Ходжеса заработал, он почувствовал, как любовный сок вскипает в паху - и долю секунды спустя жидкая генетика залила сочную дыру Марии. Скинхед и врач вместе обрушились в отвергающий эго одновременный оргазм. Они достигли вершины, откуда мужчина и женщина никогда не возвращаются вместе. Почти сразу Ходжеса и Уокер катапультировало назад в мир, разделённый в самой своей сердцевине экстазом отчуждения.
ДВА
ДЖОННИ МАХАЧ СМОТРЕЛ, как цифры один ноль один исчезают с электронного дисплея. Он нажал на сброс, потыкал по клавишам, потом снова вдавил звонок. Скинхед стоял у домофона и ждал ответа. Потом, спустя несколько минут молчания, номер вновь исчез с дисплея, и Ходжес разразился матюками. Эта сука, небось, ещё дрыхнет. Джонни решил, что лучший вариант - найти забегаловку, накатить чайку и вернуться сюда попозже.
- Мол, приходи в восемь-тридцать и не опаздывай, сказала эта блядь по телефону! - ревел Ходжес, шагая по улице.
- А ты рано! - проворчала Карен Элиот, выбегая из-за угла.
- Тебя где носило? - спросил Джонни.
- Покупала круасаны с шоколадом на завтрак, - ответила Карен, отпирая дверь. - Их можно разогреть в микроволновке и съесть горячими.
Ходжес следом за Элиот поднялся по лестнице к ней в квартиру. Он устроился на диване, а Карен ушла на кухню. Она вернулась через пару минут с нагруженным подносом.
- Кофе с молоком или сливками? - спросила Карен.
- Обычно на завтрак я пью чай, - рыкнул Джонни.
- В таком случае, - парировала Элиот, - у тебя выдалась офигенная возможность поменять свою привычку. В этом доме чая тебе не будет, по крайней мере, с круасанами!
- А, ладно, - сдался скинхед, - тогда со сливками.
- Я, пожалуй, тоже, - сказала Карен, смешивая жидкости.
Настроение у бутбоя исправилось, едва он вгрызся в круасан, положенный перед ним хозяйкой. Не меньше кайфа доставляли и могучие глотки кофе. Он был крепкий и сладкий, то, что надо.
- Здорово, правда?-заметила Элиот, ставя на стол кружку.
- Неплохая замена кукурузным хлопьям, - согласился Ходжес,-только никак не въеду, ты пригласила меня, чтобы позавтракать вместе. А серьёзно, чего тебе надо, крепкого хуя?
- Не воображай, что ты единственный ходячий дил-до в моей жизни, - засмеялась Карен. - В этой области у меня проблем нет.
- Вы, тёлки среднего класса, все одинаковые, - хрюкнул Джонни. - Вам нравится трах с налётом грубости.
- А ты знаешь, почему? - осведомилась Элиот.
- Ага, типа парни с обложки между простынями не фонтан!
- А ты не слишком сообразительный, - ответила Карен, похлопав скинхеда по бедру. - Ты, небось, думаешь, что средний класс не умеет сражаться - и тут ты снова не прав. Профессиональные женьчины любят когтить молодых пролетариев, потому что тем при жёстком трахе на самом деле куда тяжелее установить патриархальное доминирование, чем визуально более спокойным мужчинам их собственного класса.
- Господи, - ругнулся Ходжес, - ты чего, начитам-шись словаря, или чего ещё?
- Нет, - заверила его Элиот. - Я просто демонстрирую, что грубая сила не единственное средство, с помощью которого личность может добиться доминирующей позиции в отдельных формах социальных отношений. На самом деле, грубая сила редко даёт преимущество на относительно длинном временном интервале. Куда лучше работает комбинация силы и коварства.
- Ты чего? - завопил бутбой.
- Не забивай этими темами свою милую головку, - сказала Карен, пробежавшись пальцами по внутренней стороне левого бедра Джона. - Лучше расскажи, как у тебя вчера всё прошло с доктором.
- Мы отлично потрахались. - Потом, после секундной паузы, Хождес выдал: - Но во всех остальных отношениях полный абзац.
- Рассказывай.