Пасьянс на красной масти - Кирилл Шелестов 22 стр.


3

- Ну, как я выступила? - нетерпеливо спросила Ирина, как только мы протолкались друг к другу. Лицо ее горело ожиданием похвалы, как у девочки-подростка, после первого любительского спектакля. - Я сегодня такая счастливая, с ума сойти! Вообще-то я ненавижу толпу. Мне впервые в жизни хотелось сказать им всем что-нибудь хорошее!

- Отличная речь! - ответил я как можно искреннее. Кажется, это не очень мне удалось.

- Тебе не понравилось? - обеспокоенно спросила она. Я что-то не так сделала? У тебя такой вид… - Она совсем расстроилась и не закончила.

- Наверное, просто не выспался, - уклонился я.

- Нет, я же вижу, что ты недоволен! - упорствовала она. - Объясни мне, что я сделала не так!

Ее огорчение уже переходило в обиду на меня.

- Получилось, что ты публично поддержала Силкина, - пожал я плечами. - Это именно то, что он от тебя хотел. Ему необходимо было снять с себя подозрения в гибели твоего мужа. И он готов был за это что-то предлагать. А ты сделала это просто так, без всяких условий. К тому же вряд ли это облегчит тебе переговоры с Ломовым, который желает победы Рукавишникову.

- Ты все выдумываешь! - надулась она. - Ты просто собственник, и тебе не нравится, когда все мною восхищаются. Тебе хочется, чтобы я принадлежала только тебе!

Я вздохнул и промолчал, досадуя на себя за то, что не смог удержаться от бесполезных замечаний.

Мы выбрались из толпы, и ко мне приблизился охранник, который оставался с машинами. Перед тем, как идти на площадь, я включил свой телефон и отдал ему, поскольку из-за грохота все равно не услышал бы звонка.

- Два раза звонил Владимир Леонидович, - доложил он мне. - Просил, чтобы вы его срочно разыскали. И еще от Бомбилина звонили.

Что касается Храповицкого, то разыскивать его не было смысла. Разговор неизбежно начался бы словами "Срочно приезжай!", а закончился "Ну, сколько тебя можно ждать!". С Бомбилиным было любопытнее. Он редко звонил мне сам. Обычно его приходилось разыскивать, и порой подолгу. Я решил начать с него. Посадив Ирину в машину, я отошел в сторону и набрал номер.

- Слушаю, - услышал я знакомый неласковый голос своего протеже.

Я назвался.

- Разговор есть срочный! - с ходу сообщил Бомбилин. - Ты можешь ко мне прямо сейчас приехать?

- Ты где? - спросил я, думая, что, возможно, все-таки следовало начать с Храповицкого.

- В больнице я, - мрачно ответил Бомбилин. - Напали на меня! В подъезде вчера избили! Заводской стационар, знаешь?

Я выслушал его путаные географические разъяснения и вернулся к машине. Когда я открывал дверь, охранник подошел опять.

- Еще вам Наташа звонила, - произнес он, понижая голос и бросая косой взгляд на Ирину.

- Черт! - безнадежно вырвалось у меня. Мне сразу стало тоскливо.

На сей раз Ирина не заметила перемены во мне или, во всяком случае, не подала виду.

- Давай хотя бы сегодня обойдемся без дел! - капризно воскликнула она.

- Прости, - сказал я, избегая смотреть на нее. - Но мне срочно нужно кое с кем встретиться!

Она уставилась на меня в недоумении, как будто услышала неуместную шутку.

- Ты что, издеваешься надо мной? - спросила она, скорее, не веря, чем сердясь. - Мы же договорились, что проведем день вместе.

- Прости, - повторил я как можно мягче. - Но мы не договаривались. Я очень хотел бы провести с тобой не только этот день. Но возникли некоторые обстоятельства…

- Какие обстоятельства! - перебила она. Она начала закипать. - Я же не рассказываю тебе о своих проблемах! Ты действительно хочешь уехать от меня?!

- Я не хочу. - Я попытался взять ее за руку, но она ее отдернула. - Я должен. Давай я отвезу тебя сейчас, куда ты скажешь…

- Мне некуда ехать! - выкрикнула она. - Ты отлично это знаешь! А вдруг у моего дома меня подстерегают бандиты! Ты не можешь меня вот так взять и бросить!

Я молчал, глядя перед собой. Она попыталась взять себя в руки.

- Хорошо, - проговорила она голосом, не сулившим ничего хорошего. - Когда ты вернешься?

- Я не знаю. После этой встречи мне нужно ехать в Уральск. Меня ждет Храповицкий.

- Ты намерен сказать, что сегодня ты уже не появишься?! - ужаснулась она.

Это было непереносимо!

- Я намерен сказать, что я вообще не знаю, когда я вернусь, - произнес я твердо. - Я готов оставить тебе охрану с машиной. Звонить тебе каждые полчаса и докладывать о своих передвижениях. Но я не могу бросить свою работу!

- Хватит! - прервала она холодно. - Не надо делать мне одолжений. И не стоит тратить время на то, чтобы меня подвозить. Я доберусь на такси. Спасибо, что нашел минутку на то, чтобы переспать со мной. Я тебе очень признательна!

И она выскочила из машины, хлопнув дверью.

4

Мест в палатах не хватало. И Бомбилина оставили прямо в грязном коридоре на железной кровати-каталке. Кроме него здесь было полно разных людей. Шныряли нянечки и медсестры. Нестерпимо воняло хлоркой и потом. На костылях передвигались больные. Толпились родственники.

Бомбилин лежал, укрытый до подбородка белой застиранной простыней с желтыми йодовыми пятнами. Вся голова его была перебинтована, нос распух. Из-под белой марли неистово сверкали черные злые глаза в полукружьях синяков.

Рядом с ним стояла давешняя курносая толстуха, которую я видел с арбузом на банкете Хасанова. Она была в том же цветастом платье, слишком ей узком. Опершись на подоконник, она тихонько вздыхала и вытирала бумажной салфеткой слезы, стараясь делать это так, чтобы Бомбилин не заметил. Рядом на складном стульчике, вытянув вперед больную ногу, сидел Петрович. Увидев меня, Петрович издали принялся делать мне какие-то знаки, смысла которых я не понял.

Бомбилин откинул простыню и пожал мне руку. Рукопожатие его было по-прежнему жестким.

- Что произошло? - спросил я коротко.

- Я не уберег, - проговорил Петрович виновато.

- Ночью домой возвращался, - отрывисто заговорил Бомбилин. - А тут в подъезде ждут. Человека три, а может, четыре. Арматурой били. Сволочи!

- Ты узнал кого-нибудь? - осведомился я.

- А чего узнавать! - усмехнулся он. - И так ясно, это Рукавишников подослал. Он у нас бандит! Силкин-то тот - ворюга!

- Сотрясение мозга у него! - не выдержав, запричитала женщина. - И ребра поломаны!

- Молчи! - прикрикнул на нее Бомбилин. - Нечего тут концерты устраивать! Я все равно не отступлюсь, - добавил он, и его лицо, неузнаваемое от бинтов и побоев, горело ненавистью. - Плохо они меня знают! Зря они это затеяли. Со мной не пройдет! Журналистам интервью я уже дал. Завтра в новостях обещали показать.

- Чем я могу помочь? - спросил я.

- Ничем, - отрезал он. - Для того тебя и позвал, чтобы поговорить.

- Я слушаю, - кивнул я. По его категоричной интонации я почувствовал, что он уже принял для себя какое-то важное решение, которое вряд ли мне понравится.

Петрович сморщился и завозился на своем стуле.

- Роман, а может, не надо? - жалобно попросил он.

- Надо! - оборвал его Бомбилин. Он отвернулся от меня и, неотрывно глядя в какую-то точку на потолке, заговорил, упрямо и резко. - Я вот тут думал-думал и понял. Ведь что бандиты, что вы, олигархи, все одно. Нет вам дела до народа!

Петрович осуждающе качал головой.

- Я не олигарх, - возразил я миролюбиво. Я видел, что Бомбилин на пределе и накручивает себя. До выборов оставалась всего неделя, и мне не нужны были осложнения.

- Ты-то, может, и не олигарх, - вскинулся Бомбилин. - А работаешь на олигархов! Так?! Значит, нету разницы.

Он помолчал, собираясь с духом.

- Короче, вот что, Андрей, - объявил он. - Разошлись наши дороги! Такое будет мое слово.

Петрович опустил голову и обхватил ее руками.

- В каком смысле разошлись? - терпеливо уточнил я.

- В прямом! - Бомбилин уставился на меня пронзительным взглядом. - Дальше я сам пойду. Не надо мне ни твоих указаниев, ни твоей помощи!

Я почувствовал, что закипаю.

- Разве я тебе что-то приказывал или запрещал? - сдерживаясь, осведомился я.

- А плевал я на твои приказы! - повысил он голос. - Не хочу от вас зависеть. Вот зачем вы меня в эти выборы засунули? Для каких своих целей? Кто я вам такой, что вы вдруг помочь решили? Не для забавы же! Или для забавы? Только получается, что вам - это все шуточки! А ребра мне ломают! И башку мне пробивают! Вы-то в стороне! И не говори мне про деньги! Выберут меня мэром - все вам отдам. До копейки!

- Да где ж ты найдешь столько! - всплеснула руками женщина, с ужасом слушавшая наш разговор. - Это ж какая прорва!

- Найду! - вновь прикрикнул на нее Бомбилин. - Где они все находят? Там и я найду!

Я отвернулся к окну, чтобы выиграть время и взять себя в руки.

- Ты уверен, что тебя выберут? - Я попытался говорить иронично, хотя во мне все клокотало.

- Выберут, - заявил он без колебаний. - Еще как выберут! А после этой истории - сто процентов! Народ только увидит меня в больнице, он их, гадов, разнесет к чертовой матери!

Я готов был его убить. Стереть в порошок. Это животное, которое я вытащил из помойки, ради которого я столько старался, целых два месяца, осмеливалось разговаривать со мной в таком тоне! Еще секунда, и я бы на него накинулся.

Собрав всю свою волю в кулак, я молча повернулся и пошел прочь. Уже у выхода я услышал, как кто-то меня окликает. Я обернулся. По коридору, прихрамывая, ко мне спешил Петрович.

- Говорил же я тебе, Андрей Дмитрич! - едва не плача, причитал он. - Чуяло мое сердце, что он что-нибудь выкинет под конец! Неблагодарный он, Рома! И время-то, главное, выбрал! Неделя осталась. Как теперь на него управу найти?!

Он вытер со лба капли пота и безнадежно покачал головой.

- Ну, - уныло произнес он. - Что делать будем?

Я посмотрел в его расстроенное лицо с обвисшими щеками.

- Не знаю, - признался я устало.

- Вот что ты теперь своим ребятам скажешь? - не унимался Петрович.

- Не знаю, - повторил я, горько усмехаясь. Одна только мысль о том, что мне придется рассказывать обо всем Храповицкому, Виктору и Васе, вгоняла меня в тоску. Мне сразу захотелось куда-нибудь уехать.

Петрович огляделся по сторонам и поднялся на цыпочки, чтобы дотянуться до моего уха.

- Сымать его надо с выборов! - убежденно прошептал он.

- Как снимать? - рассеянно пробормотал я. - Он не согласится.

- А его и спрашивать не надо! - тем же горячим шепотом продолжал Петрович. - Мы все без него сделаем! Я уже придумал. Гляди, за все листовки, за все газеты мы же наличными платим, так?

- Так, - кивнул я, все еще не понимая.

- Я же деньги раздаю. - Глаза у Петровича заблестели. - Завтра вот, например, опять в типографию нести. А если об этом заранее сообщить хотя бы тому же Силкину или в избирком, и меня поймают за руку, то неважно, какая сумма будет, хоть сто рублей, Ромку непременно снимут! Потому что по закону платить можно только с официального счета! Дошло, наконец?!

До меня дошло. Это действительно был выход. В предложении Петровича, разумеется, были свои минусы, так как в гонке в этом случае оставались лишь двое серьезных соперников: Силкин и Рукавишников. И один из них обязательно побеждал. Не нуждаясь в нашей помощи. И тогда пришлось бы проститься с моим хитроумным планом обмена голосов на акции. Но я, по крайней мере, не вдаваясь в подробности постыдного для меня провала, смог бы объяснить Храповицкому, что случилось непредвиденное. Что нашего кандидата сняли по чьему-то доносу. В этом случае даже Виктор не нашел бы, в чем меня обвинить.

- Ну что, даешь добро? - Петрович даже подпрыгивал от нетерпения. - Нельзя тянуть! Вопрос надо решать прямо завтра. До выборов кот наплакал!

Я молчал, лихорадочно соображая. Соблазн был велик. И все-таки внутренний голос подсказывал мне, что от этого рокового шага лучше воздержаться.

Прежде всего мне претила идея доноса. То, что Бомбилин решился на предательство, не давало мне права поступать так же. В этом было нечто гадкое.

Но был еще один важный момент, не зависевший от моих эмоций. По всем социологическим опросам и по моим собственным ощущениям Бомбилин не мог подняться выше третьего места. Его избирателями были вечно раздраженные и всем недовольные люмпены. Которые в богатом и бандитском Нижне-Уральске составляли не самую сплоченную и не самую большую часть населения. Между тем, Бомбилин этого не понимал и был совершенно убежден в своей победе. Его занесло, и занесло неотвратимо.

В том, что Бомбилину предстоит жестокое падение с облаков, я не сомневался. Он не был готов к ожидавшему его удару. Но это единственное, что могло его отрезвить и что давало мне шанс выправить ситуацию.

- Андрей Дмитрич! - молил Петрович. - Ну пойми же ты! Нету у нас с тобой другого выхода!

Я все-таки решил рискнуть. Я с шумом выдохнул воздух.

- Нет, Петрович, - твердо сказал я, похлопав его по плечу. - Мы не станем его снимать!

Петрович опешил.

- С ума сошел! - ахнул он. - Но почему?!

- Доверься мне, - попросил я. - Надеюсь, я знаю, что делаю. Работай так, словно ничего не произошло.

И пожав ему руку, я вышел под его растерянное бормотание.

5

Вернувшись в Уральск, я, не заезжая домой, сразу поехал к Храповицкому. Мы созвонились по дороге, и он кратко сообщил мне, что ждет меня по "вопросу, не терпящему отлагательств". Обычных скандалов по поводу моего исчезновения он не устраивал, из чего следовало, что либо вопрос действительно серьезный, либо во время нашего разговора он был не один.

В среднем он звонил мне от шести до пятнадцати раз на дню, и даже, если я отбывал по его поручению, злился на то, что меня не оказывалось под рукой. Удивительно, как он еще не посадил меня на цепь.

Возле его дома я столкнулся с Савицким. Тот как раз направлялся к своей машине, но, увидев меня, остановился. Еще несколько лет назад Савицкий был полковником ФСБ, теперь он возглавлял нашу службу безопасности. Он, как всегда, бесстрастно глянул на меня из-под очков и пожал руку. Вызов его домой к Храповицкому, да еще в воскресенье, означал нечто совсем неординарное.

- Шеф распорядился завтра проверить все кабинеты на предмет прослушивания, - в своей сухой манере проговорил Савицкий. - В какое время вам будет удобнее? Ну, чтобы мои ребята вас не беспокоили?

- Безразлично, - ответил я, скрывая удивление. - Я редко сижу на месте. Да вы это и сами знаете.

Наши кабинеты и без того регулярно проверялись. Экстренные меры безопасности означали, что мы переходим на военное положение. С кем именно мы собираемся воевать, я пока не знал. Но расспрашивать Савицкого было бесполезно. Вытянуть из него информацию было столь же невозможно, как заставить Васю хранить секреты.

Савицкий кивнул без тени улыбки, словно наблюдение за моим графиком входило в круг его непосредственных обязанностей.

- Я скажу, чтобы пришли после обеда.

Меня приветствовал громкий лай собак и возгласы Олеси, метавшейся по крыльцу в тщетной попытке их успокоить. Храповицкий ожидал меня в кабинете, обложенный какими-то бумагами, исписанными его каллиграфическим почерком. Он был собран, сосредоточен и как-то азартен. Таким он бывал перед охотой.

Сейчас, когда он был без солнцезащитных очков, его лицо, обезображенное синяками, выглядело неузнаваемо, как клоунская маска, и только глаза оставались яркими и живыми. Я тоже снял очки. Он посмотрел на меня и мимоходом заговорщицки улыбнулся.

- Гозданкер ездил в Москву, - вновь делаясь серьезным, начал Храповицкий. - В налоговую полицию. У него там свои люди. Встречу ему организовали на самом верху. Он предложил деньги, чтобы нас пустили под пресс.

Я почувствовал, как у меня засосало под ложечкой.

- Это не шутки! - сдержанно обронил я, закуривая.

- Не шутки, - согласился Храповицкий.

Я помолчал, приходя в себя после его сообщения. Хуже налоговой полиции была только прокуратура.

- У нас неплохие отношения с прокуратурой, - вслух произнес я.

- С местной, - поправил Храповицкий.

Я понял, что он имел в виду. Если Гозданкер или кто-то из его столичных друзей в погонах сумели бы договориться с прокуратурой в Москве, наше положение сразу становилось незавидным.

- Нам есть, что скрывать, - продолжал размышлять я.

- Как и всем, - пожал плечами Храповицкий с легким раздражением. Он любил подчеркивать прозрачность нашего бизнеса, хотя мы оба знали правду. - Мы аккуратнее других. Гораздо. Но, как ты сам понимаешь, это никакого значения не имеет. Если решат докопаться… - Он махнул рукой.

- О какой сумме идет речь? Я имею в виду, сколько он предложил?

- По сведениям Савицкого, два миллиона долларов. Но это не точно.

- В Москве согласились?

- А вот этого мы пока не знаем. - Храповицкий невесело усмехнулся. - Боюсь, когда узнаем, будет поздно.

- Два миллиона за такой вопрос - не такие уж громадные деньги, - отозвался я. - Мы можем предложить больше. В конце концов, речь идет о безопасности!

- Два миллиона - это большие деньги! - возразил Храповицкий. - Потому что, если мы начинаем сразу их предлагать только за то, чтобы нас не трогали, еще даже не поняв меру опасности, то вступаем в торги, как на аукционе. И два миллиона становятся начальной ставкой. Потом нас уже не оставят в покое, пока не вытянут в десять раз больше. Это все равно, что залезть под крышу к бандитам. Мы и так платим и налоговой, и милиции, и прокуратуре.

- Есть другие идеи? - осведомился я, пытаясь прочесть его мысли по его распухшему лицу.

Храповицкий машинально пригладил пальцами заклеенную пластырем бровь и поморщился от боли.

- Я еще не обсуждал эту тему с Васей и Виктором, - рассеянно сказал он. - Но я знаю наперед, что они скажут.

- Что? - полюбопытствовал я.

- Что надо уезжать из России, - спокойно ответил Храповицкий.

- На время?

- Зачем на время? Навсегда! - Храповицкий откинулся в кресле и закинул ноги в черных шлепанцах из крокодиловой кожи на край стола. - Вася давно носится с идеей поселиться где-нибудь в Европе. Он терпеть не может Россию. Виктору тоже здесь скучно. К тому же он считает, что мы слишком на виду, и это опасно. С каждым днем все больше тех, кто нас ненавидит или завидует. Рано или поздно в нас начнут стрелять. Или сажать, - добавил он хмуро. - Не знаю, что хуже.

Я не стал возражать. Он говорил очевидные вещи.

- Мы заработали уже гораздо больше, чем нам нужно, - продолжал Храповицкий после паузы. - И себя, и детей обеспечили. Если еще продать бизнес, который потянет миллионов на двести - двести пятьдесят, то хватит и внукам. Которых у нас пока нет. Оставаться здесь - значит подвергать все это риску. Спрашивается, зачем?

- Незачем, - подтвердил я. Он одобрительно хмыкнул.

- Если вдуматься, нас мало что связывает с этой страной, - рассудительно заметил он. - Наши дети и жены давно живут за границей. У нас там счета. Недвижимость. Получается, что здесь мы просто зарабатываем деньги. Где бы мы могли столько нажить за несколько лет!

Некоторое время мы сосредоточенно молчали. Каждый думал о своем. В случае их отъезда нам предстояло разное будущее.

- Ну! - наконец прервал паузу Храповицкий. - Скажи что-нибудь!

- Чего ты от меня ждешь? - откликнулся я. - Это ваше решение. Езжайте. Я-то все равно останусь!

Назад Дальше