Плохиш почесал затылок. Было заметно, что он симпатизирует девушке.
- Вов, давай так поступим, - примирительно заговорил он. - Она останется со мной. Не возражаешь? А к Васе мы пошлем другую. Мало ли у нас этого добра! Слышь, ты это, - обратился он к Лене, все еще отчужденно сидевшей на диване. - Иди найди пару телок посимпатичней и пошли их наверх. Скажи только, пускай сначала зайдут на кухню и меда там возьмут. Медом будут его мазать! У меня тут меда немерено, - по-хозяйски пояснил он. - Мои пацаны местный рынок прикрутили, деревенский. А откуда в деревне покупатели! Денег-то нет ни у кого. Ну и забирают у барыг чем попало! Мед он тоже пригодится. Зимой. Пацаны простывают же на "стрелках".
- У меня там одежда наверху осталась, - скороговоркой сказала Лена, поднимаясь.
- Да черт с ней, с одеждой! - взвился Плохиш. - Завтра заберем!
Она бросила косой взгляд на Храповицкого и поспешно выскочила в зал, боясь, что Плохиш передумает. Храповицкий молчал, неодобрительно хмурясь.
- Да ладно тебе, Володь, - принялся уговаривать Плохиш. - Зачем на них давить! А то ездить перестанут.
- Они же не по любви ездят, а за деньги, - возразил Храповицкий, пожимая плечами. - Может, ты им платишь мало?
Вопрос прозвучал довольно резко. Плохиш заерзал.
- Нормально плачу, - неуверенно пробормотал он.- Их распускать тоже ни к чему. Кстати, Володь, ты мне только контингент не порти, а? - В его голосе зазвучала тревога. - Я имею в виду, много денег не давайте. А то вы там у себя привыкли. Долларов сто за ночь, и хватит! Разбалуются.
- Ну и жмот же ты! - усмехнулся Храповицкий, получив подтверждение своим подозрениям. - Уличные больше получают!
- Да перестань выдумывать! - оправдывался Плохиш. - Дело же не в деньгах! Сколько вон их по городу! Их ведь еще кормят, поят. Обращаются с ними по-человечески. К тому же мы не проституток привозим. Ты смотри, им такое не скажи! Слезы, знаешь, какие будут!
В этом Плохиш был прав. Я не помнил, чтобы кто-нибудь из девушек, приезжавших за деньги на наши вечеринки, считал себя проституткой.
- Сами-то возьмете кого-нибудь? - заботливо спросил Плохиш, переводя разговор и желая замять возникшую неловкость. - Не зря же их отбирали!
Храповицкий подумал. По его лицу было видно, что он еще не отошел оттого, что Плохиш заступился за девушку, осмелившуюся ему противоречить.
- Нет, наверное, - наконец лениво решил Храповицкий. - К кому-нибудь из своих поеду.
- Что, не понравились? - переживал Плохиш. Он явно уже был не рад, что вмешался.
- Да нет, нормально все, - смилостивившись, утешил его Храповицкий. - Просто у меня график. Последние дни догуливаю! Скоро семья приедет.
Девушек, подобных сегодняшним, он действительно брал редко, и только когда сильно напивался.
6
После его отъезда Сырцов тоже засобирался домой.
- Я бы остался, да жена скандалить будет, - пояснил он. - Она у меня ревнивая.
Ко мне вновь подсел Виктор. За последний час он, видимо, дозрел до какого-то решения в отношении меня.
- Поехали куда-нибудь, побезобразничаем! - предложил он. Он был в том градусе опьянения, который был ему необходим для его наиболее злых и наглых выходок. Наверное, благоразумнее было бы уклониться, но меня разбирало любопытство.
- Поехали, - согласился я беспечно. - Здесь мы уже все видели!
- Плохиш! - крикнул через стол Виктор. - Мы девчонок заберем, штук шесть-восемь? Не возражаешь?
- Берите хоть всех! - Плохиш широким жестом разбросал руки в стороны. - Для друзей последнее отдам!
Виктор кивнул Юле, которая давно суетилась между подружками, о чем-то с ними таинственно перешептываясь. Поручение, данное ей вскользь Виктором, добавляло ей значимости в глазах остальных девиц, и она важничала.
- Пошли скорее, девчонки! - зашипела на них Юля. Отобранный ею по своему усмотрению контингент из
нескольких девушек торопливо похватал сумки и, оправляя на ходу одежду, засеменил к выходу.
- Николаша, поедешь с нами куролесить? - предложил Виктор младшему Лисецкому. - Разомнемся чуток!
Николаша, который еще не знал опасности кутежей, затеянных Виктором, с готовностью вскочил и, пошатываясь, закосолапил следом. Все происходящее было ему внове, и он боялся хоть что-нибудь упустить.
- Пахом Пахомыча нужно прихватить! - вспомнил Виктор, когда мы уже выходили. - Куда ж мы без него?!
Он поманил пальцем охранников.
- Вытащите из-за стола Пахом Пахомыча, - приказал он. - И сажайте в свою машину. Только не надо его одевать. Пусть так едет.
Мы с Виктором расположились на заднем сиденье его довольно неудобного громоздкого "Хаммера". В отличие от Храповицкого, предпочитавшего элегантные автомобили со сглаженными формами, Виктор, подчеркивая свою любовь ко всему грубому и угловатому, ездил на огромных тряских машинах. Однажды он даже купил по пьянке в какой-то воинской части списанный за ненадобностью бронетранспортер. Но прокатиться на нем по улицам города у Виктора так и не получилось. Некоторое время бронетранспортер красовался перед входом в наше вооруженное агентство, потом нам позвонили из милиции, попросив не пугать граждан, и древнюю военную машину куда-то отогнали.
Николаша сел в мой "БМВ" рядом с Гошей. Девушек набили в машины охраны. Туда же погрузили и сонного Пахом Пахомыча.
- Как ты думаешь, а у Плохиша в номерах видеокамеры есть? - поинтересовался Виктор, когда мы тронулись.
- Может, и нет при его скупости, - ответил я. - Да девчонки, похоже, и так ему все рассказывают.
- Вот дурак! - даже крякнул Виктор. - Я бы установил! Обязательно! Разве можно такую возможность упускать!
- Компромат собираешь?
- Ага! - кивнул он с удовольствием, нисколько не смущаясь. - Обожаю подглядывать! Страх люблю чужие тайны! Может, это у меня еще с тех времен осталось, когда я мясо рубил, а? Тогда все из-под полы продавали, а прилавки пустыми были. Вот я и привык, что самое главное люди прячут. Ведь на публике все притворяются. Ваньку ломают. И Храповицкий, и ты, и я, и губернатор, - все! А когда дома за собой дверь закроем, Боже мой! Что вытворяем! Ну, как подменили нас! Куда что
подевалось? Откуда что взялось? Возьми, к примеру, того же Васю. Послушать его, ну прямо сексуальный разбойник! Все массажные салоны знает, телефоны шлюх в записную книжку не помещаются. Вахтеры наши от него под лестницу прячутся, чтобы, походя, не изнасиловал. А две Васины жены Васю на побегушках держат. Крутят им как хотят. Он и пикнуть не смеет. Как?! Почему?! Разве такого жеребца в стойле удержишь?
Виктор бросил на меня хитрый взгляд, словно задал мне неразрешимую головоломку. Но я нарочно молчал. Не дождавшись моего ответа, он не выдержал.
- Да потому что он в постели полный ноль! - торжествующе объявил Виктор. - Легче вагон разгрузить, чем его растормошить. Вот он и пытается изобразить из себя записного бабника! Понимаешь, о чем я говорю? Так всегда бывает! Да это не только с женщинами. Это во всем! Чем больше показухи, тем меньше настоящего. И сильнее всего люди боятся, что об их слабости кто-то догадается!
Было очевидно, что знание Васиного секрета наполняло Виктора неизъяснимым чувством презрения к своему партнеру.
- Слишком прямолинейное объяснение, - небрежно ответил я, чтобы его позлить.
- А вот и нет! - усмехнулся Виктор, ничуть не задетый. Он чувствовал себя в своей колее и не давал себя сбить. - Или, допустим, Пахом Пахомыч! Врет нам, что разводится с женой и оставляет ей квартиру. Чтобы мы его, значит, пожалели и сквозь пальцы смотрели на то, как он ворует. А супружеский, так сказать, долг, считай, каждую ночь исполняет! Топчет свою дражайшую половину. И еще рычит при этом так, что дети у соседей плачут! - Виктор обернулся и погрозил пальцем в сторону другой машины, в которой ехал Пахом Пахомыч. - Ух, какой безобразник! И финансами, кстати, она у него распоряжается! Телка у него, правда, тоже есть, постоянная. Как же такой орел без постоянной телки? Но с ней он не откровенничает. И жмется, подлец. Денег ей мало дает. Год уже к ней ныряет, а до сих пор даже машины не купил. Интересно?
- Как-то не очень прилично, - признался я.
- Конечно, неприлично! - убежденно заявил Виктор. - А что вообще прилично? Воровать? Врать? Гаремы заводить? Только мы почему-то это каждый день делаем и нормальным считаем! И ты, и я! А подсматривать, значит, тебе не прилично! Зачем же ты тогда в душу к людям лезешь? Ты ведь у нас на этом специализируешься, правда? Только у тебя свои методы, а у меня свои. А ты, кстати, знаешь, что Пахомыч тебя ненавидит?
- Меня? - удивился я. - За что же? Я же, кажется, единственный, кто регулярно пытается за него заступиться.
- А вот за это и ненавидит! - поучительно заметил Виктор. - И правильно делает! А ты не лезь! Если бы ты не заступался, то все это, глядишь, за дружескую шутку бы сошло. Атак получается унижение. И кого прикажешь ему за это винить? Нас, что ли, с Храповицким? Так мы же его начальники! А ты - нет! Свидетель его позора.
- Да ты, может быть, все выдумываешь? - высказал я вдруг мелькнувшую догадку. - Провоцируешь, как обычно?
Виктор ничуть не обиделся.
- Может, и выдумываю, - лукаво согласился он. - А может, и нет. Ты сам попробуй. Хотя бы разок. Сам потом будешь бегать, дырки в спальнях друзей сверлить!
- Значит, это все-таки ты у меня тогда прослушку установил! - утвердительно произнес я, вспомнив инцидент годовой давности. В свое время, когда я притащил на работу обнаруженные в своем доме "жучки", он возмущался вместе с другими и валил все на ментов и конкурентов.
На сей раз он не стал отпираться.
- Ну да! - отозвался он с радостным бесстыдством. - Кто же еще! Кому ты, дорогой друг, нужен, кроме меня?! - В приливе самодовольства он даже легонько потрепал меня по руке. - Но ты меня, кстати, разочаровал! Совсем разочаровал, - протянул он с деланным укором, качая головой. - Не ожидал я от творческого человека такой преснятины. Я-то думал, ты вон какой! А ты - вон какой! Никакой фантазии в постели! - Он театрально вздохнул, скорбя об отсутствии во мне должной изобретательности. - Позор твоей профессии! Надо тебе кассет порнографических, что ли, подогнать? Хоть поучишься на досуге.
- А ты ожидал, что я мальчиков вожу и составляю заговоры по свержению начальства? - осведомился я с невольным раздражением. - Что ж, извини. В следующий раз предупреди, когда решишь подсматривать, я уж для тебя постараюсь!
Видя мою реакцию, он отрывисто засмеялся.
- Да ладно, с кем не бывает! - великодушно обнял он меня. Я инстинктивно отстранился, и он хохотнул, чрезвычайно довольный, что сумел меня уязвить. - И даже не пробуй меня поразить! Сам подумай, что ты можешь показать мне такого, чего бы я еще не видел?
- Ты, кажется, полагаешь, что уже все на свете видел? - осведомился я с нескрываемым сарказмом.
- Про людей? - переспросил он небрежно. - Про людей, да! Все видел! Ну, то есть, все абсолютно!
Он посерьезнел и прибавил:
- И ты даже вообразить не можешь, насколько это скучно!
Он скривился и сделал распространенный жест, как будто его тошнило. И опять в его тоне мне послышалась прежняя больная и тоскливая интонация, как совсем недавно в кемпинге. - А знаешь, кто самый опасный человек в нашей конторе? - неожиданно проговорил он. - Сроду не догадаешься! Сырцов!
Я вновь не сумел скрыть изумления.
- Шутишь? - недоверчиво посмотрел на него я. - Он же тихоня!
- В том-то вся и штука! - закивал Виктор с загадочным выражением лица. - Постоянной любовницы у него нет. Жене он ничего не рассказывает. И плетет ей небылицы о том, что денег зарабатывает мало. Хотя он у нас получает столько, сколько тебе и не снилось! На что, спрашивается, копит? И куда девает?
- На что же? - осведомился я с преувеличенной заинтересованностью, делая вид, что не заметил шпильки по поводу разницы в зарплате.
- Выясню! - пообещал Виктор и хлопнул себя по колену ладонью. - Непременно! Должна же быть какая-то отдушина у человека! Не может же он все в себе носить и от всех таиться! Где-нибудь обязательно сорвется!
Он некоторое время помолчал, жуя губами, что-то обдумывая. Потом выражение его лица переменилось. Он повернулся ко мне и посмотрел на меня особенным взглядом, словно все, сказанное им до этого, было лишь пустяками, прелюдией к чему-то главному и потрясающему, чем он собирался поразить меня сейчас.
- А Вовкину тайну хочешь знать? - выдохнул он, заговорщицки понижая голос. - Храповицкого-то? Хочешь? Признайся! Ведь до смерти охота!
Он издевательски подмигнул.
- Нет, - поспешно ответил я, не задумываясь. - Не хочу.
- Почему же не хочешь? - недоверчиво поднял брови Виктор. - Не верю. Врешь! Ведь это же как здорово, выведать тайну начальника! Его главную слабость! Да после этого он в твоих руках, со всеми потрохами.
- Нет! - повторил я твердо. Мне почему-то стало ужасно неприятно, как будто меня принуждали к чему-то постыдному. - Я не роюсь в грязном белье. Тем более, если речь идет о близких людях.
- А я вот роюсь! - воскликнул Виктор упрямо. - И ты роешься, хоть и отпираешься! Не притворяйся передо мной. Мы с тобой слишком похожи для этого. Я тебя насквозь вижу!
Он не сводил с меня испытующего взгляда своих помутневших глаз.
- Надеешься, что я тебе сам выболтаю? - насмешливо настаивал он. - А ты и капитал приобретешь, и невинность сохранишь? Думаешь, самый хитрый?
Я подался вперед и похлопал по плечу его водителя.
- Останови! - потребовал я. - Мне пора выходить!
- Езжай! - рявкнул Виктор. Он сделал над собой усилие и растянул губы в недоброй улыбке. - Вот и еще одну твою тайну я узнал. Опять ты себя выдал! Как все-таки с тобой просто! Боишься, значит, правды! Трусишь! Екает в тебе сердишко. Не такой, выходит, ты смелый, как хочешь казаться!
Он удовлетворенно откинулся на сиденье, запрокинул голову и вытянул ноги.
- Ну а как насчет моего личного секрета? - осведомился он. - Любопытно? Я же тебе не близкий человек! Враг, можно сказать. Секрет врага дорого стоит. Ох как дорого!
Весь этот разговор уже давно раздражал меня. Я поневоле втягивался в его игру. Пора было положить этому конец.
- А твой секрет я и так знаю! - возразил я как можно равнодушнее.
- Да ну? - ухмыльнулся Виктор. - И в чем же он состоит, скажи на милость?
Он явно не верил мне. Я еще несколько секунд потянул, давая ему потомиться.
- Ты, Виктор, какой-то надорванный человек, - заговорил я, стараясь выбрать доброжелательный тон. - Тебя почему-то совесть мучает. Как будто ты что-то гадкое совершил в жизни и простить себе не можешь. И тебе страшно важно вновь и ^новь убеждаться, что все остальные не заслуживают твоего уважения. Что они мельче и подлее. Как будто чужой грех прибавляет тебе святости. Но в проницательности тебе не откажешь. Иное дело, что она у тебя особого рода. Злая какая-то. Ты чужие слабости очень легко угадываешь. Только тут ты сильно заблуждаешься.
- И в чем же я заблуждаюсь? - скосил на меня глаза Виктор.
- Да очень просто, - продолжал я. - Ты вот считаешь, что если подсмотрел чей-то порок, то уже все понял про человека. А ты понял лишь одну его сторону. Всего лишь одну черту. Может статься, не самую важную. Сути она не исчерпывает, но тебя это уже не интересует. Знаешь, кто чаще всех ошибается в людях? Следователи и судьи. Потому что им все врут. И они уверены, что все люди - лжецы. Но это же не значит, что люди только и делают, что врут! Когда они выходят из кабинетов следователей, то очень часто говорят правду. Или, скажем, кто-то дал слабину с женщиной. Ты уже готов считать его слабаком! А он всего лишь дал слабину с женщиной.
Не больше. И кстати, я тебе вовсе не враг, - прибавил я, улыбнувшись. - Это слишком сильно сказано. Скорее, я стараюсь держаться от тебя подальше. Что тебя, кстати, особенно бесит. Ты бы хотел, чтоб я тебя любил. Или, по крайней мере, ненавидел. Равнодушие тебе непереносимо.
- Я тоже к тебе безразличен, - проговорил он, зевая. Я даже прыснул, до того ненатурально он выглядел в
эту минуту. Он понял, что его притворство не удалось, и тоже улыбнулся.
- Ну, не люблю я тебя, - признал он с каким-то даже добродушием. - Ужасно не люблю. Можно сказать, не выношу. Видишь, я честнее тебя! - похвалился он. - Ну что, тебе полегчало?
- Да нет! - откликнулся я. - Я расстроился. Я надеялся, что мы поженимся.
- А ты знаешь, почему не люблю? - допытывался он.
- Конечно, - отозвался я легко.
- Почему? - требовательно спросил Виктор.
Я видел, что он заводится. Теперь преимущество переходило на мою сторону. Мне нравилось его дразнить. В этом смысле мы с ним действительно были похожи. Я закинул ногу на ногу, посмотрел в окно и закурил, не спрашивая его разрешения.
- А почему тебе важно сейчас поговорить со мной? - ответил я вопросом на вопрос. - Не с Васей, не с Храповицким? А со мной? И именно сегодня! Вчера же тебя не тянуло на откровенность.
- Почему? - повторил он, раздражаясь.
- Потому что во мне есть то, чего ты не можешь купить за все свои деньги. И ты от этого бесишься. Ты богатый человек, мой начальник, а никак не можешь испытать чувства превосходства, столь тебе необходимого. А этими выборами я как будто у тебя победу украл! Ты уже готовился меня размазывать. Вчера, не вытерпел, позвонил, чушь порол по телефону. Как мальчишка! Ты так жаждал моего унижения! И вдруг опять провал! Обидно! Поэтому тебе до смерти важно сейчас доказать мне, что ты изнутри лучше, чем я. Тоньше. Что ты плачешь над стихами, одиноко гуляешь в дождь и приводишь домой
бездомных животных. И как только ты это докажешь, себе или мне, не важно, ты сразу успокоишься. Потому что получится, что ты обладаешь всем, чем я, по твоему мнению, так горжусь. Но у тебя еще и денег больше! Значит, ты - главнее! Какой же ты чудак, Виктор! Мог бы и не доказывать. Я готов это признать без всяких оговорок. Я-то не стремлюсь к превосходству. И в дождь не гуляю. И бродячих собак терпеть не могу!
Некоторое время Виктор сосредоточенно смотрел перед собой, взвешивая мои слова.
- Нет! - наконец решительно объявил он. - Ничего ты обо мне не знаешь! И совесть меня не мучает! Нет у меня совести! Я вообще в этот бред не верю. Кстати. - Он хитро сощурился. - А Вовку, по-твоему, совесть мучает?
- Ловишь? - усмехнулся я. - Ждешь, что начну расписывать достоинства начальника? Уверен, что не мучает! В чем-то он умнее нас всех, но внутри устроен по-другому. Он весь нацелен на победу. Съел врага и забыл! Без гнева и пристрастия! И твоей чувствительности у него никогда не было. Иначе, он бы не смог двигаться вперед. И под кожу другим он заглядывать не любит и не хочет. Инстинктивно боится, что это его размягчит, мешать будет. Что придется сочувствовать тем, кого он обрек на съедение.
Виктор одобрительно кивнул.
- Может, и так, - подтвердил он. Вдруг новая мысль пришла ему в голову.
- А сам-то ты? - с нажимом спросил он. - Тебя самого совесть мучает?
- Мучает, - признался я. - Довольно часто.
- Неужели ты ее нам не продал? - театрально ахнул Виктор.
- Я пытался, - ответил я честно. - Но так, чтобы совсем, не выходит! Все время что-то остается на донышке.
Виктор победно потер руки. Он почему-то сразу развеселился.