- Симеон Валерьянович, - осторожно начал я, - мне жаль, я, вероятно, пошатну ваши основы. Но меня очень интересует, не является ли ваш имидж "открытой книги", лишь имиджем?
- Честность - лучшая политика, единственно возможная для меня политика, - продолжал говорить банальности Зиганшин. Но вдруг он обмяк и беспомощно взглянул на бутылку, стоявшую на столике. - Я как раз собирался выпить, когда вы вошли, - заметил он.
- Налейте и мне стакан, раз уж встали, - любезно попросил я. Я терпеливо наблюдал за тем, как Зиганшин разливает водку, и сидел не двигаясь, пока не получил свою стопку. Затем я продолжил, тщательно стараясь не нарушать хрупкую границу между прямотой и оскорблением:
- Давайте смотреть правде в лицо. Вы - честный человек. Но далеко не каждый в этом грешном мире такой же идеалист, как вы. Некоторым, я думаю, очень удобно вершить свои темные дела за спиной человека, чья жизнь - открытая книга.
- Мои сотрудники, - твердо сказал Зиганшин, - люди самых высоких нравственных качеств.
- Слава героям соцтруда! - провозгласил я, опустошая налитый мне стакан.
Зиганшин одним глотком выпил свой, поморщился и внимательно посмотрел на меня.
- Ваше воображение далеко вас заведет. Это ужасное совпадение… Ну, допустим, я принимаю вашу точку зрения - это была чья-то грязная игра…
- Позвольте тогда мне задать вам пару вопросов?
- Каких?
Я поставил стакан и затянулся сигаретой:
- Вы сказали вчера вечером, что Табаков - чудак. Откуда у вас такое мнение?
- Такая у меня была информация…
- Вы сказали, что его изобретение изучается.
- Да, оно было изучено.
- Кем?
- Я же объяснил вам - есть установленная процедура. Вы, вероятно, не знакомы с современной системой изучения деловых идей. Уверяю вас, лучшие умы…
- Я вас просто спросил: кто? Как зовут того человека, где вы его отрыли?
Зиганшин заморгал, потом потер свой квадратный подбородок.
- Ну, если вы считаете, что это так важно, - сказал он. - Изобретение Табакова не пошло обычными каналами. Постараюсь вспомнить, кому именно я дал поручение. Мне кажется, Табаков произвел на меня впечатление своей убежденностью, и в тот же день я поговорил с человеком, очень авторитетным в. данной области. Этот эксперт сказал, что профессор Табаков уже предлагал ему свою идею, что он провел всестороннее исследование и со всей ответственностью заявляет: вся идея не стоит и выеденного яйца. Естественно, поэтому, чтобы не обременять ненужной работой своих сотрудников…
- Одним махом - семерых побивахом, - перебил его я.
- В определенном смысле так.
- А потом вы сами же себя уговорили, что именно ваши эксперты провели всестороннее исследование.
- Многоуважаемый господин Зубовский… - торжественно сказал Зиганшин, - эта информация пришла от человека, которого мой департамент был бы рад нанять к себе на службу, если бы мы могли предложить ему соответствующее жалованье. Человека, самостоятельно пробившегося в жизни, и главное, крупнейшего специалиста в данной области.
- Как же его зовут? - поинтересовался я, и у него запульсировала жилка на виске. - Случайно не Вова Миркин?
- Это Роберт Соломонович Бурциевич, президент "Фармбиопрома".
Зиганшин сказал это, как если бы на дипломатическом приеме произносил тост за установление добрососедских отношений с Южной Африкой.
Лениво затянувшись сигаретой, я насмешливо посмотрел на образцово-показательного чиновника российского правительства.
Итак, еще одна ниша была заполнена и концы нитей связаны воедино. Папаша Табаков оказался куда более проницательным, чем можно было подумать. Мне пришлось признать также, что я сам все бесконечно усложнил, отказываясь принимать очевидные вещи. Я так увлекся составлением сложной схемы, что спутал собственные карты. Но теперь-то я наконец все понял. Дело, оказалось поразительно простым по своей сути.
- Значит, именно Бурциевич был той авторитетной личностью, которая вынесла вердикт, - медленно произнес я. - А ведь корпорация "Фармбиопром" вложила два миллиона долларов в строительство завода, на котором будет использоваться старый способ производства инсулина.
Зиганшин фыркнул:
- Господин Бурциевич - один из самых выдающихся промышленников мирового масштаба. Я, конечно, не одобряю его нескончаемых тяжб с некоторыми правительственными ведомствами, но личное общение с ним всегда доставляет массу удовольствия. Меня коробит лишь от одного вашего предположения, что он может быть нечестен.
- И тем не менее, - сказал я. - Мне довелось повстречаться с его помощником, Владимиром Миркиным, мы познакомились в Москве. И он сказал мне, что изобретение Табакова выглядело весьма перспективным, просто у "Фармбиопрома", по его словам, была другая специализация. Он отнюдь не считает, что изобретение не стоит выеденного яйца.
- Миркин не биолог.
- Бурциевич тоже не биолог. Он лишь когда-то работал в аптеке своего отца.
- У него высококвалифицированный штат сотрудников. Миркин, вероятно, плохо информирован.
- Зачем же Бурциевичу ему врать?
Зиганшин замахал руками:
- Я не собираюсь вмешиваться в личные дела Бурциевича. Несомненно, у него были причины так поступить. Дело попросту могло не иметь никакого отношения к Миркину. Каждый сверчок знай свой шесток.
- Но Миркин сказал мне об этом в присутствии Веры Табаковой. Мне представляется, что значительно легче допустить другое - "Фармбиопром" попыталась затереть изобретение Табакова, чтобы защитить свои собственные интересы.
- Чепуха! Я уверен, он просто щадил чувства Верочки.
- Слушайте, вы, - сказал я резко, - неужели вы не понимаете, что Бурциевич держит вас за простака?
Я знал, что сказал дерзость, и сразу это понял по реакции Зиганшина. Тот надулся, его тяжелое лицо потемнело. Он встал и заорал:
- Молодой человек, предполагать подобное - не просто наглость - это скандал! Бурциевич возглавляет крупнейшую корпорацию. Человек с его положением несет огромную ответственность перед обществом. Стране уже нанесли немалый вред, пытаясь дискредитировать наших выдающихся промышленников. Но существует, в конце концов, такое понятие, как деловая этика. И слава Богу, у нас пока есть люди, которые…
- Можете не продолжать, - мягко прервал его я. - Мне кажется, я где-то уже слышал эту речь.
- Если вы думаете произвести на меня впечатление подобными непристойными намеками…
- Все, что я хочу знать, - сказал я терпеливо, - так это, что именно вы предполагаете делать в создавшейся ситуации?
- А я должен что-то делать? - хмыкнул Зиганшин. Ему казалась дикой сама эта мысль.
- Да-да, именно делать, - решительно произнес я и встал. - Не забудьте, пожалуйста, что в этой ситуации вы можете выглядеть не самым лучшим образом. Я уже объяснил почему.
В маленьких глазках Зиганшина отразилась непреклонность.
- Естественно, я проверю ваше заявление, - сказал он. - Как работник аппарата правительства я просто обязан это сделать. Если в ваших словах есть хотя бы доля правды - а я не сомневаюсь, что все это лишь плод вашей фантазии, - будет назначено всестороннее расследовавание. Однако убежден, что данное дело имеет очень простое объяснение.;
- Я тоже в этом убежден, - усмехнулся я. - Вы просто отказываетесь его видеть.
- Ну а теперь вы наконец уберетесь отсюда? У меня через несколько минут встреча.
Кивнув, я взглянул на часы.
- У меня тоже есть дела, только, пожалуйста, запомнит те мое предупреждение.
- В следующий раз назначайте время встречи заранее
- Обязательно, у меня уже назначено время для встречи в ФСБ. Завтра. Учтите, в связи с делом Табакова будет упомянуто ваше имя. И то, что вы завернули его изобретение, основываясь на мнении Бурциевича. Так что, если вы не предпримете никаких шагов, "соответствующие органы", вероятно, поинтересуются, почему. - Я сделал последнюю затяжку я раздавил сигарету в пепельнице. - Всего вам доброго.
Я очень тихо прикрыл за собой дверь. Спускаясь на лифте, я радовался, что хоть чем-то сумел подгадить мерзавцам. Дисциплинированность Зиганшина граничила с недоразвитостью. Он мог сколь угодно долго исторгать банальности. Однако мысль, которую я подбросил ему, находилась в пределах его понимания. И уж если он проникнется этой мыслью, выколотить ее из него станет просто невозможню. Глупая честность (или честная глупость) - качество, сделавшее Зиганшина весьма удобным инструментом для определенных людей, вернется бумерангом и пребольно ударит по этим людям.
Конечно, читая досье на Зиганшина, я полагал найти там что-нибудь, что можно будет использовать против него. Но в конечном счете все получилось гораздо лучше.
Было уже почти одиннадцать часов. Я спешил, боясь опоздать на встречу с Ларисой, и был так этим озабочен, что не сразу узнал человека, шедшего навстречу. Узнав же его, я сначала остановился как вкопанный, потом вышел на улицу, не оглядываясь и надеясь, что меня, по крайней мере, не узнали. Садясь в такси, я еще раз порадовался, как ловко я сумел разладить так мастерски налаженный механизм интриги. Еще я сожалел, что ничего не знал об "ужасном собрании" у Роберта Бурциевича, назначенном на вечер.
Потому что человек, с которым я столкнулся, выходя из гостиницы, был Владимир Миркин.
17
Лариса нежно держала в руках бутылку старого марочного коньяка.
- Куда мы теперь пойдем?
- Куда угодно - выбор большой, - сказал я.
После двух коктейлей, тарелки ракового супа, который делали только в ресторане "Паризьен", после телячьих почек, запеченных особым образом, я чувствовал себя великолепно. Я был абсолютно трезв и готов к любому повороту событий.
- Может, пойдем в кино, например, - предложил я.
- Ну да, и смотреть всякую чушь!
- Хорошо. Решай сама, - усмехнулся я.
- О, я просто без ума от ночных клубов. Я знаю их все, поэтому я-то уж найду, куда тебя повести.;
Зеленый автомобиль Ларисы развернулся и помчался на север. Ветер развевал ее светлые волосы, а руки свободно лежали на баранке. Она, чувствовалось, была очень довольна собой. Я тоже чувствовал удовлетворение. Вообще-то, я бы дорого заплатил, чтобы послушать разговор между Миркиным и Зиганшиным, хорошо бы для ровного счета иметь на этой встрече еще и папашу Бурциевича. Жаль, в свое время мне не пришла в голову мысль прибегнуть к помощи покойного господина Папазяна. К сожалению, архитектура "Невского Паласа" страдала отсутствием балконов и карнизов, откуда было бы весьма удобной подслушать происходящее в номере. Что же, приходилось мириться с подобными неудобствами. С другой стороны, я не мог разорваться на две части, да и место, куда мы с Ларисой направлялись, было не самым скучным в Питере.
Закурив сигарету, я откинулся на спинку сиденья, наслаждаясь поездкой. Меня всегда приятно возбуждали ночные поездки по Питеру в открытом автомобиле. Это напоминало плавание на моторной лодке по каньону. Я представил, что проезжающие мимо иномарки - легкие яхты, а ревущие автобусы - неуклюжие бегемоты. В моих мечтах было много старомодной любви к стихии. Такой же старомодной, как ночевка в палатке. Но это соответствовало моему настроению и той дуэли, которая мне предстояла.
Мы проехали Екатерининский парк, еще несколько кварталов, потом Лариса повернула в сторону восточных районов города. Наконец она затормозила около дома, дверь которого была распахнута, за ней виднелся полуосвещенный холл.
- Зайдем? - спросила она.
- Что-то не знаю такого клуба.
- Это очень закрытый клуб.
Я вышел из машины, Лариса обошла вокруг и взяла меня под руку. Девушка слегка прижалась ко мне, когда мы поднимались по ступенькам, и я почувствовал, как моя кобура с пистолетом уперлась ей в ребра.
- Ты меня опасаешься? - насмешливо заметила она.
Я и бровью не повел:
- Почему ты так считаешь?
- Носить при себе пистолет, идя на свидание с девушкой…
- Никогда не знаешь, кого встретишь по пути.
Мы зашли в лифт. Лариса засмеялась и нажала кнопку.
Я тоже улыбнулся, держась тем не менее настороже и не застегивая пиджак.
Лифт остановился на пятом этаже. Мы вышли на такую же полуосвещенную лестничную клетку. Девушка подошла к двери и открыла ее своим ключом.
- Прошу, месье, - пригласила она шутливо.
Я вошел. Это было так же необходимо, как покидать окоп, идя в атаку. Моя правая рука была готова выхватить пистолет, мышцы напряглись, все чувства обострились. Ситуация была не менее драматичной, чем в тот вечер в Москве, когда я впустил Ларису в свой номер. Я понимал, что должен сохранять бдительность. На этой благословенной земле всегда хватало места для тех, кто позволял себе дремать не вовремя.
Когда Лариса зажгла свет, я увидел, что это обычная квартира.
- Очень похоже на клуб, - насмешливо заметил я. Квартира была со вкусом обставлена. Я прошелся по ней, как бы невзначай открывая все встретившиеся двери и заглядывая во все обнаруженные клозеты.
- Нравится?
- Еще бы. Жаль, что здесь не встретишь завсегдатаев ночных клубов, но можно обойтись и без них.
- Я снимаю эту квартиру на тот случай, если ночую в городе. Вот там - бар с неплохим набором выпивки. Позаботься о нас, дорогой.
Открыв шкафчик, я вынул приглянувшуюся бутылку и два бокала. Лариса села на диван, подобрав под себя красивые длинные ноги. Я уселся в кресло напротив и не преминул понюхать напиток в бокале. Потом отхлебнул глоток, решив сегодня не злоупотреблять спиртным.
Мы задумчиво смотрели друг на друга.
- Я не рассказывала тебе о своей коллекции гравюр?
- Может быть, к рассказывала.
- Тебе не нравится то, как я завлекла тебя сюда?
- Нет, почему же, все было просто очароватедьио.
- Тогда почему ты сидишь так далеко?
- Я все жду, что сюда ворвется твой отец с пистолетом в руке и заставит меня поступить, как поступают все порядочные люди в подобных ситуациях.
- Ты просто безумно осторожен, - с легким упреком произнесла Лариса.
- Да, это одна из моих самых плохих привычек.
Она допила бокал и передвинула его на край стола. Я вновь наполнил его и передал девушке. Она сердито смотрела на меня, очень молодая, очень испорченная и отталкивающе доступная.
- Почему ты меня так ненавидишь? - спросила она.
- Ничуть, - ответил я самым любезным тоном.
- Мне кажется, я бы могла тебя возненавидеть.
- Очень жаль.
- Черт подери, да я тебя уже ненавижу! Чего ради я стараюсь? Я никогда не бегала за мужчинами. Они вечно бегали за мной. И я позволяла им это. Ты мне ничуть не интересен, даже не знаю, как это тебе удалось уговорить меня поужинать вместе.
- Вероятно, по той же причине, по какой я позволил уговорить себя приехать в это гнездышко.
В глазах ее появилось озадаченное выражение, которое мне уже приходилось видеть.
- Мне хочется наорать на тебя, - сказала она жалобно. - Ну иди же сюда, пожалуйста, я не буду тебя кусать.
Она похлопала ладонью по дивану рядом с собой. Я пожал плечами и молча обошел вокруг стола.
Лариса взяла бокал с шампанским и осушила его одним залпом. И вот уже ее лицо оказалось рядом с моим лицом, ее рот искал мои губы, ее. поцелуй был требовательным. Какое-то время я сидел спокойно, но это не могло продолжаться вечно. В конце концов, за этим я сюда и пришел. Я обнял Ларису, решив взять от этой ситуации все что можно. Но в то же время я сохранял голову холодной, как бы со стороны наблюдая за собой. Губы ее были мягкими и соблазнительными, я ощущал ее теплое дыхание, чувствовал прикосновение ее волос, ощущал все ее тело, жадно требовавшее ласк.
Я начал отвечать на ее ласки, и пульс мой стал частым и прерывистым.
- Ты же хочешь меня, - сказала Лариса, довольная тем, что вывела меня из равновесия.
- Мне очень жаль, - пробормотал я. - Кажется, я только и делаю, что извиняюсь, но это не моя вина.
- Я ненавижу тебя, - почти выкрикнула она.
Лариса схватила бутылку, налила себе и почти бросила бутылку на стол.
- Даже в выпивке ты мне компанию не составишь?
- Ты меня так увлекла, что я и забыл о ней. - Я отпил несколько глотков.
- Все, что тебя интересует, это твои чертовы тайны, - сказала она. - Я же, увы, никакой такой тайны не представляю. Поэтому ты и раззадорил меня, чтобы потом бросить на полпути. Если бы я была такой же глупышкой, как эта Вероника, ты бы на меня набросился зверем.
- Дорогая, неужели ты меня ревнуешь? - насмешливо спросил я.
- Ревную? Я в бешенстве. Мне не нравится, когда меня обводят вокруг пальца. Может быть, я что-то не так сделала - скажи! Черт с тобой, я не буду больше тратить на тебя время!
- О, теперь мне нужно быть очень осторожным!
- Ты даже не даешь мне помочь тебе в этом деле. А ведь сам сказал, что однажды я могу оказаться полезной. А сам даже не рассказываешь мне ничего.
- Я не могу рассказать о том, чего не знаю.
- Нет, знаешь. Ты все время держишь меня на расстоянии. Наверное, думаешь, что я шпионю за тобой или нечто в том же роде.
Пульс мой пришел в норму. Наконец-то начиналось то, ради чего я был здесь. Я чувствовал себя канатоходцем, идущим по туго натянутой проволоке в темноте. Помочь мне могли лишь интуиция и дерзость.
- Кстати, как поживает барон? - спросил я.
- Этот ревматик? Но он не был импотентом. По крайней мере, я так думаю. В любом случае наша связь закончилась сто лет назад. Как ты узнал о нем?
- Задал кое-кому несколько вопросов.
- А что еще ты обо мне знаешь?
- Еще я выяснил, что ты часто проявляла интерес к тем людям, которые интересовали твоего отца.
- Ну и что?
- Я имею в виду особый род интереса.
Лариса вновь наполнила бокал, отхлебнула немного и напряженно посмотрела на меня:
- Да, иногда я помогала папе. Это ведь единственное, что девушка может сделать. К тому же меня это развлекает. Я бываю в приятных местах и слушаю интересные разговоры. Нельзя же все время болтаться в обществе молодых балбесов?
- Да, в жизни много приятных мест и интересных разговоров, - согласился я.
- Ты опять насмехаешься надо мной. А вот папа считает, что я достаточно умна и хорошо ему помогаю.
- На самом деле? - усмехнулся я.
Лариса недоуменно посмотрела на меня;
- Я никогда не задаю вопросов. Зачем мне знать? То, что я делаю, мне приятно, а подробности меня не касаются. Тем более, повторяю, я неплохо провожу время. Я, конечно, не претендую на гениальность… Сейчас же я хочу, чтобы ты уделил мне немного внимания.
- А может быть, это твой отец хочет, чтобы я уделил тебе немного внимания? Как тогда, в "Москве"?
- Я же не причинила тебе никакого вреда. Папа лишь хотел, чтобы я узнала, чем ты занят и что собой представляешь.