- А сегодня вечером что ты собираешься выяснить? - Вопрос прозвучал почти по-дружески. Голос мой совсем не изменился, он звучал так же ровно, с теми же приятными интонациями, что и всегда. Но я ждал.
Лариса поняла вопрос. Вид у нее стал беспомощный, как у ребенка.
- Ну конечно, я рассказала ему, как мы столкнулись на вокзале, о чем поболтали. Сказала, что собираемся вместе поужинать. Но это была полностью моя инициатива. Жаль, я не знаю, что у вас за дела с папой. Мне кажется, ты не любишь его, так же, как и меня.
- Мне еще не приходилось с ним сталкиваться.
- Если бы вы познакомились, твои подозрения рассеялись бы. Он о тебе очень высокого мнения.
- Я в восторге.
- Нет, ты просто невыносим.
Лариса взяла свой бокал и допила виски, потом, сделав смешную гримасу, сказала:
- И зачем я трачу свое время? Ты не стоишь этого. Но и от тебя, и от меня несет за версту, - мы даже не можем уехать. Мне надо выйти, - добавила она резко, встала и вышла из комнаты.
Вернувшись в свое кресло, я закурил. Потом вылил остатки виски в ее стакан.
Я был вынужден признать, что так и не представляю, близок ли к разгадке или нет. По-прежнему концы не сходились с концами. Работа эта была такой же тонкой, как плетение паутины. Любая промашка могла свести на нет все, что уже сделано. Я уже один раз ошибся, неверно оценив место Зиганшина в этой истории, и до сих пор не знаю, будет ли толк от моих последних шагов. Что именно рассказал Ларисе папаша Бурциевич? А может, она просто дура и не задает никаких вопросов, чтобы не усложнять себе жизнь? Или все это обычная пьяная болтовня? Но и этим оружием не стоит пренебрегать.
Я слышал, как в ванной течет вода, слышал, как Лариса прошла в спальню. Она довольно долго ходила по комнате, но я даже не пошевелился. Я был уверен, что никаких особых ловушек здесь меня не ожидает, и задумчиво курил. Лариса не появлялась.
Наконец раздался ее капризный голос:
- А где мое виски?
- Ты хочешь еще выпить?
- А как ты думаешь?
Встав, я взял бокал и направился в спальню.
Лариса лежала на большой кровати, едва прикрытая простынями, и, очевидно, была очень довольна собой. По всей комнате валялись ее вещи. Мне не надо было долго соображать, какие именно предметы туалета остались на ней, а какие - нет. Выражение ее красивого лица не оставляло сомнений на этот счет. Лицо выглядело более неприлично, чем ее голая задница, а выражение пустых, бесстыжих глаз вполне соответствовало намерениям.
Я ясно понимал, что здесь проходила черта, через которую не стоило переступать.
- А ты любишь комфорт, - протянул я, передавая Ларисе бокал. Она приподнялась, так что ее грудь уже нельзя было не заметить. Я сел на край кровати, не отводя от нее глаз.
- Ну скажи еще что-нибудь, - настойчиво попросила она.
Я подождал, пока еще одна приличная порция виски не перекочевала к ней в желудок, затем сделал затяжку, стряхнул пепел на ковер и произнес, не меняя тона:
- Сегодня утром один приятель подвез меня до города из Усмановска. Его зовут Барсуков. Мы говорили о тебе.
18
Последовавшей реплики я не ожидал.
- Барсуков? Этот доморощенный Шерлок Холме?
- Один его сотрудник, Папазян, следил за дочкой Табакова. Ее якобы кто-то шантажирует.
- Правильно.
- А Папазяна наняла ты.
До нее наконец дошло. Она уселась на кровати, полностью отбросив в сторону простыни.
- А как ты об этом узнал?
- Я же говорил, что задал кое-кому несколько вопросов. Этот шибздик вызвал у меня особую симпатию, конечно, я постарался выяснить о нем побольше. Описание Ирины Лисянской могло бы подойти многим. Но я решил, что из всех этих многих оно подходит лишь тебе.
- Ну ты прям ужасно умен! - восхищенно воскликнула Лариса. - Ты просто чудо, в натуре!
- Отец попросил тебя сделать это для него?
- Конечно. Ну и что тут плохого?
- А почему ты представилась Ириной Лисянской?
- Не под своим же именем мне действовать! Ведь Барсуков мог рассказать кому-нибудь, а отец любит, чтобы все было шито-крыто.
- Настолько, что не поленился сочинить эту историю о шантаже.
- Дурачок, нужен же был предлог. Папа просто хотел побольше узнать об этих занудах Табаковых, точно так же, как и о тебе. - Лариса выпила еще и хмуро посмотрела на пустой бокал. - Теперь ты будешь злиться, что я тебе сразу все не рассказала. А зачем, спрашивается? Я и никому бы в мире не рассказала. Вот только тебе.
Лариса потянулась, словно кошечка, желающая, чтобы ее погладили. Потом попыталась натянуть на себя простыни, но без особого успеха.
Я снова стряхнул пепел на ковер:
- И ты, конечно, не появлялась по указанному тобой адресу?
- Нет. Папа сказал, что мне не нужно больше беспокоиться об этом деле, потому что он выяснил все сам. Вот так.
- Если бы ты туда сегодня заглянула, то наша встреча не состоялась бы.
- Почему это?
- Потому что тебе пришлось бы долго объясняться с весьма грубыми и туповатыми парнями из милиции.
Я никогда не видел глаз более наивных - в них не отразилось и капли страха.
- Чего это ради мне с ними объясняться?
- По поводу господина Папазяна, который теперь подслушивает воркованье ангелов.
Лариса даже не вздрогнула, хотя ее роль во всей этой истории весьма отличалась от моей. Я пытался не упустить ничего - но упускать было нечего. Ни ее глаза, ни ее лицо ничего не выражали. Мой удар как будто пришелся по подушке. Не ужели опять ошибка? Но я не имел больше права на ошибку. У меня создалось впечатление, что я веду битву с тенями
Я подумал, что бессмысленная смерть Папазяна и на самом деле могла не иметь никакого смысла. Просто чья-то ошибка. Ошибка, которая случается и при осуществлении самых лучших планов. Может быть, Валдис Пирчюпис не хотел убивать Папазяна, а просто слишком сильно стукнул его. Он ведь не был психопатом, этот самый прибалт. Просто шел в лабораторию, Папазян сидел в кустах. Его надо было просто вывести из действия на некоторое время. Вероятно, Пирчюпис даже и не знал этого бедолагу Папазяна. Можно всегда искать и находить сложные объяснения, но дело могло обстоять и совсем просто. Рядовое столкновение, своего рода уличное происшествие. Вероятно, поэтому Бурциевич дал указание Ларисе не показываться по названному адресу. Просто у него на руках уже оказалась информация, переданная Пирчюписом через Миркина. Бурциевич узнал об убийстве и затаился.
Это объяснение было совсем простым. Но я по-прежнему не разобрался, насколько просто или сложно все обстояло на самом деле. Я вновь посмотрел на Ларису.
- Что ты имеешь в виду? - спросила она.
- Монсеньора Папазяна прихлопнули.
Ларина покрутила пустой стакан в руках и столкнула его с кровати на ковер.
- Ты думаешь, отец имеет к этому отношение?
Я не шевельнулся.
- Лариса, если ты хочешь одеться, уже в самый раз. Довольно поздно.
Ее взгляд томно скользнул по моему лицу. Потом она откинулась на подушки и закрыла глаза руками. Простыни уже давно валялись в стороне.
Я посмотрел на нее и отругал себя за бесчувственность.
Затем подошел к тумбочке, поставил на нее свой стакан и раздавил сигарету в пепельнице.
Лариса вновь набросилась на меня, обвила руками, прижалась всем телом. Мне было довольно сложно сопротивляться. Но я твердо знал, что не имею права поддаваться ее натиску. Я попробовал не реагировать, но это не остановило ее, и я начал чувствовать себя довольно плохо. Наконец решительным движением я оторвал ее от себя и бросил на подушки.
- Не стоит терять время, киска, - почти с отеческой добротой произнес я. - Ты пытаешься обмануть саму себя.
В ее глазах были неутоленные голод и боль.
- Я не знаю твоего убитого, если его на самом деле убили. Я не виновата в его смерти. Уверена, что и отец не виноват.
- А я уверен в обратном. Тем более ты его дочь.
- Но я хочу быть твоей…
- На двух стульях не усидишь.
- Он мой отец, я не могу стать его врагом.
- Вот поэтому я и говорю тебе - спокойной ночи. Я услышал от тебя все, что хотел, и теперь мне пора уходить.
Лариса все не желала отказываться от своего замысла.
- Ты просто запугиваешь меня. Я тебе не верю.
- Как хочешь.
- Значит, ты собираешься обо всем настучать в ментуру?
- Все может статься, ты мне подсказала недурную идею.
- В таком случае имей в виду: я тебе ничего не говорила, я буду отрицать все. Тебя засмеют, если ты начнешь рассказывать что-нибудь из нашего разговора.
- Надо мной и так уже посмеялись.
- Но не я, - шепнула она, - неужели ты не можешь просто лечь рядом и поговорить со мной?
Достав еще сигарету, я зажег ее. Рука моя при этом была совершенно твердой.
- Нет, - сказал я. - Не могу. Так что спокойной ночи.
- И куда ты идешь?
- Наверное, в гостиницу.
- Ну не уходи, пожалуйста. - Лицо Ларисы приняло напряженное, испуганное выражение.
- Почему же? - грубо спросил я. - Это что, еще одно поручение отца - держать меня здесь, чтобы я случайно не появился в нежелательном месте?
- Нет-нет. Я просто тебя прошу…
- Извини, пожалуйста, - сказал я, поворачиваясь, чтобы бы уйти.
- Понимаешь, я случайно услышала, как они говорили… Я…
Я резко обернулся, и взгляд мой был твердым и беспощадным.
- Кто "они" и о чем именно говорили?
- Не знаю о чем именно, не знаю! Я просто слышала отрывок разговора. Но я испугалась за тебя. Я знаю - тебе не надо возвращаться в гостиницу. Вот почему я хочу, чтобы ты остался здесь. Там тебе грозит опасность!
- Слишком грубо сработано, и никак тебе не поможет
Я подошел к двери. За паузой последовали бессвязные крики, я услышал, как она вскочила с постели, - и Лариса вновь повисла на мне, откинув всякий стыд, лицо ее было мокрым от слез.
- Пожалуйста, не уходи, ты не должен уходить!
- Почему?
- Я не могу тебе все сказать. Я и не знаю. Знаю только что ты не должен. Дорогой, я люблю тебя. Ты можешь остаться здесь, со мной? Я скажу отцу, что не повезу его домой. Он поедет поездом. Он не узнает, что ты здесь. Мне все безразлично. Я хочу, чтобы ты остался, дорогой… дорогой…
Я стоял неподвижно, как статуя.
- А потом, - бормотала она, - утром я сделаю тебе завтрак, я приготовлю то, что ты любишь. Если ты хочешь вернуться в эту дыру, в свой ужасный Усмановск, мы можем поехать туда вдвоем… Ты сможешь познакомиться с отцом, мы вместе поужинаем, я уверена, вы друг другу понравитесь. У вас так много общего… - Лариса снова обняла меня.
Схватив за запястья, я оторвал ее от себя. Я был разозлен, но неизвестно, чем больше - ее тупостью или своей собственной нерешительностью. В конце концов я почти бросил ее на кровать.
- Спокойной ночи, - сказал я, - передавай привет своему папаше. - Лариса села на кровати с глупым выражением лица и никак не могла понять, что же произошло.
Я пересек гостиную, вышел на лестничную площадку и закрыл за собой дверь. Быстро спустившись по лестнице, я вышел на улицу. Откуда ни возьмись показалось такси.
- "Невский Палас", - сказал я, испытывая невероятное облегчение. Все это напоминало бегство. Скорее всего так оно и было.
На мгновение перед моими глазами возникли ее лицо и глаза, плавные линии ее фигуры, но я стер это видение, решительно выпустив облако дыма из закуренной в машине сигареты.
Вопрос заключался в том, куда именно я бежал.
19
У администратора гостиницы я узнал, что меня никто не спрашивал и никто мне не звонил. Я взял ключ, поднялся на десятый этаж и подошел к двери своего номера, испытывая некоторое беспокойство. Мое воображение рисовало самые дикие картины: взрывные устройства, срабатывающие в тот самый момент, когда я вставляю ключ в замочную скважину, автоматические ружья, стреляющие в меня, когда я вхожу в комнату… Но я не мог позволить этим кошмарам загнать себя в угол. Я открыл дверь и вошел, испытывая некоторое удивление от того, что все еще жив.
Я исследовал свое жилище сантиметр за сантиметром.
Все было именно так, как я и оставил перед уходом. Горничная лишь застелила мне кровать. Полная пустота в ванной комнате заставила меня впервые улыбнуться. По крайней мере, мне не нужно опасаться таких экзотических средств убийства, как цианид в зубной пасте или яд кураре на лезвии бритвы. Но я прекрасно знал, что существовала масса иных способов убить человека - значительно более простых и не менее эффективных.
Я закрыл дверь на щеколду, подошел к окну и выглянул наружу - с обеих сторон от моего окна были гладкие стены. Никаких балконов, карнизов, никаких пожарных лестниц… Конечно, существуют лестницы с крючьями и канаты, но все это было слишком рискованно. Любой случайный прохожий мог заметить странные манипуляции на уровне десятого этажа и поделиться своими наблюдениями с дежурным портье гостиницы. Я закрыл окно, задернул штору и поставил на подоконник стакан и две имевшиеся в моем распоряжении пепельницы. Незваные гости, несомненно, наделают много шума, если захотят воспользоваться этим путем.
Вернувшись к столу, я налил себе водки. Спиртное по действовало на меня освежающе. Несмотря на некоторую напряженность, не покидавшую меня, я постепенно приходил в себя после того лихорадочного возбуждения которое недавно пережил.
В моей памяти вновь всплыло недавнее приключение. Но если здесь меня не подстерегала никакая опасность, вероятно, Лариса и ее друзья хотели помешать мне оказаться в каком-то ином месте. В каком именно? Единственное, что пришло мне в голову - Усмановск!
Несмотря на поздний час, я набрал номер телефона Табаковых. Незнакомый мужской голос ответил:
- Вероники Константиновны нет.
- Это я, Зуб.
- О! Минутку.
После небольшой паузы в трубке раздался заспанный голос Вероники.
- Я только хотел убедиться, что у вас все в порядке, сказал я.
- А что, может случиться?
- Да так, ерунда. Есть что-нибудь новое?
- Нет.
- Вас хорошо охраняют?
- Еще бы! Бескудников прислал милиционера, огромного как шкаф. И представьте себе - он коллекционирует бабочек!
- Замечательно! Передайте ему, чтобы не дремал и был начеку, если хочет и дальше пополнять свою коллекцию.
Вероника секунду молчала, потом спросила:
- Вы думаете, что-то должно случиться?
- Я всегда чего-нибудь ожидаю. Не беспокойтесь. Я просто хочу, чтобы он серьезно относился к своей работе.
- Вы остаетесь в Питере?
- Скорее всего. Наверное, уже поздно покупать билет на самолет. В любом случае не забывайте, что сейчас вы находитесь в Питере, поэтому для пущей убедительности и мне стоит оставаться здесь. Кстати, остановился я в "Паласе". Думаю, наши мерзавцы клянут меня на чем свет стоит, рыская по гостиницам и пытаясь найти вас!
Вероника ответила не сразу:
- Как вы думаете, все это будет еще долго продолжаться?
- Нет, конечно, - ответил я очень легко и просто. К счастью, Вероника не видела выражения моего лица, так как оно совсем не соответствовало тону. - Не очень долго. Думаю, уже завтра произойдет масса событий. Я буду звонить вам. А сейчас идите спать и забудьте обо всем до завтрашнего утра.
Раскрыв новую пачку сигарет, я начал ходить по комнате. Но сколько бы я не размышлял, я по-прежнему был далек от разгадки. Единственное, что меня утешало, - мерзавцы были в аналогичном положении. Я не переставал беспокоиться о Веронике, но, если бы я и правда предпринял попытку увезти и спрятать ее в Питере, эти парни быстро бы напали на ее след. Скорее всего они следили за мной весь этот вечер, надеясь, что я выведу их на девушку. Может быть, именно об этом беспокоилась Лариса? Но была ли она на самом деле так уж обеспокоена?
Не представление ли все это, рассчитанное на то, чтобы толкнуть меня на ложный шаг? На что именно надеялись они? На то, что я ринусь в Усмановск? Это убедило бы их окончательно, что Вероника в Питере, а я просто пытаюсь сбить их со следа. Или, может быть, они полагали, что я никогда не осмелюсь оставить Веронику одну в Усмановске? Этот пасьянс можно раскладывать бесконечно и без видимых результатов… Но, несмотря ни на что, я так ни разу и не подумал об истинной опасности.
Я лег в постель и сразу заснул, тем более что делать. было просто нечего. Глаза мои открылись в десять часов, но усталость полностью не прошла. Я принял душ и начал одеваться, размышляя, побриться ли мне перед завтраком или после, как вдруг раздался громкий стук в дверь.
Открыв дверь, я разинул рот от удивления. Передо мне стоял один мой давний приятель.
- Толик! Как ты меня разыскал?
Широкие плечи моего приятеля заняли весь дверной проем.
- Было бы странно, если я не нашел бы тебя здесь, - резко ответил старший следователь Пришляк. - Слушай, что ты имеешь против Зиганшина?
20
В голове моей что-то щелкнуло, картина происшедшего стала настолько ясной, что подробности меня даже не беспокоили.
- Его убили? - спросил я без всяких эмоций.
- Интересный вопрос, - саркастически заметил При шляк.
Я понимающе кивнул:
- Можно было и не спрашивать. Ты бы не пришел сюда, обратись он к тебе с жалобой на то, что у него спёрли пачку сигар.
Во взгляде Пришляка я не заметил никакого отклика на иронию, с которой я произнес последнюю фразу. Наши отношения имели долгую историю. Безусловно, моя работа на ниве облегчения кошельков толстосумов снискала мне уважение налоговой полиции. Но, с другой стороны всякий раз, когда Пришляку приходилось сталкиваться со мной, он вспоминал, что мы с ним ходим по разные стороны закона, и он старался напустить на себя вид цербера охраняющего врата райских кущ, где не место негодяям вроде меня.
Будучи человеком честным, Пришляк не мог не признать, что все-таки я принес ему больше пользы, чем вреда. Но как служитель закона, регулярно получающий жалованье от государства, он считал, что вовсе не обязан нести нервные перегрузки, неизбежно следовавшие за моим появлением поблизости от места очередного происшествия.
- Вероятно, ты захочешь вновь взглянуть на него и убедиться, что хорошо сделал свое дело? - взревел Пришляк.
- Хотелось бы полюбоваться, - согласился я, подумав, что ни завтрака ни бритья мне нынче не видать.
В коридоре два мента сдерживали толпу репортеров и двоих нетерпеливых, жаждущих пройти в свои номера постояльцев. Здесь же метался помощник управляющего гостиницей, разрываясь между доброжелательным отношением к прессе и нежеланием огласки происшедшего.
Один из репортеров крикнул:
- Пришляк, хотите, мы посвятим вам специальный выпуск газеты?
- А кто этот парень с капитаном? - поинтересовался другой репортер.
Номер 1013 был забит людьми в штатском.
Фотограф упаковывал свое снаряжение. Другие специалисты обрабатывали мебель порошком и щеточками, обыскивали ящики, заглядывая буквально под каждый предмет. Подобную деловитую суету я уже не раз видел в последнее время. Люблю посмотреть, как работает наша милиция!