- Увы, Ванда Яновна, Хелена Брайс, Лисица и как еще там вас, это я! - устало произнес старый генерал, затем медленно встал и пошел прочь из кабинета: ему было душно, отвратительно и почему-то больно и жалко - то ли от ее присутствия, то ли от нахлынувших на него воспоминаний. Он не чувствовал на себе ее страшный, испепеляющий ненавистью взгляд; старый генерал просто не обращал на нее уже никакого внимания, она потеряла для него всякий интерес, и его мысли были далеки от происходящего…
Где? Он и сам не мог толком ответить, не в силах сосредоточиться на чем-либо. У него самого было ощущение того, что и сам он оказался в ТУПИКЕ… и это ощущение было ужасным… Он осторожно прикрыл за собой дверь, и эта старая женщина вдруг вся обмякла, в ней пропала даже злоба, она, словно по волшебству, превратилась в старую, дряхлую и больную женщину, жалкую старушенцию. Дрожащими руками она вытащила из сумочки сигарету, прикурила ее, жадно затянулась и только потом выдавила сквозь зубы:
- Пишите…
"Жизнь продолжается…"
Крутая повесть в стиле "жестокого романса"
1
Татьяна Николаевна устало сняла маску и халат, смахнула со лба пот. Очень трудная операция длилась больше четырех часов. Но профессор Быстровская была довольна: операция прошла на редкость удачно и закончилась даже с лучшим результатом, чем ожидала.
Она взглянула на себя в зеркало и огорченно заметила новые седые волосы. А первые у нее появились на Великой Отечественной… Она совершенно отчетливо помнит тот роковой день. Весна сорок четвертого года… Стояла теплая сухая погода. Тоща она, еще только Таня, работала врачом, защищать диплом предстояло через несколько месяцев. Рано утром она вошла в свой кабинет и широко распахнула окно. От яркого весеннего солнца закружилась голова.
- Как прекрасно! - не выдержала и воскликнула Таня. Ничто, совершенно ничто не предвещало беды - такой прекрасный день мог нести с собой только счастье и покой. Накинув белый халат, тщательно застегнулась и ласково взглянула на стоящую на столе фотографию симпатичного молодого офицера-летчика, на груди которого - Золотая Звезда Героя Советского Союза. Таня с улыбкой вспомнила знакомство с Николаем. Это было за несколько месяцев до войны…
- Девочка, не скажешь, где живут Поликарповы? - раздался за спиной мужской голос. Когда она повернулась, военный в форме летчика смутился: - Извините, пожалуйста, я думал, ребенок….
- Ничего! Не вы первый, не вы последний! - задорно ответила Таня и рассмеялась, и смех ее был похож на звон колокольчика. Глядя на нее, рассмеялся и летчик. Он и сам был молод, а его форма была настолько новой, что отдавала еще неповторимым запахом складского помещения. - Поздравляю вас с окончанием училища, товарищ летчик! - сказала она и смело протянула маленькую ладошку.
- Спасибо… как вы догадались? Я действительно только вчера получил аттестацию, - растерянно проговорил он.
- А вот это - военная тайна! - лукаво ответила Татьяна и снова, не удержавшись, рассмеялась…
Через месяц они поженились, а вскоре началась война.
…Татьяна Николаевна тяжело вздохнула и вынула из стола пожелтевшие письма-треугольники. Их было очень мало: всего одиннадцать, но, несмотря на то что Татьяна Николаевна знала их наизусть, она вновь, в который раз развернула один из них и стала читать: "Здравствуйте, мои любимые! Наконец-то пишу эти слова во множественном числе! Сегодня получил твое письмо, в котором ты сообщаешь, что у нас родился СЫН! Я очень рад, что ты выполнила мою просьбу и назвала его Виктором. ПОБЕДИТЕЛЬ! В честь нашей скорой победы! Прошу тебя, не волнуйся за меня, все будет хорошо… На моих крыльях уже три звездочки - три сбитых врага…" Татьяна Николаевна вновь окунулась в воспоминания…
- Мамочка, а мой папа на войне? - спросил трехлетний Витя.
- Да, сыночек, твой папа бьет на фронте фашистов.
- А они что - как волки?
- Нет, Витюша, они гораздо хуже зверей, - ответила ему Таня.
- Ой, мамочка, когда я вырасту, то тоже буду летчиком, как папа, и тоже буду бить фашистов!
- Надеюсь, что, когда ты станешь взрослым, тебе не придется воевать… - вздохнула она и задумчиво посмотрела на него.
- Мам… Ну, мам! Посмотри, я уже вырос?
- Да, ты у меня совсем-совсем взрослый! Иди сюда, я почитаю тебе письмо от папы…
"Дорогие мои, пишу вам между вылетами, вскоре снова уходим в полет. Из "старичков" осталось только двое: я да Соколов, тот самый, с которым мы ездили отдыхать на Волгу. Какие были времена! А помнишь, как мы спасали одного "старика", который оказался бывшим чемпионом Украины по плаванию? И как в конце концов пришлось спасать Соколова… Вот смеху было! Стоим на берегу словно мокрые курицы, а этот "старичок" еще и приговаривает: "Горе мне с вами!" Боже мой, мне иногда кажется все это каким-то чудесным, удивительным сном… Вот кончится война, обязательно поедем проведать этого "старика", хорошо?.."
- Мамуля, ну почему ты плачешь? Не плачь, я тоже поеду с вами к этому старику и скажу папе, что это купается чемпион, и тоща он не будет как мокрая курица… Ну вот, то плачет, то смеется..
Тот роковой день, весной сорок четвертого, был настолько прекрасен, что коща к ней заглянула молоденькая и шустрая медсестра Машенька и сказала:
- Татьяна Николаевна, к вам какой-то военный… Важный такой, но симпатичный… - Таня совершенно ничего худого не почувствовала, только сильно забилось сердце… Быстро-быстро… тук-тук… тук-тук… тук-тук…
- Ой! - воскликнула она, - это, наверно, от Коли, - она так разволновалась, что ноги отказывались ее слушаться. - Подожди, сейчас. - Она перевела дух и двинулась за Машенькой, но потом обогнала ее, так как ей казалось, что они идут очень медленно. А сердце стучало все сильнее: тук-тук-тук, тук-тук-тук! Она едва не бежала по лестнице, вестибюлю… Наконец, внизу, у входа, она увидела полковника и только в этот момент что - то почувствовала, то ли по тому, как он стоял, печально опустив голову вниз, или просто интуитивно почувствовала, что просто так полковник не мог здесь оказаться. Она внезапно остановилась, словно наткнулась на какое - то препятствие, неожиданно выросшее перед ней, застыла на месте, не имея сил двинуться вперед. Затем, пересилив себя, молча и медленно подошла к полковнику и не отрывая глаз ждала…
- Здравствуйте, Татьяна Николаевна! - тихо и чуть торжественно произнес полковник.
Ее тело одеревенело, и она, не шелохнувшись, ждала ответа на свой незаданный вопрос, на вопрос, который она не задала, но который, казалось, кричал на весь госпиталь, и полковнику захотелось закрыть уши, чтобы не слышать этого вопля. А она ждала… ждала, что это ошибка, что она ошиблась и ее интуиция на этот раз подвела. Ее глаза "кричали" все громче и громче: "Ну! Что же! Что-о-о!"
- Гвардии капитан, - начал совсем торжественно полковник, но тут его голос сорвался, и он, не докончив своей фразы, замолчал и протянул ей маленький сверток…
Таня побледнела.
Полковник растерянно и беспомощно посмотрел по сторонам, затем шагнул к ней. Он мучительно искал какие - нибудь слова, но не мог их найти и только до крови сжимал пальцы в кулак. Таня молча стояла перед ним и не могла двинуться с места и только не мигая смотрела на сверток. Машенька не выдержала и громко заплакала. Как ни странно, этот плач вернул Таню к действительности, и она как - то странно посмотрела на нее, затем теми же невидящими глазами взглянула на полковника. Потом молча и отчужденно пошла прочь… Путь до кабинета показался ей вечностью. Она шла и никого не замечала вокруг, она не слышала, когда к ней кто-то обращался, и только видела перед собой огромные голубые глаза Николая и его ослепительную улыбку, слышала его мягкий и добрый голос: "Танюша! Что с тобой? Ведь я рядом, все будет хорошо. Ведь, кроме тебя, у меня нет никого на всем белом свете". Она медленно вошла в кабинет, положила сверток на стол, затем, не в силах больше сдерживать себя, громко разрыдалась… Так она пролежала до вечера, а когда встала и, увидев сверток, быстро его развязала - начала бессмысленно перебирать документы, награды, а увидев фото, вновь заплакала, но на этот раз горько и обреченно.
Но жизнь постепенно брала свое. Война окончилась, Таня вместе с сыном решила вернуться в Москву, хотя ей было трудно расставаться с уютным и старинным сибирским городом Омском. Но особенно трудно было покинуть Елизавету Матвеевну, у которой они вместе с Виктором пережили самое трудное военное время и которая стала им вместо матери. Отзывчивая и добрая, Елизавета Матвеевна была одинока: в самом начале войны она потеряла двух сыновей, а вскоре и мужа…
…Прошло много лет. После возвращения в Москву Татьяна Николаевна стала работать в институте имени Склифосовского, а вскоре ей было предложено преподавать в "Пироговке". Работала много, писала статьи, защитила диссертацию, начала заведовать кафедрой, но практику не оставляла.
Боль утраты притупилась, и единственной заботой, кроме работы, был сын. Родных никого, но Татьяна Николаевна считала Елизавету Матвеевну самым близким человеком, и почти каждый отпуск они с Виктором проводили в Омске.
Квартира Быстровских находилась в Марьиной роще. Этот район Москвы прославился тем, что находился на особом счету у работников уголовного розыска. Не проходило ни праздника, ни даже одного выходного дня, чтобы здесь что-нибудь да не произошло. Драки и поножовщина были обычным делом…
Жили Быстровские хорошо, но Татьяна Николаевна старалась не баловать Виктора, покупая ему только самое необходимое, а если он просил о чем-нибудь, то они обсуждали необходимость этого приобретения и вместе выносили решение. Виктор рос крепким парнем, выглядел старше своих лет. Преподаватель физкультуры сразу выделил его и уже в четвертом классе предложил поступить в легкоатлетическую секцию. Преподаватель не ошибся: к восьмому классу Виктор выполнил нормы третьего взрослого спортивного разряда в беге на сто метров и в метании диска. Эти результаты Виктор показал на соревнованиях на первенстве школьных коллективов города. Тренировки занимали у Виктора очень много времени, но он полюбил спорт, стал его фанатиком, стараясь спланировать так свой режим, чтобы не нарушать расписания тренировок. Силу обычно уважают. У Виктора был честный и открытый характер, и ребята, с которыми он общался, очень уважительно относились к нему. Обычно друзья и знакомые были гораздо старше его, и трудно было понять: либо он тянулся к более взрослым ребятам, либо они охотно принимали его за те качества, которыми он обладал. Необходимо заметить, что Виктор не отдалялся от своих школьных друзей и зачастую был организатором как полезных дел, так и каких-либо не очень серьезных шалостей. Учителя считали его немного самоуверенным и грубоватым, но это не мешало им уважать его за смелость и честность. Работа и преподавание отнимали у Татьяны Николаевны огромную часть времени, и часто она выходила из дома и приходила, когда он еще или уже спал. Но выходные дни они обязательно проводили вместе, и эти дни были - на их домашнем языке - "неприкосновенными". Однако Виктор нередко нарушал негласную договоренность, но это всегда было связано только со спортом. Если соревнования проводились в Москве, то Татьяна Николаевна приходила болеть за своего сына и волновалась не меньше, чем он, когда проигрывал. К славе Виктора, это случалось не часто… Так обстояли дела у Быстровских в конце пятидесятых годов.
…В этом году Виктор оканчивал школу, и Татьяна Николаевна нет-нет и с волнением вспоминала о его выпускных экзаменах. Вот и сейчас она смотрела на Виктора и думала об этих экзаменах.
- Мам, отметь, пожалуйста, - попросил Виктор, встав к дверному косяку.
- Тебе скоро и двери придется делать на заказ, - с гордостью в голосе проговорила Татьяна Николаевна.
- И сделаем!.. Ты знаешь, а мы завтра в Ригу едем, на всесоюзные соревнования школьников, - смущенно проговорил Виктор.
- И ты только сейчас мне об этом говоришь? Хорош сынок, нечего сказать. А как же твои экзамены? Когда же ты будешь готовиться? - недовольно проговорила Татьяна Николаевна.
- Так еще будет время! Да успею я, мам. До них еще месяц, а мы едем на недельку. Да и не заваливают на выпускных. Пойду погуляю.
"Как он похож на отца, просто вылитый Николай!" - думала она, наблюдая, как он тщательно и не торопясь оделся и вышел. Ее раздумья прервал громкий телефонный звонок. Продолжая улыбаться своим мыслям, Татьяна Николаевна медленно взяла трубку.
- Слушаю вас… Да, профессор Быстровская у телефона. Так. - Она нахмурилась: звонили из клиники. - Пульс?.. Давление?.. Сколько времени прошло с момента травмы?.. Готовьте больного к операции.
И ведущий хирург Быстровская выехала на очередную свою операцию, именно на ту, с которой мы и начали свой рассказ…
2
Прогуливаясь по скверу, что напротив Минаевского рынка, Виктор внимательно смотрел по сторонам, выискивая знакомых ребят, но тех нигде не было видно, хотя это было время их обычных встреч. Неожиданно к нему подошел парень лет двадцати пяти, одетый по последнему крику моды тех лет: брюки-дудочки (как только он в них протиснулся - не иначе как с мылом), яркий клетчатый пиджак, ярко-красный галстук и такие же красные носки. Все это дополняла пышная шевелюра с бакенбардами и свисающим на лоб коком… За эту знаменитую во всем районе шевелюру он получил прозвище "Дикой", и это так пристало к нему, что уже никто и не помнил, как было его настоящее имя. Сам он теперь представлялся не иначе как "Дикой". У него была и своеобразная танцующая походка: со стороны казалось, что в его туфли, на толстенной микропоре, были вделаны пружинки, которые и заставляли его так двигаться…
- Привет! - процедил он сквозь зубы.
- Привет, Дикой, наших не видел? - спросил Виктор.
- Так сегодня же "пятак" открыли… Все там! Пойдем?
"Пятаком", или "пятачком", называлась танцплощадка рядом с клубом строителей. Там обычно собиралась местная молодежь, посторонние редко заглядывали сюда - боялись! Танцевали под оркестр, а в перерывах - под радиолу. Едва Дикой и Виктор вошли на танцплощадку, как моментально привлекли всеобщее внимание. Ярко накрашенные девицы бросали на Дикого недвусмысленные взгляды, парни поглядывали с завистью. Многие были знакомы, Дикой небрежно кивал им. Когда они подошли к небольшой группе ребят, стоящих в центре площадки, те бурно приветствовали их.
- А я завтра в Ригу уезжаю, на соревнования, - заявил Виктор, пожав всем поочередно руки.
- Городские выиграл? - спросил его тощий и длинный парень в очках:
- Да, восьмиборье, а "сотку" - второе: на старте засиделся.
- Так с тебя причитается! - зашумели ребята, похлопывая его по плечу.
- Да, понимаете… денег с собой не захватил, - смутился Виктор.
- Ничего - сбросимся! - предложил тощий парень. - Кто за?
- Мы, к сожалению, пас: в ночную сегодня, - огорчились два брата-близнеца.
- Значит, нас - четверо! - подвел итог Дикой. - Надо отметить как следует, ребята: чемпионами не каждый становится… Беру на себя хату, девочек и что-нибудь зажевать, ну а вы - "кир"…
…Когда Виктор с двумя парнями, среди которых был тот тощий парень в очках по имени Никита, и Костя, здоровый, под стать Виктору, постучались по условленному адресу, им открыл сам Дикой.
- Чувихи - высший класс! - причмокнул он. - Маленькая с длинными черными волосами - моя, остальные - ваши! Усекли? Ну, пошли…
В большой комнате сидели четыре девушки, которые весьма отличались друг от друга не только по внешности, но и по возрасту. Две из них, которые суетились по квартире и были, по всей вероятности, сестры и хозяйки этого дома, выглядели гораздо старше других, по крайней мере лет на двадцать пять. Моложе всех была та, про которую говорил Дикой, на вид ей было лет семнадцать, если не меньше. Вообще было непонятно, как она попала в эту компанию. Было заметно, что она впервые в подобной ситуации, несмотря на то что вовсю храбрилась.
- Представляю вам виновника торжества! - театрально вскинув руки, проговорил Дикой. - Чемпион Москвы и ее окрестностей - Виктор Быстровский! Автографы - в порядке живой очереди!
После того как все перезнакомились, ребята достали из карманов бутылки с водкой и выставили на стол, на котором, кроме большой кастрюли с квашеной капустой и буханки черного хлеба, ничего не было. Одна из сестер, Вера, принесла стаканы и чайные чашки.
- Я думаю, что лучше это! - проговорила она. - А то прошлый раз все рюмки побили, - и начала сама разливать водку. Разливала она щедро, и две бутылки оказались пустыми.
- Мне - чисто символически! - попросил Виктор. - У меня через два дня соревнования…
- Да перестань, пожалуйста, - дернул его Дикой и шепотом добавил: - А то, глядя на тебя, и девчонки пить не будут…
- Может, тебе лучше кефирчику принести? - усмехнулась Вера и залпом осушила свою дозу.
- Ничего, Виктор, придешь, пропаришься в ванной и все как рукой снимет! - сказал ему Никита.
Виктор взял свой стакан и, зажмурившись, выпил его до дна.
- Браво! Сразу видно мужчину! - проговорил Дикой и протянул ему ломтик хлеба с капустой. Когда Виктор открыл глаза, все перед ним качалось и плыло, он быстро проглотил протянутый ему бутерброд и только после этого смог нормально вдохнуть. Все стали казаться ему добрыми и милыми людьми, и он полез к каждому с поцелуями и заверениями в вечной любви. Стало шумно и весело… Дикой предложил поиграть в "бутылочку". Эта игра заключается в том, чтобы целовать того человека, на которого укажет бутылка, после того как водящий ее крутанет. Больше всех везло Виктору: кто бы ни крутил бутылку, она чаще всего указывала на него. Несмотря на опьянение, Виктора больше всего взволновали Маринины поцелуи, той девушки, которую отметил для себя Дикой. Когда Виктор в третий раз целовал Марину, Дикому это, вероятно, надоело.
- Везет же ему! Хотя ведь он у нас вроде именинника, - криво усмехнулся он и добавил: - Выпьем за его поездку… Только на этот раз до дна! - Он многозначительно посмотрел на Марину, которая с большим трудом сделала глоток и поставила на стол.
- Выпьем! - подхватил Виктор заплетающимся языком и сам налил себе водки в стакан.