- Теперь хоть поговорить с кем будет, - продолжал Лановский. - Я один живу, не считая дочери: молода слишком, да и скучно ей со мной… Несколько лет прошло, как ее мать тихо отошла в мир иной… Вам-то она будет | рада, несомненно рада… Ванда! - громко позвал он, и вскоре в гостиную вошла молоденькая высокая, в отца, девушка. Ее красивое, с маленьким, чуть заметно вздернутым носом лицо обрамляли две пышные, смолянисто-черные косы. Розовое, со всевозможными дополнениями, платье как нельзя лучше подчеркивало ее стройную и хрупкую фигуру.
- Ты звал, папа? - несколько жеманно произнесла она.
- Да, Ванда, познакомься с молодым человеком… Сережа из Москвы приехал.
И снова Панков машинально отметил наблюдательность Яна Марковича, определившего, скорее всего по произношению, откуда приехал их новый постоялец. Сергей довольно быстро перенимал манеру говорить от людей, с которыми ему приходилось долго общаться, и его не удивило замечание Лановского.
- Панков… Сергей… Сергей Петрович, - добавил он, немного смущаясь устремленного прямо в его глаза взора Ванды. Чтобы хоть как-то скрыть свое смущение, Сергей протянул ей ярко-бордовый тополиный листок, который до сих пор держал в руке, и… и еще больше покраснел.
- Ванда… Просто Ванда. - Девушка подчеркнуто выделила слово "просто" и, приняв листок, церемонно присела в реверансе, добавив: - Очень мило с вашей стороны!
Глядя на них, Василий не смог удержаться и громко прыснул, за что моментально был награжден презрительной гримасой молодой хозяйки.
- А, Вася-Василек! - произнесла она небрежно, будто тилько сейчас его заметив. - Здравствуй!
- Привет! - буркнул он в ответ и сразу же засуетился. - Ладно, пойду, пожалуй… Завтра увидимся. - Это Сергею. - Прощайте, пока! - кивнул всем разом и быстро вышел.
Панков растерянно смотрел ему вслед, не зная, что сказать, и выручил на этот раз Ян Маркович, прерывая некоторую молчаливую неловкость.
- Они с Вандой словно кошка с собакой! - усмехнулся деланно он.
- Я-то при чем? - пожала плечами Ванда.
- Молчи уж, дочка! Стол готов или еще подождать?
- Пять минуточек еще, папочка! - Ванда кивнула Сергею и выскользнула за дверь.
- Тогда покурим. - Лановский достал из кармана покрытый эмалью портсигар.
- Не увлекаюсь, - отказался Сергей.
- И правильно, - подхватил Ян Маркович. - От табака вред один, и только, удовольствия - на грош… Привык и не могу бросить. - Он раскрыл портсигар, достал папиросу. - Это подарок моего старого друга, - задумчиво добавил он и чиркнул зажигалкой, вделанной в портсигар.
После довольно сытного обеда, за которым царил Ян Маркович, рассказывая различные истории из дореволюционной жизни, Сергею была показана его комната. Комната с первого взгляда понравилась: небольшая, уютная, с широкой, полутораспальной кроватью - чего еще нужно было одинокому молодому мужчине? Но более всего Сергея устроило окно, выходящее прямо на улицу, и то, что эта комната была изолирована от других и имела свой выход прихожую. У окна - стол, рядом с кроватью несколько полок с книгами. С интересом скользнув глазами по книгам, он поборол возникшее желание что-нибудь почитать. Скинул сапоги, пиджак и с удовольствием плюхнулся на мягкую кровать… Через минуту-другую Сергей крепко спал и даже не слышал осторожного стука в дверь. Стучала Ванда: оставшись одна - Лановский куда-то ушел, - она хотела расспросить Панкова о Москве, о столичной жизни. Приоткрыв дверь, Ванда увидела его спящим и несколько минут молча смотрела на него, потом огорченно вздохнула и прикрыла дверь.
Когда Панков проснулся, было уже темно. Он с удивлением осмотрелся вокруг, вспоминая, как очутился в чужой комнате, и постепенно гнетущее настроение после странного сна, которого он совершенно не помнил, прошло. Сергей быстро оделся и вышел из комнаты, захватив полотенце.
- Богатырский у вас сон, однако! - заметил Лановский, восседавший на деревянной стремянке у книжных стеллажей.
- Дорога была утомительной, - пожал плечами Сергей.
- Да я не в укор вам: спите на здоровье сколько организм требует, - добродушно проговорил Ян Маркович. - Это из зависти: я, чуть что, просыпаюсь от малейшего шороха, а тут… И стучали к тебе, и по хозяйству гремели, хоть бы что! Молодец! Кто хорошо спит, тот имеет отличную нервную систему и здоровье!
- Вроде не приходится пока жаловаться… Кажется, там находится ванная? - неопределенно махнул рукой Панков.
- Да, в той стороне - и ванная, и туалет… Мылом пользуйтесь: не стесняйтесь, есть пока.
- Спасибо, у меня есть! - уже из ванной комнаты отозвался Сергей.
Он поразился не только великолепию ванной комнаты особняка Лановских. Просторная, со вкусом подобранная мозаика облицовочных плиток, но самое главное - горячая вода! Самая настоящая горячая вода!!!
Сначала он даже отказался поверить своему ощущению, когда повернул ручку с показавшимся ему странным словом "гор". "Горячая!" - воскликнул он.
И он, несмотря на то что хотел ополоснуть только лицо, быстро скинул одежду и, забравшись в огромную ванну, в которой можно было вытянуться во весь рост, начал наполнять ее водой. До этого он единственный раз видел ванную комнату. Это было в Петрограде, когда он совершенно случайно попал на одну студенческую вечеринку. Владелец был из разорившихся дворян, и эта квартира - единственное, что осталось из их прежней роскоши. Увидев ее впервые, Сергей едва не спросил: для чего сделано такое огромное, неудобное для стирки корыто? В нем же невозможно стирать! Но кто-то из домашних сконфуженно заметил: "Вы уж извините, пожалуйста: вода - только холодная… Гришка-истопник напился в стельку и не растопил печь под баком… Вы уж ополоснитесь как-нибудь или мокрым полотенцем протритесь". Радушные, интеллигентные хозяева были уверены, что Сергей заглянул в ванную комнату не из любопытства, а чтобы умыться с улицы…
Странно устроен человек: появится что-либо новое, весьма удобное для жизни изобретение - начинается его охаивание, но проходит какое-то, часто не очень продолжительное, время, и те же самые люди начинают воспринимать эти изобретения как само собой разумеющееся, обычное, то есть свыкаются настолько, что даже начинают не замечать этого. Так и с ванной: тогда это было предметом роскоши и ванную комнату могли себе позволить только весьма обеспеченные люди, а кого сейчас удивишь ванной?..
Когда Сергей вдоволь намылся в ванной, Ванда была дома и быстро, но не суетливо накрывала на стол.
- А папа ушел по делам! - заявила она, едва Сергей появился на пороге гостиной.
- Надолго?
- На часок примерно. Велел не дожидаться его, ужинать…
- А вы… вы очень голодны?
- Нет, а что? - с хитринкой улыбнулась девушка.
- Я подумал, что, может, вы мне лучше город покажете? А к тому времени и Ян Маркович вернется…
- С большим удовольствием! - воскликнула Ванда и тут же, внимательно посмотрев на него, смущенно проговорила: - Вы не обидитесь, если я вас попрошу об одном одолжении?
- Не обижусь! - ответил Сергей, недоуменно пожав плечами. - О каком одолжении идет речь?
- А вы можете обещать, что выполните его, ни о чем не спрашивая?
- Хорошо, обещаю, если это в моих силах…
- Отлично! Ждите здесь, я сейчас! - Она быстро вышла из комнаты.
"Интересно, что за одолжение? Вероятно, куда-нибудь попросит сопровождать ее… Под любым предлогом этого необходимо избежать!" - решил Сергей, но все оказалось гораздо проще.
- Вот, пожалуйста, наденьте этот пиджак вместо вашего кожаного. - Ванда протянула ему добротно пошитый из хорошего сукна пиджак в тонкую Светлую полоску. - Я очень вас прошу. - Она умоляюще взглянула ему в глаза.
- Хорошо, я выполню вашу просьбу, но вы должны мне объяснить свой… - Он замялся, не желая обидеть ее, но не смог найти подходящей замены этому слову.
- Каприз, вы хотели сказать? Это не каприз, уверяю вас. Ну, хорошо! Городок у нас маленький, все или почти все - на виду… Все знают, что у меня есть брат, а вы даже чем-то похожи, по крайней мере ростом…
- Так это его пиджак! - догадался Сергей и рассмеялся. - Хорошо, побуду немного вашим братом. - Он решительно взялся снимать свой, но, взглянув на Ванду, покраснел.
- Я вас у входа подожду, - догадливо бросила она и вышла.
Переложив пистолет в новый пиджак, сунув туда же свой мандат, он аккуратно повесил кожанку на спинку стула. В прихожей остановился перед зеркалом и пригладил гребешком еще не совсем просохшие волосы. "Как все-таки одежда меняет человека! - мелькнуло у него. - Вылитый буржуй! Да, ладно!" - Махнув рукой, он вышел из дома…
Они долго шли молча по вечернему городу. После Москвы и Питера он казался Сергею маленьким, низеньким, малопривлекательным. Каких только стилей строительства нельзя было встретить в нем: строгая готическая остроконечность и экзотика ажурных восточных мотивов, богатое великолепие лепнины ампира и эклектические потуги местных купчишек, пытавшихся недостаток вкуса заполнить тугим кошельком. Сергей с явным Интересом смотрел по сторонам. Это не ускользнуло от внимания Ванды.
- Вероятно, после столицы все здесь кажется серым, захолустным?
- Вначале - да, - после некоторого замешательства произнес он. - Но сейчас я даже ощутил здесь уют и покой.
- Хотя мне и кажется, что вы сказали это из любезности, но мне приятно это слышать. - Посмотрев на Сергея, она тут же опустила глаза вниз. И они снова надолго замолчали.
Странное и непонятное беспокойство ощущал Сергей, шагая рядом с этой длинноногой, красивой девушкой. Это беспокойство волновало его, заставляя учащенно биться сердце. Словно почувствовав его состояние и не желая заострять на нем внимание, Ванда спросила:
- Сережа, расскажите мне о Москве… Что изменилось? Как люди? Мы так давно там не были… Где бывали, что смотрели?
Сергей еле заметно улыбнулся… Взять бы и рассказать этой смазливой барышне - Панков почему-то рассердился на нее - про то, как люди голодают в Москве, особенно дети, как не хватает дров, чтобы согреть дома. А может, рассказать ей об учебе на кремлевских курсах? Сергею вспомнился первый день занятий… Занятий, на которых они получили полное представление, что должен знать будущий красный командир: фортификацию, топографию, тактику, умение стрелять из различного оружия и многое другое. После обязательных занятий почти все курсанты выходили в кремлевский сад на гимнастику, а потом была спевка, потом обед и снова занятия в классах… И так почти каждый день, кроме воскресенья. Этот день, если ты не в наряде, - выходной. Этот день Сергей с удовольствием отдавал любимому делу - гулял по Москве. Просто гулял. Особенно любил Тверскую и Сухаревку. Чего только не было на Сухаревке! Там, если обладаешь денежным капиталом, можно было купить все, что твоей душе угодно. Эти прогулки помогали ему без особого труда преодолевать почти ежедневные походы на Ходынку, где проводились тактические учения, а это более двадцати верст от Кремля. Обычно возвращались его любимым маршрутом: по Тверской, Садовой, Садово-Кудринской, Поварской, Арбатской площади и Знаменке…
- Я слышала, что в Москве очень голодно, - словно прочитав его мысли, проговорила Ванда. - Хлеба нет…
- Если говорить откровенно, - Сергей тяжело вздохнул, - то… конечно, голодно. Хотя хлеб купить можно… на Сухаревке буханка хлеба стоит от сорока до ста рублей…
- Сто рублей за буханку хлеба?! - невольно воскликнула Ванда.
- У спекулянтов… Когда я уезжал, слышал, что приняты категорические и экстренные меры по регулярной доставке хлеба в Москву, - горячо стал оправдываться Сергей, словно это была его вина и именно он, Сергей Панков, повинен в отсутствии хлеба в Москве.
- А что сейчас идет в московских театрах? - явно желая сменить тему разговора, спросила Ванда. - Или они не функционируют? - Она так и произнесла, заглядывая ему прямо в глаза, - "не функционируют", и тут же несколько двусмысленно добавила: - Хотя что я спрашиваю: вам, вероятно, не до театров.
- Ну, почему же. - Сергей недовольно нахмурился, как бы раздумывая: разозлиться, обидеться или не заметить, и решил, что лучше последнее. - Конечно, я не могу подробно рассказать, что идет во всех московских театрах, но… Театры спокойно… функционируют. - Сергей все-таки не удержался, чтобы не усмехнуться на этом слове. - Идут пьесы Чехова, Горького, Достоевского… Кое-что мне удалось посмотреть. Говорю - "удалось" не из-за того, что было туго со временем, а в связи с трудностью попасть на спектакли: на некоторые, если не приобрел билеты заранее, попасть можно только по счастливой случайности.
- Все-все, - замахала девушка руками. - Вполне убедили… Убедили, хотя, откровенно говоря, я наслышана о другом.
- Да как же можно слушать всякую мерзость? - резко бросил он и тут же, желая смягчить свою грубость, поспешно добавил: - Вы же воспитанная и интеллигентная девушка…
И снова они замолчали: Ванда, несколько обиженная его тоном, деланно вышагивала несколько впереди Сергея, а он, досадуя на свою несдержанность, подыскивал слова, которые могли бы повернуть их общение на дружеский лад.
- Скажите, Ванда, где вы жили в Москве? - внезапно спросил он.
- Мы жили на Знаменке… Знаете такую улицу?
- Еще бы мне не знать эту улицу! - невольно воскликнул он. - Это одна из самых любимых моих улиц.
- А это мы сейчас проверим, - хитро улыбнулась Ванда. - Вопрос первый: откуда произошло название улицы?
- Это что-то вроде викторины? - усмехнулся в ответ Сергей.
- Что-то! - она выжидающе остановилась.
- Этот вопрос совсем не сложный: на углу Большого Знаменского переулка стоит церковь Знамения, в честь которой и названа сама улица.
- Хорошо… Вопрос второй: чем знаменита эта улица?
- Нечестно, - запротестовал Сергей. - Вопрос викторины должен быть конкретным, а не общим! Но я попытаюсь ответить. - Он задумался ненадолго, вспоминая своего московского знакомого старичка, который преподавал историю в гимназии. Потомственный учитель (однажды он проговорился о том, что его прапрадед учил еще Петра Великого), Никита Афанасьевич до самозабвения любил Москву и мог часами рассказывать о ее прошлом. И Сергей начал рассказывать все, что он слышал от Никиты Афанасьевича. Вначале его тон был несколько нравоучительным, но потом, увлекшись, он позабыл обо всем на свете: глаза его разгорелись, он стал даже размахивать руками: - Это одна из самых старых улиц Москвы. Несколько веков назад по ней пролегала торговая дорога из Великого Новгорода в Рязань, а позднее, когда Московский посад перехватил транзитную торговлю через Москву и сам стал торговать с окружающими городами, торговая дорога направилась от нынешней Арбатской площади по Воздвиженке. Постепенно улица стала заселяться знатью… Улица доходила до Арбатских ворот Белого города, которые стояли напротив церкви Тихона Амафунского. Улица сильно перестроилась после пожара 1812 года…
- А я жила недалеко от Александровского училища, - тихо проговорила Ванда, растерянная и удивленная не потоком информации, исторгаемой на нее, а Сергеем: она была совсем другого мнения об этом человеке, и вдруг…
- Александровское военное училище? - переспросил Сергей. - А вы знаете, что когда-то в здании этого училища бывал Пушкин? Да-да, Пушкин! - повторил он, перехватив ее недоверчивый взгляд. - Тогда здание принадлежало генералу Апраксину, и когда сгорел в 1812 году Государственный театр, его спектакли ставились на сцене Апраксина. После холеры 1830 года дом Апраксина купила казна и в нем разместили Сиротский приют - училище для детей умерших от холеры военных, потом там был Кадетский корпус и уже позднее - Александровское военное училище.
- Никак не могла подумать, что вы столько знаете про Москву!
- Просто мне повезло: я встретил человека, посвятившего всю свою жизнь прошлому Москвы.
Не сговариваясь, они повернули назад, к дому, и оставшийся путь проделали молча. Но это молчание не угнетало их, а наполняло какой-то необъяснимой нежностью друг к другу. Казалось, что между ними протянулась невидимая ниточка, настолько тонкая, что в любой момент могла порваться, и лишь обоюдное желание сберечь ее, не испытывать на прочность, а наоборот - ослабляя натяжение, - помогало сохранить ее невредимой… Они и за столом сидели задумчивые, молчаливые - изредка бросая друг на друга быстрый и еле заметный взгляд. Ян Маркович, как обычно, излишне говорливый, ничего не заметил, и, несмотря на внутреннее напряженное состояние, какое было у Ванды и Сергея, ужин закончился вполне спокойно…
Проснулся Сергей очень рано, едва первые лучи осеннего солнца коснулись крыш самых высоких городских строений. Стараясь не шуметь, Сергей оделся, переложил из пиджака в кожанку документы и браунинг. Улыбнулся, вспомнив, как Ян Маркович увидел его в пиджаке своего сына.
- Словно на тебя пошито было… - тяжело вздохнул и добавил: - Как-то он там… - но тут же оборвал себя на полуслове и, улыбнувшись через силу, заговорил о чем-то совсем постороннем.
Чтобы не шуметь, Сергей не стал разогревать чайник: налил себе холодной заварки и воды и вдруг на столе увидел (когда только Ванда успела приготовить и положить их сюда) бутерброды с сыром, аккуратно накрытые бумажной салфеткой. Бутербродов было три, и Сергей, запивая холодным чаем, съел один, а два завернул в салфетку и сунул в карман. Открывая входную дверь, Сергей с удивлением услышал еле заметный звон колокольчика.
"Странно, - подумал он. - Вчера никакого звона не было!" Очутившись на улице, Панков быстро взглянул на окна комнаты Яна Марковича, и ему показалось, что в одном из них промелькнуло лицо Лановского…
Когда Сергей вошел в кабинет, то тут же услышал голос комиссара:
- Панков! Зайди ко мне…
- Откуда вы узнали, что это именно я, а не Василий? - спросил Сергей, отвечая на рукопожатие Семенчука.
- Василь бы сразу ко мне заглянул, - как бы упрекая, улыбнулся комиссар.
- Я и не думал, что вы уже здесь. - Сергей замолчал, не зная, как воспринимать слова комиссара: как замечание, выраженное таким деликатным способом, или как шутку…
- Да шучу я, шучу! - рассмеялся Семенчук, заметив растерянность Панкова. - Что так рано? Спалось плохо на новом месте?
- Спал как убитый! - вздохнув не без облегчения, ответил Сергей. - Привык рано вставать… Один знакомый мой старичок говаривал: "Кто рано встает - тому и Боженька дает!"
- Это он верно подметил! - подхватил Семенчук.
- Ответьте мне, Федор… - Он замолчал, ожидая подсказки, но комиссар отмахнулся:
- Просто - Федор!
- Хорошо… Вы давно знаете Лановского?
- Не так чтобы очень, но порядком! А что?
- Да так… Странным он мне показался… - Сергей замолчал, подыскивая подходящее слово. - Скользкий, что ли…
- Скользкий, говоришь? Малоприятные наблюдения. - Федор покачал головой. - Есть факты?
- В общем, нет… просто впечатление… - Он вновь запнулся, не найдя сразу точного слова, и решил пояснить свое отношение: - С одной стороны - милый, даже обаятельный человек, а с другой - ловишь иногда себя на мысли, что Ян Маркович играет кого-то… Вот! - неожиданно воскликнул Сергей. - Вы играете в какую-нибудь игру? В шахматы, шашки?
- Допустим, - не понимая, к чему клонит Панков, ответил комиссар.
- Так вот, когда играешь с более сильным соперником, а он тебе поддается…
- Игра в поддавки?! Не знаю, не знаю… Думаю, ты ошибаешься! - Федор задумчиво взглянул в окно.