- Я не подписывался на это, Пашка… - заговорил Зимин сбивчиво, торопливо, будто видя перед собой Бушуева. - Ты сказал, что нужно помочь одному очень хорошему человеку… который спас тебя когда-то. Дело святое, и я согласился. Ты сказал ещё, что за это заплатят, а нужно только один раз смотаться в ближнее Подмосковье и забрать конверт, а потом отдать тебе… Помнишь? И, плюс ко всему, кабак на халяву, причём на Рублёвке. Я тебя спросил, опасно ли это. Ты ответил, что да, работа с риском. Нынче "бабло" даром нашему брату не дают. Я ведь даже не знаю, куда ехать, к кому, когда… А меня уже кончают, и Любку тоже. Ей ведь такая же работа предлагалась, только в Москве. Ты говорил, что мы должны сообща поездить по кабакам, по клубам, чтобы нас увидели и запомнили. Приняли за друзей Стефана, потому что это нужно для дела. Но ты не предупредил, что нас после ресторанов начнут мочить, как кроликов! Ты скажи мне, скажи сейчас, что это за конверты по Москве и области надо собирать! Или ты сам не знаешь?.. Да, "тонна" баксов на дороге не валяется. Я ещё кредит взял, и за машину долг висит. Кто откажется? Я думал, что это наркотики. Якобы Стефан подсел, а от предков скрывает, и сам покупать не хочет. Но ведь я только так подумал, а самом деле ничего не известно. И причём тогда здесь тот мужик, что спас тебя от зоны? Чего молчишь? Я ведь имею право знать, за что рискую! Этот швед, голубая кровь, такую "перхоть", как мы, для грязной работы только и наймёт… Ничего, я не гордый. Тыща баксов… ты ведь за соседним столиком "Под звёздами" с ним о чём-то трепался. Мол, тут нас видели, надо в другое место ехать. А для чего? Чтобы потом нам врезали от души? Падла ты, Пашка, а не кореш, вот что я тебе скажу! Сам бы и ехал за этими пакетами, а посторонних не привлекал… Пашка, когда ты вернёшься, тебе стыдно будет. Подгребай поскорее, а то я не дождусь. Я уехать решил, слышь? Навсегда. Куда, спрашиваешь? Далеко-далеко. Ха, в Штаты! Чего мне там делать? Надоело мне всё, Пашка. Там, куда я собрался, всё время лето и цветы… Только мне душно что-то!.. Как камень на груди лежит. Пашка, зачем положил камень? Скинь сейчас же, козёл! Мне… дышать трудно… Урод ты… Вдыхаю, а не выдохнуть… Худо мне!..
Диана распрямила спину, выключила диктофон, спрятала его в сумку. Потом завертела головой, отыскивая медсестру, чтобы та привела доктора. Она медленно встала со стула, словно не веря своим глазам. Егор, посиневший, страшный, хрипел среди сбитого белья, и на губах его выступила обильная розовая пена.
- Сестра! - Диана, матеря то себя начальство, отправившее её в больницу для сомнительного допроса, выбежала в коридор и растерянно оглянулась. Грудастая медсестра, шаркая тапочками, уже спешила к ней. - Зимину плохо! Нужно Савелия Ионовича позвать! У него пена пошла с кровью…
- Говорила - нельзя колоть… Теперь меня уволят, если не посадят! - начала причитать медсестра.
- Вам сказали - вы и кололи! - оборвала её Диана. - Быстро за доктором!
Толстуха бросилась по длинному коридору, распугивая больных и своих коллег, толкающих кресла-каталки. Диане казалось, что всё происходит слишком медленно, да ещё врача может не оказаться на месте. Она нашарила в кейсе мобильник и принялась лихорадочно набирать номер Савелия Ионовича.
- Опасности для жизни нет… - бормотала она, сама не замечая этого. - Её и не было… он поправился бы… Егор!
Диана, вернувшись в палату, бросилась к койке, где лежал, широко раскрыв глаза и рот, мёртвый Зимин. По его щеке бежала одинокая слеза, которая быстро высыхала на обмётанном тёмной щетиной подбородке. Женщина тупо смотрела на его загипсованную ногу, за забинтованную ключицу, и думала, что всё это уже не нужно парню, которому лишь через полгода исполнилось бы двадцать восемь.
Она не щупала пульс, не смотрела зрачки. Только поднесла к губам лежащего маленькое зеркальце, потом отняла и уставилась на ясную гладкую поверхность. Егор скончался, не выдержав второй инъекции. Доктор согласился назначить её, но неохотно. Правда, ему приплатили, и "добро" было получено. Надо сказать, что Савелий Ионович немедленно предупредил Диану об опасности, об индивидуальной непереносимости входящих в препарат компонентов.
- Да он же молодой, здоровый! Ничего ему не сделается! - уговаривала доктора Диана меньше часа назад, и теперь с ужасом вспоминала об этом.
И ещё она не могла забыть, как Егор радостно и восхищённо смотрел, едва сдерживался, чтобы не поцеловать хотя бы руку следователя. Он верил ей, каждому её слову. А если, будучи в сознании, кое-что утаил, то лишь для того, чтобы не подвести друга. Хотел заработать для дома, для семьи. Действительно, ничего о сути задания не знал. Погиб зазря, и она, Диана Скляр, оказалась убийцей. Ей ведь тоже гарантировали, что препарат не опасен, и он лишь на несколько часов наступает сон. Сон, как оказалось, вечный…
Врач вихрем ворвался в палату. За ним, переваливаясь, спешила медсестра. Соседи Зимина по палате уже успели пообедать и теперь хотели вернуться к себе. Их никто не задержал, и двое уже устроились на койках, кряхтя и стуча костылями. Они давно привыкли к таким вот суматошным визитам посреди ночи и белым днём, а потому не обратили на медиков никакого внимания. Третий, пожилой, на тумбочке которого стояли гвоздики, с интересом рассматривал Диану.
И спросил, ни к кому конкретно не обращаясь, как бы про себя:
- Жена, что ли? А. может, сестра?
Доктор тем временем заглянул в глаза Зимину, в нескольких местах приложил руку к его телу, после чего, закусив губу, набросил одеяло на лицо покойника. Он не хотел выяснять отношения с Дианой здесь, при больных, и потому лишь сказал вполголоса, но так, чтобы та услышала:
- Я говорил, что возможен анафилактический шок…
- Да кто ж знал?!
Диана и без того не чуяла под собой ног от ужаса. Теперь именно на них двоих могут повесить эту безвременную кончину. Правда, врачу и следователю грозило только служебное взыскание, и о возбуждении уголовного дела речь не шла. Но совесть не подчиняется приказам и уставам. Она не кончит мучить только потому, что при "разборе полётов" тебя признали невиновным…
- Он сказал, что аллергией не страдает, - всё тем же замороженным голосом сказал врач. - Возможно, сам не знал. Если бы предупредил… Я никогда не позволил бы!..
- Что?! Он умер?.. - догадался один из соседей Зимина, помоложе, с самой дальней койки.
Случайно взглянув на постель Егора, он заметил, что тот закрыт с головой.
- Это пока мы обедали?.. Он сказал, чтобы ему сюда не приносили. А я предлагал!..
- Человек помер через полчаса - куда ему есть ещё? Никакой стакан воды не нужен, когда кончаешься, - заскрипел старик с гвоздиками на тумбочке.
Похоже, на него внезапная смерть молодого соседа не произвела никакого впечатления. Напротив, в мутных глазах дедушки засветилось торжество - вот, мол, каков я ещё огурец! Пережил парня, годившегося мне во внуки!
- Он ведь говорил, что после обеда жену с дочкой ждёт…
- Да-да, она от родителей приехала, - подтвердил и четвёртый пациент, дюжий бородач, тоже с загипсованной ногой и забинтованным большим пальцем на левой руке. - Доктор! - Он единственный искренне расстроился. - Нам выйти, что ли? Или помочь чем надо?
- Да чем тут поможешь? - пробормотал врач, с нескрываемой ненавистью глядя на Диану. - А вот выйти…Да, я сейчас пришлю санитаров!..
- Сейчас, сейчас! - простонал радостный старик.
Он изо всех сил изображал скорбь, но суетливые его движения, проступившее на морщинистом лице любопытство, откровенное желание заглянуть под зиминское одеяло, выдавали совсем другие чувства.
- Вам сказали - выйти! - властно, резко прикрикнула на него Диана.
Дедушка, придерживая полосатые брюки и опираясь на палку, тотчас же засеменил вон. За ним, постукивая костылями, направились и другие. Врач шепнул несколько слов сестричке, и та исчезла. Они остались вдвоём - если не считать Егора, которому теперь было всё равно. Он плыл на белом облаке по бескрайней синеве неба, а напротив сидела его первая любовь Катя, утонувшая при купании двенадцать лет назад. Егору единственному было хорошо, а остальные двое, оставшиеся в тёплой светлой палате, тягостно молчали.
Они могли много в чём упрекнуть друг друга, и оба были виноваты. Понимая, что скандал не выгоден ни следователю, ни врачу, они про себя решили представить дело как самое банальное. Парню пришлось ввести много разных препаратов, и какие-то из них его организм не воспринял. Егор считал себя совершенно здоровым, и потому не предупредил медиков об опасности.
- Неудачно очень получилось… Сейчас приёмные часы, - сказал Савелий Ионович. - На будет везти по коридору… Некоторые очень боятся.
- Не хотят люди пускать в свою жизнь чужое горе, - вздохнула Диана, зачем-то расправляя складки на закрывающем Егора одеяле.
Она представила себе его искажённое удушьем лицо - совсем не похожее на то, улыбающееся, каким оно было при встрече.
"Я не хотела, Егорушка! Не хотела! Ты думал, что я тебе помогу, а я убила. Непредумышленно! Да! Но всё равно виновата. Ради тех нескольких фраз, что удалось вытащить "под химией". Про какого-то человека, спасшего Бушуева от зоны…"
Вычислить этого благодетеля теперь проще пареной репы при возможностях заинтересованных лиц. Правда, Егор не назвал имена, и в таких случаях всегда можно сказать, что Бушуев имел в виду другой случай и не того человека. Но это - честности. Главное, что проявилась цепочка: Бушуев - Силинг - неизвестный "мистер Икс", который, судя по всему, ими и руководит. Вряд ли пятнадцатилетний мальчишка может верховодить в этом проекте. Значит, искать следует сначала Бушуева, а после - его спасителя.
Чтобы не было недоговорок и ошибок, надо выяснить имя. Пусть весь Главк ставят на ноги и вычисляют координатора, отрабатывают связи между членами группы. Но она, Диана, им здесь не помощница. Свою часть работа она выполнила, не посчитавшись даже с чужой смертью. Алексей Григорьевич будет доволен. Он похлопочет перед Дианиным шефом о поощрении, о повышении по службе. А Диана попросит две недели в счёт отпуска и уедет в Таиланд или Бали. Из зимы попадёт в лето и оттает душой…
- Туда нельзя, слышите?! - донёсся из-за двери голос медсестры, сделавшей роковой укол. - Доктор сказал, что нельзя! Ну и что - приёмный час? Савелий Ионович, выйдите сюда, пожалуйста!
- Да, сейчас!
Врач, который ещё совсем недавно ходил бодро, по-военному, теперь еле выбрался из палаты и увидел молодую женщину с девочкой лет пяти. По его лицу мгновенно побежали мурашки, а вместо базилики с кедром от него запахло потом. В справочном ещё ничего не знают, и потому никто не задержал жену и дочку Зимина.
- Татьяна… Да?
Савелий Ионович изо всех сил пытался вспомнить имя молодой вдовы, которая о смене своего семейного положения ещё не ведала.
- И Тонечка?..
- Да-да! - закивала головой женщина и поправила на плечах халатик.
В одной руке она держала яркий пакет-майку, набитый кульками и банками, а другой сжимала пальчики дочери.
- Мы к Егору Зимину. Нам сказали, что можно его повидать ненадолго. У него в больнице даже никаких вещей нет, и одежды тоже… С улицы "скорая" забрала, соседка сказала…
- Таня, он умер, - неожиданно для себя самого сказал врач.
Доктор намеревался поступить, как всегда, - отвести вдову в свой кабинет, усадить в кресло, незаметно приготовить валерьянку. Но сейчас чувствовал, что не в силах сделать всё это, и ощущение собственной вины не позволяет вести себя профессионально-участливо.
Татьяна вздрогнула, будто к ней прикоснулись раскалённым железом. Зрачки её мгновенно расширились - как у лежащего в палате мужа. Девочка чертила ножкой, переобутой в летнюю туфельку, на плиточном полу какие-то мудрёные фигуры, и даже не подняла голову, когда мать покачнулась и едва не упала. Врач вовремя схватил её за локоть.
- Как… умер? - Таня покрепче сжала в кулаке ручки пакета. - Я только что узнавала внизу… мне ничего не сообщили. Сказали, у него был следователь, но уже должен уехать…
- Это произошло совсем недавно и совершенно неожиданно. Аллергическая реакция организма. Я вам потом всё объясню. Состояние развивается так быстро, что при всём желании можно не успеть принять меры. Здесь именно этот случай и имел место. Примите мои самые искренние соболезнования, Танечка. Он уже шёл на поправку, но… Организм дал сбой.
- Но его… пытались реанимировать? Можно было спасти?
Таня прижимала к своему боку светлую, в кудряшках, головку дочери.
- Мы сделали всё, что могли. Поверьте, нам тоже тяжело в таких случаях бывает. Реанимационные мероприятия не всегда успешны. - Врач ни на секунду не забывал, как всё было в реальности, и потому спешил закончить разговор. - Точная причина смерти будет названа после вскрытия. Мы ещё побеседуем с вами попозже. А сейчас, извините, я не могу пропустить вас с ребёнком в палату…
Больше всего на свете Савелий Ионович боялся, что Зимина сейчас расплачется, раскричится, начнёт качать права и побежит по начальству. Но она вдруг поникла, и сумка в её руке будто потяжелела в десять раз. Тонечка попрыгала на одной ножке и, закинув голову, посмотрела в мрачное лицо врача светло-карими весёлыми глазами.
- Он… там? - Таня взглянула на дверь в палату.
- Да, он там. Сейчас его увезут. Если хотите, пройдёмте в кабинет. Вам не нужно сейчас здесь присутствовать.
- Мам, ну когда мы к папе пойдём? - вдруг закричала Тонечка, которой надоело ждать. - Он мне "мультяшки" обещал купить, когда приедем!
- Погоди, доча, не кричи.
Татьяна, наморщив лоб, пыталась привыкнуть к своему вдовству, осмыслить слова врача; но не могла.
- Какие "мультяшки" в больнице? Я потом тебе куплю.
- Обещал купить, а сам в больницу лёг! - пробурчала Тонечка, выписывая тоненькими ножками восьмёрки и нули.
Одетая в вязаную, жёлтую с чёрными полосками, кофточку, она походила на неутомимую пчёлку. Над её капюшоном торчали усики с шариками на концах. Татьяна, худощавая блондинка с волосами до плеч, несмотря на молодость, отмеченная печатью тяжкой женской доли, смотрела на своего резвящегося ребёнка серыми, полными слёз глазами.
- Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор. - Диана старалась улыбаться как можно приветливее. - Я - следователь прокуратуры. Приехала допросить Егора Владимировича по поводу того самого происшествия на парковке. Он успел дать, показания, но, как видно, переволновался. Воспоминания, сами понимаете, не из приятных, а пришлось восстанавливать мельчайшие подробности. Ему сделали укол, чтобы успокоить. Всё, как раньше, поэтому никто не ожидал. Я - в первую очередь! Это было ужасно! - Диана взглянула в измученное лицо вдовы Егора. - Я собиралась уходить. Он заснул. И вдруг захрипел… Сказал только, что будто камень на груди лежит. Вдох получается, а выдох - нет. Прошло всего несколько минут. Я сразу же кликнула сестру, послала за доктором. Но, к сожалению, оказалось поздно. Вы не смотрите на меня так, Татьяна. Через некоторое время вы могли оказаться рядом с ним…
Диана взяла ребёнка за другую ручку, и Тоня, обрадованная вниманием красивой тёти, просияла до ушей, показав мелкие молочные зубки. Татьяна молчала - голос Дианы доносился до неё, как сквозь вату.
- Егор Владимирович говорил, что собирался дочери купить мультики. Как там? "Минипуты? Вроде бы ещё "Пчела Майя", "Летучий корабль"…
- Ещё "Добрыня Никитич и Змей Горыныч!" - подсказала Тонечка.
- А как зовут твоего котёнка? - продолжала Диана, наклоняясь к девочке. - Папа и про него говорил…
- Его зовут Мартин. Мы ему игрушечную мышь привезли, а старую он погрыз!
Тонечка была рада поболтать с Дианой, которая старалась не смотреть в глаза вдове и преувеличенно-оживлённо интересовалась делами ребёнка.
- Папка ему когтеточку сделал. Пень верёвкой обкрутил и приклеил…
Услышав слова дочери, Таня зарыдала, раскачиваясь из стороны в сторону. Савелий Ионович, боясь, что санитарам придётся вывозить тело в её присутствии, осторожно кашлянул.
- Пойдёмте ко мне в кабинет. Здесь недалеко, на этом этаже. И вы с девочкой там побудете пока. А потом я скажу вам, когда явиться за медицинским свидетельством и за теми вещами, что были на Егоре Владимировиче в момент поступления…
- А я тем временем куплю тебе мультики, - пришла на выручку врачу Диана. - Прямо сейчас поеду и куплю. Хочешь, Антонина?
- Хочу! - захлопала в ладоши девочка. - Сейчас, да?..
- Да. - Диане хотелось что-то сделать для этой несчастной семьи, которую она фактически лишила отца. - Если вы подождёте меня здесь, но я постараюсь. Татьяна, слышите? Не нужно пугать ещё и девочку. Пусть хоть она чему-то порадуется…
- Дурашка ты, дурашка маленькая! - плакала Татьяна, снимая со вспотевшей Тониной головки капюшон маскарадного костюма и приглаживая её короткие смешные косички, торчащие в разные стороны. - А братишка-то твой папу не увидит! - Заметив, что врач и следователь переглянулись, она пояснила: - Летом второго жду. Вчера на УЗИ была - сразу, как приехали… Егор сына хотел. И материнский капитал обещали…
- Пойдёмте! - заторопился доктор. - Тем более вам не нужно сейчас изводить себя. - Он бережно поддержал Таню под локоть.
Тонечка, счастливая, как весенняя пташка, была готова немедленно ехать за мультиками вместе с рыжеволосой тётей. Диана грустно смотрела на неё и думала, что в детстве всё кажется мультяшками. Нет настоящего горя, унижающего страха, и самой смерти нет.
- Обязательно дождитесь меня! - попросила она, закрывая за Таней, её дочерью и врачом дверь кабинета.
Она уже придумала предлог, чтобы вернуться на службу позже намеченного. О том, что вечером придётся ехать на дачу Алексея Василенко, Диана старалась не вспоминать.
- Мне теперь всё равно.
Татьяна поставила на кресло ненужный пакет. Села рядом и затащила Тонечку себе на колени. Диана Скляр быстро вышла, потом побежала по коридору к выходу на лестницу. И у дверей палаты лоб в лоб столкнулась с санитарами.
Красная "Мазда-5", за рулём которой, позёвывая от усталости, сидел Павел Бушуев, въехала в Москву со стороны Новокосино. После того, как в деревне близ Павлова Посада он проводил в последний путь свою злополучную сестру Галину и оставил в местном СИЗО племянника Ванюшу, завернул в Рязань, к друзьям, и от души похвастался "Маздой".
Никаких нежных чувств Павел к сестре не испытывал, особенно после того, как та едва не засадила его на скамью подсудимых. И, самое главное, ради кого, блин! Ради Иванушки, который прикончил её ударом обуха в висок за то, что давала из своей закачки ему на водку. Ради того самого сожителя, который исчез в неизвестном направлении несколько лет назад. А хоронить Галину пришлось братишке, потому что больше было некому. В деревне и так-то осталось полторы бабульки, и те только перекрестились, узнав, что Ванька Бушуев надолго сел. Полусгоревшая изба торчала посреди деревни, и над ней с карканьем кружилось вороньё.
После этого Павел не нашёл в себе сил сразу же вернуться в Москву, и потому на два дня задержался в Рязани. Его просили погостить подольше, обещали досуг с баней и девочками, но Павел и так отсутствовал в Москве слишком долго. Он ничего не объяснил ни Любаше, ни Егору, и Артуру Тураеву не успел доложить обстановку. Только позвонил после возвращения из ночного клуба "Мост" на городской телефон Норы Мансуровны и доложил, что всё идёт по плану.