Кто-то позвонил в центр общественных связей областного управления милиции, но там сказали, что ведется расследование и до окончания его ничего говорить не будут. Замглавного связался с приятелем в прокуратуре, тот ответил вежливо, но неопределенно - ждите официального сообщения. Парни из отдела расследований предложили выйти напрямую на па-тологовых анатомов, но главный сказал, чтобы они не умничали. И вообще - работать нужно. Работать. Номер нужно выпускать, сроки поджимают, а еще надо первую полосу переверстывать - под материал о смерти депутата и мецената…
Это да, подумал Зимин, не меньше полосы придется под это отдать. Фотографию, заголовок. Просвещенное мнение какого-нибудь эксперта… Черт.
Зимин подошел к столу редактора отдела и спросил, а, собственно, за счет каких материалов будут освобождать место на страницах еженедельника? Как, удивился редактор, а тебе разве не сказали? Я же тебе говорил… Не говорил? Извини, замотался. Все сдвигается, рекламу трогать нельзя, проплаченную заказуху - тоже… Твоя полоса летит, уж извини. Да, понимаю, что к следующей неделе материалы протухнут, но ты же еще напишешь, ты же профи… Профи?
- Профи, - сказал Зимин.
И этого профи только что лишили четверти месячного гонорара. В память великого земляка.
- Так я пойду? - спросил Зимин.
- Иди. Если что - скажешь, я разрешил.
У выхода из редакции болтали охранник Макс, аспирант мединститута по совместительству, и водитель шефа - Николай Иванович.
- А я тебе говорю, смысла нет в сердце стрелять, - авторитетно заявил Николай Иванович. - Ты "сайгу" когда-нибудь в руках держал? Это ж, блин, как руку нужно вытянуть, чтобы ствол приставить. Тэтэха "сайги" знаешь, боец? Какая, к примеру, длина ствола у "сайги"? А? Это тебе не пистолет. Там пятьсот двадцать миллиметров длины. Только ствола. И еще сантиметров двадцать - крышка ствольной коробки, а под ней - спуск. Прикинул?
- Прикинул, - сказал Зимин, остановившись рядом с Николаем Ивановичем.
- Алик? Привет! - Иваныч пожал Зимину руку. - То есть семьдесят два сантиметра вместе выходит. Так?
- Так, - подтвердил Алик.
- То есть сидит он за столом, покойничек, берет карабин, приставляет дуло к сердцу, тянется к спуску… тянется так, тянется…
- Ну он был мужик крупный, руки были длинные, - рассудительно заметил Макс.
- А живот? - прищурился Иваныч. - Он пару месяцев назад сюда приезжал, ты ведь дежурил? У него еще сантиметров двадцать на живот нужно прибавлять. И вот он приставляет, тянется…
- Ну дотянулся. - Зимин не то чтобы провоцировал водителя, но поторопить немного хотел. - Проблем…
- Вот! - Иваныч указал пальцем Максу на Зимина. - Посмотри на него, Максик. Такой же штатский тип, мать его так. Ты, Алик, прямо сейчас можешь указать пальцем на свое сердце? Ты бы куда винтовку приставил? Давай быстро, не задумываясь. Ну?
- На себе нельзя… - неуверенно возразил Зимин. - Примета плохая.
- Да ну тебя с приметой! Показывай! - прикрикнул Иваныч, и что-то такое звякнуло в голосе майора в отставке, что рядовой запаса Зимин, не задумываясь, ткнул пальцем туда, где предполагал у себя наличие сердца.
- Вот тут!
- Что скажешь, медик? - спросил Иваныч у Макса. - Попал?
- Сантиметров на пять левее и выше, - печально констатировал Макс. - Вполне мог отделаться реанимацией. Даже кровотечение будет не так чтобы обильное. Даже если не сразу нашли, мог бы выжить.
- Понял, Алик? Не знаешь ты, где у тебя сердце, - заключил Иваныч. - Как стреляться будешь, если приспичит?
- Я на девятом этаже живу, - ответил Зимин домашней заготовкой.
- А если враг тебя настигнет на земле? На уровне моря? Окружит танками и в плен, того гляди, брать надумает? Атам пытки лютые… Немыслимые… - Иваныч зажмурился в предвкушении и почмокал губами, - Полный садизм. А у тебя только один патрон в карабине. Куда стрельнешь? И смотри, ты пальцем промазал, а ствол такой рычаг дает, что чуть отклонишь приклад, а линия выстрела градусов на тридцать гульнет, если не больше. А еще нервы. Страх опять же. И непривычно так ружье держать, не каждый день стреляешься! Куда будешь лупить?
- В голову, - Зимину разговор стал несколько надоедать, но и обижаться на хороших людей смысла нет.
Ну увлеклись, с кем не бывает?
- В висок? - усмехнулся Иваныч.
- Снизу, подподбр… тьфу ты… под подбородок, - Зимин приставил палец, - Вот сюда. И длины руки хватит.
- Твое мнение, эскулап? - Иваныч повернулся к Максу.
- Вполне, - одобрил тот, - Можно было еще и в рот, но и так хорошо получится. И линию выдерживать удобнее.
- Точно. - Иваныч поднял указательный палец, - У меня в батальоне один из автомата стрелялся. Именно снизу вверх. Именно в под голову. В ангаре стрелялся, мозгами весь потолок забрызгал. Как-то сегодняшний покойник заковыристо пальнул. Мог промазать, но попал… Судьба.
- Повезло, - сказал Зимин, направляясь к входной двери.
- Типун тебе! - крикнул вдогонку Иваныч, - К бесам такое везенье.
- Так к бесам и пошел, - Зимин остановился, оглянулся на Иваныча и на Макса, - И получается, что не покойник он, а мертвец. Самоубийца ведь не может упокоиться. Самоубийство - грех. Так что - в ад пошел Валентин Николаевич. В самое пекло.
Зимин вышел из редакции, поднял воротник куртки. Было морозно. Куртка у него была не по сезону - из шкуры молодого дерматина - что-то потеплее Алик купить так и не собрался, все время приходилось выбирать: либо после зарплаты переодеться в теплое, либо дотянуть до конца месяца без голодных обмороков.
Нужно ехать домой.
Алик даже повторил это вслух, но особой радости при этом не испытал. Еще один вечер наедине с телевизором? Ага, спасибо! Когда еще был женат, все время ныл, что ему не дают сесть за роман. Он, в конце концов, филолог как-никак, все эти копеечные газетные заработки - временно. Зимин напишет роман и станет знаменитым. Но жена и теща не давали посидеть за печатной машинкой.
Теперь машинка стоит на столе все время. Никто не мешает. Садись, пиши. Еще можно прийти домой, поесть равиолей и уснуть. Вечером проснуться, поужинать и снова уснуть, посмотрев телевизор.
В кафе. Хороший вариант - кафе. Тепло. Уютно. Машенька опять же улыбается и наливает кофе бесплатно. Пытается бесплатно, но Алик всегда оставлял деньги за выпитое и съеденное. В том, что уличные отморозки перестали наезжать на кафе, была не его заслуга. Вернее, не столько его. Он просто вовремя привел туда Юрку Гринчука - нужно было поболтать, поспрашивать старшего лейтенанта в приватной обстановке об одном скользком типе.
Они пришли, поздоровались с симпатичной девушкой за стойкой, заказали кофе плюс фундук в блюдечке, сели за крайний столик и только углубились в беседу, как в кафе нарисовались три короткостриженых обладателя костюмов "абибас". Как потом выяснилось, Гринчук был как раз после дежурства, хотел по-быстрому поговорить и уехать домой, усталый был, да еще начальство вкатило ему вот за таких же беспре-делыциков… В общем, не повезло ребятам. Гринчук даже объяснять ничего не стал. Вмешался после первого: "Слышь, ты, коза…"
Один из парней осел сразу, там же, где стоял. Хлюпнул чем-то и стек вниз. Второй оказался с повышенной броневой защитой. Выдержал три удара - три! Потом все равно упал, но позволил третьему приятелю достать "пыру". Гринчук был в штатском, пацаны его не знали, посему отморозок чувствовал себя в своем праве. В руке оказался нож - шаг, еще шаг, легкое движение руки, не замах, а будто дрожание хвоста кошки перед броском.
Нужно было бить его по голове чем-нибудь тяжелым, как в кино. Но то в кино, а это - в жизни: Алик сидел, словно парализованный, и все силы своей души потратил на выдох-выкрик: "Сзади нож!.." У Гринчука оказалась хорошая реакция, у "пырщика" - перелом обеих рук и сотрясение мозга.
Две минуты беседы с опером открыли пришедшим в себя парням новые перспективы и горизонты, они поклялись мамой и обещали есть землю, если еще раз сюда сунутся. Тут крышует Гринчук, с чувством сказал тот из мальчиков, кто сохранил более-менее ясное сознание.
Вот с тех пор Гринчук был в кафе желанным гостем. Ну и Алику тоже были рады.
- Кофе? - поздоровавшись, спросила Машенька. - Большую чашку?
- Большую, - сказал Алик. - И сладкую.
- Садитесь, приготовлю - принесу, - Машенька улыбнулась, она часто улыбалась при Алике вот так, без повода. С иронией, наверное.
Алик решил сесть подальше от висевшей на стене колонки. Певец как раз пел про девушку в автомате с перемазанным лицом - Алик не был поклонником дворовой лирики, да и вообще к музыке несколько равнодушен.
В кафешке было тускло, накурено, но зато тепло и пахло настоящим кофе. Машенька замечательно варила его на песке и никогда не пережаривала орехи. Можно было и водочки перехватить или заказать даме грамм сто "бабоукладчика". Хорошее место, недалеко от работы и без шумных завсегдатаев.
Куртку Алик снимать не стал - расстегнул "молнию", вязаную шапочку спрятал в карман вместе с перчатками, сел к угловому столику, прислонился спиной к стене и закрыл глаза. Почти хорошо.
Почти - потому что никак не получается перестать себя жалеть. Материалов, слетевших из номера, было жалко. Денег за них - тоже, но статья и в самом деле получилась забавная, что-то в ней было от служения обществу. А деньги… Как-то Ларенко дал Алику заработать, сейчас заработка лишил - круговорот денег в природе получается.
Алик потер ладони, чтобы согреться. Ладно, черт с ним. Или Бог.
За соседним столиком трое азартно обсуждали смерть Ларенко. Один, сидевший к Алику спиной, уверенно рассказывал, что на Ларенко наехали, пытались рынок забрать, переманить торговцев на вновь построенный оптовый. Просто тупо ходили с проверками и говорили, что если, мол, на новый оптовый переберутся, то никто проверять не станет…
Было в этой версии что-то реалистичное. Очень вписывалась она в современный антураж - и это не мог не оценить Алик.
В общем, так оно и выглядело в Городе. Это в других населенных пунктах наезжали бандюки, палили из автоматов или зажигали сарай, а в Городе все было гораздо приличнее: должна была соблюдаться внешняя законность. Иначе областное милицейское начальство могло заинтересоваться: кто это портит отчетность и работает без лицензии на передел имущества. Это называлось ментовским прихватом и, в общем, было более-менее разумной альтернативой беспределу. Так полагал Алик, и так полагали многие жители города. Ну хоть кто-то должен был поддерживать порядок. И хоть как-то.
Наехать на Ларенко могли, но… Реакция слишком бурная. Слишком бурная реакция, как ни глянь. С его связями по обе стороны баррикад Ларенко мог очень даже долго вести переговоры. И наехавший не имел никакой гарантии, что смог бы передавить Валентина Николаевича в таком вот единоборстве. Даже то, что торговцам предлагали переехать, а не жгли, к примеру, их склады, тоже о многом говорило.
Подошла Маша, поставила перед Зиминым чашку с кофе и креманку с фундуком.
- Звонил Юрий Иванович, - сказала Маша, наклонившись, - Просил его дождаться. Сказал, что будет минут через двадцать.
- Юрий Иванович? - удивился Алик, потом сообразил, что это Юрку Гринчука Маша так величает, и кивнул: - Хорошо. Давно звонил?
- Перед тем как вы пришли. Я забыла сразу сказать… Еще, может, что-то хотите?
Алик посмотрел в глаза Маше, торопливо отвел взгляд и помотал головой.
- Скажете тогда, если захотите, - Маша вернулась к стойке.
Такие дела, пробормотал Алик. Вот хорошая же девушка, симпатичная. Гринчук неоднократно намекал, но Алик упрямо делал вид, что все идет как надо. Может, и в самом деле все идет как надо.
Сегодня его полосу сняли. Завтра - вообще решат, что не нужен Алик в редакции. И что дальше? Идти в сторожа? В бандюки не возьмут, да и понимал Алик, что не получится из него толковый бык. Начнет рассуждать на тему допустимости насилия, вместо того чтобы паяльник, значит, в задницу клиенту совать…
- Стрельнул себе в голову, чтобы семью не подводить, - гнул свою линию знаток за соседним столиком, - Если бы сказали: либо жену порешим, либо сам себе пулю в лоб…
- Я бы свою супружницу сам грохнул, - сказал его приятель и засмеялся, - Ну или сказал, что пусть делают чего угодно, а я бизнес ни в жизнь не отдам… Они ее бы и того…
- А дети?
- А нет у меня детей.
- А если были бы?
- Если бы…
Из колонок грянула "Девочка моя", Алик поморщился и закрыл глаза.
Ломать себе голову по поводу причин самоубийства - глупое и непродуктивное занятие. Вот если бы найти реальную причину и того, кто именно довел Ла-ренко до самоубийства, - вот это был бы фитиль. Тут даже шеф никуда не делся бы - поставил материал в номер. Все бы подвинул, но поставил.
На первую полосу.
И подпись - Алик Зимин. И вопрос об увольнении ушел бы, исчез и истаял в тумане. Редакция уважительно смотрела бы на Алика, говорили бы, что да, что вот он - класс. И Алик смотрел бы на себя в зеркало если не с уважением, то и без отвращения.
А что? Вот сейчас допить кофе, поговорить с Юркой - зачем-то он ведь ищет? - и пойти искать виновника самоубийства. Семья, опять же, может быть благодарна. Доведение до самоубийства - это почти убийство. Грех снимается, а погибший получается не слабаком, а героем, ценой своей жизни спасшим родственников.
Сейчас все брошу и пойду искать, прошептал Алик, прекрасно сознавая, что никуда не пойдет, а если и пойдет, то ничего найти не получится, потому что угрозы и доведение таких людей проходят на высоком уровне, и до этого уровня Алику ну никак не допрыгнуть.
- Привет! - прозвучало рядом. - Спишь?
Алик открыл глаза.
- Здравствуйте, Юрий Иванович, - сказал Зимин и протянул руку. - И зачем я тебе нужен?
- Ты мне - ни на секунду не нужен, - успокоил его Гринчук. - Ты мне просто врал, что у тебя есть приятель у военных, у артиллеристов.
- Есть.
- Мне нужен на него выход. - Гринчук помахал рукой Маше, показал пальцем на столик и сел.
- С каких таких? - удивился Алик, - Это ты стал за военными следить?
- Не твое дело. Сводишь меня с "сапогом" - и свободен. А я тебе буду должен, - Гринчук расстегнул куртку и вздохнул. - Забегался я тут с вами со всеми. Звоню тебе домой - никого. Звоню в редакцию - только-только вышел, говорят. Я так и подумал, что ты сюда зайдешь. А? Как тебе? Перехватил же.
- Мо-ло-дец! - продекламировал Алик, достал из кармана записную книжку, открыл на нужной странице и положил перед Гринчуком: - Вот - Вадик. Рабочий телефон и домашний.
- Ага, - кивнул Гринчук, - премного благодарны… Ты бы себе пейджер, что ли, завел…
- Мобильный телефон и рацию, - подхватил Алик. - Деньги, они… Да и зачем все это? Кому нужно, и так поймают, а то буду на привязи, как собака. И мороки с телефоном…
Счастливого обладателя мобильника в любой компании можно было отличить мгновенно. Первое, что делал отелефоненный в любом помещении, - доставал из кармана свой телефон, скрученный провод зарядного устройства и начинал искать, куда тут можно воткнуться. Спасибо, не нужно.
Алик прекрасно обходился городским.
Юрка переписал номер в свою записную книжку.
- А я тебе вчера вечером собирался звонить, - сказал Алик. - Посмотрел телевизор, даже уже трубку снял, но передумал…
- Жаль. В смысле, что передумал фигней заниматься - правильно, а что не позвонил - плохо. Я бы у тебя номерок узнал по телефону, и сегодня не пришлось бы бегать по морозу… - Гринчук подмигнул, - А звонить хотел, чтобы информацию по покойному получить?
- По самоубийце, - поправил его Алик, - Они не могут быть покойными…
- Это с каких таких - самоубийцы? - весело удивился Гринчук.
- Как с каких? - удивился и Алик, - Сказано же было - по статье о доведении…
- Мало ли что было сказано, - пожал плечами Гринчук. - Эта статья, брат, позволяет рассматривать кучу версий и, что самое главное, позволяет проводить экспертизы, опросы и все такое… Не хуже, чем любая другая…
- Например - убийство? - спросил Алик.
- Ага, убийство в закрытой комнате, - подтвердил Гринчук, - Если бы кто-то из прокурорских только заикнулся о таком, так его бы к стене гвоздями свои же прибили бы. Ты хоть в курсе, как там оно было?
- А что, как-то не так? По телику сказали, что в своем кабинете. Нашли тело и все такое. Карабин "сайга" опять же. Что-то не так?
- Ну… В принципе, все так… - Гринчук подождал, пока Маша поставит кофе перед ним, что-то сказал ей негромко на тему "хорошо выглядишь" и сунул в карман ее фартука денежку. - И за моего приятеля тоже.
- Да я сам заплачу… - начал протестовать Алик, но Гринчук вальяжно отмахнулся, - Я сегодня немного заработал, имею возможность шикануть. Да, о чем это я?
- О самоубийстве.
- Какое, на фиг, самоубийство? Прицепились. Папа сказал - несчастный случай. Вот и несчастный случай.
- Сам Папа сказал? - недоверчиво переспросил Алик.
Папа - начальник областного управления милиции, был самым серьезным обитателем Города, в мелкие дела не влезал, мнение свое обычно держал при себе, но если уж говорил, то говорил. И споры сразу прекращались.
- Папа сказал, что это несчастный случай, - подтвердил Гринчук, - Покойный чистил оружие, произошел случайный выстрел. Все. Послезавтра отпевание, панихида, прощание и похороны. И еще раз - все.
Алик почесал нос. Недоверчиво покачал головой.
- Хочешь поспорить с Папой? - спросил Гринчук.
- Не хочу. Только как-то все это быстро… Суета. Вчера сказали - самоубийство, сегодня - несчастный случай… С чего это?
- А с чего нет? Дело-то как было? Жил да был Ла-ренко Валентин Николаевич… - начал рассказывать Гринчук, словно киношный сказочник, даже щекой о ладонь оперся: - Хорошо ли, плохо ли…
В общем, собрал Ларенко совещание.
Он его традиционно собирал по понедельникам, намечал планов громадье, давал ценные указания и проводил накачку личного состава по поводу трудиться-трудиться-трудиться… То есть вначале давались конкретные указания, а потом шло выступление предпринимателя и депутата на общие темы.
И в это утро все шло точно так же. Были обрисованы непосредственные задачи и указаны перспективы развития. Ларенко прикупил карьер какого-то там особого песка, позволявшего изготовлять совершенно потрясающие стекла на автомобили, что вкупе с итальянским оборудованием давало возможность очень неплохо зарабатывать. К финалу прозвучала идея дотянуть линию метро к рынку. И все участники совещания были отпущены на выполнение своего служебного долга.
В десять совещание началось, в одиннадцать - закончилось. А в половине двенадцатого Ларенко позвонил своей секретарше и приказал, чтобы охранник принес в кабинет карабин. Оружие хранилось в сейфе, сейф был в подсобке, попасть в которую можно было только через приемную.
Ларенко любил оружие чистить. Геринг, чтобы успокоиться и расслабиться, перебирал в кармане брильянты, а Валентин Николаевич разбирал "сайгу" и чистил. Потом, к вечеру, мог заехать с охранником в лес или на карьер, чтобы пострелять. Все мальчики любят громкие игрушки.