Убийство в закрытой комнате. Сборник рассказов - Мадунц Александра "avrorova" 5 стр.


Охранника в приемной не было - вышел покурить на улицу. Пришлось послать за ним водителя. Пока сбегали, пока привели - прошло пятнадцать минут.

В одиннадцать сорок пять охранник достал из сейфа карабин и отнес его в кабинет шефу. В двенадцать сорок пять в приемную позвонила жена Ларенко, спросила, где муж, почему он трубку не берет - ни у себя в кабинете, ни мобильник.

Секретарша позвонила шефу по внутреннему - тот не ответил. Секретарша попросила охранника, чтобы тот заглянул в кабинет. Вначале охранник отказался, бывало, что Ларенко мог задремать на диване, и тогда свободно можно было нарваться на выволочку.

- Он после обеда ложится, если ложится, - резонно напомнила секретарша. - И Анна Ивановна требует, чтобы муж с ней связался. Хочешь с ней поссориться?

- Да нет, - сказал охранник, - Что я - чокнутый, что ли, с хозяйкой ссориться?

Охранник встал с кресла, подошел к двери, постучал.

- Так он же не услышит, - сказала секретарша. - Заходи, во внутреннюю постучи.

Охранник вошел в тамбур, первая дверь осталась открытой. Постучал во внутреннюю. Прислушался. Еще раз постучал. Потом нажал на ручку, открыл дверь и заглянул вовнутрь. Окликнул шефа. Еще раз окликнул. Вошел в кабинет, за собой не закрывая. Вернулся из кабинета, сел на стул возле секретарского стола, налил воды из графина, залпом выпил. И уж только потом сказал, что шеф, кажется, того… Кажется, мертвый шеф.

Ларенко лежал на полу за своим столом.

Выстрелом его толкнуло назад, потом тело завалилось на бок и упало. От двери ничего видно не было - только пустое кресло. Дырка от пули, прошедшей навылет, на черном фоне была незаметна. И кровь в глаза особо не бросалась.

Началась суета, позвонили жене, позвонили в милицию, позвонили в прокуратуру. Прокурор сгоряча ляпнул перед камерами о самоубийстве, а потом приехал брат покойного, пообщался со всеми и объяснил, что, какое тут, на фиг, самоубийство?

- Брат у покойного - человек толковый. Мент. Опер. Капитан, через спецназ прошел, потом на оперативную работу… Но в одном городе с братом работать не стал. Неспортивно, сказал, карьеру так делать. Неинтересно. Вот он вечером вчера приехал, всех потыкал мордами в факты, сходил даже к Папе - был удостоен аудиенции.

- И прям все так и согласились? - недоверчиво переспросил Алик. - Вот все согласились с капитаном? И генерал согласился?

- А почему нет? Станет человек, замысливший самоубийство, проводить совещание? Планы строить, назначать ответственных? - Гринчук залпом допил кофе. - Или все было нормально, а потом вдруг - бац - и решил пустить себе пулю в сердце? В одну секунду все решил? Не бывает. Тут столько дыр, что лучше и не браться…

- Ну да, еще и виновного искать, - подсказал Алик. - Того, что довел до самоубийства…

- Виновного искать… - подтвердил Гринчук. - Зачем, если и так все понятно? Он взял карабин, стал чистить, случайно повернул оружие дулом к себе и нажал на спуск…

- Почистил хоть?

- Не успел. Эксперты, как глянули на пушку, так и сказали - не успел. Пыль, песок… Они накануне стреляли, патрон, видимо, в магазине остался. Вот Ларен-ко случайно и нажал на спуск… - Гринчук покачал чашку в руке, опрокинул ее над блюдцем, посмотрел на кофейную гущу, словно гадал.

- И что там? - поинтересовался Алик.

- Дальняя дорога, казенные хлопоты… - сказал Гринчук, - Ладно, мне, пожалуй, пора…

- Значит - несчастный случай?

- Брат сказал на пресс-конференции, что Ларенко вообще был небрежен с оружием. Вот и нарвался… - Гринчук встал из-за стола.

- Подожди, как это - небрежен и нарвался? - Алик резко отодвинул от себя чашку, ложка упала на пол и зазвенела, - Что за чушь?

- В смысле?

Алик вспомнил, как Иваныч час назад объяснял о направлении ствола карабина при выстреле.

- Карабин… Это же здоровенная дура. Семьдесят сантиметров от дула до спускового крючка. Даже больше.

- И что? - Гринчук сел на стул. - Что из этого?

- Подожди, ему принесли карабин, он стал чистить… "Сайга", насколько я понимаю, это тот же "Калашников"? Так?

- Так, - коротко кивнул Гринчук, не сводя взгляда с лица Алика.

- Я же еще с армии помню, как автомат чистится. Берешь оружие, отсоединяешь магазин, потом передергиваешь затвор, нажимаешь на спуск. Снимаешь крышку ствольной коробки, вынимаешь пружину и все - выстрела уже не будет ни при каком раскладе…

- Значит, перед этим выстрелил, - спокойно сказал Гринчук. - Или не мог?

Алик задумался.

Попытался представить себе, как сам стал бы чистить карабин.

Ладно, забыли патрон в магазине или даже в патроннике. Стреляли, потом магазин отсоединили, а патрон уже был в патроннике и только ждал своего часа. Может быть такое? Может. Вполне может.

Значит, я беру карабин, собираюсь его почистить. Снимаю с предохранителя, иначе разбирать будет сложно… К тому же, если не сниму, то не выстрелит карабин. И еще. Не была "сайга" разобрана, Алик своими глазами видел карабин, лежащий на столе. Телевизионщики все показали.

Значит, выстрел мог прозвучать с момента снятия оружия с предохранителя до того, как его стали разбирать.

Как-то так…

Беру карабин, снимаю с предохранителя… Карабин в руке, в правой руке, прикладом ко мне, стволом либо в потолок, либо в противоположную стену. Так? Так. И с каких это хренов я его крутить в руках буду? Снял с предохранителя, нажал на спуск. Если был патрон в патроннике - пуля ушла бы в потолок или стену. Все, инцидент исчерпан, охранник огребает по полной за то, что не следит за оружием. Даже если виноват шеф, огребает охранник - так все устроено в жизни, и это даже где-то правильно.

Значит, патрон забытый в патроннике, - не вариант. Но ведь как-то все произошло.

Алик глянул на Гринчука, тот сидел напротив, скрестив руки на груди, и ждал продолжения.

Ладно. Не один патрон. Алик не помнил, был ли пристегнут к карабину магазин, но предположим, что был. И в магазине остались патроны.

Во время срочной службы случилась с приятелем Алика история: разряжая в карауле автомат, он не снял магазин, передернул затвор и нажал на спуск. Выстрел, разводящий матерится, потому что это "залет", перепуганный караульный отсоединяет магазин и механически нажимает на спуск. И снова выстрел, потому что патрон после предыдущего выстрела подается в патронник автоматически.

Так могло получиться и у Ларенко.

Магазин он отсоединил, глянул в него - пустой. И нажал на спуск. Так? Не так? Не просто нажал на спуск, а повернул карабин дулом к себе и нажал на спуск, а это уже полная чушь, такой финт случайно не получается. Невозможно придумать нечто такое, чтобы карабин оказался повернутым во время чистки дулом к сердцу. Во всяком случае, Алик такого придумать не мог.

- Не вижу озарения на твоем лице, - сказал Грин-чук, - Вот работу мысли вижу, а озарения - нет.

- Не мог он себе случайно выстрелить в сердце, - пробормотал Алик. - Не получается…

- Да-а?! Офигеть! - Гринчук улыбнулся. - Но ты же со мной только что согласился - не мог застрелиться Ларенко. Даже если и бьш у него повод, то не мог он так себя вести перед самоубийством. Ты согласился со мной?

- Согласился. Я еще со вчерашнего вечера об этом думаю…

- Зачем? - быстро спросил Гринчук.

- Что - зачем?

- Думаешь зачем?

- Не знаю… Сам пытался понять.

- Может, просто перестань думать? Ты ему не родственник, не конкурент… Или полагаешь, что в твою газету могут взять статью про то, что не мог Ларенко ни покончить с собой, ни застрелиться случайно? - Гринчук говорил серьезно. Очень серьезно.

- Как тебе объяснить… Вот ты по лесу идешь и видишь, что на дереве что-то висит. Что-то, например, красное. Ничего такого тут быть не может - нарушает это яркое пятно общий реализм и достоверность. Ты полезешь глянуть, что там такое? Честно - полезешь?

- Не знаю… Наверное. Только и ты имей в виду, что там может оказаться лопнувший воздушный шарик. Или, если очень повезет, какая-нибудь особо ядовитая змея…

Или мешок с деньгами. Выпал из самолета, висит, тебя дожидается…

Или повесился кто-то в веселенькой рубашоноч-ке, - закончил Гринчук, - Тебе оно нужно? Две версии всего - две.

Гринчук показал два пальца.

- Одна - самоубийство. - Гринчук загнул один палец. - Отвергнута и тобой, и следствием как несостоятельная и несоответствующая психологическому портрету погибшего и его общему эмоциональному настрою. Вторая - несчастный случай…

- И тоже практически невозможно, - вставил Алик запальчиво.

- Слово "практически" в протоколах не встречается. И следователями не используется. Практически убит или практически украл - чушь собачья. Несусветная. Что нам говорит принцип Оккама? Если отбросить все невозможное, то оставшееся - реально, каким бы фантастическим оно ни выглядело, - Гринчук почесал в затылке. - Ну решил прикинуть Ларен-ко, как это из такой штуки можно застрелиться. Ну в голову пришло - получится или нет? Сам-то что, никогда не делал глупостей? Вот и он: отстегнул магазин, приставил ствол, нажал на спуск и даже удивиться не успел - апостол Петр навстречу. Здравствуй, добрый человек, проходи, устраивайся. Что морщишься?

- Не знаю… Не лежит у меня душа к этому…

- Конечно, убийство - оно пошикарнее будет. Злодей проник сквозь стену в кабинет, дождался, пока принесут карабин, вылез, отобрал пушку, зарядил патрон, приставил-выстрелил и ушел назад, сквозь стену… Или нет, киллер спрятался в ящике стола или в шкафу. В сейфе, в конце концов. Вылез - дальше по тексту. И снова спрятался, переждал, пока все уйдут… - Грин-чук застегнул куртку и встал со стула, - Не получается детектив. Так, бытовуха… Но ты же знаешь, что даже в наше суровое время восемьдесят процентов всех убийств - это именно бытовые. Знаешь ведь? А самое опасное место на свете - ванная. А сколько народу от глупостей гибнет? Все, успокойся, отдыхай, веселись… Вон Машеньку куда-нибудь пригласи.

- Угу, - кивнул Алик. - В кафе. Кофе попить с орехами…

- Пожалуй, кафе она не оценит… Хотя, кто мы такие, чтобы знать желания женщин? - Гринчук протянул руку Алику. - Все, бывай! За телефон спасибо - я тебе должен. Не очень много, но достаточно. Обращайся, если что…

- Слушай, Юра! - удерживая руку Гринчука, спохватился Алик. - Отпечатки на карабине смотрели?

- Только его пальцы - никого постороннего. Не ломай себе голову, ничего не придумаешь. - Гринчук высвободил свою руку из пальцев Алика, помахал Маше и вышел на улицу.

Ага, не ломай голову. Еще не думай о белом медведе - так, кажется, наказывали в семье дедушки Ленина? Сядь на диван и не думай о белом медведе. Или о белой обезьяне? Да какая разница? Не думай о смерти Ларенко, Алик. Тебе только что как дважды два доказали, что нет других вариантов. Если не самоубийство, значит - несчастный случай. Третьего не дано. Не самоубийство. Точно. Значит - несчастный случай. Дурацкая шутка, закончившаяся трагедией.

Алик встал из-за стола, намотал шарф, натянул перчатки и шапочку. Может, и вправду пригласить Машеньку куда-нибудь? В кино? Отпадает, кинотеатры сдыхают потихоньку - холод, мрак, чушь… В кафе? Ты еще домой к себе пригласи, на равиоли.

- Спасибо, Маша! - сказал Алик, проходя мимо стойки, - До свидания.

- До свидания, - улыбнулась Маша, - Заходите!

- Обязательно.

Обязательно, повторил Алик, выходя на улицу. Юрка, наверное, прав - хорошая девушка, приятная. Только после развода Алик все еще не пришел в состояние готовности. Крутится в голове фраза про неудачника и нищенскую зарплату.

Ладно. Проехали. Машеньке только Алика до полного счастья не хватало.

Алик поехал домой.

Он честно пытался выполнить совет Гринчука и забыть об этом деле. Все, не его это дело. Нужно отдохнуть, прилечь на диван, включить телевизор… Здрасте, снова информация о покойном, только теперь разговор о несчастном случае. Показали брата погибшего - крепкий такой парень лет тридцати пяти. Держится уверенно, говорит спокойно, будто и не о родном человеке. Да, брат был иногда небрежен с оружием. Так получилось.

Так получилось.

Алик выключил телевизор, сел за письменный стол, подвинул к себе печатную машинку. Взять и соорудить детективный роман. Закрытая комната, все как положено: есть труп, есть оружие, нет подозреваемого и нет никакой возможности прилепить к делу злоумышленника. Алик настолько проникся мыслью о детективе, что даже занес руку над клавиатурой. Нужно придумать первую фразу, а там - пойдет.

"Выстрела никто не услышал…"

Алик потрогал клавишу с буквой "в", даже надавил легонько - рычаг с литерой приподнялся над общим рядом, замер в готовности. Нужно нажать чуть сильнее, не забыть перевести машинку в верхний регистр. "Выстрела никто не услышал…"

Точно, не услышал. Там такие двери, что можно было стрелять целыми днями. Хотя карабин грохочет так, что может прозвучать и сквозь две массивные двери с плотной обивкой. Но в приемной кто-то сидел, болтали, мог работать телевизор или играть музыка.

Ладно, просто примем к сведению - выстрела никто не услышал.

В одиннадцать сорок пять охранник отнес карабин. В двенадцать сорок пять был обнаружен труп. Час.

Вот интересно, сразу прозвучал выстрел, как только дверь за охранником закрылась, или через полчаса? Жена во сколько звонила? Уточнить бы, спросить. Жена ведь не сразу бросилась к секретарше, явно несколько раз перезванивала. Муж мог быть занят. Звонок - трубку с городского прямого не взял, может, вышел из кабинета. Звонок на мобильник - не взял. Может, пошел в туалет? Пять минут пауза и снова звонок на городской. И на мобильник. Сломаться оба сразу не могли, может, встреча важная. Кто может рассказать? Правильно, секретарша. Звонок ей в двенадцать сорок пять. То есть где-то в половине первого Ларенко уже был мертв.

Алик решительно отодвинул машинку, взял лист бумаги и написал на нем карандашом: 11–45. Подумал и добавил: охранник принес оружие. Принес оружие… То есть охранник был последним, кто видел шефа живым.

Так? Так…

Опаньки, прошептал Алик. Охранник. Черт-черт-черт…

Нет, в рамках полного бреда все могло выглядеть так: охранник берет карабин, заходит в кабинет, приставляет ствол к пиджаку шефа и нажимает на спуск. Если двери он за собой закрыл, то никто не мог услышать выстрел.

"Бабах!", охранник кладет карабин на стол и выходит, плотно прикрыв за собой сначала первую дверь, а потом вторую. Зачем плотно прикрыл? Понятно. А еще чтобы запах сгоревшего пороха не проник наружу. Возможно? Возможно.

Алик побарабанил пальцами по столу.

Очень возможно. Если брать отвлеченного абстрактного охранника. Технически он мог все провернуть. Шеф часто чистил оружие. Если задумал его убить, то нужно только дождаться вызова, приготовить в кармане патрон, в тамбуре засунуть его в патронник - это недолго. В конце концов, те, кто был в приемной, видели только, как закрылась наружная дверь. Сколько времени охранник стоял в тамбуре - никто засечь не мог. А хозяин кабинета видел только, как открылась внутренняя дверь. Можно хоть десять минут стоять между дверьми, собирать-разбирать оружие, досылать патроны и все такое. Потом войти и убить.

А, убив, можно даже не прощаться на пороге. Там и не попрощаешься толком - внутренняя-то дверь закрывается первой. Можно даже и не притворяться. Просто закрыть за собой дверь и сесть на стул или на диван в приемной. И ждать, когда будет обнаружен труп. И всех обмануть.

Всех, кроме гениального сыщика Алика Зимина.

Как ты дело раскрутил, похвалил себя Алик. Никто не смог, а ты, даже не побывав на месте преступления, не вложив пальцы в рану, все просчитал и раскрыл. Награду гениальному сыщику!

Но Юрка Гринчук был очень уверен. Совершенно уверен. У него бы хватило ума понять, что охранник вполне мог убить Ларенко. Алик однажды видел, как Гринчук тесты решает, те, что на айкью. Лихо это у него так получалось, у самого Алика выходило значительно хуже.

Алик пересел на диван, взял на колени телефон.

Вот позвонить и спросить у него, как же это так проморгали они убийцу. Ладно, потенциального убийцу, но проморгали же. Прокурор прозевал, менты не сообразили. Брат опять же ничего не заподозрил…

Алик взял трубку.

Или его волновало только доброе имя брата? Важно было, чтобы не самоубийство, чтобы и брата не позорить, и чтобы семья не страдала. Им и так плохо, но это несчастный случай. Не самоубийство. Брат приехал, чтобы спасать семью и имя брата. Ему было важно, чтобы дело… как это… переквалифицировали из "доведения до самоубийства" в "несчастный случай". И это помешало ему увидеть всю картину.

Назад Дальше