- Доулиш, - Белл отставил свой стул и встал из-за стола. - Я хочу знать, что вы предприняли и намерены предпринять по отношению к человеку, который, как вы говорите, вас посетил и сделал вам это немыслимое предложение.
- Он был вполне уверен в его реальности. Разве я вам не сказал, что его фамилия Смит? Его хозяева ведут прибыльные дела, не так ли?
- Доулиш, я информирую премьер-министра о вашем поразительном поведении.
- Сделайте это, - любезно предложил Доулиш. - Вы можете также потрудиться сказать ему, что мой ночной посетитель знал о нашем предстоящем совместном завтраке сегодня утром. Поскольку вы звонили мне по особому проводу, вам, наверно, не хотелось, чтобы даже ваш секретарь знал о нашей договоренности. Так кто же, по-вашему, мог сообщить об этом мистеру Смиту? - Доулиш подлил себе кофе и посмотрел Беллу прямо в глаза. - Кто же, кроме вас, мог его информировать, Белл?
Белл стоял, сжав руки.
- Кто же другой мог это сделать? - спросил Доу-лиш.
- Вы… вы не можете всерьез так думать!
- Я крайне серьезен, - сказал Доулиш. - Либо ему сказали вы, либо кто-то другой из вашего ведомства, кому вы доверяете. Я не могу доверять вам свои планы относительно мистера Смита. Не думаю, что есть резон так рисковать.
Белл внезапно возвратился к стулу и упал на него. За эти минуты он словно постарел на годы, но на Доулиша это не произвело ни малейшего впечатления. Молчание длилось несколько минут, потом Белл сказал:
- Я не предатель.
- Значит, вашим доверием пользуется предатель.
- Не могу в это поверить.
- Вы обязаны в это поверить. Вы богаты? - резко спросил Доулиш.
- Нет. Я… - Белл хотел что-то сказать, но внезапно замолчал.
- Скажите мне, сэр, вас шантажируют?
Белл сразу не ответил, отодвинул стул. Все тело его дрожало, казалось, он не в состоянии вымолвить ни слова. Они неотрывно смотрели друг на друга, но тут раздался приглушенный звонок. Белл, вздрогнув, посмотрел на дверь. Потом он нажал кнопку под столом и сказал:
- В чем дело?
- Вы просили меня позвонить вам в четверть девятого и напомнить, что в восемь сорок пять у вас встреча с сэром Джеральдом Найтоном, - слышался мужской голос из микрофона.
- Я… да. Симмс! Минуточку, - хрипло сказал Белл. - Я… Мои дела с мистером Доулишем займут больше времени, чем я рассчитывал. Попросите сэра Джеральда прийти в девять сорок пять.
- Но, сэр! А мистер Олберхарт…
- Сдвиньте все встречи на час, - приказал Белл.
- Но в полдень вы должны встретиться с премьер-министром, - ужас послышался в голосе невидимого человека.
- Распорядитесь по своему разумению всеми встречами так, чтобы эта состоялась, - приказал Белл. - Отмените одну или две, если нужно. Ясно?
Подавленным голосом в трубке ответили:
- Хорошо, сэр.
Белл снова нажал кнопку под столом, откинулся назад, закрыл глаза и сказал:
- У меня репутация человека, который никогда не опаздывает на встречу и никогда ее не отменяет. Вот почему я всегда встаю так рано по утрам. - Он открыл глаза. - Доулиш, я не предатель.
- Но вас шантажируют, - заметил Доулиш, и голос его выдавал волнение.
- Делались и делаются попытки меня шантажировать.
- Интересно, сколько современных политических деятелей попалось таким же образом. Имеются фотографии?
- Да
- Есть ли у вас хоть одна?
- Есть.
- Могу ли я посмотреть? - спросил Доулиш.
После нескольких секунд колебания Белл сказал:
- Собственно, почему я позволяю вам так со мной разговаривать?
- Я вовсе не хочу вам докучать. И страдаю оттого, что на меня давит груз тяжелых обстоятельств. Если вы правы и Смит прав, значит, наше государство в беде. Покажите, пожалуйста, фотографию.
Белл открыл ящик стола, затем надавил с одной стороны, и обнаружилась умело скрытая потайная часть ящика. Он вытянул футляр для визитных карточек и извлек оттуда спрятанный между двумя карточками размером с марку квадратный снимок. Он протянул ее Доулишу.
Доулиш был шокирован наготой и позой Белла и блондинки, но сумел скрыть свою реакцию. Фактом было то, что блондинкой оказалась та самая девица, которая этой ночью пребывала в его собственной постели и вопила, пытаясь обвинить Доулиша.
Глава тринадцатая. ДВОЙНАЯ ИГРА
Они просидели довольно долго в молчании. Белл не мог больше выдержать напряжения, он воскликнул:
- Так вы ее знаете?!
- Я отшлепал ее этой ночью, - спокойно ответил Доулиш.
- Вы - отшлепали ее? О господи!
- И выбросил ее из моей квартиры, а также пригрозил, что арестую ее за неприличное поведение или по другому подходящему обвинению. Как давно состоялась вот эта ваша встреча с ней?
- Прошло три недели и один день, - беспомощно выдохнул он. - Видите ли, мне нужна была отдушина.
- Вы, очевидно, ее получили, - сухо заметил Доу-лиш. - Когда они начали оказывать на вас давление?
- Поначалу они требовали пустяковую информацию, но лишь два дня назад стали проявлять смелость, - с несчастным видом ответил Белл.
- И, надо полагать, вам велели выяснить, что мне удалось раскрыть, а потом их информировать.
Белл сказал угрюмо:
- Доулиш, то, что они от меня требовали, и то, на что я пошел бы, - вовсе не одно и то же.
- Это вы сказали им, что я приду на завтрак?
- Да.
- Тогда какого черта Смит разыгрывал комедию, говоря об этом так многозначительно? - вслух задал себе вопрос Доулиш. И почти тотчас ответил: - Очевидно, для того, чтобы потрясти меня их всеведением. Они хотели поразить меня, но для чего это им понадобилось, если они держат на крючке половину правительства?
Белл по-прежнему неотрывно смотрел на него с видом, будто бы тот оскорбил его достоинство.
- Думаю, что вы преувеличиваете, Доулиш. Сильно преувеличиваете.
- Хотелось бы верить, - проворчал Доулиш. - Имеете ли вы представление, кто из ваших коллег находится под их влиянием и сколько их? Два - четыре - шесть - восемь?.. - считал Доулиш.
- Трое или четверо, - мрачно прервал его Белл.
- В каком состоянии пребывают жертвы?
- Они в отчаянии, - ответил Белл и глубоко вздохнул. - Абсолютное отчаяние. Живешь, словно в кошмарном сне, Доулиш. Порой становится совершенно непереносимо.
- Допускаю, - Доулиш выразил понимание. - Отчаяние, видимо, связано с тем, что каждый из них предвидит бесчестье или скандал?
Белл ответил подавленно:
- Да, конечно, это так. Мне, естественно, не хотелось увидеть этот снимок на первой полосе газеты. Но не это… не это главное. Речь идет о чем-то более патриотичном, не столь уж личном. Мы чувствуем, дела зашли так далеко, что мы не в силах остановить ход событий. Уже выданы важнейшие экономические и военные тайны, так же как политические и промышленные. Некоторые члены правительства, которые, как мне известно, втянуты в эти дела, чувствуют себя беспомощными. И мы подозреваем, что большинство членов кабинета испытывают на себе давление, но пока еще не хотят этого признать. Боюсь, что поле их деятельности так широко, что мы и вообразить себе не можем.
- Понимаю, - сказал Доулиш. - Готовы ли вы это выяснить и сообщить мне имена и адреса всех вовлеченных?
После долгой паузы Белл ответил:
- Нет. Я не готов вступить в игру с вами. Вы можете этого не осознавать, конечно, но вы лишь винтик машины, Доулиш. И я тоже. Я считаю себя вправе доложить об этом только премьер-министру.
Снова наступила пауза, потом Доулиш спокойно спросил:
- Известно ли вам, что они замышляют? Что положено на карту?
- Нет, - повторил Белл. - Я просто должен был выяснить, что вам известно. Но в ваши планы не входило рассказывать мне об этом, не правда ли?
- Конечно же, нет, - сказал Доулиш.
- Действительно ли вам известно что-то существенное?
Доулиш изучающе поглядел на Белла, потом сказал:
- Полагаю, достаточно для того, чтобы раздавить их. Лучше, пожалуй, не говорить им этого.
Белл медленно опустился на стул. Почти автоматически он налил себе еще чашку кофе.
- Вы, наверное, не сказали бы мне и слова о том, что не хотели бы довести до их сведения?
- Я хочу, чтобы вы имели возможность, если вас будут спрашивать, довольно много рассказать им. Например, что я задержал Смита, что его допрашивают и он свободно рассказывает, а это значит - мне известно все, что знает он. И вы можете сказать им, что я тот единственный человек, который стоит между ними и катастрофой. Они и прежде очень хотели меня заполучить, но это ничто по сравнению с тем отчаянным желанием, какое они испытывают сейчас.
- Не понимаю, - сказал Белл. - Ведь если они думают, что вы стоите у них на пути, они просто убьют вас.
- Это лишь приведет к их собственному концу, - сказал Доулиш. - Стоит им меня убить, и все, что я знаю, будет передано всему миру. А знаю я немало. - В действительности его осведомленность была крайне скудной, но говорил он с уверенностью, предполагая, что все это будет передано Джумбо.
Джумбо! Какая нелепость! Что могло звучать более зловеще, чем Джумбо?
- Пока я жив, я могу сохранить при себе то, что знаю. - Он глухо рассмеялся. - Меня можно даже уговорить на взятку! - Он отодвинул стул. - Благодарю. Завтрак был отличный.
- Доулиш, что я могу сказать премьер-министру? - взволнованно спросил Белл. - Он был так же обеспокоен этой встречей, как и я.
- Скажите, что это дело глубоко засело в мою голову, что я не оставлю камня на камне, не упущу ни малейшей возможности в своих расследованиях, чтобы довести их до успешного завершения. И если я буду действовать так же непогрешимо, - добавил он с еще большей искренностью, - то стану достойным высокого политического поста, не правда ли?
Он направился к двери, и Белл поспешно отворил ее перед ним.,
- Все… все, что здесь происходило, останется между нами, не так ли? - в голосе Белла звучали просительные нотки.
- Не пророню и слова, - обещал Доулиш. - Если, конечно, не встречусь снова с этой блондинкой, - пошутил он. Потом остановился, возвышаясь, как башня, над Беллом. Голос его был жестким. - Но вы должны раздобыть список членов кабинета министров и других вовлеченных в это дел лиц. Я хочу это получить взамен за мое молчание. - И он вышел с каменным лицом, последовав за Симмсом.
Когда за ним закрылась дверь, высокочтимый Монтгомери Белл, член парламента, заместитель министра внутренних дел, провел рукой по лбу и свалился на стул. Он весь дрожал. Спустя несколько минут волнение улеглось, он опустил руки под стол, порылся там и вытянул крохотный магнитофон. Он поставил его на стол, нажал кнопку. Послышался треск перематываемой ленты, потом щелчок, зазвучал сначала его голос, потом голос Доулиша. Белл снова вытер лоб, выключил магнитофон и положил крохотный аппарат в карман.
"Не сказал ли я нечто такое, чего не хотел бы довести до их сведения?" - спрашивал себя Доулиш, спускаясь по ступенькам. Его шофер стоял у открытой дверцы машины.
- Я прогуляюсь. Мне нужно подышать свежим воздухом, - сказал Доулиш.
- Сейчас и впрямь прекрасное утро, сэр.
Оно было действительно прекрасным. Солнце щедро рассыпало свои теплые лучи. Доулиш шел вдоль Уайтхолла, думая о разном. Он был уверен, что за ним следят. Он также был уверен, что ему грозит серьезная опасность. Думал и о том удручающем факте, что не может никому доверять. В деле такой важности нельзя доверять даже тем, кого считаешь достойным доверия. Сознание своего одиночества в таких критических обстоятельствах камнем давило на сердце. И все утро было восхитительным, шпили башен Гвардейского конного корпуса сияли на солнце. Он приблизился к парламентской площади и увидел башню Биг Бена и здание парламента с их готическим великолепием. Сейчас они обрели почти сказочную красоту, словно были игрой воображения, а не подлинными строениями, куда обращены людские надежды. В том числе и его собственные…
Он свернул в улочку, ведущую в старый Скотланд-Ярд, кивнул дежурному констеблю, вошел в темный, почти пустынный холл, отделанный под мрамор, и лифтом поднялся в свои служебные помещения.
- Хелло, - сказал Доулиш и мрачно добавил: - Проблемы?
- Весьма серьезные, - просто ответил Чайлдс.
- Ультиматум? - спросил Доулиш. - От тех, кому служит Смит?
- Да, сэр.
- Рассказывайте.
- Звонили по телефону четыре раза, - сообщил Чайлдс. - Всякий раз это был другой человек или это был один человек, менявший голос. Но имя называлось одно и то же.
- Джумбо, надо полагать? - спросил Доулиш.
- Да, Джумбо. Хотел бы, чтобы вы меня лучше осведомили обо всем, сэр, - голос Чайлдса прозвучал с упреком.
- Мне представляется, что это вымышленное имя в этой компании Вездесущих, так я их окрестил, - мимоходом добавил Доулиш. - Похоже, что они очень много знают и думают, будто знают все. Были угрозы?
- Да, сэр. Если только вы не выпустите Смита, они…
- Первое - убьют меня, - прервал Доулиш. - Второе - убьют или выкрадут мою жену. Третье - обесчестят меня навсегда перед лицом всего мира. Четвертое… - тут он замолк, нахмурившись. - Не знаю, пожалуй, чем они могут еще угрожать. Скажите мне.
- Других угроз не было, - ответил в тон ему Чайлдс. - В четвертый раз просили передать: если вы отпустите Смита и будете сотрудничать с теми, кто поставлен над ним, чистая сумма, на которую вы можете рассчитывать, будет равна миллиону фунтов стерлингов, и в дополнение пятьдесят тысяч ежегодно также без всяких налогов.
- Хороший, однако, куш. Что же предложили они вам в виде вознаграждения, если вы меня уговорите?
- Десять процентов от обещанной вам суммы, - ответил Чайлдс, и глазом не моргнув.
- Тоже немалая сумма. Вы вполне могли бы жить в достатке, уйдя на пенсию, не так ли Чайлдс?
- Мог бы, конечно. - Чайлдс стоял перед письменным столом. Он держался с большим достоинством, чем Белл. Странно, подумал Доулиш. Ведь он всегда относился к Чайлдсу, как к чему-то само собой разумеющемуся. Его деловитость, эрудиция, замечательная память, осведомленность в международных делах, знание характеров видных лиц и вообще людей, знание уголовного мира, полицейских. И вот только сейчас Доулиш вдруг подумал, что Чайлдс далеко не молод, что он усталый человек, подорвавший свое здоровье на службе, и что в любое время он может уйти на пенсию. По сути, только сегодня Доулиш заметил глубокие морщины вокруг глаз.
Чайлдс продолжал говорить, взвешивая слова.
- Ответьте, пожалуйста, на вопрос, сэр. Вопрос, имеющий для меня лично большое значение. - Чайлдс глубоко вздохнул. - Он очень прост, этот вопрос, мистер Доулиш. Доверяете ли вы мне?
Надо бы ответить легко и быстро, причем это было бы правдой на девяносто девять процентов: "Да, безусловно, доверяю". Но Доулиш, глядя в глаза Чайлдса с величайшей искренностью, ответил не сразу. Но чувствовалось в его ответе, что он серьезно взвесил свои слова:
- До сегодняшнего утра я доверял вам безоговорочно.
- А прошлой ночью, сэр? Вы очень многое скрыли от меня. Вам было известно, что я всегда наготове. Почему же вы мне не доверили, если говорите, что доверяли мне безоговорочно до сегодняшнего утра? Почему?
Создалась странная ситуация: по сути, еще один конфликт. Доулиш сознавал, насколько он важен. Доулиш не мог с уверенностью сказать, что происходит сейчас в сознании Чайлдза, так же как и не знал точно, что происходит в его собственном сознании. В чем-то изменились их взаимоотношения. Спокойно, ненавязчиво Чайлдс захватил инициативу. Но Доулиш легко шел навстречу этим вопросам, потому что они позволяли ему с большей ясностью оценить создавшуюся ситуацию.
- Я был до крайности утомлен…
- Но вы инструктировали, как нужно действовать, кого-то другого, сэр.
Впервые в разговоре с Чайлдсом Доулиш испытал что-то вроде раздражения. Очевидно, это отразилось на его лице, потому что Чайлдс заметно внутренне сжался. Но личная обида не имела значения в таких обстоятельствах, поэтому Доулиш продолжал спокойным голосом:
- Не было необходимости беспокоить вас. Я всегда доверял вам, но я также отдавал себе отчет в том, что вы становитесь старее и нуждаетесь в отдыхе больше, чем раньше. Я и прежде не стал бы беспокоить вас во внеслужебное время, если бы речь не шла о том, что можете сделать только вы.
Он замолк, а Чайлдс сказал:
- Благодарю вас. Я ценю вашу заботу.
- А почему я не рассказал вам о том, что происходит, легко объяснить, - сказал Доулиш. - Я испытывал решительную, настойчивую потребность самому поразмыслить обо всем случившемся и переварить это, пытаясь представить в его полном значении. Мне не хотелось вступать в обсуждения.
- И все-таки ваша интуиция подсказала вам, что мне не следует доверять, - не удержался от колкости Чайлдс.
- Это не совсем так, - сказал Доулиш. - Она подсказала мне, что никому не следует доверять. Я только что пришел от заместителя министра внутренних дел. Даже в этом особом случае я не мог ни на йоту ему доверять. Я точно знаю, что у него под обеденным столом закреплен магнитофон, я нащупал его. - Доулиш мрачно усмехнулся. - Возможно, он его пристроил для себя лично или для кабинета министров, но сильно сомневаюсь. На пути сюда я перебрал в уме все, что сказал, и размышлял о том, не совершил ли я какой-либо оплошности, - добавил Доулиш. - Вот видите, я не доверяю даже самому себе.
- Сейчас речь не о таком доверии, - сказал Чайлдс. - И что ж, убедились ли вы в том, что сказали лишь то, что хотели донести до сведения этих… Вездесущих?
- Да, - ответил Доулиш. - Я уверен, что они думают, будто я располагаю обширной информацией, и я подтолкнул их к такому ходу мыслей. Уверен, они боятся, что я выведу их на чистую воду, а все, что я говорил, подтверждает это. Но никто, даже вы, не знает, что многое мне удалось раскрыть.
- Понимаю, сэр, - сказал Чайлдс после паузы.
- Чайлдс, - продолжал Доулиш, - я не доверяю служащим министерства внутренних дел. В политических делах произошло что-то недоступное моему пониманию. Похоже, что-то просочилось в самые высокие правительственные учреждения, деловые институты и промышленные компании. Я еще не увидел или не осознал полностью все возможные последствия. Одно неверное движение, и может произойти катастрофа! Я предпочту обидеть, оскорбить, унизить вас или причинить рам боль, нежели самой малостью спровоцировать катастрофу. И я не пойду даже на такую малость. А вы рискнули бы в моем положении?
Чайлдс снова отодвинулся от письменного стола, но выражение его лица изменилось, он казался смягченным, что ли. Он улыбнулся и ответил:
- Нет, сэр. Не рискнул бы.
- И я так думаю.
- С другой стороны, сэр, в вашем положении, даже если бы я обладал вашей огромной силой разума и характера, вашей… вашей склонностью, подобно Атланту, брать мир на свои плечи, я все же считал бы, что должен кому-нибудь довериться. Я не мог бы в одиночестве нести на себе такую тяжесть. А вы можете, сэр?
Бросая прямой вызов, Чайлдс заставлял Доулиша рассматривать ситуацию со всех сторон; он даже сказал с удивительной откровенностью, что неправ, беря так много на свои плечи.