В глазах неизвестного появилось безжалостное выражение. Он опустил правую руку в карман и приблизился к спящему. Ничто не предвещало его пробуждения.
Неизвестный шагнул еще ближе и вынул из кармана нож с коротким, широким лезвием, на котором яркой вспышкой отразился луч света, проникший сквозь незанавешенное окно.
Незнакомец долго стоял в волнении у самой кровати, не решаясь совершить преднамеренное.
Спящий пошевелился, откинул голову.
Где-то недалеко пробили церковные часы. Три… четыре… пять… шесть.
Мимо, громко урча, проехал автомобиль. Спящий снова пошевелился. С улицы донесся звук хлопнувшей двери. Словно сигналом послужил он для неизвестного с ножом. Он нанес удар.
- Папа! - позвала девочка.
Ответа не было.
- Папа! - снова позвала она, и опять ответа не последовало.
Девочка откинулась на подушку и стала глядеть в окно с тем напряжением воли, на какое способен восьмилетний ребенок.
В окне показался воробышек. Девочка не шевелилась, задерживая дыхание до тех пор, пока проехавшая машина не вспугнула птичку.
Девочка откинула одеяло и на цыпочках подбежала к окну; рост позволял ей выглядывать наружу, не становясь на носки. Стайка воробьев и дроздов сидела на лужайке перед их домом, выклевывая семена, которые отец посеял лишь накануне.
Она наблюдала привычную для нее картину. Этот северо-западный пригород Лондона, застроенный так, что каждый современный дом окружен большим садом, был привлекателен. Перед каждым домом - лужайка, и каждую из них окружала тщательно подстриженная живая изгородь.
Это Садовый пригород Хэллоуз Энд.
В конце улицы показался почтальон на велосипеде. Затем молочник в белой фуражке и серой блузе, он свернул на дорожку к одному из домов. А вон прехорошенькая девушка с сумкой через плечо перешла дорогу и опустила газеты в почтовый ящик.
Скоро девочке надоело смотреть на улицу, она повернулась к двери и неуверенно протянула:
- Па-па!
Папа всегда говорил, что хорошо бы ей привыкнуть быть одной и ничего не бояться.
В это чудесное солнечное утро ничто, казалось, не могло напугать ее. Тут она заметила, что с гвоздика слетел парашютист.
- О-о-о! - вскрикнула расстроенная девочка и опустилась на колени.
Она подняла парашютиста, маленькую пластмассовую фигурку, и стала ласкать, поглаживая.
Потом девочка взглянула наверх.
Она не могла достать до гвоздика на притолоке, куда отец каждый вечер вешал игрушку, и никогда ей так не хотелось достать до него, как сейчас.
Девочка посмотрела на дверь спальни отца, заметив с удивлением, что она закрыта. Этого никогда раньше не было. Они с отцом так договорились, чтобы никогда он не закрывал свою дверь.
- А если мне придется вечером уйти, то я обязательно договорюсь, чтобы кто-нибудь с тобой остался. Понимаешь? Я никогда не оставлю тебя одну, - заверил отец.
И он держал слово.
Девочка даже не представляла себе, каких трудностей это ему порой стоило. Как часто после смерти ее матери одиночество доводило его почти до отчаяния. Порой хотелось встать, выключить телевизор, уйти из дома и ходить, ходить до тех пор, пока не утихнет боль воспоминаний. Но он никогда не забывал о девочке. И никогда раньше она не видела дверь в его комнату закрытой.
Может, ветер затворил ее?
Она уже дошла до середины площадки, но бегом вернулась за своими туфельками. "Никогда не ходи босая, Кэти!" И она слушалась, если не забывала. Надевая туфли, она сказала себе:
- Наверное, он меня не слышал, раз дверь закрыта.
Она пробежала площадку в счастливом ожидании; ведь он не будет против, если она откроет дверь.
Она нажала ручку и толкнула дверь, но та не поддалась. Громко, испуганно она позвала отца, но он не ответил, з**
Она стала крутить ручку, толкать дверь, ключа в замке не было.
- Папа! - закричала она, внезапно охваченная паническим страхом. - Папа, впусти меня!
Но в ответ ни звука. Тогда она забарабанила по двери, крича: "Папа, папа, папа!.." Голос ее прерывался от слез.
Наконец она устала и вернулась в свою комнату. Взобралась на кровать, схватила мохнатую игрушку - не то собаку, не то зайца - и приложила большой палец к губам, чтобы не расплакаться.
Потом легла она на бок, затихнув. Она просто не понимала. Не могла понять. Но вскоре стала размышлять. Вот-вот отец проснется и откроет дверь, наверняка откроет. Наверно, еще очень рано. Правда, не так уж рано, если почтальон и разносчица газет успели побывать на их улице. Должно быть, уже около восьми, а в половине девятого ей надо идти в школу.
Церковные часы пробили восемь. Ну вот, точно, восемь!
Она вскочила с кровати и снова перебежала площадку, почти в истерике крича:
- Папа, проснись, мне пора в школу!
Но ответа так и не было.
Поведение девочки резко изменилось. Напряженное личико побледнело, глаза неестественно заблестели. Она поняла вдруг - надо что-то предпринимать. Надо узнать, что же случилось с отцом. Наверное, надо кому-нибудь позвонить. Обязательно позвонить, но кому? Ей был известен только номер ее собственного телефона. Отец заставил выучить наизусть на случай, если она заблудится вдали от своего района.
"Обратись к полицейскому, - сказал он ей, - и дай ему свой адрес и номер телефона".
Не скоро ей удалось запомнить: "Меня зовут Кэти Кембалл, я живу на улице Хогарт, дом 17, в Садовом пригороде Хэллоуз Энд, телефон 3456". "Такой легкий номер", - сказал тогда отец, сердясь. И сейчас эти цифры ярко вспыхнули в памяти.
"Обратись к полицейскому".
Вот что она должна сейчас сделать - найти полицейского!
Одевшись, она вышла на площадку и остановилась в нерешительности.
- О, папа! - вскрикнула она в отчаянии и снова ринулась к закрытой двери. Девочка, всхлипывая, спустилась вниз, к входной двери. Там на полу лежали два письма и газета. Она подняла их и положила на маленький столик. Потом открыла дверь.
Сад был ярко освещен солнцем. После минутного колебания она пошла по каменной дорожке к выходу на улицу.
- Френк, - сказала обитательница соседнего дома, - это бедное дитя слишком рано идет в школу.
- Это бедное дитя, - словно эхо, откликнулся муж, - наверное, позавтракало лучше, чем я!
- Да нет же, я всерьез, - настаивала жена. Это была седая шестидесятилетняя женщина с поблекшим унылым лицом, какое бывает при частом крушении надежд. Муж выглядел лет на десять-пятнадцать моложе: брюнет, высокий, худощавый, подтянутый. Он смотрел в окно просто так, от нечего делать.
- Она мчится, как ветер.
- Чего нельзя сказать о тебе, Мэдж.
- Френк…
- Перестань волноваться! - воскликнул муж. - Ведь она не единственный ребенок в мире, потерявший мать. А отец о ней заботится, это уж точно.
Подавляя раздражение, он посмотрел на жену, которая все еще не отрывала взгляда от улицы.
- Тебе больше всех нужно…
- Френк, она даже не причесалась, а ведь обычно она такая аккуратная. Что-то случилось. Я это сразу почувствовала, едва она показалась на улице. Я догоню ее.
- Только не в халате и не в ночных туфлях, - заворчал муж.
- Ах, черт! - воскликнула жена и, решительно повернувшись к нему, приказала: - Ты пойдешь, ты одет. Поспеши! Если она дойдет до главной улицы…
Муж стал было протестовать, но что-то в поведении жены и внезапно возникший испуг у него самого заставили его замолчать.
Этот Кембалл никогда не отпускал девочку одну в школу и всегда заботился о том, чтобы соседи забирали ее домой вместе со своими детьми.
- Поторопись же, Френк! - настаивала жена, следуя за ним к черному ходу.
Ее занимала мысль - что же могло случиться и действительно ли девочка так напугана, как показалось ей - Мэдж Холкин. Она всегда очень тепло относилась к Кэти.
В семь лет потеряла мать - это ужасно! Кембаллу следовало снова жениться, а не просто отлучаться на ночь-другую в неделю, он уже достаточно долго живет вдовцом, а девочке нужна материнская забота.
Девочка стояла на углу в опасной близости к потоку машин и смотрела по сторонам, ища полицейского. Но его нигде не было видно.
Глава вторая. ПОЛИЦЕЙСКИЙ
Помощник комиссара полиции, мистер Патрик Доулиш, в это утро встал рано: предстояла важная конференция у комиссара, на которой должен присутствовать весь начальствующий состав Нью-Скотланд-Ярда. Его не привлекала предстоящая конференция, но выхода не было. Разве только, по счастливой случайности, последует какой-нибудь важный вызов? И тогда он сможет откланяться всем джентльменам, занимающимся расследованием уголовных преступлений в Лондоне, пожелав им всего хорошего. А сам займется вплотную тем делом, которое не только интересовало его, но поглощало всего целиком. Оно стало его навязчивой идеей. Речь шла об уголовных преступлениях, имеющих международное значение. Доу-лиш заинтересовался международными проблемами во время второй мировой войны. В ту пору, еще совсем молодым, он выбрасывался с парашютом в тылу противника так часто, что уже после первого десятка перестал вести счет.
- Стоит вам перешагнуть этот рубеж, - говорил он, - и можете считать, что удача вам обеспечена.
Удача и впрямь его не покинула. Были, конечно, и другие важные тому причины - к примеру, хладнокровная и расчетливая смелость, умение предусмотреть с особой тщательностью любую случайность, по сути, во всем, что он делал, его мгновенная реакция и физические качества, редкое чувство времени. Ко всему этому надо еще добавить просто поразительную способность завоевывать друзей, а также весьма пригодившееся знание немецкого языка. О нем распространялись легенды. В частности, о том, как он, спустившись на парашюте прямо в расположение немецких десантников, вызвал у них бурное веселье, сказав о том, как ему удалось одурачить глупых англичан.
После войны этого гиганта не увлекло садоводство и выращивание свиней, хотя он и делал попытку этим заняться. Не много времени прошло, пока его жена Фелисити поняла, что такая жизнь не по нему. Она довольно быстро перестала протестовать против его склонности к расследованиям уголовных преступлений. Он оправдывался тем, что занимается этим лишь удовольствия ради, слегка прикасаясь к вопросам юриспруденции. Но даже легкое прикосновение не раз приводило его к конфликту с полицией, но чаще - к сотрудничеству с ней. Наконец настал день, когда по логике и, очевидно, по принципу "нельзя побить - надо вовлечь" его пригласили работать в столичной полиции в качестве помощника комиссара по уголовным делам, занимающегося международными проблемами.
В это утро ему надо было подготовить доклады о действиях мафии как в Лондоне, так и повсюду в Европе. Он должен был связаться по телефону с сотрудником Национальных органов безопасности в Париже по поводу дела о подделке документов, а еще послать телеграммы в разные места в странах Британского содружества относительно весьма хитроумных махинаций с паспортами. Все это он должен сделать до совещания, назначенного на 10 часов утра, и поэтому сейчас спешил попасть в свой кабинет в старом здании Скотланд-Ярда.
Он шел пешком. Позади остался дом, в котором он жил. Впереди высился парламент - необыкновенно красивое здание под лучами восходящего солнца. Потом он посмотрел на Ламбетский дворец и Вестминстерское аббатство. Двое полицейских поприветствовали его, он на ходу ответил им. Когда он пересек парламентскую площадь и повернул на Уайтхолл, часы Биг Бена пробили восемь раз. Оставалось два часа - достаточно времени, чтобы успеть все сделать.
Он надеялся, что будет один в своем служебном помещении, но там оказался его помощник Чайлдс - человек, обладавший незаурядными знаниями международного права, законов различных государств, а также жизни полицейского и преступного мира. Доулиш, пользуясь этим, составлял подробную картотеку, хотя и его собственные знания были глубокими.
- Доброе утро, сэр - сказал Чайлдс.
- Доброе. Возникли проблемы? - спросил Доулиш Нет. Просто я знаю, как много вы хотите проделать до десяти часов, - сказал Чайлдс. - Не начать ли мне с отчета о паспортных махинациях?
- Да, пожалуйста, - с радостью согласился Доулиш.
Чайлдс ушел в свою комнату, а Доулиш расположился в своей. По тому, как был оборудован его кабинет, можно было понять, почему он все еще оставался в старом здании Скотланд-Ярда. Здесь все было устроено на самый современный лад и привычно. Он мог мгновенно установить контакт с любым полицейским управлением мира. Карты были разбиты на часовые пояса, и достаточно было одного взгляда, чтобы определить местное время и его соответствие британскому. Освободившись благодаря Чайлдсу от одной из постоянных проблем, он углубился в изучение материалов, связанных с мафией, все более и более поражаясь разветвленности ее деятельности. Но внезапно раздался звонок и загорелась сигнальная лампочка на одном из телефонов. Это была прямая линия, которая связывала его с Главным департаментом уголовной полиции, находившимся в новом здании близ улицы Виктории. Этим телефоном редко пользовались, звонок свидетельствовал о неотложном деле.
Он поднял трубку.
- Патрик Доулиш слушает.
- Доброе утро, сэр. - Звонил Ланкастер, связной между отделом Доулиша и Управлением уголовной полиции, цели которых часто совпадали. - Случилось нечто, о чем вам следует знать.
- Докладывайте.
- Помните ли вы Кембалла, сэр? Дэвида Кембалла?
- Конечно, - сказал Доулиш.
- Его убили, сэр. - Пока Доулиш осмысливал это неожиданное сообщение, Ланкастер продолжал: - При ужасных обстоятельствах к тому же.
- О, - сдавленно произнес Доулиш, - при каких же обстоятельствах?
- Сосед обнаружил, что его ребенок блуждает по улицам в поисках полицейского. Кембалл научил ее искать полицейского, если она потеряется или попадет в затруднительное положение. Он заперся на ключ в своей комнате, чего раньше никогда не делал, девочка не смогла разбудить его. Сосед нашел двух полицейских. У них хватило здравого смысла оставить девочку у соседей, пока взламывали дверь.
Ланкастер сделал паузу для пущего эффекта, что было ему свойственно. Но Доулиш, не дожидаясь, спросил:
- Кембалл, кажется, потерял жену?
- Год с лишним назад, в автокатастрофе.
- И он не женился снова?
- Кажется, нет, мистер Доулиш. Нашли Кембалла с перерезанным горлом в постели. Он умер два-три часа назад.
- Исчезло что-нибудь ценное?
- Нет, сэр. Но весь дом был обшарен. Только в одной комнате ничего не было перевернуто вверх дном - в детской. Ценные вещи остались нетронутыми, хотя их нетрудно было унести. Вы, наверное, помните, что Кембалл коллекционировал миниатюры и фарфор?
- Да, помню.
- Все осталось на месте. И более шестидесяти фунтов находилось в его бумажнике, который лежал на стуле у кровати.
- Странно.
- Вам это кажется странным? - заметил скептически Ланкастер. - А мне нет. - Ланкастер задержал дыхание. - А, понимаю, что вы имеете в виду. Он пришел, чтобы что-то найти, и не знал, где это находится. Так не проще ли было получить у Кембалла нужные сведения, а потом уж…
- Вот именно, - сказал Доулиш. - Так вы сказали - профессиональный обыск?
- Тщательный, сэр.
- И, конечно, никаких отпечатков?
- Никаких, если не считать отпечатков пальцев самого Кембалла, ребенка и служанки, приходящей обычно к ним после полудня.
- В котором часу вы все это обнаружили? - спросил Доулиш.
- Между восемью и половиной девятого, сэр.
Доулиш посмотрел на свои часы - только четверть десятого. У него было почти непреодолимое желание сказать, что он тут же выезжает на место, но тогда он не сумеет вернуться раньше полудня. А совещание?
- Буду там во второй половине дня, - сказал он.
- Я скажу, чтобы вас ждали, сэр.
- Благодарю. Еще какие-нибудь дела, Ланкастер?
- Ничего особенного. Только я подумал: может, Кембалл занимался чем-то, о чем вам известно?
- Нет, - ответил Доулиш. - Кроме дела Боскоуэна, я ничего не знаю. Но это не значит, что он прекратил активную деятельность.
- Надеюсь, нам удастся что-нибудь прояснить к вашему приезду.
- Я позвоню вам перед выездом. - Доулиш положил трубку и откинулся в кресле, нахмурившись. Дэвид Кем-балл убит… Человек, который некогда был незаменимым помощником Доулиша в международной организации, неофициально именуемой - "Враги преступности". Даже предполагалось, что он в том или ином качестве войдет в состав организации, но тогда Кембаллу пришлось бы проводить много времени вне дома, а он не хотел так часто оставлять жену. У Доулиша создалось впечатление, что супружество Кембалла было почти совершенным, а это сейчас явление довольно редкое.
- Мафия, - сказал вслух Доулиш и выпрямился в кресле. Он обладал свойством быстро переключаться и сосредоточивать внимание на вопросе, требующем более срочного решения. Полчаса он работал над отчетом о мафии. В нем были перечислены игорные дома, казино, жульнически эксплуатируемые игральные автоматы, а также другие предприятия, находящиеся под контролем или влиянием мафии. Подобные отчеты готовились и в полицейских управлениях других стран, в начале осени предполагался созыв международной конференции "Врагов преступности", на которой будет осуждена деятельность мафии.
К такой конференции стоило хорошо подготовиться.
Он закончил работу без семи минут десять. Просто удивительно, как много сил отнимает такая сосредоточенная работа. И он позволил себе расслабиться, чтобы снова обрести силы. Открылась дверь Чайлдса, и тот вошел, неся кофе и печенье.
- У меня, право, нет для этого времени.
- Я позвонил и предупредил, что вы задержитесь - сказал Чайлдс. - Да сегодня они, очевидно, и не начнут в назначенное время. - Он поставил поднос на стол Доулиша. - Как у вас с отчетом о мафии, сэр?
- Закончил. Отдайте на перепечатку, но сами прежде просмотрите. - Он налил себе кофе. - Отчет довольно внушительный.
- Как и само дело, - заметил Чайлдс.
- Вы слышали по параллельному телефону, о чем говорил Ланкастер?
- Нет, - ответил Чайлдс.
- Рано утром был убит Дэвид Кембалл, - сообщил Доулиш. - Я отправлюсь на место преступления как только смогу, во второй половине дня. Найдите мне, пожалуйста, досье Кембалла, - добавил он, подумав.
- Хорошо, - обещал Чайлдс. - Есть ли у вас версия?
- Еще нет.
Чайлдс помолчал, пока Доулиш пил кофе, а потом сказал:
- Трагична личная жизнь Кембалла. Его первая жена умерла от рака, когда ей было всего двадцать четыре года.
Доулиш сказал, пораженный:
- Я не знал, что он был женат дважды. А дочка…
- От первой жены, - ответил Чайлдс. - Девочке было три года, когда мать умерла.
После паузы Доулиш мрачно сказал:
- Бедное дитя. - Он выпил кофе и встал. - Спасибо, что предупредили начальство о моем опоздании.
Чайлдс улыбнулся покровительственной улыбкой.