Скорее всего, убийца один. Было бы их больше, кто-нибудь из них для страховки обязательно подсел бы ко мне в лифт. Итак, едет ли он вторым лифтом или бежит по лестнице вприпрыжку, у меня есть пара минут форы. Как использовать их с максимальной пользой? Выскочить из подъезда и добежать до коммерческого магазина, где есть телефон? Надо будет преодолеть открытое пространство двора… Я представил себя петляющим рысью по скользкой грязи. Н-да, конечно, коли жить захочешь, побежишь, будь ты хоть самим генеральным прокурором!… Мягкой болью укололо сердце воспоминание об Ирине с дочкой. Каково им будет узнать, что меня замочили в двух шагах от дома? Нет уж, бегать не стану, но и рубашку на груди рвать не буду: мол, стреляй, сволочь!
Лифт слегка дернулся, останавливаясь на первом этаже. С той стороны из-за дверей доносится громкий гомон. Люди, компания, и, может, навеселе. Хорошо это или плохо?
Дверь открывается на меня смотрят пятеро парней из завсегдатаев лестничной площадки. Некоторое время мы молча смотрим друг на друга.
- Здрасте, Александр Борисыч, нестройным хором здороваются они.
- Быстро посмотрели вокруг себя нет мужика в камуфляже?
- Нет. А вы тоже его видели? Да? загалдели парни, выглядящие жутковато-живописно в своей черной коже, цепях и прочих знаках племенного отличия городских аборигенов.
- Заходите сюда! Только осторожно не наступите!
Чертыхаясь, парни попрыгали в кабину, продолжая возмущенно рассказывать:
- Серый с Антоном сидели на лестнице, что на чердак ведет, нас ждали. А этот приходит, говорит: кыш отсюда! Антон поспокойнее, вы же знаете, а Серый сразу ему в ответ: канай, мол, дядя! Он тогда подошел, как даст Сереге!…
- Куда едем?! спросил я их.
- Как куда?! Мочить будем!…
- О! А что это?
Кто- то из них увидел торчащее из стены лезвие.
- Нож со стреляющими лезвиями, сказал я. Кто из вас живет в этом доме?
- Мы со Славкой.
- Значит, так, Славка, ты берешь мой портфель и идешь домой… Без разговоров! Телефон есть?
Он кивнул.
- Из дома звонишь моей жене и предупреждаешь от моего имени, чтоб из квартиры не высовывала носа и никому не открывала. Понял?
- Да.
- На каком этаже живешь?
- На четвертом.
- Вот туда для начала и поехали. Так что там с Серегой?
- Да положил он Серегу с первого удара, потом приказал Антону, чтоб убирался и Серегу утаскивал!
- И вы ему отплатить хотели?
- А как же?
- Дети! Глупые дети! Ему не надо вас даже кулаками бить, такими ножиками всех положит, хоть будьте вы все дети Брюса Ли. Так что ваше дело будет, если хотите мне помочь, отвлечь его внимание. Ясно?
- Да.
Лифт остановился на четвертом этаже.
Парень собрался идти с моим портфелем, и тут мне в голову пришла одна забавная идея.
- Нет, сказал я, иди налегке, портфель пригодится здесь. Я дал ему свою визитную карточку с телефонами и добавил: Скажешь жене, чтобы немедленно позвонила Грязнову. Запомнил?
- Да.
- Тогда вперед!
Парень ушел.
- Так, теперь вы слушаете и запоминаете. Выходим на восьмом этаже. Вы начинаете на площадке драку. Конечно, не всерьез, но так, чтоб со стороны это было незаметно. При этом разрешаю немножко матюкнуться и обязательно каким-то образом дать понять, что бьете вы меня. Ну можете крикнуть что-нибудь вроде: получай, прокурорская морда!
Ребята сдержанно хмыкнули.
Я тем временем снял куртку и яркий свитер.
- Вот это будет ваша добыча, парни. И портфель в придачу. Когда он заявится на шум, скажете, что какие-нибудь Слон и Беря погнали меня на крышу, потому что вы подозреваете, что еще не все деньги отдал…
Я просто вспомнил, что люк на крышу не закрыт на замок замотан проволокой. Потому что осенью и зимой даже самые отчаянные головы нашего двора не рискуют вылезать на мокрую и скользкую крышу. А мне главноевывести этого убийцу туда, где он даже случайно не наткнется на мирного обывателя, ничего не знающего ни о настоящих шпионах, ни о следователе Турецком.
На нашей крыше я был несколько раз. Ее не однажды уже латали и ремонтировали, потому что дом сдали досрочно. И ее плоская серо-черная поверхность напоминала пейзаж загубленной планеты.
Лифт остановился на восьмом. Я снял ботинки, повертел их в руках, но пожалел просто бросить, сунул в портфель.
Мы впятером тихо вышли из лифта на освещенную площадку. Соседний лифт гудел, работал. Может быть, вез моего убийцу.
Напоследок сорвав с себя галстук и белую рубаху, шепнул парням:
- Все поняли?
Дружно кивают, а глазищи аж горят от азарта.
- Когда приедет милиция прячьтесь по домам, может начаться стрельба.
На мне только майка, я в одних носках, но холода не чувствую. Хотел бы я посмотреть на человека, который мерз бы в такой ситуации.
Лестничные площадки в нашем доме вытянуты в длину. Лестница, по которой, конечно, почти не ходят, на отшибе, но я все равно иду очень осторожно, крадучись.
Убийца, сам того не желая, помог мне: он погасил освещение не только у меня на двенадцатом этаже, но также на одиннадцатом и десятом. Надежда моя на то, что наемник поверил, что напугал меня, тогда ему не придет в голову мысль, будто я могу сам добровольно пойти ему навстречу.
Сейчас, пробираясь наверх в темноте, я видел, что она отнюдь не кромешная, как мне показалось, когда открылись двери лифта, да в любом более-менее крупном городе не бывает ночью полной темноты. Я понял, что нужно быть осторожнее: он ведь тоже так видит, если, конечно, ждет меня наверху, если не купился на маленькую мою хитрость.
Снизу, с площадки восьмого этажа, доносился шум разыгрываемой пацанами драки. Может, надо было повыше этажом их высадить?
Мизерные порции света от окон соседних домов и удаленных на длину двора фонарей попадали на неосвещенные лестничные площадки через лоджии-сушилки, расположенные между этажами. Когда на лоджиях висело белье, свет проникал с улицы еще хуже. На лестничном пролете между одиннадцатым и двенадцатым этажами я остановился и замер, прислушиваясь. Если это профессионал, а я, пожалуй, достаточно зловредная фигура, чтобы не поскупиться на специалиста, если человек подготовленный, он может затаиться так, что я его не почую. Тем более что как темнота, так и тишина были в многоэтажном доме понятиями относительными. Гудел мотор лифта. Из-за дверей квартир доносились приглушенные голоса законопослушных граждан. Да еще мои помощники на восьмом бушевали на славу.
Лифт гудит. Кого везет, может, его. Останавливается, не доезжая до самого верха, и шум на восьмом, резко затихнув, начинается вновь, но уже по-другому. Может, это он. Раздумывать и гадать некогда. В три прыжка я преодолеваю лестничный пролет. Глаза мои уже привыкли к темноте, мне достаточно чахлого света сигнальной лампочки в кнопке вызова лифта, чтобы увидеть, что на площадке никого, кроме меня, нет. Мелькнула мысль заскочить в свою квартиру, и вся проблема, но тут же ее отогнал: такой экипированный без большого труда взломает мою небронированную дверь и вырежет всех…
Взлетаю на железную лестницу, нащупываю ушки для замка в люке и мысленно, но очень горячо благодарю того управдома, который завязал лаз обычным мягким экранированным двужильным проводом.
Еще минута, и я на крыше. Удивительно, но страха, кажется, не испытываю. А слегка колотит так это от возбуждения, адреналин в крови играет. Опускаю на место тяжелую прямоугольную крышку люка. Быстро осматриваюсь спрятаться и отсидеться до прибытия помощи особенно негде. Зато среди строительного мусора в двух шагах от люка нашелся короткий, как монтировка, немного погнутый, но увесистый ломик.
Теперь я начинаю думать, что лучшая защита это нападение. С ломиком в руке становлюсь так, чтобы оказаться за открытой крышкой лаза, когда он полезет наверх. Он, конечно, может и не поверить представителям молодого поколения, но, как человек дотошный и исполнительный, должен проверить все возможные варианты моего бегства. К тому же деньги за меня ему обещаны, наверное, немалые. Что ж, милости прошу!
И он пришел!
Крышка люка приподнялась и повисела некоторое время в неустойчивом положении. Убийца прислушивался.
Я легонько бросил в сторону камешек. Он упал в лужу с легким всплеском…
Крышка опустилась, потом резко, рывком откинулась вверх, едва не ударив меня по колену. Я стоял пригнувшись за крышкой и видел, как торчит над уровнем крыши из лаза темноволосая голова. Потом рука в тонкой перчатке вынырнула из темного отверстия и положила на мокрый неровный гудрон кровли продолговатый предмет, скорее всего фонарик.
Затем полез он, помогая себе одной рукой. Во второй, наверное, пистолет. Вот теперь надо было выбрать самый подходящий момент. Перекладины в железной лестнице располагались широко, поэтому даже тренированный человек не мог бы выскочить из люка, как ниндзя на пружинах. Вот и мой убийца, держа пистолет на изготовку прямо перед собой, оперся левой ладонью о край прямоугольной дыры и начал выносить вверх левую ногу… В этот момент наибольшей его неустойчивости я шагнул влево от крышки люка, сюда ему трудно будет стрелять мешают свои же рука да нога. Он реагирует на мое появление, но запоздало. Удар ломиком приходится как раз по лбу. С рычанием, в котором боль и ярость, убийца хватается левой рукой за голову, откидывается на крышку люка и начинает проваливаться вниз. Темная от крови ладонь инстинктивно хватается за ненадежную опору, за крышку. Крышка падает с глухим стуком прямо на кисти убийцы… и я слышу, как его тело шмякается на цементный пол лестничной площадки.
Тут же, не давая ему времени опомниться, я рву на себя крышку люка и пусть не так молниеносно, как убийца, но очень, на мой взгляд, быстро спускаюсь вниз.
Воин неизвестно чьей армии без сознания, из здоровенной ссадины на лбу струится по лицу черная в темноте кровь. Левая ладонь тоже в крови, рука неестественно вывернута. Быстро забираю из правой кисти пистолет, затем стягиваю куртку на локти, чтобы движения рук были скованы, расстегиваю штаны и вытаскиваю из карманов ножи, кастет, газовый баллончик да шнурок-удавку. Этим шнурком и связываю ему руки.
Теперь несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы нормализовать дыхание, и можно как ни в чем не бывало лезть в замочную скважину своей двери своим ключом.
Дверь распахивается моментально. Я невольно прищуриваюсь на яркий свет в прихожей, сквозь почти сомкнутые веки смотрю на Ирину, бледную, как полотно, выставившую перед собой газовый пистолет, и шутливо поднимаю руки:
- Ничего себе встретили с работы!
- Почему ты не спрятался здесь, когда он погнался за тобой вниз?
Я согнал с лица действительно неуместную улыбку и сказал:
- Милая, даже глупая утка уводит ястреба дальше от гнезда, а ты хотела, чтобы я за тебя прятался!
Она хотела что-то ответить, но тут на площадке стало совсем светло от десятка мощных фонарей, с лестницы и из обеих лифтовых кабин набежали милиционеры из подразделения быстрого реагирования. Но впереди, конечно, мчался Слава Грязнов. Он быстро ощупал меня, сказал полувопросительно:
- Цел? потом поздоровался. Привет, Ира!
- Ага! Добрый вечерок! съязвила она, что свидетельствовало о том, что жена моя начинает успокаиваться.
- Так он тебя только подраздеть хотел? спросил меня Слава.
- И подразуть!
- Чем это ты его? уважительно спросил Слава, глядя на убийцу и склонившегося над ним врача.
- Железный ломик и немного здорового страха за свою жизнь.
Слава кивнул, потом спросил у врача:
- Скажите, док, пациент жить будет?
- Пока не знаю! буркнул тот. Впечатление такое, будто он под электричку попал.
Тем временем отремонтировали поврежденную убийцей электропроводку и зажгли свет.
Теперь, когда я увидел, что я сделал с этим человеком и какая мускулистая машина была послана меня убить, ко мне пришел настоящий страх.
Сквозь плотную толпу милиционеров кто-то настойчиво пробивался.
- Мы к Александру Борисычу!… У нас его вещи!…
Это пришли мои помощники. Робко поглядывая на заляпанного собственной кровью культуриста, голова которого была уже в тюрбане из бинта, пареньки почтительно подали мне портфель, одежду и ботинки.
- Знакомьтесь, ребята, это мой друг, сыщик Слава. А это мои соседи. С ними мы и положили этого бугая!
Слава вполне серьезно пожал им всем руки, приговаривая:
- Спасибо! Спасибо, мужики!…
Затем мальчишек оттерли оперативники, и началась рутинная работа. Я послушно ответил на вопросы руководителя оперативной группы, правда, вопрос, кто мог желать моей смерти, меня позабавил: таких достаточно много. Впрочем, скоро круг подозреваемых сузился до минимума.
- Товарищ Турецкий, подойдите, пожалуйста, сюда, позвал меня врач.
Когда я подошел, он повернул руку убийцы так, что была видна внутренняя сторона тяжелого от мышечной массы плеча.
- Посмотрите, может, это натолкнет вас на какие-нибудь догадки.
Я наклонился, потом присел, чтобы рассмотреть получше небольшую свежую татуировку, сделанную черной тушью с добавлением туши красной: ровный черный круг, а в его границах красные буковки "АА". "Ангелы ада".
- Спасибо, доктор, теперь все ясно.
Меня била нервная дрожь. Усилием воли, напряжением мышц я пытался остановить ее. И казалось временами, что мне это удается. Но потом она снова возвращалась откуда-то изнутри.
- Слава, сказал я, когда спецназовца из ГРУ увезли в больницу и все разошлись, Слава, а не выпить ли нам водки?
- Надо бы, согласился он, потом строго добавил, подначивая: Только немного, завтра напряженный день!
Ирина уже успела всплакнуть тайком, накрыть на стол и встретить нас с улыбкой. Она и выпила с нами, после чего полушутя заметила:
- Не повезло нашей дочери с родителями: мать истеричная музыкантша, отец угрюмый юрист, не знающий ни дня, ни ночи, ни выходных…
Турецкий сосредоточенно вел машину, привычно поглядывая в зеркало заднего обзора. На хвосте было чисто. До поры, до времени, думал он.
На заднем сиденье, развалившись, посапывал Грязнов таковы преимущества ночного пассажира. Саша сжалился над ним и разрешил переместиться назад и не развлекать себя разговорами. Ночное шоссе освещалось скверно, и приходилось быть предельно внимательным. Особенно в их ситуации. Тихонько, не отвлекая от мыслей, наигрывал ночной "Маяк" нечто сентиментальное, трогательное, успокаивающее. И Саша думал о том, что иногда не сам человек, а обстоятельства, сжимающие его со всех сторон, гораздо жестче диктуют ему условия поведения. Впрочем, это было обычное самоопределение идиота, как он выражался. Это когда очень чего-нибудь хочется, этакого остренького, пикантного, заманчивого, а слабеющая совесть вроде бы и протестует, и одновременно как бы подзуживает: чего боишься, зачем теряешься? Ведь, черт побери, чаще всего в жизни мы ищем и добиваемся того, что в конечном счете нам не так уж и необходимо. Ловим призраки, которые сами же и наполняем собственной свежей кровью, своим дыханием, и боязливо отказываемся от того, что нам посылает лично Господь Бог. Для наслаждения… Для счастья, может быть… И кто знает, для чего еще?…
Славная женушка, обосновавшаяся в заграничном государстве вместе с маленькой дочкой, как обычно, шлет письменные приветы, ибо телефонные разговоры с Ригой стоят дорого. И невдомек ни ей, ни ее тетке, обожающей "племянницу с ея отпрыском", что государственные границы, даже такие, в сущности, ничтожные, как эта, могут, по высокопарному выражению досужих газетчиков, пройти и через человеческие души.
Ну в самом деле, чего ее там держит? Лето на взморье понятно. Тяга к заграничной жизни тоже, в общем, объяснима. Тем более что родилась не сегодня, а в те недавние годы, когда говорили: "Хочешь за шестнадцать рублей заграницу повидать? Вали в Ригу". Как же, как же! Кафе на углах с мензурками бальзама и официантками, охотно откликающимися почему-то больше всего на немецкую речь. "Гутен таг, ауфвидерзеен!" И на их лицах умиление. Не, совсем не то! Сейчас этих заграниц по всей стране: вали не хочу.
О чем он? Ах ну да, все об Ирине и ее капризах…
Но ведь, если взглянуть с другой стороны, то и он совсем не сахар. Имея в виду его работу. Те двадцать четыре часа в сутки, когда мысли заняты исключительно ею, родимой… Где тут на жену выкроить? Разве что вот такая ночь, как сегодня, при условии, что и она пройдет благополучно и не поднимет вдруг среди ночи истошный вопль той же Шурочки, Александры Ивановны Романовой: "Ой, хлопцы! Шо ж вы наробылы!"
А была бы рядом Ирка, глядишь, и не мчался бы среди ночи ее верный муж действительно верный? А то! неизвестно за какими приключениями… Впрочем, ведь и он, Александр Борисович, тоже живой человек. Пусть даже со своими странностями. И то, что он делает скажем так: чаще всего, служит только для пользы дела. И никак иначе. Ну а если работа бывает сопряжена с малой хотя бы толикой удовольствия, что ж, тем лучше для работы.
Все. Убедил себя. Глянул в зеркальце: на корме чисто. Как сегодня сказал Никита, "упреждать врага и всячески его опровергать"? Нет, "искать опровергнуть!" Ну а мы чем занимаемся? подумал самодовольно. Тем самым и занимаемся. Эх, раззудись плечо!
Улицы возле Славкиного дома оказались основательно перерыты. Разбуженный Грязнов не сразу сообразил, что уже приехали. Только, помотав головой, задал ну совершенно идиотский вопрос:
- А тебе чего, так и не удалось вздремнуть?
Именно предельно искренний тон вопроса напрочь убил Турецкого. Он смеялся так, что Грязнов пришел в себя и сам сумел оценить всю глубину собственной мысли.
- Да где б ты был сейчас, родной ты мой! надрывался Саша.
- Ага, согласился Славка. Точно. Кажется, я совсем уже того. Давай объезжай эту кучу и за ней сразу налево, а потом направо и через двор в соседний, в наш. Тут, когда встречаются две машины, хана. Как те бараны на мосту. Гляди-ка, приехали!
Вероятно, он только теперь узнал свой дом и проснулся окончательно. С таким умением спать, заметил Саша, сообщая Грязнову весьма расхожую шутку, хорошо пожарным работать.
Вот так, вместе с необходимостью совершить скачки с препятствиями, исчезли в какой-то неопределенной дымке и те немногие муки совести, если это были все-таки муки, которые роились скупо в душе Турецкого на ночной дороге.
Их, разумеется, ждали. И не просто ждали, а давно. О чем свидетельствовали любимые Славкины котлеты огромные, с чесноком, в которые он не замедлил сунуть свой немытый палец и при этом укоризненно покачать головой: непорядок! Остыли!
Похорошевшая и немного располневшая Нина, которую Саша давно уже не видел не доводилось как-то, ринулась исправлять оплошность. Чмокнув Турецкого в щеку, она сразу вернула к жизни ту давнюю раскрепощенность и свободу отношений, которые с ее появлением стали основой Славкиного дома.
После подобного демарша Саше уже ничего не оставалось, как обогнуть стол, наклониться к Карине и, вдохнув добрую порцию ее восхитительных духов, поцеловать ее в шею, возле уха.
- Хочу в ванную, заявил Турецкий без всякой задней мысли.
- Ишь, какой прыткий! восхитилась Нина. Успеешь, не все сразу, сокол сизокрылый!