32
– Куда он делся? – с беспокойством спросил Брайан.
– По-моему, забежал в Расколотый камень, – сказал Джонсон.
Это хорошая новость. Чертов хитрован Бобби Зет только что забежал в ловушку. Нырнул прямо в середину громадного валуна высотой пятьдесят футов, откуда всего два выхода. Узкая трещина, и – либо один узкий конец, либо другой, и будет совсем легко перекрыть один выход и отправиться к другому. Парень мог с таким же успехом забежать в загон для скота.
Игра почти окончена, подумал Джонсон.
– Ты уверен? – осведомился Брайан. Он тревожился, потому что видел, как самолетик замирает, набирает высоту и снова начинает кружить. – Уверен, что мы его не потеряли?
– Нет, он там, внутри.
Придет ночь – и мы его оттуда вытащим.
Но Брайан все долбил в свою рацию:
– Подтвердите местонахождение объекта. Подтвердите местонахождение объекта.
Он снова взялся за бинокль и принялся наблюдать, как самолет кругами облетает скалу.
33
Тим тоже наблюдает за самолетом.
Лежа на спине в щели, ширины которой примерно хватает, чтобы в ней плечом к плечу встали двое ненакачанных мужчин, он смотрит вверх, в небо. Скала, черт дери, какая-то чудная, думает он, пытаясь перевести дух. Как будто Господь Бог взял топор, вдарил по скале и рассек ее напополам. А на стенах вырезаны какие-то чудные картинки.
– Ты почему лежишь? – спрашивает Кит.
– Пытаюсь отдышаться.
– Потерял форму?
– Ага.
Парнишка ложится рядом. Они смотрят, как в полоске голубого неба над ними то появляется, то исчезает самолетик.
– Он довольно высоко, – говорит Кит. – Как ты думаешь, он нас заметил?
– Необязательно, – отвечает Тим. – Но если он поймет, где нас нет, он скоро сообразит, где мы есть.
– А?
– В общем, не знаю. Слушай, без обид, но я сейчас не хочу болтать. Мне нужно отдохнуть.
– Мне тоже.
Самолетик снова появляется, и Тим решает, что ему почти удалось выиграть время у того парня. Еще один-два таких круга – и дыхание у меня восстановится.
Он ждет, пока дрожь в груди не уляжется, и просит:
– Сделай мне одолжение, Циклоп. Закрой глаза, а?
– Ты хотел сказать – мой глаз.
– Да-да, точно. Твой глаз.
– Зачем?
– Закрой – и все.
Тиму кажется, что он слышит, как тот тип смеется там, наверху, а может, это игра воображения. Но ему, черт дери, все равно, воображение это или реальность: он медленно поднимает винтовку к плечу, прицеливается вертикально вверх и ждет.
Он видит самолет – прямо над ним.
Тим, не разжимая губ, тихо гудит себе под нос "да-да-да-да-да" и нажимает на спуск.
34
Джонсон не слышал выстрела, услышал только, как захлебывается мотор.
Увидел, как самолетик изрыгает черный дым, и едва-едва различил колбасника, наполовину вылезшего из кабины, словно тот высматривал, куда бы спрыгнуть.
– У него парашют есть? – спросил он у Брайана.
– Для парашюта слишком низко, – пробормотал Брайан.
Потом самолетик чихнул, на секунду завис в воздухе и обрушился с неба.
Как подстреленная птица, подумал Джонсон.
Самолетик упал на дальней стороне Расколотого камня, так что они не видели, как он разбивается.
– Думаешь, он может еще быть жив? – спросил Брайан.
– Черт, да он гробанулся с высоты в сотню футов!
Буквально через секунду раздался взрыв и вверх взметнулся столб красно-оранжевого пламени.
Джонсон не смог сдержаться.
– Этот ваш друг, – осведомился он, – случайно не был… как его, ученым-ракетчиком, нет?
– Заткнись.
– Я хочу сказать – там, в своей родной стране?
Лицо у Брайана побагровело как помидор, который вот-вот лопнет. Он попытался извергнуть из себя какие-то слова, но изо рта вылетели только брызги слюны.
Как ни отрадно было бы увидеть гибель Брайана от обширного инфаркта, Джонсон все же посчитал, что неприятности в этом случае перевесят удовольствие, поэтому он решил как-нибудь отвлечь своего патрона.
– Ну не знаю, шеф, – сказал Джонсон, – сдается мне, пора ввести в бой пехоту, как по-вашему?
Если только вы не собираетесь попробовать применить быстроходный катер – в пустыне он будет очень к месту, мысленно добавил Джонсон.
35
Кит тоже слышал, как разбился самолет.
– Что случилось с Магнето? – спросил он.
– Наверное, он упал, – ответил Тим.
Кит минутку помолчал, а потом произнес:
– Как Икар.
Тим удивился:
– Ты читал книжку?
Кит покачал головой:
– Мультик по телевизору видел.
– А-а.
Но все равно история неплохая, подумал Тим. С моралью. Если слишком близко подберешься к дулу "М-16", то скорее всего твои придурочные крылья расплавятся.
– Сколько уж тебе, ты говорил, лет? – уточнил он у Кита.
– Шесть, – повторил ребенок. – А Элизабет говорит "но пошел двадцать шестой".
– Похоже на то.
– Про что это она?
– Про то, что ты старше своего возраста, – объяснил Тим.
– А-а.
Тим снял с пояса саперную лопатку, отвинтил лезвие, укрепил его на рукоятке и дал Киту.
– На самом-то деле, – продолжил Тим, – ты уже такой большой, что можешь начать копать.
– Копать?
– Яму.
– Зачем?
– Чтобы в ней спать, – соврал Тим.
В глубине души он был уверен (просто не хотел пугать мальчишку до смерти), что, если только Вилли не изображал тут фон Рихтхофена, летчика-одиночку, Джонсон и его парни явятся за ними сегодня ночью.
Конечно, в определенный момент трещина в скале казалась хорошим вариантом (как и многое в моей жизни, мрачно подумал Тим), однако на деле она превратилась в ловушку.
Брайан и его парни поступили бы умно, если бы попытались взять их измором, но у Брайана не хватит для этого самодисциплины. Второй по разумности вариант – вскарабкаться на вершину скалы и закинуть в трещину взрывчатку. Правда, если они по-прежнему хотят взять его живым, они этого делать не будут.
Значит, они войдут. Плохо, что из этой скалы всего два выхода, зато хорошо, что в нее только два входа.
Но я-то всего один.
Потому что, даже если бы мальчик умел стрелять, – а стреляя вдоль этой щели, вряд ли промажет даже близорукий мистер Магу из мультфильма, – Тим не собирался просить ребенка кого-нибудь убивать.
Парнишка и без того наверняка натерпелся страху, ему хватает собственных кошмаров.
Стало быть, он закопает мальчишку – уютно и глубоко. Так он худо-бедно будет в безопасности, если пули начнут рикошетить от стен. Похоже, это будет что-то вроде классического боя в коридоре.
А кроме того, он должен сообразить, как сделать из самого себя два отряда.
Это не так-то просто, думал Тим, особенно для вселенского раздолбая.
– Копай-копай, – сказал он мальчику. – А я пойду принесу дров.
– Мы будем разводить костер? – воодушевился Кит.
– Ага, – ответил Тим.
И, видимо, даже не один.
36
Мальчишка довольно скоро устал, и Тим его сменил. Он выкопал лисью нору, в которой мог бы спрятаться даже двухметровый Халк Хоган, звезда рестлинга. Затем сплел ветки дымного дерева и положил получившуюся крышку поверх отверстия.
– А это зачем? – спросил Кит.
– Чтобы у тебя сохранялось тепло.
– А как же ты?
– Я теплокровный.
Тим уже собрал мескит, теперь он отделил немного веток и развел костер. Затем кучами сложил сухие ветки, перегораживая ими дальний конец расщелины.
Киту надоело смотреть на Тимову возню, и он попытался развлечь себя сам – стал изучать вырезанные на стене картинки.
– Кто это сделал, как ты думаешь? – спросил Кит.
– Какие-то древние индейцы! – крикнул Тим в ответ.
– Откуда ты знаешь?!
– Эти штуки тут по всей пустыне! – ответил Тим. – Их называют пиктограммы!
– А-а.
– И их сделали индейцы!
– Полезу в свою крепость!
– Хорошая мысль!
Тим смотрел, как мальчик забирается в дыру и накрывается крышкой. Будем надеяться, мальчишка поспит, потому что предстоит масса работы, и Тиму не очень-то хотелось, чтобы ее видел ребенок.
Он нашел раздвоенный сук и вкопал его в землю. Клейкой лентой как можно надежнее примотал к ветке пистолет. Извлек из брезентового мешка моток проволоки, привязал один ее конец к спусковому крючку, взвел курок и осторожно размотал проволоку, натягивая ее поперек расщелины на высоте щиколотки. Закрепив проволоку, протянул ее обратно и туго привязал к рогульке.
Вот вам и первый выстрел, подумал он, а я пальну в сторону дальнего входа, и при этом мне не нужно быть там самому. Пусть-ка этот урод прыгнет через огонь, чтобы получить пулю в грудь.
Тим высыпал порох из трех патронов и сделал дорожку от кучи сухих веток до середины расщелины. С помощью саперной лопатки прокопал мелкую траншею – не такую глубокую, как нора Кита, но если Тим в нее ляжет, его будет непросто заметить в темноте. Завершив эту работу, он вырыл еще одну канавку – узкую, неглубокую огневую точку в другом конце расщелины. Больше ничего подходящего для предстоящей торжественной встречи не придумывалось.
Тогда Тим начал размышлять, почему старина дон Уэртеро так напрягается, чтобы заполучить Бобби Зета живым, тогда как было бы куда проще получить его мертвым. И решил: видно, у Бобби есть что-то такое, что очень нужно дону Уэртеро, а может, он что-то такое знает, чего мертвый рассказать, естественно, не сумеет.
Что там спрашивала Элизабет? "Ты у него что-то взял"?
И дон Уэртеро желает это себе вернуть.
Если я хочу остаться в живых, мне надо бы выяснить, что это такое, найти, где оно, и вернуть. Мир не так уж велик, чтобы вечно скрываться в нем от типа вроде Уэртеро.
Тут он услышал негромкий плач Кита. Тихий, безнадежный – так плачут дети, которых никто и никогда не приходит утешать.
– Как ты, ничего? – спросил Тим.
– Скучаю по маме.
– Она скоро выпишется из больницы, – уверил его Тим. – Постараюсь тебя к ней привезти.
Тим, черт подери, понятия не имел, как он это сделает, но решил, что сделает.
– Она не моя мама, – сказал Кит.
– Ну что ты.
– Я слышал, так говорила Элизабет.
– Элизабет не это имела в виду.
– А что?
– Что, может быть, Оливия – не всегда самая-самая лучшая мама.
– А-а.
Тим помолчал немного и спросил:
– Может, встанешь, и мы устроим обед? Аппетитный паек класса "Кью".
– Как едят морпехи?
– Боюсь, что да, парень.
– Давай.
И вот уже замечательно пахнет горящим мескитом, и они разогревают пайки класса "Кью" – индейка с рисом и еще с чем-то, а на десерт у них – энергетические батончики.
Чтобы скоротать время, они рассказывают друг другу всякие истории, и Киту это удается лучше, чем Тиму. У мальчишки просто неудержимое воображение, и он преподносит Тиму действительно увлекательную историю об острове, где полно сокровищ, и о пирате, который их там спрятал.
Пирата зовут Бобби, и Тим не знает, злиться ему или чувствовать себя польщенным.
37
Ожидая, пока взойдет луна, Джонсон решил скрутить себе сигарету. Он сел, глядя вниз на Расколотый камень, и подумал, что на этот-то раз Бобби Зет попался со всеми потрохами.
Джонсон в общем-то расслабился. Начать с того, что Брайану стало скучно и он отправился домой, а это чертовски хорошо, потому что Джонсон считал, что в бою от Брайана будет больше заморочек, чем пользы. И потом, Джонсону казалось, что его уже достал весь этот бред насчет "взять живым".
Если вдуматься, его вообще достал весь этот бред насчет Брайана.
Джонсон сорок лет жизни провел, занимаясь настоящим ранчерством. А чтобы быть ранчеро в бескрайней пустыне, требуется редкостное умение: гонять скот по разбросанным далеко друг от друга участкам, покрытым скудной растительностью, пока эти тупые зверюги не нагуляют достаточно жирка, чтобы их можно было продать и выручить денег, иначе ненасытные банкиры не отступятся от ранчо. Сорок лет он проделывал этот трюк; он так и не разбогател, но ему хватало на бобы, кофе, табак и виски. У него была земля, и скот, и, черт побери, самоуважение, а потом власти вышибли фермеров-ранчеров с федеральной земли. Они запретили пасти скот под предлогом, что он-де "уничтожает первозданную растительность пустыни", и это подрубило под корень мелких фермеров вроде Джонсона.
Банкиры налетели на него как мухи на дерьмо.
Забрали ранчо и все имущество, оставив Джонсону только лошадь, чтобы было на чем уехать.
И в конце концов он продался этому жирному педику на его так называемое ранчо.
Ранчо, мать вашу за ногу!
Джонсон закончил свертывать косяк, закурил и после первой затяжки, которая всегда расслабляет, подумал: нам придется просто-напросто сопровождать старину Бобби, пока не сумеем его сцапать.
А мальчишка… Да, кстати.
Рохас сидел рядом точно злобный старый пес.
Джонсон и Рохасу свернул сигарету, передал ему. Дал прикурить и сказал:
– Подождем луны…
Рохас ничего не ответил.
Рохас вообще не мастак в том, что касается говорильни. Когда он трезвый, у него по части словесного департамента большие пробелы. Да я и не сказал ничего такого, на что надо бы откликаться, решил Джонсон, стараясь быть объективным.
К тому же Рохас злился. Сидя рядом с человеком, Джонсон всегда чувствовал, если человек весь кипит. И он индейца особенно не винил. Рохас весь день выслеживал мужчину и мальчишку, а потом босс прислал какого-то недоноска на самолетике и провалил к чертям все дело.
Рохас наверняка считал: нечего было заниматься фигней – белые должны были разрешить ему догнать беглецов и прикончить.
Для этого-то и обращаются к Рохасу.
А иначе – какая от него польза? Никакой, кроме вечной мороки, – то выкупать его из тюрьмы, то платить залог в суде.
Рохас – просто ходячая опасность для себя и для других, черт бы его подрал.
– Знаешь, – обратился к индейцу Джонсон, – я тут пораскинул мозгами: может, нам и нет нужды брать этого парня живым. Если выпадет возможность, кончай с ним – и все дела.
Но Джонсон даже не подозревал, насколько разозлен Рохас.
Он понял это, когда Рохас произнес:
– Я возьму его живым.
– Нет, правда, тебе же не…
Рохас поднял свой большой нож, повертел блеснувшим в свете звезд лезвием и пояснил:
– Я его втыкаю человеку в шею, и человек больше ничего не чувствует.
"Чтоб мне лопнуть", – подивился Джонсон.
– Человек живой, – продолжил Рохас, – но даже если он обделается, то этого не заметит.
– Старый индейский трюк?
– Сдается мне, в таком вот виде мы и доставим Бобби Зета к дону Уэртеро, – сказал Рохас. – Сдается мне, дон Уэртеро обрадуется.
– Думаю, да.
– И я думаю, – откликнулся Рохас.
Джонсон наблюдал, как под сиянием восходящей луны равнина Апаха превращается в серебристую чашу.
– Короче, делай что хочешь, – бросил Джонсон. – Я-то скажу ребятам войти и стрелять. Якобы чтобы ранить, понятное дело. Если ты достанешь Бобби раньше, чем пуля, считай – тебе повезло.
– "Повезло", – презрительно уронил Рохас. – Мне-то ни к чему самолет, чтобы лететь.
Что он, черт побери, имеет в виду? Какую-нибудь мистическую индейскую хренотень, наверное. Они это любят – превращаться в орлов, койотов, барсуков, зайцев и прочую живность.
По крайней мере, когда они под мескалином.
– В общем, если ты его сможешь взять живьем… – Джонсон несколько мгновений помолчал, прежде чем решился перейти к по-настоящему интересующему его вопросу. – А вот мальчишка…
Рохас, паскудный сукин сын, выжидал. Хотел вынудить Джонсона договорить до конца.
Но Джонсон был упорнее, чем индеец. Он просто посасывал косяк и смотрел, как поднимается луна.
Наконец Рохас засмеялся.
– Мальчишка, – повторил он и провел ножом перед горлом. – Хочешь голову мальчишки?
Джонсон чувствовал, что Рохас над ним издевается.
– Вряд ли это нужно, – ответил он.
Взял бинокль ночного видения и посмотрел вниз, на равнину, где его ребята занимали позиции вокруг Расколотого камня.
Погодим еще с полчасика, и пора будет кончать дело.
38
Тим выстрелил в первого парня в ту же секунду, как тот появился – зеленый призрак в ночном прицеле. Он знал, что не промахнулся: парень неуклюже свалился, как падают, когда получают пулю.
Тим целился в грудь: это самая широкая часть мишени. Сегодня ночью не будет никакой этой бредятины насчет "стреляй, чтобы ранить". Сегодня ночью – огонь на поражение.
Снова все как в сражении при Хафджи.
Он слышит, что сзади ворочается мальчишка.
– Оставайся там, внутри норы, – командует Тим сержантским голосом, без шуточек: противники начинают отстреливаться. Пули барабанят по камню, одна или две пролетают у него над головой.
– Оставайся в норе, – повторяет Тим.
Через узкий коридор обзора несется еще один силуэт, и Тим посылает очередной патрон. Слышит, как из легких парня выходит воздух, когда тот шлепается на землю.
Слух его обострен, но мешает стук собственного сердца. Ясное дело, сильный выброс адреналина. Тим боится, как бы эта колотушка в грудной клетке не помешала ему услышать, как люди Брайана будут заходить с другой стороны, через дальний вход в расщелину.
Он видит еще одну фигуру, стреляет, но промахивается.
Однако ему удается услышать движение в том конце. Ребята явно прибежали впопыхах: будь у них хоть немного мозгов, они бы осторожно зашли сбоку и сделали несколько быстрых выстрелов через край расщелины.
Он прислушивается – нет ли шагов.
Их нет ни впереди, ни сзади.
А потом раздается пистолетный выстрел, отдающийся эхом позади Тима в узком каменном коридоре, и вопль человека, которого застали врасплох: "Ах черт!"
То, что надо, думает Тим. Сунуться мордой в огонь – не каждому понравится.
– Оставайся в норе, – опять приказывает он, проползая мимо Кита к заднему входу.
К каменной стенке привалился парень, и Тим вынужден действовать без раздумий. Он тут же делает входное отверстие в груди парня, а вот выходное отверстие ему видеть не хочется, тем более от девятимиллиметровой пули, посланной с такого близкого расстояния. Парень по-прежнему сидит, привалясь к стене, но глаза его стекленеют, и Тим кричит: "Врача!" – по привычке, сам того не осознавая.
Услышав, что кто-то бежит к входу в расщелину, Тим прикасается огоньком зажигалки к полоске пороха, следит за трескучими искрами – и тут ярко, до боли в глазах вспыхивает куча веток.
– Это что?! – кричит Кит.
– Лежать! – командует Тим в ответ.
Он уже не различает шагов, да и не уверен, услышит ли их сквозь рев пламени, потому решается предположить, что эти ребята остановились у огненной преграды.
Из своей "М-16" он выпускает четыре пули, и даже сквозь шум огня до него доносятся чмокающие звуки – это пули входят в тела.
Тим бросается на землю.
Чертовски неплохая мысль, потому что из-за стены огня летят ответные пули.