Когда через несколько минут он вышел, вечеринка уже закончилась. Но ребенок все еще играл со своей лодкой, и Элизабет за ним присматривала. Увидев Тима, она встала, подошла к нему и сказала:
– Мне понравилось, как вы поступили.
– Как придурок, – угрюмо заметил он. – Вышел из себя.
– Кит в восторге, что кто-то за него заступился. Наконец-то.
– По-моему, он славный, – пробормотал Тим – не мог придумать, что еще сказать.
– Вы так думаете? – спросила она, как-то странно глядя на него.
– Да, а что тут такого? – откликнулся он и добавил: – Ну, если кому вообще нравятся дети.
– А вам?
– Нет, мне-то нет.
– А жаль, – вздохнула она.
– Почему жаль? – поинтересовался он, полагая, что с ним флиртуют. И ему это было по душе.
Она внимательно посмотрела на него умными, понимающими глазами.
– Потому что он – ваш, – ответила она. Повернулась и ушла.
10
Ковбоя звали Билл Джонсон. Он был управляющим на ранчо. У Брайана действительно водился кое-какой скот, но это была не главная часть его бизнеса. Тим узнал об этом, пока они с Джонсоном в кабине грузовика "бедфорд" тащились по узкой горной дороге к границе.
Поездка началась в гаражах, расположенных за проволокой. Четыре больших "бедфорда", накрытые брезентом, заправленные и готовые к отправлению, уже ожидали их. Впереди колонны двинулся единственный "хамви", освещая дорогу, – сущую овечью тропу. Они добрались до хребта, с которого была видна граница, примерно около десяти вечера.
Джонсон приказал грузовикам притормозить и подал сигнал "хамви", идущему перед ними. Водитель грузовика надел наушники и стал вслушиваться в эфир. Посмотрел на Джонсона, покачал головой и поднял большие пальцы вверх. Джонсон взял переносную рацию и повесил на шею инфракрасный бинокль.
– Хочешь пройтись? – спросил он Тима.
– А то.
Джонсон подошел к кузову грузовика, опустил борт и быстро что-то произнес на испанском. Наружу выпрыгнули пять индейцев кауилья, вооруженные винтовками и мачете. Они побежали вниз по склону, к каньону.
– Двигаем, – сказал Джонсон Тиму.
Они вскарабкались на хребет, туда, где, словно сторожевой пес, от которых Тим немало натерпелся во времена, когда занимался кражами, торчал вездеход "хамви". Фары потушены, мотор выключен. Тим залег рядом с Джонсоном за какими-то камнями. Управляющий ранчо осмотрел местность в бинокль ночного видения и протянул его Тиму:
– Погляди.
Справа Тим увидел Восьмое шоссе и огни приграничного городка Хакумба. Прямо перед ними, на плоской поверхности пустыни, он заметил четыре кучки людей, мчащихся от границы. Откуда ни возьмись показались индейцы кауилья, преградили беглецам путь и начали загонять их в каньон.
Нелегалы. Направляются в Эль-Норте в поисках работы.
Джонсон встал и, пригнувшись, подошел к "хамви". Открылось окно, и Тим увидел еще одного водителя в наушниках.
– Есть что-нибудь? – спросил Джонсон.
Тот покачал головой.
До Тима дошло, что они пытаются поймать сигналы раций иммиграционной службы. Сигналов не было – значит, не будет и проблем.
– Двигай туда, – бросил Джонсон водителю. – Поторопи их.
Тим смотрел, как вездеход несется в долину и помогает загнать стадо нелегальных иммигрантов в узкое устье каньона. Джонсон пробурчал какой-то приказ в свою рацию, и Тим услышал, как за его спиной заводятся моторы грузовиков.
– Пошли, – сказал Джонсон.
Они вернулись на дорогу. Индейцы и водитель "хамви" рассаживали мексиканцев в кузовы грузовиков. Десятки растерянных нелегалов стояли, сбившись в кучки, и тряслись от страха. Тиму показалось, что они тут целыми семьями: мужчины, женщины, дети и бабушки-дедушки. Каждая семья пыталась попасть в один грузовик, и это замедляло дело.
Тут вмешался Джонсон: он толкал, бормотал ругательства, раздавал пинки. Индейцам кауилья передался его гнев, и они начали размахивать винтовками, посыпались удары – не по головам, а по спинам и ягодицам. На то, чтобы упаковать нелегалов в грузовики, ушло минут десять. Когда брезентовые борта были завязаны, Джонсон приказал водителям:
– И пусть они callar – пусть заткнутся. – И забрался в кабину.
– Раньше я гуртовал скот, – сухо бросил Джонсон. – Теперь гуртую людей.
Кортеж тронулся в обратный путь. Джонсон послал "хамви" вперед, на его подножке ехали индейцы. Возвращались долго: на этой петляющей дороге грузовики все время прижимались к горному склону, от одного поворота до другого. Тим высунулся в окно и посмотрел вниз: до дна – несколько сот футов по прямой. Его даже затошнило, особенно когда он услышал, как колеса пробуксовывают на гравии.
Джонсон курил и, как видно, не особенно следил за дорогой. Он предложил Тиму сигарету; сейчас она была бы как нельзя более кстати, однако Тим бросил курить, пока сидел в одиночке, и теперь постарался удержаться от искушения.
Кажется, единственное, что беспокоило Джонсона, – это его часы. Он все время на них поглядывал и хмурился. Через час он сказал:
– Мы должны обогнать рассвет.
Это, черт дери, прозвучало как цитата из ковбойского фильма – Тим негромко хмыкнул.
И тогда Джонсон начал рассказывать:
– Как-то раз один грузовик вез по этой пустыне полный кузов беглецов. Это был переделанный мебельный фургон, со здешними дорогами ему было не справиться. Восход застал их черт знает где, они так никуда и не приехали, а у иммиграционной службы есть вертолеты. И знаешь, что сделали эти койоты?
– Нет.
– Заперли грузовик и удрали, – ответил Джонсон. – Беглецы не смогли выбраться, солнце весь день било в железную крышу, и они там заживо изжарились.
Тим вспомнил слова Брайана: единственное, что постоянно производит Мексика, – это все новые и новые мексиканцы.
– Так что я бы не прочь вернуться еще затемно, – заключил Джонсон.
По рации он приказал водителю переднего грузовика немного замедлить ход, а остальным – не отрываться. Они все кружили по этим долбаным петлям, колеса пробуксовывали на гравии, и тут вдруг на Джонсона напала охота поболтать.
– Одно из самых глухих мест на свете, – объявил он. – Анса-Боррего. Дорога ведет прямо к границе. Мечта растлера, похитителя скота. С тех пор как эти парни из правительства заткнули все дыры в Сан-Диего, работа ушла на восток, сюда, к нам, вот и все. Для нас это в самый раз. Койоты переправляют беглецов через границу, выпускают их в пустыне, беглецы насмерть перепуганы, и мы их подбираем и снова отправляем в стойло. С ними даже полегче, чем со скотиной, потому что скотина не всегда хочет идти, соображаешь?
Кавалькада спустилась по склону и свернула с дороги, двигаясь по слежавшемуся песку пустыни к руслу реки, по дну которого до сих пор еще сочилась вода. С час они тащились вверх по этому ручью и потом скатились с него обратно на плоскую равнину. Еще несколько минут колесили по старой шахтерской дороге – и вот наконец въехали в ворота форта. Небеса продолжали оставаться безопасно-черными – рассвет им удалось обогнать.
Бредя вразвалочку, явился Брайан в белом балахоне.
Чтобы осмотреть свое имущество, подумал Тим.
Водители открыли грузовики и погнали нелегалов к защитного цвета прямоугольникам в дальнем конце поместья. Джонсон выскочил наружу и сделал Тиму знак следовать за ним.
Теперь Тим понял, что это никакие не теннисные корты, а крыши подземных бараков. Он вошел в один из них и увидел тесные ряды двухъярусных коек, стоящих на бетонном полу. В задней комнате – несколько отхожих мест с выгребными ямами и пара душей. Вода, пахнущая серой, сочилась из протекающего крана в бетонной стене.
Все здесь провоняло застарелым по́том и дезинфекцией. Через подземный бункер прошло слишком много народу, черт дери, а вентиляция тут – как на подводной лодке, она не справляется, подумал Тим.
А теперь они набивали очередную порцию.
Набьем их внутрь, спрячем под землей! Если существует запах несчастья, то Тим почуял его в этой кротовой норе. Он смотрел в глаза этим беднягам и думал: если можно увидеть страх – я его вижу.
Добро пожаловать в отель "Калифорния"!
– Это еще не значит, что они пробрались, – объяснил Брайан Тиму по дороге обратно, во внутреннюю крепость "Beau Geste". – Здесь мы их просто прячем, пока не подыщем, куда пристроить. У нас тут можно разместить пять сотен нелегалов, и я могу их отсюда вывезти, не переживая насчет постов. Несколько миль на север – и они готовы на все услуги в Индио, еще несколько миль – и они чистят сортиры в Палм-Спрингс. Я могу возить их грузовиками на фабрики в Сан-Диего, Лос-Анджелес, Дауни, Риверсайд…
– Ты просто чудо, Брайан.
– Послушай, а ты как думаешь, – спросил Брайан, – сможешь добыть для нас тайцев?
– А у вас что, кончаются запасы мексиканцев?
– Да все эта долбаная НАФТА, – пожаловался Брайан. – При таких раскладах они того и гляди легализуют наркоту.
– Бредишь, Брайан?
– И не думаю, Бобби.
11
Когда он возвратился к себе в комнату, она его ждала.
Сидела на кровати с бокалом красного вина, жакет наброшен на черную шелковую ночную сорочку. Каштановые волосы распущены. Она выглядела как модель из журнала "Виктория сикрет", рекламирующая нижнее белье (в тюрьме – три пачки сигарет за номер), только лучше, к тому же куда реальнее.
Но Тима волновало не только это.
– Это мой мальчишка? – спросил он.
Если у Бобби Зета, черт бы его побрал, есть ребенок, то почему Эскобар не занес этот факт в свою папку – вместе с любимым видом спорта и предпочитаемым сортом пива?
– Его зовут Кит, – сообщила Элизабет. – Оливия думала, вам понравится.
Он решил попытать счастья.
– Она никогда мне не говорила, – буркнул он.
– Ну, для этого вы должны были оказаться поблизости, – язвительно заметила она. – Послушайте, я вас не виню. Если бы мне нравились женщины, я бы тоже с ней хотела. Она красавица.
– И долбаная неудачница, – добавил он.
– И долбаная неудачница.
– Кто знает, что ребенок мой? – поинтересовался он.
– Оливия и я, – ответила Элизабет. – Теперь и вы.
Тим подумал: ну а что, это же хорошая новость, верно?
– А почему вы мне рассказали?
– Мне показалось, что вам следует знать.
Он задумался: черт дери, просто голова кругом идет. Оглядел пристально ее тело под струящимся шелком сорочки и несколько двусмысленно произнес:
– Долго же вы собирались!
– Сегодня такой день – день сюрпризов. Вот и мне Брайан преподнес подарочек. – И, глянув в его ошарашенное лицо, Элизабет добавила: – Это я вас имею в виду.
У Тима стояло так, что джинсы грозили вот-вот лопнуть, но он надеялся, что она этого не замечает.
Однако она смотрела ему аккурат в промежность.
И вот Элизабет поднялась с постели, как давеча с шезлонга, – медленно разворачивая свои кольца, и спустила с Тима джинсы. Опустилась на колени, правой рукой легонько сжала его яйца, а левой приподняла член и обхватила его губами. Пока она ласкала его, Тим смотрел сверху вниз на ее рыжие волосы и красивое лицо и безуспешно пытался выдавить хоть слово…
– Давно со мной такого не было, – хрипло прошептал он наконец.
– Хочешь кончить мне в ротик, милый?
– Нет.
Но она снова принялась за дело, пока у него не начали подгибаться ноги. Тогда она выпрямилась и сняла свою сорочку.
Он чуть не кончил, глядя на нее. Груди у нее больше, чем он думал, живот плоский, ноги длинные и поблескивают. Она опрокинула его на кровать и прошептала:
– Хочу сделать это нашим старым способом.
"Старым способом?! – пугается Тим. – Нашим старым способом?! Она меня знает? То есть не меня – Бобби. А они-то мне вдалбливали, что никто тут не видел этого типа года с восемьдесят третьего, а эта милашка, выходит, с ним спала?! Стало быть, мне надо ходить как он, говорить как он, да еще и трахаться как он?!"
И он соображает, что, если у него есть хоть капелька мозгов, ему следует выкинуть ее отсюда или изобрести какую-нибудь отмазку, к примеру, сослаться на недолеченный триппер или что-нибудь в этом роде, но в этот момент Тим думает не мозгами.
Так что он ложится. Она поворачивается к нему спиной, садится над ним на корточки и улыбается, глядя через плечо. Смеясь, показывает на зеркало, и он понимает, что все может увидеть. Ее шею, и волосы, и спину, и прекрасную маленькую задницу, которая поднимается и опускается на нем, и в зеркале – ее лицо, и грудь, и киску, которая скользит вверх-вниз, вверх-вниз.
Элизабет видит, что он смотрит, снова смеется и начинает ласкать себя длинными пальцами, продолжая скользить вверх-вниз. Он хватает ее за плечи, чтобы задать ритм, прижимает ее к себе, и они продолжают скачку, пока он не произносит:
– Я больше не выдержу.
Она стонет, чтобы ему было приятнее, и, задыхаясь, говорит:
– Скажи мне, когда соберешься кончать.
Это для того, чтобы она смогла вовремя его вынуть, думает Тим, но, когда он сообщает, что сейчас кончит, она прижимает его еще сильнее и спрашивает: "Хорошо? Тебе хорошо?"
Он отвечает: "Очень хорошо", – и это, похоже, совсем срывает Элизабет с катушек, и она выгибает свою мускулистую спину и спрашивает снова, и он отвечает, и она вскрикивает "о, о, о, о!" и удерживается на самой его головке, и они оба видят, как его член пульсирует, когда он кончает.
Потом они лежали рядом, болтая о старых временах, о люксе в "Рице", о ленивых деньках на побережье и о горячих ночах в его передвижном домике на пляже в Эль-Морро, к северу от Лагуны, совсем рядом. Она поведала, что там-то в него и влюбилась, а несколько месяцев назад туда прогулялась, и там, кажется, ничего не изменилось. Он как, все еще хозяин всего этого? А он добросовестно морочил ей голову, припоминая всю ту фигню, что заставлял его учить Эскобар, и потом они трепались о жизни, ее и его, и она рассказывала ему, что произошло с тех пор, как он удрал и оставил ее зависать в Лагуне.
Как она один семестр пробыла в Калифорнийском университете, но оказалась слишком ленивой, чтобы доучиться, и ей показалось проще найти богатых мальчиков, а богатые мальчики, которых она себе нашла, разбогатели на продаже травы, – она вернулась в прежнюю колею. С такой орбиты трудно соскочить, особенно если ты лентяйка и по-настоящему хорошо умеешь только трахаться. Кстати, она предпочитает говорить "куртизанка", а не "шлюха". В общем, так она и оказалась здесь, на ранчо Кэрвье, с этими уродами нуворишами, толкающими наркоту и торгующими людьми.
– Ну, иногда меня выручает Монах, – добавила она.
Тим насторожился.
Если Монах у Бобби – главный над всеми ребятами в Штатах, то, может, Монах сумеет помочь Тиму свалить из страны, пока его не сцапал Гружа? Так что Тиму очень даже интересно послушать про Монаха.
– Ты с ним в контакте, с Монахом? – спросил он.
– Время от времени звоню, – ответила Элизабет. – Если мне нужна какая-нибудь помощь. А если ему нужно, чтобы кто-нибудь выполнил его поручение, он звонит мне.
– И каким номером ты пользуешься? – осведомился Тим.
– Черным, – сказала она как о чем-то само собой разумеющемся.
Он засмеялся:
– Что еще за черный номер?
Она небрежно сообщила ему: пятьсот пятьдесят пять, шестьдесят шесть, шестьдесят пять, – и снова принялась посвящать его в подробности своей жизни: только что ушла от одного парня, но тот вроде как продолжает за ней бегать, так что она решила немного побыть у Брайана, и это неплохо еще и потому, что тут она может приглядывать за Китом.
– Жизнь у меня пошла паршиво, с тех пор как ты меня бросил, – походя заметила Элизабет. – Но это я сама виновата. Вряд ли тут что-то переменится.
А он вот думал – переменится. Вроде ему неплохо удается дурить ей голову, так почему бы и дальше не попробовать? Забрать ее с собой. Прибрать к рукам немного деньжат Зета, объявить о том, что он уходит на покой, и поселиться в Юджине.
И Тим вполне галантно предложил:
– Почему бы тебе не поехать со мной?
Она засмеялась:
– Ты же никуда не едешь.
– Не еду?
Элизабет усмехнулась, и он подумал, что она с ним играет в какую-то игру.
– Нет, – сказала она.
– Нет?
Тим протянул руку к ее киске и начал ласкать. Почувствовал, как она становится влажной. Дико приятно глядеть в ее зеленые глаза, когда она делается влажной.
– Потому что, когда сюда приедет дон Уэртеро?.. – заговорила она, словно бы вопросительно повышая тон в конце фразы, как говорят все калифорнийские девушки, и закрыла глаза – ей по кайфу было то, что он вытворял своими пальцами.
– Ну?
– Он тебя убьет, – закончила она фразу.
Ну разумеется.
– А это будет жалко, – промурлыкала Элизабет.
– Мне тоже так кажется.
Она сжала его член и повторила:
– Жалко.
Он не успел сообразить, что происходит, а она уже двигалась под ним – как будто это ей не стоило ни малейшего усилия, а его член подчинялся какому-то пульту управления, – и она то выпускала его, то впускала, и Тиму было плевать – пускай дон Уэртеро хочет, чтобы он подох.
Ему хотелось только трахаться.
И вдруг до него дошло, что сотрудница социальной службы в тюрьме именно это имела в виду, когда говорила о "недостаточном контроле над импульсами" и "неспособности отказаться от получения удовольствия".
– Говорят, я не умею откладывать получение удовольствия, – сообщил он ей.
– А тебе говорили, что ты не умеешь заканчивать то, что начал?
– Нет, этого не говорили.
– Ну и хорошо.
В том, что касается удовольствия, на него можно положиться.
После того, как дело было сделано, он спросил:
– Уэртеро хочет меня убить?
Прекрасная работа, агент Гружа. Просто отлично. Как получилось, что ты узнал о Бобби все, что возможно, кроме этой маленькой детали? И называл при этом меня безмозглым ослом!
Элизабет объяснила:
– Брайан просто держит тебя здесь, пока он не прибудет.
– А мне казалось, он планирует барбекю, – заметил Тим.
– Планирует.
Черт дери, ну конечно.
– Откуда ты об этом узнала?
– Ты же знаешь Брайана, – небрежно ответила Элизабет. – Он не умеет держать рот на замке. А у меня есть уши.
Ситуация, в общем, не очень-то удачная. Они поймали его в этой киношной крепости, как в ловушке, и у них на уме кое-что похуже того, чем обычно занимаются "ангелы". Вдруг даже тюрьма в Пеликан-Бее, печально известная своими жестокими нравами, показалась ему довольно славным местечком.
– Почему? – спросил Тим.