За прилавком стоял тот же продавец, но если он меня и узнал, то не подал вида. Я разменял на четвертаки десять долларов, зашел в одну из просмотровых будок и запер за собой дверь. Будка годилась любая, потому что в каждой стоял видеотерминал, подключенный к одной и той же шестнадцатиканальной кабельной системе. Переключаться с канала на канал можно было сколько угодно. Как будто сидишь дома и смотришь телевизор, только программы другие и четвертака хватает на каких-нибудь тридцать секунд.
Я сидел в будке, пока у меня не кончились четвертаки. На экране передо мной мужчины и женщины проделывали друг с другом всякие штуки, и каждый раз это была какая-то вариация на тему жестокости и боли. Некоторые из жертв как будто получали удовольствие, и никого это, по-видимому, ничуть не смущало. Это были актеры, добровольцы, лицедеи, играющие спектакль.
Ничего похожего на то, что смотрели мы с Элейн, я здесь не увидел.
Вышел я из будки на десять долларов беднее и на столько же лет старше. На улице было жарко и душно, такая погода стояла уже целую неделю. Я вытер пот со лба и с удивлением подумал - что это я делаю на Сорок Второй и зачем сюда попал? Того, что мне нужно, здесь не было.
Но я почему-то никак не мог уйти из этого квартала. Не то чтобы меня тянуло в другие порнолавочки, не нужны были мне и никакие услуги из тех, что предлагали на этой улице. Я не собирался покупать ни наркотиков, ни сексуального партнера. Я не хотел ни посмотреть фильм про кунг-фу, ни приобрести баскетбольные туфли, электронное оборудование или соломенную шляпу с пятисантиметровыми полями. Я мог бы купить нож с выкидным лезвием ("Продается исключительно в виде комплекта деталей; сборка в некоторых штатах запрещена законом") или изготовляемые в присутствии заказчика поддельные удостоверения личности с фотографией - 5 долларов с черно-белой и 10 с цветной. Я мог бы сыграть в "Пэкмана" или "Донки Конга" или послушать седовласого чернокожего с мегафоном, который располагал абсолютно неопровержимыми доказательствами, что Иисус Христос был чистокровным негром и родился там, где сейчас находится Габон.
Я бродил по этой улице взад и вперед, взад и вперед. Один раз я пересек Восьмую авеню и выпил стакан молока с бутербродом в стоячей закусочной на автовокзале Порт-Оторити. Я побыл там некоторое время, чувствуя себя в кондиционированном воздухе как в раю, а потом что-то заставило меня опять выйти на улицу.
В одном из кинотеатров шли два фильма с Джоном Уэйном - "Армейский фургон" и "На ней была желтая лента". Я заплатил доллар или два, не помню уж сколько, и вошел. Просидев вторую половину одного фильма и первую половину другого, я снова вышел на улицу.
И снова принялся по ней бродить, погруженный в размышления, не замечая ничего вокруг.
Какой-то чернокожий мальчишка подошел ко мне и спросил, что это я делаю. Я обернулся - он нахально смотрел на меня снизу вверх. Ему было лет пятнадцать, а может, шестнадцать, а может, и семнадцать - примерно столько же, сколько мальчику, которого убили в том фильме, но выглядел он куда более умудренным уличной жизнью.
- Просто смотрю на витрину, - ответил я.
- На все витрины, - сказал он. - Только и делаете, что ходите по улице взад-вперед.
- Ну и что?
- Ну и чего вы ищете?
- Ничего.
- Дойдите до угла, - сказал он. - До Восьмой авеню, а там заверните за угол и подождите.
- Зачем?
- Зачем? Да чтобы все эти люди на нас не глазели, вот зачем.
Я подождал его на Восьмой авеню, а он, должно быть, обежал вокруг квартала или прошел напрямик через отель "Картер". Когда-то этот отель назывался "Дикси" и славился одним - дежурный телефонист, поднимая трубку, всякий раз говорил: "Отель "Дикси", ну и что?" По-моему, отель переименовали как раз тогда, когда Джимми Картер стал президентом вместо Джералда Форда, но, возможно, я ошибаюсь, а даже если и так, это могло быть чистым совпадением.
Я стоял в каком-то подъезде, когда со стороны Сорок Третьей появился мальчишка - он шел, сунув руки в карманы и задрав кверху нос. На нем был джинсовый пиджак поверх майки и джинсы. Должно быть, в пиджаке ему было ужасно жарко, но его это, по-видимому, ничуть не волновало.
- Я видел вас вчера, - сказал он, - и сегодня вижу целый день. Так и ходите взад-вперед, взад-вперед. Чего вы ищете?
- Ничего.
- Да бросьте вы. Тут все чего-то ищут. Сначала я подумал, что вы легавый, но вы не легавый.
- Откуда ты знаешь?
- Не легавый, и все тут. - Он пристально посмотрел на меня. - А может, легавый? Может быть.
Я рассмеялся.
- Чего вы смеетесь? Вы какой-то странный, мистер. Человек спрашивает, не хотите ли купить травки или снежка, а вы только головой мотаете и даже не глядите на него. Какого еще зелья вам надо?
- Никакого.
- Значит, никакого. Девочку вам надо? - Я мотнул головой. - Мальчика? Девочку и мальчика? Хотите посмотреть представление или чтобы на вас смотрели? Говорите же, чего вы хотите.
- Я просто вышел прогуляться, - сказал я. - Мне нужно кое о чем подумать.
- Это же надо! - воскликнул он. - Прийти на Двойку, чтобы думать! Дай, говорит, пойду на Двойку - надо мне собраться с мыслями. Только если вы не скажете, чего на самом деле хотите, как вы это добудете?
- Я ничего не хочу.
- Скажите, чего вы хотите, и я помогу вам это достать.
- Я же тебе сказал, что ничего не хочу.
- Ну, раз так, то я хочу. Я много чего хочу. Дайте мне доллар.
В его голосе не было угрозы, и запугать меня он не пытался.
- Это почему же я должен дать тебе доллар? - спросил я.
- А просто потому, что мы с вами друзья. А потом, раз уж мы с вами друзья, я, может, дам вам косячок. Годится?
- Я траву не курю.
- Траву не курите? Так что же вы курите?
- Ничего не курю.
- Тогда дайте мне доллар, и я вам ничего не дам.
Я невольно рассмеялся. Оглядевшись, я увидел, что на нас никто не обращает внимания. Я вынул бумажник и протянул ему пятерку.
- Это за что?
- Потому что мы друзья.
- Ну да, а все-таки чего вам надо? Хотите, чтобы я с вами куда-то пошел?
- Нет.
- Вы просто так это мне даете?
- Мне от тебя ничего не нужно. А если не хочешь…
Я протянул руку к бумажке, и он со смехом отдернул ее.
- Ну-ну, - сказал он. - Раз уж дали, брать обратно не полагается. Как это мамаша вас не обучила? - Он сунул бумажку в карман и искоса взглянул на меня. - Никак не пойму, что вы за человек.
- А тут и понимать нечего, - сказал я. - Как тебя зовут?
- Как меня зовут? А зачем вам знать, как меня зовут?
- Да просто так.
- Можете звать меня Ти-Джей.
- Ладно.
- "Ладно". А как вас зовут?
- Можешь звать меня Букер.
- Как вы сказали - Букер? - Он покачал головой. - Ну, вы даете, мистер. Одно могу сказать - никакой вы не Букер.
- Меня зовут Мэтт.
- Мэтт, - повторил он, словно примериваясь. - Ну, это годится. Мэтт. Мэтт. Туши свет, Мэтт.
- Зер гут. Рут.
Глаза у него загорелись.
- А, так вы тоже тащитесь от Спайка Ли? Видели этот фильм?
- Еще бы.
- Нет, никак не пойму, что вы за человек.
- Да нечего тут понимать.
- Что-то у вас есть на уме. Только не могу понять что.
- А может быть, ничего.
- Это здесь-то, на Двойке? - Он беззвучно присвистнул. Лицо у него было круглое, нос курносый, глаза блестящие. Мне пришла в голову мысль, не пойдет ли моя пятерка на покупку дозы крэка. Только у торчков не бывает таких круглых физиономий, да и в глазах у него не было того выражения, какое обычно заметно у них; правда, и у них оно появляется не сразу.
- Раз человек появился на Двойке, значит, у него есть что-то на уме. Крэк или снежок, секс или деньги, как взбодриться или как оттянуться. Если у человека нет ничего на уме, чего ему тут делать?
- А как насчет тебя, Ти-Джей?
Он засмеялся:
- Ну, у меня на уме - как просечь, что у кого на уме. Я всегда должен знать, что у фраера на уме, и тогда это будет и у меня на уме, и тут уж туши свет, Мэтт.
Я поболтал с Ти-Джеем еще несколько минут, и за мои пять долларов мне бы никогда не найти лучшего лекарства от тоски, которую навеяла на меня Сорок Вторая. К тому времени, как я отправился домой, скверное настроение, в котором я пребывал весь день, рассеялось. Я принял душ, плотно пообедал и пошел на собрание.
На следующее утро, когда я брился, мне позвонили. Я поехал на метро в Бруклин, где получил кое-какую работу у адвоката с Корт-стрит по имени Дрю Кэплен. У него был клиент, которого обвиняли в том, что он задавил человека и скрылся.
- Он клянется, что не виноват, - сказал Кэплен. - Между прочим, лично я думаю, что он дерьмо, но вдруг он говорит правду? Поэтому надо бы поискать, не найдется ли где-нибудь свидетель, который видел, как старушку переехал кто-то другой. Хотите попробовать?
Я потратил на это неделю, а потом Кэплен сказал, чтобы я бросил: есть договоренность, что его клиент сознается всего лишь в неосторожном вождении и в том, что уехал с места происшествия.
- Тогда обвинение в убийстве будет снято, - сказал он. - Я настоятельно рекомендовал ему на это пойти, и он согласился, когда до него дошло, что в таком случае ему не грозит срок. Прокурор будет просить шесть месяцев, но я знаю, что приговор будет условный, так что завтра дам согласие, если только вы за это время не умудрились отыскать безупречного свидетеля.
- Как раз сегодня я кое-кого нашел.
- Священника? - спросил он. - Священника со стопроцентным зрением на оба глаза и почетной медалью от Конгресса?
- Ну, не совсем, но она вполне заслуживает доверия. Есть только одна закавыка: она абсолютно убеждена, что это сделал как раз ваш клиент.
- Господи Иисусе, - сказал он. - А другая сторона об этом не знает?
- Два часа назад не знала.
- Тогда, ради Бога, давайте сейчас ничего им не скажем. Завтра я с этим делом покончу. Ваш чек, как говорится в таких случаях, будет отправлен вам по почте. Вы по-прежнему работаете без лицензии и не представляете никаких отчетов, верно?
- Если вам не нужно документальное подтверждение.
- Честно говоря, в этом деле мне нужно, чтобы не было никаких документальных подтверждений, так что можете не представлять отчета, а я забуду об этом разговоре - его просто не было.
- Годится.
- Прекрасно. И вот еще что, Мэтт. Рано или поздно вам не мешало бы обзавестись официальным разрешением. Я бы подбрасывал вам работу, но есть такие дела, где я смогу вас использовать, только если у вас будет лицензия.
- Я уже об этом думаю.
- Ладно, - сказал он. - Если получите официальный статус, дайте мне знать.
Чек, который прислал мне Кэплен, оказался весьма щедрым. Получив его, я взял напрокат машину и поехал с Элейн в Беркшир, чтобы потратить хотя бы часть денег. Когда я вернулся, позвонил Уэлли из детективного агентства "Доверие", и я два дня занимался расследованием по их просьбе.
Фильм, который я видел, понемногу отходил в прошлое и уже не вызывал у меня таких сильных чувств. Он произвел на меня тогда большое впечатление, но на самом деле ни он ко мне, ни я к нему не имели никакого отношения. И когда моя жизнь вернулась в обычную колею, он стал для меня тем, чем и был на самом деле, - еще одним безобразием в мире, и без того полном безобразий. Каждое утро я читал газету, и каждое утро новые безобразия вытесняли из памяти прежние.
Время от времени мне все еще вспоминались некоторые сцены из фильма, но они уже не так меня волновали. На Сорок Второй я больше не показывался, Ти-Джея больше не встречал и почти о нем не думал. Любопытный тип, но в Нью-Йорке полно любопытных типов, они тут попадаются на каждом шагу.
Дело шло к концу года. "Метрополитенз" отстали и вылетели из розыгрыша, а "Янки" туда вообще не попали. В финальной серии встретились две команды из Калифорнии, и самым интересным из того, что случилось за это время, было землетрясение в Сан-Франциско. В ноябре в Нью-Йорке выбрали первого за всю его историю чернокожего мэра, а неделю спустя Аманду Уорринер Термен изнасиловали и убили на четвертом этаже дома на Западной Пятьдесят Второй, где помещается итальянский ресторан.
А потом я увидел мужчину, который сидел с мальчиком и поглаживал его светло-каштановые волосы, - и вспомнил все.
7
К тому времени как открылся банк, я успел позавтракать и прочитать две газеты. Взяв из своего сейфа кассету, я позвонил Элейн из уличного автомата.
- Привет, - сказала она. - Как твой вчерашний бокс?
- Лучше, чем я ожидал. А как твои занятия?
- Замечательно, только нужно будет прочитать целую тонну литературы. А в нашей группе есть одна зараза, которая поднимает руку каждый раз, как только преподаватель договорит до точки. Если он не заставит ее заткнуться, я, наверно, ее убью.
Я спросил ее, нельзя ли к ней прийти.
- Я хотел бы посмотреть кое-что по твоему видику - примерно на час.
- Прекрасно, - ответила она. - Только если придешь прямо сейчас и это займет не намного больше часа. И если это будет поинтереснее, чем та кассета, которую ты приносил в прошлый раз.
- Сейчас приду, - сказал я.
Повесив трубку, я подошел к краю тротуара и сразу же поймал такси. Когда я добрался до ее квартиры, она сняла с меня плащ и сказала:
- Ну и что было вчера вечером? Видел этого убийцу?
Я, должно быть, удивленно уставился на нее, потому что она добавила:
- Ричарда Термена. Разве он не должен был там появиться? Разве ты не из-за него поехал в Маспет?
- Я о нем и не думал. Да, он там был, только убил он ее или нет, я так и не знаю. По-моему, я видел там еще одного убийцу.
- Да?
- Того человека в резиновом комбинезоне. Я видел там одного мужчину - уверен, что это был он.
- В таком же костюме?
- В голубом блейзере. - Я рассказал ей про того человека и про мальчика, который был с ним. - Так что это будет та же самая пленка, что и в прошлый раз. Ты, наверное, не захочешь ее смотреть.
- Ни за что на свете. Вот что я, пожалуй, сделаю - все равно собиралась. Выскочу и куплю книги для занятий. Мне на это понадобится, наверное, не больше часа. Ты ведь знаешь, как управляться с видиком?
Я сказал, что знаю.
- И вернусь как раз вовремя, чтобы все приготовить. Ко мне в полдвенадцатого кое-кто придет.
- К этому времени меня тут уже не будет.
Я подождал, пока она закроет за собой дверь, включил видик и перемотал пленку до того места, где кончался первый кусок "Грязной дюжины".
Элейн вернулась без чего-то одиннадцать, почти через час после того, как ушла. За это время я успел просмотреть фильм два раза. Он шел полчаса, но во второй раз я пропускал целые куски, и понадобилось вдвое меньше времени. Когда Элейн вошла, я уже перемотал пленку обратно и стоял у окна.
- Книг накупила на целую сотню, - сказала она. -И это меньше половины того, что есть в списке.
- А дешевых изданий, в бумажной обложке, не было?
- Это и есть дешевые, в бумажной обложке. Не знаю, когда у меня будет время все это прочитать.
Она вывернула сумку на диван, взяла из кучи какую-то книжку, полистала и швырнула обратно.
- По крайней мере, все на английском, - сказала она. - И на том спасибо, я ведь ни испанского, ни португальского не знаю. А можно получить представление о книге, когда читаешь ее в переводе?
- Если перевод хороший.
- Наверное, да. Но это не то же самое, что смотреть фильм с субтитрами? Ведь там написано не то, что они говорят. Как, просмотрел свою пленку?
- Угу.
- Ну? Это он?
- По-моему, да, - ответил я. - Мне было бы легче его узнать, если бы на нем не было этого чертова капюшона. Должно быть, он совсем запарился в резиновом комбинезоне, да еще с резиновым капюшоном.
- Может, когда есть разрез в паху, не так жарко.
- Мне кажется, это он, - сказал я. - Меня навел на эту мысль один жест - его рука на голове у мальчика. Но были и другие совпадения. Как он держался, как двигался - всего этого не изменить переодеванием. Кисти рук, по-моему, те же самые. Этот жест - когда он приглаживал мальчику волосы - в точности такой же, - я нахмурился. - И девица, по-моему, та же.
- Какая девица? Ты не говорил ни про какую девицу. Его соучастница, та, что с маленькими грудями?
- По-моему, девица с плакатом - это она и была. Та, что обходила ринг в перерывах между раундами с плакатом, где было написано, какой раунд следующий.
- Ну, вряд ли она была вся в коже.
Я мотнул головой:
- В купальнике. И довольно-таки открытом. Я ее особенно не разглядывал.
- Ну да.
- Нет, правда. Мне показалось, что я ее где-то видел, но в лицо ей я не вглядывался.
- Конечно, на ее задницу смотреть было интереснее. - Она дотронулась до моей руки. - Я с удовольствием послушала бы тебя еще…
- Но к тебе сейчас придут. Ухожу. Не возражаешь, если я оставлю пленку у тебя? Не хочу ходить с ней весь день, а чтобы где-то ее оставить, придется делать крюк.
- Пожалуйста. И я вовсе тебя не выпроваживаю, только…
Я поцеловал ее на прощанье и ушел.
Когда я вышел на улицу, у меня мелькнула мысль - не затаиться ли в подъезде, чтобы посмотреть, кто к ней явится. Она не сказала напрямик, что у нее встреча с клиентом, но и не отрицала этого, а расспрашивать я нарочно не стал. С другой стороны, мне не очень-то хотелось прятаться за углом, подсматривать, с кем она встречается, и размышлять о том, что ей придется проделать, чтобы вернуть деньги, потраченные на все эти переводы с испанского и португальского.
Иногда мне от этого становилось не по себе, иногда - ничего, а время от времени приходило в голову, что это должно волновать меня либо больше, либо меньше, чем волнует на самом деле. "Как-нибудь надо будет во всем этом разобраться", - подумал я уже не в первый раз.
Тем временем я дошел до Мэдисон-авеню, сел на автобус и проехал кварталов тридцать от центра. Галерея Чанса находилась на втором этаже, над магазином дорогой детской одежды. Витрина у него оформлена в виде сцены из мультика, и все звери одеты в самые модные костюмы из тех, что продаются в магазине. Зеленый джемпер на крысе стоил, наверное, столько же, сколько целый шкаф современной латиноамериканской литературы.
На медной пластинке у входа было написано: "Л. ЧАНС КОУЛТЕР - АФРИКАНСКОЕ ИСКУССТВО".
Я поднялся по лестнице, устланной ковром. На двери черными с золотом буквами было написано то же самое и добавлено: "Прием только по предварительной договоренности". Никакой договоренности у меня не было, но я подумал, что обойдусь. Я позвонил, и через секунду дверь мне открыл Кид Баском. На нем был костюм-тройка, и, увидев меня, он широко улыбнулся.