- Мистер Скаддер! - сказал он. - Рад вас видеть. Мистер Коултер вас ждет?
- Нет, если только он не ясновидящий. Я просто заглянул в надежде, что его застану.
- Он будет рад вас видеть. Сейчас он говорит по телефону, но заходите, мистер Скаддер, и устраивайтесь, как дома. Я скажу ему, что вы пришли.
Я прошелся по комнате, разглядывая маски и статуэтки. Я не специалист в этой области, но не нужно быть большим специалистом, чтобы оценить качество выставленных там вещей. Я стоял перед маской, этикетка под которой гласила, что это культура сенуфо с Берега Слоновой Кости, когда Кид вернулся и сказал, что Чанс примет меня через минуту.
- Он говорит с господином из Антверпена, - сказал он. - По-моему, это в Бельгии.
- По-моему, тоже. Я не знал, что ты работаешь здесь, Кид.
- И уже довольно давно, мистер Скаддер. - Накануне вечером в Маспете я сказал, что он может называть меня Мэтт, но я зря старался. - Вы знаете, я бросил бокс. Ничего у меня не получалось.
- Мне кажется, у тебя отлично получалось.
Он усмехнулся:
- Понимаете, мне попались подряд три человека, у которых получалось лучше. Я бросил и стал присматривать себе работу, а мистер Чанс спросил, не хочу ли поработать у него. То есть мистер Коултер.
Его оговорка была вполне понятна. Когда я впервые познакомился с Чансом, никто его иначе и не звал - инициал и фамилия появились у него только тогда, когда он занялся торговлей произведениями искусства.
- Ну и как тебе тут нравится?
- Лучше, чем все время получать по морде. Да, очень нравится. Я много чему научился. Каждый день узнаю что-то новое.
- Жаль, что не могу сказать того же про себя, - сказал вошедший Чанс. - Давно пора вам ко мне заглянуть, Мэттью. Я думал, вчера вы пойдете с нами - вы и ваш друг. Мы все отправились к Элдону в раздевалку, а когда я обернулся, чтобы вас представить, вас уже не было.
- Мы решили не задерживаться допоздна.
- А мы засиделись. Вы все еще любите хороший кофе?
- У тебя еще остался тот особый сорт?
- "Блю Маунтин" с Ямайки. Стоит, конечно, бешеных денег, но вы посмотрите вокруг. - Он показал на маски и статуэтки. - Здесь все стоит бешеных денег. Вам черного, да? Артур, принеси-ка нам кофе. А потом займешься счетами.
Впервые он угостил меня этим кофе с Ямайки у себя дома, в перестроенном пожарном депо на тихой улочке в Гринпойнте. Его соседи-поляки были убеждены, что дом принадлежит престарелому врачу по фамилии Левандовски, который по дряхлости не показывается на улице, а Чанс - его помощник по хозяйству и шофер. На самом деле Чанс жил один, а в доме был прекрасно оборудованный спортзал и огромный бильярд, и все стены были увешаны такими произведениями африканского искусства, что хоть сейчас в музей.
Я спросил его, живет ли он все еще в пожарном депо.
- Мне очень не хотелось оттуда съезжать, - ответил он. - Я думал, придется его продать, чтобы открыть дело, но обошлось без этого. В конце концов закупать товар мне не понадобилось. У меня был его полон дом.
- А твоя коллекция еще цела?
- Еще лучше стала. В каком-то смысле все это - моя коллекция, а в другом смысле все, что у меня есть, продается, так что вся она - товар. Помните ту бронзовую вещь из Бенина? Голову царицы?
- Со всеми ожерельями.
- Я переплатил за нее на аукционе, и каждые три месяца, что она стояла непроданная, повышал цену. В конце концов она стала такая дорогая, что кто-то не устоял перед искушением. Мне жаль было с ней расставаться, но я получил за нее хорошие деньги и купил кое-что еще. - Он взял меня под руку. - Сейчас покажу. Этой весной я на месяц ездил в Африку. Две недели провел в Мали, в стране догонов. Прелестный первобытный народец - хижины точь-в-точь как у племени анасази на плато Меса Верде. Вот эта вещь - оттуда. Вместо глаз - квадратные дырки, все очень непосредственно, никаких лишних красот.
- Ты далеко пошел, - сказал я.
- Ого, - отозвался он. - И в самом деле, правда? Когда я впервые познакомился с Чансом, он тоже преуспевал, но совсем по другой части. Он был сутенером, хоть и непохожим на обычных представителей этой профессии, которые разъезжают на розовых "кадиллаках" и носят лиловые широкополые шляпы. Он тогда нанял меня, чтобы найти человека, который убил одну из его девиц.
- Всем этим я обязан вам, - сказал он. - Из-за вас я тогда бросил свое дело.
В каком-то смысле это была правда. К тому времени, как я выполнил его задание, убили еще одну его девицу, а остальные разбежались.
- Тебе так или иначе пора было менять профессию, - сказал я. - У тебя начинался критический возраст - полжизни ты уже прожил.
- Да нет, я тогда был еще слишком молод. Я все еще слишком молод. Послушайте, Мэттью, ведь вы пришли не просто для того, чтобы со мной поболтать?
- Нет.
- Или выпить чашку кофе?
- И не для этого. Вчера вечером я кое-кого видел на боксе. И подумал - может, ты мне скажешь, кто это.
- Кого-то из тех, что сидели со мной? Из угла Рашида?
Я отрицательно покачал головой.
- Он сидел в первом ряду, у самого ринга, в центральном секторе. - Я нарисовал пальцем в воздухе схему. - Вот ринг, вот где сидел ты - у самого синего угла. Вот где сидели мы с Баллу. А тот тип, который меня интересует, сидел примерно вот здесь.
- Как он выглядел?
- Белый, с залысинами, рост - приблизительно метр восемьдесят, вес - что-нибудь около восьмидесяти пяти.
- Тяжеловес. Как был одет?
- Голубой блейзер, серые брюки. Светло-голубой галстук в крупный горошек.
- Ах, галстук? Остальное в точности, как у всех. Я бы его, наверное, заметил, только что-то такого не помню.
- С ним был мальчик. Лет пятнадцати, светло-каштановые волосы, возможно, его сын.
- А, видел я их, - сказал Чанс. - Во всяком случае какого-то отца с сыном в первом ряду, только не смог бы описать, как они выглядели. Да и заметил их только потому, что это был, пожалуй, единственный ребенок во всем зале.
- Но ты знаешь, о ком я говорю.
- Да, но кто он, сказать не могу. - Он прикрыл глаза. - Я почти могу себе его представить, понимаете? Почти вижу, как он там сидит, - но если бы вы попросили меня его описать, я бы не смог, а только пересказал бы ваши же слова. А что он сделал?
- Сделал?
- Ведь он замешан в какое-то дело, верно? Я думал, вы пришли в Маспет только посмотреть на бокс, а вы, наверно, были там по делу, да?
Я был там совсем по другому делу, но вдаваться в такие подробности было незачем.
- Да, по делу, - сказал я.
- И этот тип в него замешан, но вы не знаете, кто он.
- Возможно, и замешан. Чтобы знать точно, мне надо выяснить, кто он.
- Понял. - Чанс задумался. - Он сидел прямо у ринга. Видимо, заядлый болельщик. Может быть, постоянно туда ходит. Я чуть не сказал, что ни разу не видел его в Медисон-Сквер-Гарден или где-нибудь еще, но, по совести говоря, я начал более или менее регулярно ходить на бокс только после того, как вложил деньги в Рашида.
- И много ты в него вложил?
- Очень мало, можно сказать, минимально возможную долю. Он вам все еще нравится? Вчера вечером вы сказали, что да.
- Производит хорошее впечатление. Только пропустил слишком много ударов правой.
- Знаю. Кид сказал то же самое. Но у этого Домингеса очень резкий удар правой.
- Да, неожиданный.
- В самом деле. А потом он вдруг скис. - Чанс улыбнулся. - Люблю бокс.
- Я тоже.
- Жестокий, варварский спорт, я его не оправдываю. Но мне на это наплевать. Люблю его, и все тут.
- Знаю. А в Маспете ты раньше бывал. Чанс?
Он покачал головой:
- Это же черт знает где. Правда, не так уж и далеко от того места, где я живу, - от Гринпойнта, только я ехал туда не из Гринпойнта и оттуда не в Гринпойнт, так что это не играло никакой роли. Я поехал туда только потому, что у нас там был бой.
- Ты будешь там еще?
- Если нам снова назначат там бой и если мне не понадобится быть где-нибудь еще. Следующий бой у нас через три недели, считая с будущего вторника, в Атлантик-Сити. - Он улыбнулся. - В зале Дональда Трампа - надеюсь, это не такая дыра, как "Нью-Маспет".
Он рассказал мне, с кем предстоит драться Рашиду, и сказал, что надо бы и мне приехать. Я ответил, что постараюсь. Еще он сказал, что по их плану Рашид должен драться каждые три недели, но пока что получается примерно раз в месяц.
- Жаль, что не смог вам помочь, - сказал он. - Я могу порасспросить кое-кого, если хотите. Эти ребята из нашего угла - они все время ходят на бокс. Вы все еще живете в том отеле?
- Да.
- Если я что-нибудь услышу…
- Буду благодарен. Чанс. И, знаешь, я рад, что у тебя все хорошо.
- Спасибо.
Уже в дверях я сказал:
- Да, чуть не забыл. Ты что-нибудь знаешь о той девице с плакатом?
- О какой?
- Ну, о той, что скакала по рингу и показывала номер следующего раунда.
- Сказал бы, если бы что-нибудь знал. Но знаю только, что ноги у нее длинные.
- Это я тоже заметил.
- И тело красивое. Помнится, его довольно много было видно. Но боюсь, что больше о ней ничего не знаю. Благодаря вам, Мэттью, я этими делами уже не занимаюсь.
- "Этими делами"? По-твоему, она похожа на девушку, которая этим занимается?
- Что вы, нет, конечно, - сказал он. - По-моему, она вылитая монашка.
8
На Шестой авеню, наискосок от башни из стекла и стали, где помещается штаб-квартира Эф-би-си-эс, есть бар, который называется "Хэрли". Много лет его постоянными посетителями были сотрудники Эн-би-си, а прославил бар Джонни Карсон, когда вел свои прямые передачи из Нью-Йорка: с этим заведением были связаны все шуточки его персонажа Эда Макмэхена, когда тот немного выпьет. "Хэрли" до сих пор находится на прежнем месте - в одном из немногих старых домов, еще сохранившихся на этом отрезке Шестой авеню. Телевизионщики и сейчас ходят сюда, чтобы скоротать свободный час или свободные полдня, и одним из таких постоянных посетителей был Ричард Термен. Он часто заглядывал в "Хэрли" после работы и выпивал рюмку-другую, прежде чем ехать домой.
Чтобы узнать все это, не нужно быть великим детективом, потому что об этом говорилось в деле, которое дал мне почитать Джо Деркин. Я явился в "Хэрли" около четырех тридцати и занял место у стойки со стаканом содовой. У меня мелькнула мысль вытянуть что-нибудь из бармена, но вокруг толпились посетители, и он был слишком занят для такого разговора. К тому же нам пришлось бы кричать во всю глотку, чтобы слышать друг друга.
Человеку, стоявшему у стойки рядом со мной, очень хотелось поговорить о бейсбольном финале, который состоялся в прошлое воскресенье. Правда, силы команд были слишком неравны, чтобы стоило много говорить об этом матче, и скоро выяснилось, что оба мы не стали смотреть вторую его половину. Такая общность взглядов побудила его угостить меня, однако весь его энтузиазм потускнел, когда он узнал, что я пью содовую, и окончательно угас, когда я попытался перевести разговор на бокс.
- Это не спорт, - сказал он. - Двое мальчишек из негритянского гетто стараются исколошматить друг друга до смерти. Уж лучше бы отпустить тормоза, вручить им по пистолету, и пусть палят себе на здоровье.
Вскоре после пяти я увидел, что вошел Термен. С ним был еще какой-то человек примерно того же возраста. Они отыскали свободное место у дальнего от меня конца стойки и заказали себе выпить. Минут через десять-пятнадцать Термен ушел один.
Спустя несколько минут я сделал то же самое.
Ресторан, занимавший первый этаж дома на Западной Пятьдесят Второй, где жил Термен, назывался "Радиккио". Стоя напротив, я убедился, что в квартире на верхнем этаже свет не горит. Этажом ниже, в квартире Готшальков, тоже было темно: Рут и Альфред проводили зиму в Палм-Бич.
Я пропустил ленч и решил пораньше пообедать в "Радиккио". Там было занято только два столика, кроме моего, - за обоими сидели молодые пары, увлеченные беседой. Мне захотелось позвонить Элейн и предложить ей поймать такси и приехать сюда, но потом я подумал, что это, возможно, не такая уж удачная идея.
Я заказал себе телятину и полпорции блюда, которое называется, по-моему, "фарфала", - это макароны, завязанные в узел наподобие галстука-бабочки, с острым красным соусом. В крохотной порции овощей, которые подали к обеду, было очень много красного салата, по которому ресторан и получил свое название. В меню было написано, что обед без вина подобен дню без солнечного света. Но я запивал еду водой, а потом выпил чашку кофе. Официант принес мне бутылку анисовой, которой я не заказывал, но я жестом велел унести ее обратно.
- Это не платить, - сказал он. - Одну каплю в кофе, чтобы лучше вкус.
- А мне не надо, чтобы у него был лучше вкус.
- Scusi?
Я снова показал ему жестом, чтобы он унес бутылку, он пожал плечами и отнес ее назад, на стойку. Я выпил кофе, стараясь не думать о том, какой вкус был бы у него, если добавить анисовой. Потому что мне чего-то очень хотелось, только вкус был тут ни при чем. Да и не ради вкуса они приносят эту бутылку. Если бы анис улучшал вкус кофе, все просто варили бы кофе с семенами аниса, а этого никто не делает.
Дело было в алкоголе - вот к чему меня тянуло. Должно быть, его голос, словно песня сирен, манил меня весь день, но в последние час-два он звучал все громче и громче. Я не собирался пить, я не желал пить, но какой-то сигнал извне заставил откликнуться клетки моего организма и пробудил в глубине его что-то такое, от чего мне не избавиться никогда.
Но уж если я и позволю себе сорваться, если когда-нибудь решусь выпить, то сделаю это у себя дома, и это будет кварта бурбона или, может быть, бутылка ирландского виски двенадцатилетней выдержки, какое пьет Мик. А не полчашечки кофе-эспрессо с чайной ложкой этой вонючей анисовой, плавающей сверху.
Я посмотрел на часы. Было самое начало восьмого, а собрание в церкви Святого Павла начинается только в восемь тридцать. Правда, двери там открывают за час до начала, и не будет ничего плохого, если я приду пораньше. Я могу помочь расставлять стулья, раскладывать литературу и печенье. По пятницам наши собрания посвящены какой-нибудь из Двенадцати Ступеней, из которых состоит духовная программа "А. А.". На этой неделе у нас снова Первая Ступень: "Мы признаем, что не смогли устоять перед алкоголем и что жизнь каждого из нас стала невыносимой".
Я поймал взгляд официанта и жестом попросил счет.
В конце собрания Джим Фейбер подошел ко мне и подтвердил нашу договоренность пообедать вместе в воскресенье. Он мой наставник, и мы обедаем вместе каждое воскресенье, если только кто-нибудь из нас не отменит встречу.
- Я думаю сейчас заглянуть в "Огонек", - сказал он. - Сегодня я не спешу домой.
- Что-то случилось?
- В воскресенье расскажу. А ты как - не хочешь выпить кофе?
Я отказался, прошел до Шестьдесят Первой и очутился на Бродвее. Пункт видеопроката был открыт и выглядел точно так же, как и шесть месяцев назад. На этот раз, правда, народу было больше: все старались запастись развлечением на весь скучный уик-энд. У прилавка собралась небольшая очередь, и я пристроился к ней. Женщина, стоявшая передо мной, взяла три фильма и три пакетика кукурузы, чтобы жарить в микроволновой печи.
Хозяин был по-прежнему небрит. Я сказал:
- У вас, должно быть, хорошо идет кукуруза.
- Товар ходовой, - согласился он. - Им торгуют почти во всех прокатных пунктах. Я вас где-то видел, да?
Я дал ему свою карточку. Там указано мое имя и номер телефона и больше ничего. Джим Фейбер напечатал для меня целую коробку. Хозяин посмотрел на карточку, потом на меня, и я сказал:
- Еще в июле. Один мой приятель брал у вас "Грязную дюжину", а я…
- Помню. А в чем дело на этот раз? Только не говорите, что это случилось опять.
- Ничего похожего. Просто кое-что выяснилось, и теперь мне очень нужно узнать, откуда взялась та кассета.
- По-моему, я вам уже говорил. Одна пожилая женщина принесла ее вместе с целой кучей других.
- Говорили.
- А я не говорил, что ни до, ни после того этой женщины больше не встречал? Так вот, прошло шесть месяцев, и я ее до сих пор ни разу не видел. Я бы рад вам помочь, но…
- Но сейчас вы заняты.
- Это точно. В пятницу вечером всегда так.
- Я хотел бы прийти снова, когда народу будет поменьше.
- Это было бы лучше, - сказал он. - Только не знаю, что я смогу вам рассказать. Больше никаких жалоб не было - эта пленка, наверное, единственная, куда записали похабный фильм. А про ту женщину, которая ее принесла, вам известно все, что знаю я.
- Возможно, вы знаете больше, чем думаете. Какое время для вас будет удобнее всего завтра?
- Завтра? Завтра суббота. Мы открываем в десять утра, и до полудня здесь довольно тихо.
- Я приду в десять.
- Знаете что? Давайте лучше в девять тридцать. Я обычно прихожу пораньше, чтобы заняться бумагами. Я впущу вас, и у нас будет полчаса до открытия.
На следующее утро я пил кофе, ел яичницу и читал "Дэйли ньюс". Одна пожилая женщина убита на Вашингтон-Хайтс в то время, как смотрела телевизор, - ей попала в голову шальная пуля, когда на улице напротив ее дома открыли стрельбу из проезжавшей машины. Тому, в кого стреляли, сделана срочная операция в Пресвитерианской больнице "Колумбия", и положение его остается критическим. Ему шестнадцать лет, и полиция предполагает, что тут замешаны наркотики.
Эта женщина стала четвертой случайной жертвой с начала года. В прошлом году в городе был установлен рекорд - от пуль погибло тридцать четыре случайных прохожих. В "Ньюс" говорилось, что, если так будет продолжаться и дальше, рекорд будет побит к середине сентября.
На Парк-авеню, в нескольких кварталах от галереи Чанса, какой-то человек высунулся из окна белого автофургона без всяких надписей на борту и хотел выхватить сумочку у женщины средних лет, стоявшей у перехода в ожидании зеленого света. Ремешок сумочки был у нее перекинут через шею - вероятно, чтобы сумочку не украли, - и, когда фургон рванул с места, ее потащило за ним, и она задохнулась. В комментарии к статье женщинам рекомендовали носить сумочки так, чтобы свести к минимуму риск увечья, когда сумочку будут у них отнимать. "Или вообще не носите сумочек", - советовал один специалист.