* * *
Одинокий волк отнюдь не случайно был в то же время в Мадриде. Увидев на улице Дани, делающего вид, что он не знает и знать не желает Мерилин, одинокий волк с редким именем Вольф обернулся вслед мулатке, как и большинство мужчин всех возрастов, и усмехнулся. Пару лет назад он тайно помог Дани выкрутиться из очень запутанной истории. Тогда Дани действовал предельно хладнокровно и профессионально. А сейчас он вел себя как мальчишка, который увидел Елену Прекрасную, но не хочет себе в этом признаться. Вольф сразу понял, зачем Дани в Мадриде, пожалел его и позавидовал ему. А потом подумал то же, что и Дани, хотя Дани, судя по его реакции, первый раз видел живую Мерилин, а Вольф больше года наблюдал за ней, с замиранием сердца ожидая невозможного по его положению волка-одиночки личного знакомства: "Как такая красавица может быть шпионом? Не дай Бог, если с ней что-нибудь случится."
* * *
Перечитал последние абзацы и задумался, стал копаться в собственной памяти: я это сам придумал, или увидел во сне? С одной стороны всё логично, концы с концами пока сходятся. С другой стороны - очень уж это всё прыгает с места на место, скачет по времени вперед - назад. И зачем у одного человека столько разных имен, даже если он актер, шпион и любовник в одном лице?
4
Ну, наконец-то! Мне показали "контору" и заседание Центра, на котором Высокие Руководители решали вопрос о сроках проведения операции. Мне этот сон не понравился, поэтому излагаю только самое главное, без чего не обойтись. Сразу с великим сожалением скажу, что начало, первая половина сна, потеряна и я до сих пор не знаю, о какой операции идет речь, потому что цели были окончательно определены до перерыва, а после перерыва решались практические вопросы. Единственное важное с моей точки зрения решение состояло в том, что лучший способ изолировать актера, чтобы он по незнанию не врубился в активную часть операции - дать ему, "шпиону"-любителю, параллельное по времени "особо ответственное задание", отрядив ему в помощники "наших", а в противники - "ваших". Меня очень смутил преклонный возраст большинства Руководителей и непрерывные воспоминания о прошлых победах и поражениях. Победы, конечно, свои, а вот поражения… Это напомнило мне два высказывания Черчиля: "Время - плохой союзник" и "Генералы всегда готовятся к прошлой войне". Нет, я понимаю, они все заслуженные люди, некоторые из них еще полны энергии и желания работать, а некоторые из некоторых… Господи, куда меня несет?! Бедные некоторые… А может быть я неправ и думать надо медленно и спокойно, чтобы потом работать быстро и спокойно?
Была, правда, в этом довольно длинном сне мелкая подробность, на которую я сначала не обратил внимания: несколько раз за время заседания в кабинет без предупреждения и приглашения входили совсем молодые мальчики и девочки, с кем-то из Высоких Руководителей шептались и выходили так же спокойно, как за минуту до того вошли. А один раз открылась дверь, вошла немолодая небрежно одетая женщина, громко сказала: "Янек вернулся!" - и улыбнулась сквозь слезы. Руководители вскочили, а один из них подошел к женщине и обнял её.
Утром я проснулся и подумал: спасибо, что не забыли про меня и показываете мне что-то интересное и последовательно связанное. А потом кое-что вспомнил и даже удивился и порадовался: мои фантазии достаточно логично укладываются в общее русло развития событий. Вот только цель дайте мне, цель! И сроки проведения операции. Стоп! А если я упрощаю и существуют параллельные потоки, и цель - не единственная, и кроме известных мне шпионов работают еще несколько, и "контора" Моссадовского типа работает с ЦРУ? Не американским, разумеется, а, например, той страны, где сейчас снимается Педрунчик? Ну что же, поживем - поспим, поспим - увидим. А пока самое время вводить в бой… простите, оговорился, - в действие "ваших". Это приглашенная команда профессионалов из дружественной страны, жизненно заинтересованной в успехе операции.
Не правда ли, забавно: они, действующие лица, "ваши" - знают, что за операция планируется, а я, автор - до сих пор ничего знаю .
В команде 5 человек: две миловидные женщины, скорее девушки лет 23–24 и трое мужчин среднего возраста. Их больше, чем "наших", потому что они выполняют два параллельных задания: игра с актером в "особо ответственное задание" и обеспечение безопасности "наших". По предварительному плану двое мужчин работают только с актером, не вступая в непосредственный контакт с "нашими", а лидер и две женщины прикрывают "наших". У женщин - это первое серьезное задание после трех лет подготовки. Мужчины, которые будут работать с актером, семейные и они уже давно обещали женам "бросить". Но не могут, разведка затягивает и не отпускает. Курить бросить легче. Лидеру 35 лет. Крестьянский сын, даже школу не окончил - надо было работать, помогать родителям вырастить семерых младших сестер и братьев. В разведку попал случайно. В соседней избе прятались бежавшие заключенные. Генрих, так зовут лидера, по собственной инициативе пошел в ним "в гости" с бутылью сливовицы и после 12-часовой попойки уговорил их сдаться. Был ему тогда 21 год и он ни до того, ни после не брал в рот спиртного. Отказался от награды и денег, но согласился пойти учиться "на шпиона". Выучился, начал работать. Он высокий, темно русый, пружинисто ловкий и "светлый". У него открытый, спокойный взгляд, негромкий басовитый голос и простая правильная крестьянская речь. Потрясающее даже для шпиона хладнокровие не помогает ему в общении с женщинами в обыденной жизни. Из-за чрезмерной стеснительности и непрерывной занятости "шпионажем" он в свои 35 лет все еще холостяк, хотя его крестьянская натура тянется к семье и детям.
5
И "наши" и "ваши" маются от безделья. Иногда старательно изображают праздношатающихся, а это непросто, потому что фильм, в котором главную роль играет Педрунчик, снимают в небольшом городке в центре Европы, не слишком привлекательном для туристов. Но сидеть целый день в гостинице скучно и утомительно. Лола Шук и Додик иногда вдвоем, иногда порознь гуляют по чистенькому ничем не знаменитому городу, читают в городском парке, заходят в немногочисленные кафе. Изображать влюбленных или семейную пару им даже в голову не приходит, такие они разные и "непарные". "Вашим" немного проще - их трое. И труднее, потому что очень уж Генрих своеобразен: огромные руки потомственного крестьянина и спокойный изучающий взгляд человека, которому интересно жить на этом свете. Он некрасивый, но это его украшает. Звучит странно? Поясню: некрасивый и невысокий Лев Толстой иногда представляется мне прекрасным сказочным богатырем.
По условиям игры, а шпионские игры - самые интересные на свете, Генрих знает Лолу и Додика в лицо, а они ничего о "ваших" не знают и не должны были бы знать. Но многоопытной Лоле Шук достаточно было пару раз увидеть Генриха, чтобы насторожиться и призадуматься:
- Додик! Возьми меня под руку и наклонись ко мне, да понежнее. Ты что, меня не любишь?
- Что случилось, Лола, дорогая?
- Посмотри на того крестьянского философа.
- У которого руки как лопаты…
- А глаза говорят: "я тебя знаю, но не вижу".
- Да я уже давно обратил на него внимание.
- Именно, Додик, именно! Я его третий раз за пару дней вижу.
- Лола, дорогая! Можно я тебя обниму? Так правдоподобнее будет. Давай подумаем. Нас тут никто не знает и никому мы тут не нужны. Ты замечательная женщина, но не красавица с журнальной обложки…
- Додик! Какой комплимент!
- А я - тростинка на ветру…
- Которую этот крестьянин…
- Н-да… Одним пальцем… любым… А теперь по делу: городок-то маленький. Может быть и случайность.
- Вот именно - очень маленький город и случайность маловероятна. Возьми меня под руку, пойдем потихоньку вперед и сядем вон на ту серенькую скамейку в тенёчке.
Генрих понял, улыбнулся: "Молодцы! С такими интереснее работать. Скоро всё узнают, но пока мы не знакомы," - и спокойно пошел своей дорогой, простонародно глядя по сторонам. Лола и Додик сели на скамейку, больше не обнимаются, разговаривают. Генрих неторопливо прошел мимо них и удивился: "Тоненький мальчик - совсем не мальчик. Они - не любовники. А Лола… Лола…" - Генрих вздохнул и не продолжил свою мысль. А хотел он подумать: "Мне нравится".
- Прошел мимо, посмотрел на нас; скорее на тебя, Лола. И сейчас идет, не прячась, останавливается, смотрит по сторонам…Повернул направо, не оборачивается…
Лола спросила: - Дани когда прилетает, первым утренним? Попросим его глянуть со стороны… Странное предчувствие, не могу понять: то ли он видит, но не знает, то ли…
- Ты ему понравилась, Лола. И он всё понял про нас…
- Что мы вовсе не влюбленные, ты это хочешь сказать?
- Да. Ты ему понравилась, он обязательно появится…
- Пойдем выпьем кофе. Сама не знаю, почему насторожилась. Мы еще не начали работать, ничего еще не сделали, и врагов у нас тут нет, и задание нейтральное и несложное.
Через 20 минут Лола Шук и Додик спокойно пили кофе в крохотном кафе, а за соседним столиком две миловидные девушки, лет на пять-семь моложе Лолы, прихлебывали какао и о чем-то балабонили на каком-то славянском языке.
6
Актер и Дани летели из Мадрида одним рейсом. Пико не выглядел отдохнувшим. Он тяжело плюхнулся в кресло, пристегнулся и закрыл глаза. Отказался от еды и только пил минералку. Дани его не интересовал. "Одним больше, одним меньше - пусть делают, что хотят; когда их много, они только мешают друг другу… Умница, мама! Мне тоже хотелось бы выйти из игры, родить мальчика и девочку, перестать мотаться по свету и дергаться, как паяц на ниточках, в этом шумном, хвастливом, примитивном кинобизнесе…" Он приоткрыл глаза, увидел нарочито инертного Дани, идущего по проходу, закрыл глаза и улыбнулся: "Пусть делают, что хотят. И она пусть думает, что я ничего не знаю. Мне уже сорок пять, сыграю с ними последнюю партию и уйду на покой. Всё брошу, и кино тоже, напишу мемуары… Нет, лучше шпионский роман… Немножко, конечно, жалко. Веселая игра. Да и Мирке придется рассказать… Или не надо? Пожалуй, не надо. Напишу роман… или все-таки - мемуары… Так это же почти одно и то же, и придумывать ничего не надо. Чем проще и правдивее, тем меньше вероятности, что поверят… Посплю, пожалуй. Как прилечу, сразу съемки, потом эти развеселые моссадовские игры, а ведь ещё…Стоп! Об этом даже думать не смей!" - дорогостоящий актер рассмеялся совсем по-детски, заснул, как по команде, и проспал до приземления. Выйдя из сравнительно небольшого аэропорта, он нарочито усталой походкой пошел к стоянке такси. Дани никто не встречал и он довольно быстро испарился. Зато появились два среднего возраста крепыша, явно из другой команды, чем Дани. Пико присел на скамейку "завязать шнурки" и неторопливо огляделся. Крепыши разделились: один из них сел в микролитражку, которая почему-то стояла в ряду такси, второй сделал вид, что безуспешно что-то ищет. Потом сделал вид "наконец-то нашел" и бодрым шагом направился к мусорному бачку недалеко от скамейки, где Пико завязывал шнурки, и что-то выбросил. Пико перешел на другую сторону и жестом пригласил таксиста. Тот понял, развернул свой мерседес, подъехал. Пико очень медленно для постороннего глаза, но на самом деле достаточно быстро - всё-таки актер - сел в машину. А когда такси отъехало метров на 50, Пико вдруг сделал жест "забыл!" Машина остановилась, Пико немного повозился в багажнике, поднял голову и открыто рассмеялся - а чего ему бояться! - второй крепыш только что захлопнул дверь микролитражки, машина круто развернулась и теперь пришлось ехать вперед. Пико вернулся в такси и сказал шоферу "гони!" Спустя несколько минут уже на автобане актер посмотрел назад. Ну конечно, "погоня": крепыши прыгали и скакали на автомобильчике, не рассчитанном на такую езду. Пико посмотрел на часы, ахнул и попросил: "Нельзя ли побыстрее?" Высокий молчаливый шофер с огромными крестьянскими руками молча кивнул головой и прибавил. Микролитражка испарилась.
7
- А куда ты торопишься? - спросила мама дона Педро Мерилин. - Оставайся, поживи недельку-другую у меня, погуляй по Мадриду. Не надо тащиться за Педрунчиком. Ему там, на съемках, будет не до тебя. Да ещё с этим ненормальным, с этим фанатиком, с этой знаменитостью. Хотя фильмы он хорошие делает… Оставайся, порадуй меня!
Мерилин задумалась, но ненадолго. У неё была уже давно назначена фотосессия. Чем, однако, Мадрид хуже давно надоевшей студии? Она позвонила фотографу - тому самому - и сказала, что не может прилететь к нему.
- Тогда я прилечу к тебе, красавица моя. Ты где?
- Я в Мадриде и пробуду тут дней десять, не меньше.
- Сможешь подарить мне несколько часов?
- Три дня, не больше.
Фотограф засмеялся: - Царский подарок. Лечу.
- Рони! Не забудь мои условия: никаких раздеваний и никаких помощников, только ты и я.
- Всё как всегда, моя дорогая. Только ты, я и камера. А студию…
- Никаких студий - Мадрид!
- Ах, какой подарок! Я и просить об этом не решался. Бегу…
- Рони! Тебе сколько лет? Успокойся. И вот ещё что: я тебя познакомлю с мамой Пико. Вот она - воистину красавица. Хорошо бы…
- Я всё понял, моя несравненная. И наряжусь, и губы накрашу…
- До свидания, мистер паяццо. Пойду предупрежу старушку.
В самолете фотограф заснул. Небольшой Боинг сильно трясло, он просыпался, снова задремывал, и ему снились обрывки странного сериала с участием Мирки и Пико. Сон был заболтанный и несвязный, но основную идею этого недоделанного и оборванного на полуслове сериала Рони с удивлением и недоверием понял, запомнил и сформулировал очень коротко: "Мы (т. е. актер и его возлюбленная) уходим в бессрочный семейный отпуск". В конце сна он взял камеру и закричал: "Погодите, не уходите! А как же…" - но остановился на полуслове с раскрытым ртом, подумал: "Что это я раскричался - это же не моя тайна," - вздрогнул и проснулся. Стюардесса, наклонившись к самому его уху, просила пристегнуться, самолет шел на посадку.
Рони был суеверен. Он, так же как и я, верил, что сны - это неспроста. Но он, в отличие от меня, был профессиональный шпион. Поэтому всякое сообщение, тем более такое странное и неожиданное, всегда проверял и перепроверял. Но он был суеверен и никому - никогда - ничего не рассказывал и сам вел себя так, как будто ничего не случилось и он ничего не знает - вплоть до окончания проверки. До сих пор все оканчивалось благополучным вычеркиванием сна из памяти, что ничего не меняло, и всё равно каждое следующее подобное сообщение тщательно проверялось на достоверность.
Рони-фотограф искренне любил красавицу Мерилин, любил с ней работать и заранее радовался предстоящей фотосессии. Особенно потому, что Рони-шпион был на этот раз свободен и никаких указаний Центра относительно Мерилин-шпионки не получал. На другой день он позвонил, к телефону подошла мать Педрунчика, представилась и спросила:
- Вы говорите по-испански?
- Да, сеньора.
- Вот и хорошо. Мирка ненадолго вышла. Она просила вас приехать ко мне домой немножко покушать. Мы обе будем рады вас видеть. Если вам не терпиться начать работать, возьмите свои аппаратики. Только в любом случае - сначала обед. Да, Рони! Никаких подарков.
- Даже цветы?
- Цветы - не подарок. Мы ждем вас.
- В котором часу… - но старая испанка уже отключилась.
Рони не удержался и кроме нескольких длинноногих алых роз принес бутылку хорошего вина. Старая испанка представилась: "Ана", - обрадовалась розам, взяла бутылку двумя пальцами за горлышко и поставила около входной двери: "Уходя, не забудьте взять с собой".
Рони оторопело смотрел на Ану и молчал. А та, будто ничего не замечая, продолжала:
- Мирка скоро придет. Пойдемте в гостиную. Хотите пить? Или выпить? - Но тут старая женщина вдруг осознала, что гость ещё не вымолвил ни слова. - Что-нибудь случилось? Я вас обидела?
- Такая красавица, - прошептал Рони. Ана нахмурилась, удивленно посмотрела направо, налево, назад… А Рони опять прошептал: - Такая красавица.
И тогда Ана засмеялась: - Я уже забыла это слово и что такое комплимент. Спасибо.
- Это не комплимент. Это я, фотограф, фотохудожник, мужчина, близко видевший всех знаменитых красавиц, говорю вам правду, истинную правду и ничего, кроме правды.
Ана перестала смеяться:
- Спасибо, дорогой мой. И больше не надо об этом, а то я заплачу. А испанке, даже старой испанке, не пристало плакать перед незнакомым мужчиной.
- Можно мне…
- Да. Только без моего разрешения нигде не печатайте. И Педрунчику не говорите; я сама скажу и покажу. А вот и Мирка. Пошли обедать.
8
Генрих высадил актера у гостиницы, поблагодарил за щедрые чаевые, и поехал домой, где уже сидели с виноватым видом его помощнички, с которыми он работал первый раз. Генрих понимал, что ругаться бессмысленно, поэтому был деловит и краток:
- Слишком много ошибок, господа-товарищи. Вы решили, что раз актер, значит профан в разведке. А он посмеялся над вами, обвел вокруг пальца и теперь вам одна дорога…
- Домой поедем, - сказал тот, кто сидел за рулем микролитражки…
- На заслуженный отдых, - грустно отшутился тот, который выбрасывал мусор, а потом бежал к машине… - Жена будет довольна…
- Не мне решать, ребята. Но тут вам больше нечего делать. Однако нет худа без добра: актер куда как умнее и грамотнее, чем нам его описали. И работать с ним надо с полным уважением. Он - достойный противник… Или соперник… Или коллега.
На следующий день после приезда съемки продолжились в обычном бешеном темпе. Петр Никодимыч, как звали актёра в этом фильме, дремал в кресле, пока над ним колдовали гримеры. Пришел режиссер, посмотрел, остался недоволен и попросил сделать лицо "более усталым". Сделали, режиссеру понравилось, самому актеру - нет. Но о такой "мелочи" не стоило спорить. Пока устанавливали свет, он еще раз пробежался глазами по тексту. Подумал: "Не все так плохо с этим максималистом. Слава Богу, можно не зубрить и импровизировать." Но одна реплика показалась ему обязательной, очень важной и как нельзя лучше объясняющей, почему он работает не только актером: "Несчастный русский народ почему-то думает, что живет в 21 веке". Прибежал помощник режиссера, стал уверять, что "давно пора, всё готово, поторопитесь, пожалуйста!". А когда Петр Никодимыч появился на площадке, режиссер замахал на него руками: "Иди отдыхай!" - и принялся материть оператора и осветителей. Педрунчик весело засмеялся: всё в порядке, всё, как обычно. Вернулся в гримерную и стал думать совсем о другом.