- Заткнись, - рявкнул громила. - Я не тебя спрашиваю, ты у меня вот здесь, - сжав огромный кулак, он выставил его вперед. И вновь обратился к журналисту. - Не отвечаешь? Хорошо. Пойдемте со мной. Оба.
Парень испуганно поднял на него глаза и тихо произнес:
- Доллары…. Двести долларов.
- Вот это другой разговор, - сразу обмяк начальник. Указав на нас кивком головы, отдал приказание подчиненным, с молчаливым интересом наблюдавшим за сценой из-за его спины:
- В отделение. Ваучериста пока в "телевизор", этого ко мне в кабинет.
Мы тронулись вглубь базара. Начальник впереди, остальные за ним.
- Может, договоримся? - негромко заикнулся я.
- Вперед, писатель, - не оборачиваясь, ухмыльнулся начальник. - Я предупреждал, что всех пересажаю?
- Предупреждали.
- Таблички срывал? Говорил, что только за одну писанину буду оформлять на пятнадцать суток?
- Говорили…. Не помню, меня тогда, наверное, не было.
- Бы-ыл, но как заяц прятался по углам. И сейчас в штаны наклал. Почему сразу не признался?
- Зачем? Это коллега, мы с ним знакомы.
- Тоже писатель?
- Нет, но…, - я подумал, что слово "журналист" или "корреспондент" может вызвать неприятные ассоциации. В сводках новостей по телевидению чуть ли не ежемесячно сообщали об убийствах корреспондентов. Главное, даже не в горячих точках, а во вполне мирных российских городах, если после начала перестройки таковыми их можно было назвать. - Короче, работник телевидения.
- Ну да, у вас же там все повязаны: пресса, телевидение, радио, писатели, поэты, музыканты… Одна шайка-лейка.
Вытянувшись в цепочку, мы проходили мимо майонезных рядов, возле которых толпилось много людей. Никто никого не держал за рукава. Можно было вильнуть в сторону и смешаться с народом. Но, во-первых, не оставляла надежда на лучший исход, а во-вторых, работа на базаре тогда была бы невозможна. Любой мент мог прицепиться к неправильно пришитой пуговице на рубашке, не говоря уже о слежке за крупными сделками. И только когда мы втроем свернули направо, по направлению к рыночному милицейскому пункту охраны правопорядка, на лбу снова выступила холодная испарина. Я совершенно забыл о купленных вчера поздно вечером ста пятидесяти долларах, оставленных для продажи постоянному клиенту, и об орденах "Славы" третьей и второй степени. Все это я еще дома, перед отъездом на работу, небрежно засунул в один из карманов сумки. Даже при поверхностном шмоне баксы с наградами бросятся в глаза в первую очередь. И пожалел, что в удобный момент не вильнул хвостом между майонезными рядами. Выгрузился бы и, как ни в чем ни бывало, минут через десять - пятнадцать, ввалился бы прямо в кабинет к начальнику, объяснив свой побег хотя бы простым испугом. Менты любят, когда их боятся. А теперь полный набор вещественных доказательств, подлежащих уголовному преследованию. Ордена скупать запрещено ввиду вышедшего строгого указа, баксы тоже. Указы, конечно, не действовали, потому что людям нужно было на что-то жрать, да и орденов с баксами - кот наплакал. Не коллекция и не тысячи. Но долго ли раскрутить дело, начав хотя бы с той же пуговицы.
Поднявшись по высоким ступеням, мы вошли в полутемный прокуренный коридор. Слева невысокий деревянный барьерчик с дежурным за ним, справа, подальше, такие же перильца с воротцами, отделяющие задержанных. Загнав нас в угол небольшой комнатки - приемника, начальник побежал выяснять, свободен ли какой из кабинетов. Это была не его вотчина. Районное отделение находилось за Ворошиловским проспектом. Почувствовав свободу, я сразу принялся за обработку парня:
- Слушай, коллега, вот тебе твои баксы и мы расходимся как в море корабли, отвечая каждый за себя.
Он, было, протянул руку, но сразу ее отдернул.
- Этот… здоровый, уже знает, что они у тебя.
- Ну и что, скажешь, хотел продать, а потом передумал.
- Ты хочешь все свалить на меня? - испугался он.
- Почему? Я их все равно еще не купил.
- Получается, что я инициатор.
- А какая разница. Если заведет дело; мы будем фигурировать в нем одинаково.
- Нет. Я получаю зарплату в долларах.
- О-о, прогресс, - обрадовался я за коллегу. - Тогда тем более не о чем говорить. Ты чист.
- Ты просто вернешь их мне и все. Потому что они мои, и я имею право обменивать их на российские рубли, - не слушая доводов, продолжал парень. - Но при нем, так будет честнее.
- Ты как я в молодости, - брови мои нахмурились. - Доллары нужно обменивать в государственном банке, а не на базаре. Пойми, ты можешь остаться с пустыми руками, потому что баксы, не дай Бог, подошьют к делу, - я задумался. - Хорошо, тогда скажи, что отдал их мне для того, чтобы проверить, фальшивые или нет.
- Нам фальшивыми не платят, - отпарировал журналист. - И он это прекрасно знает.
- Ничего он не знает, - психанул я. - Ему надо показать, что он работает. А что трупы по городу валяются, а убийц и след простыл, да квартиры чистят под метлу, им наплевать. Зато на таких делах он орел.
- Не надо выдумывать, пусть останется как есть, - как заведенный забубнил парень. - Все обойдется.
Сплюнув, я сжал кулаки и отвернулся. Но злиться долго, тем более, образумить напарника мне не дали. Калитку отворил один из подчиненных начальника.
- Баксы при тебе? - настороженно спросил он у меня.
Я молча протянул сложенные доллары. Облегченно вздохнув, оперативник мигом извлек из портфеля листок бумаги, быстренько состряпал акт об изъятии. Подозвав кого-то из нештатных сотрудников, заставил расписаться за свидетелей и, подсунув бумагу мне, ткнул ручкой в конец акта:
- Вот здесь.
- Ничего я не буду подписывать, - угрюмо буркнул я.
- Тогда отвезем в следственный изолятор, - пообещал оперативник. - Там тебя быстро расколят.
- А если подпишусь? - поднял голову я.
- Не знаю, на усмотрение начальника. Если первый раз, соблаговолит и отпустить. С предупреждением, конечно.
Я подумал, что если повезут в изолятор, то там шмон проведут капитальный. После него уповать будет не на кого. Оставшись же на воле, можно будет что-нибудь придумать. Подмахнув бумагу, отдал авторучку.
- Нормально. Не могу сказать, что дурак, - удовлетворенно кивнул оперативник. - Пойдем, начальник ждет.
Письменный стол в небольшом с сейфами кабинете был завален папками. Нас, ваучеристов, часто приводили сюда. Но обыскивали редко. Выписав квитанцию на штраф за незаконную деятельность, отпускали на все четыре стороны. И мы снова занимали свои места. До следующего возникновения проблемы с пополнением федеральной кассы за наш счет. Начальник расположился на скрипучем стуле за столом, бросив толстые как бревна руки на кусок органического стекла поверх столешницы.
- Как же так, писатель, - с несильным кавказским акцентом сразу заговорил он. - Работник творческой профессии, служитель, как говорится, муз, И вдруг спекулянт. Валютчик.
- В первый раз, - развел я руками.
- Э-э, дорогой, темнишь. Разве мы с тобой не встречались?
- Может быть, в вашей республике. Я ездил туда по приглашению ваших писателей.
- Вот как! И где же ты был?
- В основном, в горных селениях, на шашлыки выезжали. Кахетинское, имеретинское пробовал.
- Хорошие вина?
- Лучшего не отведывал. Двадцати пяти литровую бутыль осушили задолго до того, как миновали последний поворот перед Орджоникидзе. Где-то в Дарьяльском ущелье.
- Значит, на Крестовом перевале побывал?
- В Мцхета, древней столице, тоже. Вообще, гамарджоба, генацвале. Извини, батоно, забыл поприветствовать.
- Лиса, а? - подмигнув сидящему напротив другому оперативнику, указал на меня начальник. - Но ты не ответил на вопрос, как забросил сочинять книги и стал спекулировать долларами.
- А кто вам сказал, что я бросил писать, - развел я руками. - Работаю над новым произведением, но денег на издание нет. Вот и пришел на базар.
- Подзаработать, - хитро сощурился кавказец.
- Для выпуска книги, - уточнил я.
- Получается?
- Слабо. Разве вы меня часто видели среди ваучеристов?
- А долларами почему стал заниматься?
- Знакомый попросил. Но я их так и не купил. Подоспели вы.
- Так рассчитайся за них.
- Когда выпустите, а то и бабки, и баксы накроются.
- Это не в моей компетенции, - отвел взгляд начальник. - Видишь человека, который ведет твое дело? Его проси, ко мне обращаться не надо.
Задев животом столешницу, он поднялся со стула, прошелся по комнате взад-вперед. Затем заговорил снова:
- Да, дорогой, влип ты как муха в липучку. Годика на три, а? - моргнул он оперативнику. - Хорошо, что не стал, как другие спорить, подписал протокол об изъятии. Иначе я тебя уже сейчас отправил бы в изолятор.
- Ребята говорили, что вы человек добрый, - заискивающе начал я. - А у меня первый привод. Ребенок маленький. Сын, четыре месяца.
- Четыре?! Молодец. А на вид седой уже. А кто ж тебе говорил, что я добрый? Не помню, чтобы добрым был.
- Ваучеристы. Они вас уважают.
- Нет, ты понял? - воздел он ладони по направлению опять же к оперативнику. - Я их гоняю как диких баранов, а они, говорит, уважают. За что меня уважать? За то, что покоя не даю?
- За справедливость, - как бы безразлично пожал я плечами. Кажется, удалось найти слабую струнку.
- А почему они не уважают меня? Я говорю им одно, они делают по-своему. Я срываю таблички, они снова их рисуют.
- Люди. Жить хотят.
- А я не человек?
- Большой человек.
- Вот именно. Прощаешь, прощаешь - никакой благодарности.
- Я буду, благодарен, если вы отпустите меня.
- Тебе сказали, к кому обращаться, - начальник подошел к двери, крикнул кому-то. - Машина не подошла?
У меня похолодело в груди. Значит, все лестные слова даром. Все-таки упечет в изолятор, мать честная. А там, по рассказам побывавших в нем ребят, не кайф. Душно, клопы, тараканы. В туалет не достучишься, тюремщики звери.
- Разберись с ним, - сказал начальник оперативнику. - Пойду посмотрю, что у них случилось.
Без интереса потеребив протокол в руках, оперативник отложил его в сторону и посмотрел на меня.
- Ты действительно еще не рассчитался за доллары?
- Нет.
Подойдя к двери, он крикнул, чтобы привели парня. Затем снова уселся за стол. Когда журналист вошел, кивнул в его сторону:
- У него покупал?
- Да.
Быстро раскрыв сумку, я отсчитал несколько полтинников и десяток и сунул парню в руки.
- Так у тебя и деньги в сумке! - оперативник оторопело пробежал протокол изъятия глазами. - Ничего себе, работнички. Не обыскали, не внесли, - потерев ладонями виски, он повернулся к парню. - Ты пока подожди в коридоре, потом вызову.
Когда дверь закрылась, я тихо заговорил:
- Может, договоримся, начальник? Я действительно первый раз влетел. Никогда такого не было. И не будет.
- Все вы так говорите, - буркнул тот. - А на другой день, или даже через час, снова с табличкой.
- Но ты же знаешь, что ваши ребята - Гелик, Андрос - меня не трогают. Я больше по ваучерам, купонам, монетам работаю. А с баксами как не везло, так и не везет. Отпусти, в долгу не останусь.
- Да тут без меня все решили, - наконец, вскинулся оперативник. - Протокол составлен неправильно. Переписывать? Где теперь искать понятых?
- Тем более, - придвинулся я поближе, прекрасно понимая, что он играет в кошки-мышки. - Отпусти, любой заказ выполню, только намекни. Хоть тебе с женой, хоть родственникам. Цепочку подешевле, сережки.
Ребята из уголовки часто просили подобрать какое-либо изделие из золота или серебра. Не ширпотребовское, конечно, пооригинальнее. Выудив редкую вещицу, ребятам специально откладывали ее для них, отдавая либо бесплатно, либо за сумму ниже потраченной. Это был своего рода презент за возможность работать без постоянного напряжения, иначе никто не продержался бы и недели. Не составлял исключения и сидящий передо мной оперативник, знакомый по нечастым облавам.
- Да мне пока ничего не надо, - подняв голову, усмехнулся он. - Ты же знаешь по последнему постановлению, что на сумму, превышающую сто долларов, надо иметь декларацию из госбанка. Остальные баксы оформляются как приобретенные незаконным путем, то есть, спекуляция валютой. Статья предусматривает заключение под стражу и конфискацию имущества.
- Читал, - хрипло выдавил я. - Но у меня не тысячи, а всего двести баксов. К тому же купил я их у своего знакомого.
- Какая разница. Не надо было покупать, - нагло ухмыльнулся оперативник. - Отдал бы их ему, пока вдвоем куковали в "телевизоре" и шито-крыто. Тогда бы мы спрашивали с него, почему он не пошел сдавать доллары в сбербанк, а принес их на базар.
Я наконец-то осознал до конца, какую допустил ошибку, рассчитавшись с парнем. У того наверняка есть декларация или справка о том, что зарплату он получает в валюте. Его бы просто предупредили о последствиях за незаконную сделку и тут же отпустили. Но этот балбес отказался забирать баксы. Ну… тупой, подвел и меня, и себя ни за хрен собачий. Теперь надо как-то выпутываться.
- Сто тысяч хватит? - осторожно начал я торг.
- Хватит, - с иронией кивнул оперативник. - Жопу подтереть.
- А сколько? Говори прямо, свидетелей нет. Свои люди.
- Не знаю, думай сам, - он неторопливо разложил прикрепленные скрепкой к протоколу доллары на две кучки. В одной сотка, в другой два полтинника. - Голова, надеюсь, на плечах есть.
Я тяжело вздохнул. Всего на какой-то миг потерял контроль над собой из-за собачьей радости от встречи со старым приятелем и результат не замедлил себя ждать. Неужели нельзя было отвести журналиста в сторону, подальше от лишних глаз. Зайти хотя бы в рыбный магазин и там рассчитаться. А потом спокойно вести беседу. Нет, елки-палки, раскрасовался петухом, долбаный нищий миллионер. Теперь придется смириться с потерей трехсот с лишним тысяч рублей. Покривившись, я протянул руку к кучке с двумя полтинниками. Все-таки их можно продать подороже. Но оперативник опередил, быстро подсунув "сотку". Ему тоже надо было делиться.
- С протоколом как? - пряча ее в карман, спросил я.
- Порву. Можно на твоих глазах.
Кусочки бумаги с подписями свидетелей и моей собственной, теперь бесполезные, порхнули в мусорную корзину. Молча кивнув, я вышел за дверь и, не взглянув на приклеившегося к стене парня, потопал по коридору. В голове пронеслась злорадная мыслишка, что его тоже раскрутят. Такого теху-матеху как два пальца обоссать. Ну и ладно, может, поумнеет.
- Накрыли? - привычно обнимая Лану за плечи, с сочувствием спросил Серж, когда я снова влился в плотные ряды ваучеристов. - Во сколько обошлась свобода?
- В "сотку", - раздраженно буркнул я.
- О-о, ставки повышаются. Я тогда отделался лимоном деревянных на штуке баксов.
- А я ста тысячами на пятистах, - хихикнул Вадик.
- Деревянными они теперь не принимают, - сплюнул я сквозь зубы. - На наживку по части безделушек из "рыжья" тоже не клюют. Переходят на валютное обслуживание.
- Это в связи с новым постановлением, - предположил Вадик. - Может, баллоны проколоть, чтобы не наглели?
- Дикие методы, - поморщился Серж. - Вспомните, как убрали Кровососа. Тот вообще кислород перекрывал. А стоило нашим заикнуться о нем одному сотруднику из областного управления, и нету Кровососа. Даже в органах не работает.
- Попил из вас кровушки достаточно, - басовито засмеялся незаметно подошедший Прокопыч, широкоплечий коренастый скупщик золотых изделий чуть за пятьдесят лет. - Рассказывали, день работы обходился каждому в червончик. Наварил, не наварил, его не волновало. А влетел - откупайся по полной катушке. Становись, писатель, отрабатывай "соточку". Теперь ты свой, с месяц никто пальцем не тронет.
Вокруг дружно засмеялись. Нацепив табличку, я перешел на другую сторону узкого прохода, поближе к табачникам. Расходы, расходы….Когда только даст Бог скопить деньжат на средний прожиточный минимум, чтобы в течение лет эдак десяти не трястись на базарах, не оглядываться на улицах, да по возможности помогать детям, внукам. Ничего не удалось заработать при родной Советской власти. Машины нет, квартирка так себе. А ведь ставил всесоюзные рекорды не на кондитерской фабрике - на формовке в литейном цеху. По две смены чуть не через день пахал, в остальные дни вагоны разгружал на овощной базе. Победитель разных литературных конкурсов. Лауреат. Тьфу, мать честная, может, оттого и тянет к бутылке, что ни личной жизни, ни удовлетворения в творческом плане. Все признавали, вплоть до родных жен, что работяга, не графоман. А не платили, сколько положено, и не печатали. Паскудное, с оттенками татаро-монгольской дикой зависти, общество с разбуженными Советской властью первобытными инстинктами.
Я не стал дожидаться прихода постоянного клиента, продав вместе с "соткой" и оставленные ему баксы. Ордена "Славы" на всякий случай тоже отдал знакомому продавцу сигарет, у которого оставлял кувшин с медным тазиком. Солнце зависло над одной из крыш высотного здания. Появилась первая волна работяг с заводов и фабрик. В такое время рассчитывать на крупный улов не приходилось, но иногда серая безликая масса выталкивала и "золотую рыбку". Вот и сейчас я с надеждой уставился на подошедшую ко мне женщину в широком, оборками, платье, с агатовой, в серебре, брошью на пышной груди.
- Ложки позолоченные возьмете? - спросила она низким голосом. Взгляд недоверчивый исподлобья, как у всех ограниченных людей, хотя мордашка смазливая. - Шесть штук.
- Давайте посмотрим, - я постарался напустить на себя важный вид, чувствуя, что с ней так и надо. По другому не поймет. Тем более, если не ослышался, количество ложек отвечало первичному набору. А наборы не залеживались.
Женщина вытащила из хозяйственной сумки пожеванную тряпицу, развернула ее и протянула мне. При поверхностном осмотре ложки показались обыкновенными, хотя серебряными. Они были уложены в плотную стопочку. Взяв одну из них, я заинтересовался замысловатым рисунком из разноцветной эмали на внешней стороне. Похоже, он что-то обозначал, но разобрать было трудно. Перевернув ложку, я на секунду замер. На гладком, отливающем матовым блеском сгибе ручки, между таким же разноцветным орнаментом, как и на внешней стороне, и клеймом высокой пробы, выпукло обозначились заглавная буква "А" с завитушками, а под ней римская цифра "три". Неужели набор из столового серебра, принадлежавшего лично императору Александру Третьему! Именно, так сказать, его персоне и никому более. Вполне возможно, что ложки были подарены одним из русских промышленников - капиталистов, например, Тимофеем Саввичем Морозовым в ознаменование завершения присоединения к России Средней Азии. Откушай, мол, государь-батюшка, моим подарком из новой чашки. А заодно забудь Морозовскую стачку, которую довелось тебе подавлять. Или сам царь сделал кому-то подарок. Стараясь не выдать волнения, я вновь всмотрелся в рисунок на внешней стороне. На внутренней отвлекали великодержавные инициалы. Но разобрать ничего не удалось, слишком замысловатой оказалась вязь.
- Обычное серебро, - небрежно сказал я. - Откуда у вас эти ложки? От бабки, наверное?
- Это не серебро, а позолоченные, - заартачилась женщина.
- Понятно, - не стал спорить я, дабы не спугнуть ее долгими объяснениями. Один хрен ничего не поймет, ей нужны только деньги. - Я спрашиваю, где вы откопали позолоченные?