- Муж дурак, все деньги на монеты да на портсигары с солдатами ухлопывал. А ложки с карманными часами ему по наследству достались. От них и пошла болезнь к собирательству. В колхозе-то ни одного дня не погорбатил, почем копеечка достается. Коллекционер долбанный. Норовил все чужие денежки тратить.
- А где он сейчас? - подумалось, что женщина в колхозе тоже не больно горбатилась, если судить по ее пышному виду.
- Пьет, где. Выгнала. Связался с какой-то блядью подзаборной. Вдвоем и глушат. А коллекцию свою якобы сыну по наследству оставил, на кой ляд она сдалась. Сыночку только восемь лет. Лучше бы алименты платил или денег дал. Поила - кормила изверга…
- Ясненько, семьи, значит, не получилось.
- И не было никогда. Как взял меня, девчоночку, я тогда на фабрику устроилась, а он уж инженером командовал, так и не получилось, - все больше распалялась она. - Я мебель старую выбросить хотела, чтобы новую завезти, он - не тронь, мол, она еще при царе сделана. А когда квартиру получили, я взяла и выгнала. Надоел хуже горькой редьки со своими царями - дворянами. Пусть теперь его любимые графья с князями кормят.
- Что же он, совсем денег в дом не приносил?
- Попробовал бы не принести, я бы принесла.
- Хорошо, это ваши проблемы, - начал уставать я от бесполезного разговора. Но кое-что все-таки прояснилось. Ложки передавались по наследству, значит, они представляют ценность. Простое серебро давно бы сбагрили. - Сколько вы хотите за… позолоченные?
- Двести тысяч, - не задумываясь, выпалила женщина.
Подкинув на руке набор, я на глазок определил, что вес его примерно граммов триста, по пятьдесят в каждой ложке. По лому получается около ста пятидесяти тысяч рублей - высокопробное серебро. Но сохранность стопроцентная. И царские вензеля, если, конечно, они царские. По штуке за грамм уйдут - делать нечего, тому же Алику. А подтвердится их уникальность, - вообще цены нет. Надо покопаться в справочниках, которых на нумизматическом толчке валом. Если же начинать сбивать цену, то эта дура мигом сдернет. Ей уступить копейку - лучше удавиться.
- Дороговато, - пожевав губами, промычал я. - Надо подумать, сумма немалая за серебро.
- Позолоченные, - вскинулась женщина. Она абсолютно не понимала, что золота на ложки пошло микроны и что ценность их не в этом, а в буковках с тыльной стороны. Но слово "позолоченные" для нее было дороже вензелей. - Двести тысяч. Цена окончательная, так мне сказал отец.
- Твой отец такой же, как и ты… ушлый, - засмеялся я, пряча ложки и вытаскивая деньги.
- А то как же, нас не надуришь.
Хотелось сказать, что вас давно уже надурили, еще в семнадцатом году, когда предложили разграбить самих себя. Но смысл жестоких слов вряд ли дошел бы до этой бабы. Даже через семьдесят пять лет. Рассчитавшись, я направился к ребятам за консультацией. И тут нос к носу столкнулся с Витькой Киселевым, с которым когда-то работал в одной бригаде формовщиков. Он часто заглядывал на базар, в основном, когда в семье были нелады. Сейчас же вид имел деловой.
- Извини, - спешу, - пожав руку, торопливо зачастил он. - Договорились с одним хозяином насчет покупки садового участка.
- Поздравляю. Но у тебя, кажется, денег не было, а участки поднялись в цене до стоимости приличного флигеля.
- Билеты "МММ" сдал. Полтора миллиона навара.
- Классно. Я тоже хотел их купить.
- Надо было. Они прут, как на дрожжах. Скоро за сто тысяч перевалят. Если все будет удачно, через часик заскочу. Обмоем.
- Давай, у меня сегодня как раз есть настроение.
Виктор помчался на встречу с хозяином садового участка, а я направился к Сержу, заряжавшему богатенького клиента из "новых русских" пачкой долларов. Наконец здоровенный, кровь с молоком, молодой парень в свободно сидящих брюках, с тяжелой золотой цепью на толстой шее, отвалил. Серж втиснул несколько миллионов рублей полтинниками в кошелек на поясе, задернул замок.
- А ну посмотри, молодое базарное дарование, стоит ли она что-нибудь в исторических масштабах, - я вручил ему одну из ложек.
- О! - неподдельно восхитился тот. - У кого ты ее оторвал?
- У меня их шесть штук. Набор.
- Шесть? - Серж покрутил ложку в руках. - Жаль, если бы все двадцать четыре, ты бы мог спокойно оформить визу в любую из капиталистических стран и остаток жизни провести в роскоши. А с таким количеством придется тормознуться в родной России.
- Ничего не стоят? - сразу сник я.
- Стоят, но не столько, сколько ты думаешь. Крупный коллекционер вряд ли будет связываться.
- Понятно. Они хоть с царского стола?
- Само собой. Но не мешает проверить по каталогу.
Я не стал заострять его внимание на орнаменте, похожем на надпись славянской вязью. Все равно ложек не двадцать четыре. Решил получше проконсультироваться у знакомых нумизматов, по воскресеньям собирающихся в парке Горького. Заодно отнести на толчок тазик с кувшином. Не намного, но там платили дороже. Пока ваучеристы, цокая языками и высказывая массу предположений, изучали мою собственность, вернулся Виктор, довольным видом напомнив о потерянных трехстах тысячах рублей.
- Договорились, - смахивая пот рукавом рубашки, сообщил он. - Уступил за полтора миллиона. Ни копейки из своих не доплачивать. Спасибо "МММ".
- Далеко? - без интереса спросил я. Совсем недавно я тоже мечтал приобрести дачный участок с небольшим домиком. Потянуло на землю. Но сначала для этого надо было обзавестись семьей, тогда приобретение земельного пая выглядело бы вроде как к месту. Мужчине закручивать банки с соленьями - вареньями не кайф. Этим заниматься должна все-таки женщина.
- Нет, сразу за Западным массивом. Пойдем, я угощаю.
Мы подались в ближайшему кафе на Буденновском проспекте. Я - разбавлять горе от потери денег, друг, наоборот, подогревать радость от выгодной сделки. Расстались мы где-то ближе к семи вечера, успев за это время перелопатить прошлую и настоящую жизнь. Купив на базарчике бананов, я прыгнул в троллейбус, и поехал к Людмиле, чтобы вновь почувствовать на руках приятную тяжесть маленького тельца сына, увидеть детскую улыбку, услышать протяжное "а-а". Пока это была основная буква в его лексиконе. Но Людмила за порог не пустила. Загородив входную дверь, твердо сказала:
- Я тебя предупреждала, что пьяному здесь делать нечего.
- Да мы по стакану всего, - запротестовал, было, я. - Меня обули на триста тысяч рублей.
- Мы, кажется, договорились, чтобы свои проблемы ты оставлял за порогом и пьяный не приходил. Достаточно папиных заскоков.
- Спокойно пересплю, а утром поеду на работу, - попытался объяснить я. - Если сейчас поеду домой, то боюсь, могу сорваться. Ты же знаешь, какие у меня друзья.
- Меня это меньше всего волнует.
- Тьфу, елки-палки, деньги-то можно оставить?
- Нет. Я не собираюсь за них отвечать.
Она захлопнула дверь. Я выскочил на улицу злой, как собака. Ее логика не укладывалась, ни в какие рамки. Неужели непонятно, что от денег может остаться пшик. Мало того, что сам пропьюсь, но еще и разворуют. Сама же пострадает. Но Людмила поступала именно так всегда, заставляя рассчитывать только на себя, не оказывая ни помощи, ни поддержки в трудную минуту. Конечно, ей было нелегко: Данилка, подросший Антон, все чаще приводивший в квартиру дымящих табаком шумных друзей, пьющий отец, старая мать. Ладно, на взаимопонимание я давно не надеялся, но посочувствовать она была обязана. Ее безразличие к моим делам, проблемам, личной жизни, наконец, просто бесили, подливая масла в огонь. После таких оборотов я напивался, кажется, специально, в знак протеста. Вот и сейчас, сойдя с трамвая, направился прямо к призывно сверкающему заставленной бутылками витриной коммерческому ларьку. Зайдя в дом, швырнул сумку с деньгами в шифоньер. Затем нетерпеливо откупорил плоский флакон с "Амаретто", наполнил тягучей жидкостью бокал и опрокинул в рот. И сразу же раздался звонок. Показалось, что после долго периода трезвости я ждал его как родного.
Очнулся я только на четвертый день, достойно отметив чужеродные своему мировоззрению майские праздники. В постели рядом со мной лежала какая-то женщина. В носу щекотали запахи перебродившего спиртного. Пошевелив рукой, я понял, что женщина голая. В головке члена засвербило. После пьянки всегда тянуло на половое сношение. Когда член упруго выгнулся под одеялом, я развернулся, нащупал пальцами ягодицы партнерши и воткнул его между ними, сразу попав в скользкую половую щель. Промычав что-то спросонок, женщина - или девушка - придвинула попку поближе к моему лобку, одновременно принявшись сжимать и разжимать мышцами стенки влагалища. Она, видимо, хотела, чтобы я поскорее кончил. А может, загорелась тоже. Покачав несколько минут, я вытащил набухшую головку члена, упреждая взрыв готовой брызнуть спермы. Натянутая кожа чутко ощущала прилипшие к ней волосы вокруг ее половых губ. Партнерша подвигала попкой взад-вперед, затем обхватила горячими пальцами член, помассировав его, вновь ввела во влагалище. Застонала, изогнулась, притираясь полными ляжками к моим. Но теперь я работал спокойно, не боясь досрочного завершения полового акта. Головка уперлась в чуть раскрывшуюся шейку матки. Женщина зашлась в интимном долгом стоне, таком желанном для каждого мужчины. Я почувствовал, как тугая горячая струя хлестнула прямо по натянутой уздечке члена, обволокла его весь липкой слизью. Воспользовавшись моментом, резко качнул задницей вперед, еще шире раскрывая шейку матки. Хотелось выбросить семя прямо туда, в таинственное место для вынашивания будущего ребенка. Чтобы наверняка. Это было не продуманное, а инстинктивное, скорее, животное желание. Края шейки раздвинулись, женщина забилась в ярчайшем экстазе. Теперь с губ ее сползал не долгий стон, а срывались собачьи повизгивания. Она царапала стену, кусала зубами подушку, натянутые струной мышцы ног пронизывала крупная дрожь. Обхватив за плечи, я впился губами в мокрую шею, на секунду замер и захлебнулся в прокатившихся по телу конвульсиях страсти. Длинных, как океанская волна. Никогда еще не доводилось испытывать такого удовольствия. Это было что-то фантастическое. Сознание то возвращалось, то исчезало снова, кожа с головы до пят взорвалась испариной. Только через показавшееся вечностью время мне удалось опомниться, разжать впившиеся в плечи женщины пальцы и в изнеможении откинуться на подушку. Упавший член мягко соскользнул с половых губ, прилип к тугой круглой попке. Мыслей никаких не было, тело казалось легким, почти невесомым, оно будто выпарилось. Осталась одна удовлетворенная душа.
Так мы лежали долго, где-то с час, не шевелясь, и не пытаясь заговорить друг с другом, пока кто-то не улегся на звонок всем весом, одновременно забарабанив в дверь кулаками. Женщина откинула волосы, повернула лицо ко мне. Это была она, моя азиатка, обладательница завораживающего омута в черных зрачках и роскошных волнистых волос, буйным хмелем обрамлявших узкое, с тонкими чертами и полными губами, лицо. Пошевелив будто выточенными из прозрачной слоновой кости ноздрями, девушка кивнула в сторону прихожей:
- Стучат, - улыбнулась. - И не отстанут, пока не откроешь.
- Как ты здесь очутилась? - хрипло спросил я.
- Потом. Иди открой, а я пока нырну под одеяло. Про меня не говори.
- Ноги ватные, не дойду.
- Я вообще свои не чувствую. Иди, иначе с петель сорвут.
Я отрешенно пошарил глазами по комнате. Трусов нигде не было, зато брюки валялись прямо под кроватью. Надев их на голое тело, дернул замок на ширинке вверх и пошел открывать. На пороге полупьяные стояли сосед с третьего этажа, его жена, законченная алкашка, друг Андрей и еще какая-то молодая женщина. Из-за двери в квартире рядом показалась кучерявая, угольно-черная, голова Арутюна. Вид у него был весьма приличный.
- Бухаешь, писатель? - с сарказмом в голосе спросил он.
- Отхожу, - буркнул я, обращаясь сразу ко всем.
- А похмеляться не будем? - Андрей приподнял повыше две бутылки водки, сосед два "огнетушителя" вина.
Я на минутку задумался, затем обратил взгляд внутрь себя, пытаясь определить свое состояние. За порогом терпеливо дожидались моего решения. Так ничего и не поняв, я отступил в сторону, давая возможность гостям ввалиться сразу повеселевшей оравой. Захлопнув дверь, вслед за ними прошел в комнату, по которой словно пронесся ураган. Быстренько подняв с пола стулья и кресла, гости расселись вокруг стола, предусмотрительно оставив мне почетное место на диване. Под тумбочкой с телевизором я заметил початую бутылку коньяка, из-за журнального столика выглядывало обернутое серебряной фольгой горлышко от шампанского с накренившейся набок пробкой. Поднатужившись, вспомнил, что вчера поздно вечером ходил в "комок" за сигаретами. Наверное, там и подловила меня азиатка. Давно же я не видел ее, года полтора. Вот зараза, такой же сексуальной и осталась. С другой бы у меня никогда не получилось так красиво, как поутру. Даже задом, с глубокого похмелья, смогла увлечь. Зараза… Андрей шустро наполнил грязные бокалы и стаканы:
- Давай, чтобы не болела голова, - и первым осушил посудину.
Незнакомая женщина, покосившись на меня карим глазом, последовала его примеру. Башка у меня была светлой, поэтому я не очень торопился. Но отставать от других не хотелось. После приема похмельных, все взбодрились, заговорили разом, перебивая друг друга. Только сейчас до меня дошло, что гости уже где-то крепко поддали. Подумал, что в таком состоянии выпроводить их будет нелегко. Да еще, не дай Бог, заметят девушку. Но та сама высунулась из-под одеяла, попросила кинуть ей платье.
- Спала бы, - подавая одежду, недовольно бросил я ей.
- А вы будете бухать? - озорно подмигнула она. - Я уже выспалась.
- О, привет, - неожиданно повернулась к ней незнакомая женщина. - А ты как сюда попала?
- Как все, - влезая в платье, фыркнула азиатка. - Когда писатель бухает, то двери у него нараспашку. Однажды даже негритянку видела.
Гости подозрительно уставились на меня. Хмыкнув, я потянулся к бутылке с вином, водку уже проглотили. Азиатка аккуратно присела рядом. Точно также вела себя и негритянка из Бенина, когда я приволок ее, студентку Ростовского медицинского института, к себе домой. Зато потом не знал, куда деваться от лошадиных губ, что верхних, что нижних. Молоденькая, но сексуально озабоченная студентка, казалось, задалась целью засосать меня всего, без остатка, чтобы не тратить драгоценное время на поиски очередного партнера. Как в анекдоте: "… курить люблю. А еще женщин. Так бы весь туда и влез, только губы остались. - А губы зачем? - Курить люблю…". Она тоже хотела оставить от меня одни губы, уж очень они ей нравились. Вложив в руки Зуфры, так я назвал бывшую любовницу, фужер, я с удовольствием наблюдал, как она его осушает. Интересно, танцевала ли она ночью арабские танцы? Скорее всего, да. Но магнитофона нигде не было. Наверное, куда-то завалился. Впрочем, она могла танцевать и под прихлопы.
- Ты помнишь, что позавчера у тебя оставался ночевать какой-то парень? Молодой, - словно отвечая моим мыслям о магнитофоне, спросил Андрей. - Рассказывал, как воевал в Афгане. Мол, ему теперь все до лампочки - убить, изнасиловать.
- Не помню, - я вновь пошарил глазами по комнате. Дверцы платяного шкафа были раскрыты настежь. Ни кожаного, купленного в коммерческом ларьке у бывшей первой жены, добротного пальто, ни спортивного костюма. Японского "Тошиба" тоже нет. - А где он сейчас?
- Сказал, что утром собирается в Таганрог. Вроде, он там живет.
- Тогда где был ты?
- Спал на полу, а он на диване. Потом я проснулся, выпить нету, и поднялся на третий этаж, - сосед с женой в подтверждение дружно закивали. - Вечером стучались, стучались, но ты нам не открыл. Думали, и сегодня не будет, к Людмиле уехал.
Покосившись на притихшую Сайгель, я поднялся, пошарил в шкафу. Сумки с деньгами не оказалось. Но я мог перепрятать ее в другое место. Действительно, она нашлась под грудой проводов и шлангов на кухне. Рядом с мусорным ведром, из которого выглядывали острые края здоровенного кирпича с присохшим цементом. От его вида по груди прокатилась волна резкого холода. Черт возьми, предыдущая ночь могла оказаться последней. Где я мог подцепить этого идиота и зачем приводил домой, осталось за гранью памяти. Но сумку, слава Богу, не нашли, деньги, ложки на месте. Выдернув из пачки два "червонца", я спрятал заначку и вернулся к гостям, с живым интересом принявшимся допытываться, что пропало.
- Ничего, - вяло отмахнулся я. - Скажи еще спасибо, что живой.
- Магнитофона нет, - заметил пропажу и сосед. - Часы лежали на полке книжного шкафа, серебряный браслет…. Сколько раз говорил, не запускай чужих, обчистят - глазом не моргнут.
Хотелось крикнуть, а вы не пьете за мой счет, не воруете деньги? Но в душе образовалась пустота. Краем глаза вдруг заметил в ушах Зуфры знакомые сережки, перстенек на среднем пальце левой руки. Наверное, ночью подарил золото сам. Во рту стало сухо, словно неделю не видел воды.
- Все в мире закономерно, - осипшим голосом просипел я. - Так мне и надо. Наливайте, братцы, продолжим.
Скоро запасы спиртного закончились, надо было кому-то идти за новой порцией. Зуфра быстренько собралась и ушла, забыв упавшие под спинку кровати трусики. Гости засуетились тоже, хотя я не противился продолжению пьянки, не испытывая желания оставаться в одиночестве. Жена соседа еле держалась на ногах. Вместе с Андреем он подхватил ее под мышки и поволок к себе на третий этаж. Я протянул незнакомке "червонец".
- Хорошо, - немного подумав, согласилась она. - Но больше не открывай никому. Вообще никого не пускай.