Милюхин Соборная площадь - Юрий Иванов 30 стр.


- Ну и что я с ним буду делать, - отнекивался тот. - В нем пачки тысячных купюр. Пока разменяю, - полдня пройдет. Лучше баксами отстегни, а эти притули халявщикам.

- Еще обрадуются, - поддержал Меченого Фофа, здоровый, кровь с молоком, туповатый потомок тамбовских крестьян, еще во времена Петровских походов на Азов угнездившихся на Дону. - Или награди купцов. Им один хрен, какими бумажками расплачиваться за чеки.

- Я еще не знаю, будем ли мы сегодня брать или нет, - задумался Кристо. - Никаких вестей. Телефонные линии забиты, прорваться невозможно. Вавилонское столпотворение, - елки-моталки.

- А ты через областную администрацию, - хитро сощурил поросячьи глазки Фофа. - Вертушка, надеюсь, у них никогда не занята.

- При чем здесь администрация, - возразил Кристо. - Она к нам как к манде рукав. Своих проблем достаточно.

- "Капусту" брать не буду, - уперся Меченый. - Мы с тобой с самого начала договаривались на баксы.

- Хорошо, - согласился Кристо. - Но на три сотни дороже от биржевого курса.

- Идет.

Я пощупал сумку. Так и есть, вторую забыл захватить. Если Кристо приправит тысячными, то выйдет пятьдесят пять пачек. Как-никак пять с половиной лимонов. А что с ними делать потом, даже если их рассовать вплоть до пазухи. В магазинах кассирши брали за размен на крупные купюры по две тысячи со ста штук. Потеря составит сто десять тысяч рублей. То есть, не только жиденького навара, еще в накладе оказываюсь. Чеки принимать биржа, кажется, не собирается. Значит, скупать их не имеет смысла. Снова накладка, взял бы и тысячными, хер бы с ними, да рассчитываться не с кем. Я завертел головой по сторонам, словно кто-то мог подсказать выход из положения. Обрадовавший поначалу вид мешков с деньгами, теперь удручал. Странное существо человек, никогда не угодишь. Крутые ваучеристы получили расчет баксами и отвалили. Подошла моя очередь. Но взглянув в мою сторону, Кристо неожиданно выудил из стоящей рядом торбы пачку пятидесятитысячных купюр, доложил из другой несколько пачек десятитысячными и ухмыльнулся:

- Хотел нагрузить тебя, писатель, штуками, да пожалел. Забирай, ха-ха, состояние. Если хочешь поработать еще, позванивай. Я пока не в курсе, по какой цене будем брать. И будем ли вообще.

- Спасибо, - растроганный внимательностью, засуетился я. - Щедрости, сударь, не забудем.

- О, слыхали, я уже сударь. - вскинув руками, обратился Кристо к помощникам. - Не то, что вы, то-ва-ри-щи. - И снова приветливо улыбнулся мне. - Чеков вчера набрал?

- Тридцать штук.

- Давай, по вчерашней цене. Сколько там, - он быстро пробежался тонкими пальцами по кнопкам калькулятора, отсчитал положенное. - Будешь писать, не забудь про благодетеля. Это тебе, так сказать, вроде начальной спонсорской помощи. Возникнут проблемы, заходи, не стесняйся.

- Ты же не знаешь, как я пишу, - изумился я. - Может, я графоман.

- Твою книжку о приемном пункте стеклопосуды знает даже базарная собака. Наизусть.

Вот и сон в руку, выскакивая с Семашко на улицу Станиславского, радостно размышлял я. Все как по-писанному. Теперь отбиться бы от друзей алкашей, не сорваться бы, иначе могут и штанину оторвать.

- Поздноватенько, - подскочил Скрипка, когда, поздоровавшись с ваучеристами, я влился в их ряды… - Где задержался?

- Бабки получал за вчерашние чеки.

- Сдал все-таки? Молодец, поздравляю. По сколько?

- По тридцать две пятьсот.

Скрипка аж присел, закусил губу. Долго разглядывал мое лицо, выискивая на нем обман. Затем негромко спросил:

- Под расписку сдавал?

- Там работают под честное слово, - усмехнулся я. - Ты отдавал на комиссию без расписки?

- Правильно, десять, максимум, пятьдесят чеков. А здесь под двести. И цена не прежняя. Целое состояние, почти шесть лимонов.

- И по сто на комиссию сдавали, и по двести. Всегда так было, - вмешался Аркаша. - Волновались, конечно, но шли на это, чтобы побольше заработать. Ты, Скрипач, вспомни получше. И никто никого кидать не думал. За все время один случай был, когда баба ваучериста с центра базара обула. Кстати, знакомая. Да не на рынке, а в какой-то гостинице. Помнишь, черным ходом от него ушла? Но, сколько не скрывалась, поймали, половые органы чуть наружу не вывернули. Хором драли в течение нескольких дней. А здесь коммерческая биржа. О каких расписках ты говоришь, когда весь Запад, вся Америка со времен Колумба под честное слово работает.

- Россия до революции тоже держалась на честном слове, - дополнил я энергичный Аркашин рассказ. - Только в Советское время никому веры не стало, потому что к власти пришли неимущие холопы, жадные до чужого добра.

- Понятно, своя рубашка ближе к телу, - с намеком на мое происхождение, пробурчал Скрипка.

- Что с тобой разговаривать, - махнул я рукой. - Лучше, если, конечно, умеешь читать, возьми в библиотеке Марка Твена. Он логически доказал, что принц никогда не будет нищим, а нищий - королем. Не дано, понимаешь! Все мы при встрече делаем друг другу "ку", как инопланетяне из кинофильма "Кин-дза-дза". Не смотрел?

- Смотрел. И на что ты намекаешь? - насторожился Скрипка.

Переглянувшись с Аркашей, мы разошлись в разные стороны. Тратить драгоценное время на пустые разговоры не имело смысла. Количество желающих продать ваучеры катастрофически увеличивалось. Ближе к обеду по базару наконец-то засновали потные купцы, сгребающие чеки по двадцать тысяч. Рейсы на Москву были ими прочно забронированы. Видимо, за предыдущие безработные дни они все-таки надыбали лазейки под неприступной крепостью РТСБ. Или возможность подсуетиться им предоставили московские дельцы. Ростовская биржа на бесконечные звонки пока отмалчивалась. Вскоре купцы просто заняли место немного в стороне и, заметив, что кто-то из ваучеристов сорвал сразу больше десятка чеков или набил небольшой пакет, бросались к нему. Вмешиваться в поле нашей деятельности они не имели права, даже если на их глазах клиент сдавал ваучеры на пять тысяч дешевле. Перебивать сделку считалось западло. Иной раз ребята подводили женщину или мужчину с большим количеством чеков прямо к ним. Разницу те отсчитывали на месте, не смущаясь любопытных и жадных взглядов граждан. Если же кто-то из купцов случайно влезал не в свое дело, вспыхивала тягучая разборка с оправданиями, отборным матом и угрозами. Кстати, не лишенных основания, потому что у каждого из противных сторон мгновенно объявлялись товарищи с крутыми кулаками, высвечивались связи с уголовными авторитетами. В конце концов в громких криках уяснить кто прав, а кто виноват оказывалось практически невозможно. Даже в самом начале конфликта находившиеся рядом вскоре забывали зачинщика. Если сделка была мелкой, ссора исчерпывалась через несколько минут, а если же фигурировала крупная сумма, конфликт разрастался, подключая в разборку все новых и новых действующих лиц, пока точку не ставило веское слово одного из базарных авторитетов или более крепкий кулак, противостоять которому представлялось не под силу. С незнакомыми гражданами, иногда тоже пытавшимися скупать ваучеры у населения, не разговаривали и не разбирались вообще, а сразу набивали морду.

Такие суровые законы в среде ваучеристов царили с самого начала работы на рынке. Их было много, но особый вес они возымели в конце приватизации, когда все поняли, что лафа кончается. Я редко ввязывался в разборки, разве что на заре чекового бизнеса, считая их не стоящими выеденного яйца. Подумаешь, товарищ пожаднее перехватил под носом пару - тройку ваучеров, пачку купонов или полтинник баксов. Заработает на противоправной сделке лишнюю копейку, но всего загрести при всем желании ему не удастся. Так что, пусть пользуется моей уступчивостью, может ему действительно в этот момент больше надо. Но сейчас фигурировало абсолютно другое мнение. Заметив направляющегося ко мне клиента, я оттолкнул локтем, сорвавшегося было навстречу Скрипку, еще кого-то, расчищая дорогу впереди себя. С удивлением покосившись - такого раньше за мной не замечалось - ребята разошлись в разные стороны.

- Я к вам с вопросом, - останавливаясь напротив, начал интеллигентного вида мужчина с лысым черепом, в канареечного цвета сорочке. - Как вы считаете, выгоднее продать ваучеры или все же вложить их в какое-нибудь АО?

- Вы бы еще спросили, что я сделал со своими, - ухмыльнулся я его простодушию.

- Именно так я и хотел поставить вопрос, - ничуть не смутился интеллигент. - Понимаете, у нас в семье до сего дня ведется спор. Жена с тещей за продажу, мужская половина - за вложение. О детях не говорю, им лишь бы купили очередную игру.

- Надо поддержать жену с тещей, - тоже откровенно высказал свое мнение я. - Тогда, пусть с опозданием, вы хотя бы вернете стоимость чеков обратно, если, к примеру, фонд прогорит. Но может случиться так, что до его краха вы успеете приплюсовать к семейному бюджету какие-то деньги в виде скудных дивидендов. Или повыгоднее продать акции. Все равно ничего не теряете, потому что ваучеры вам достались бесплатно.

- Спасибо, я тоже так думал, - мужчина вытащил из нагрудного кармана рубашки перегнутые пополам чеки, протянул их мне. - Пожалуйста, восемь ваучеров. По сколько берете?

- По пятнадцать тысяч, - автоматически ответил я, чувствуя, что рот из приличия надо бы закрыть. - Я что-то не так сказал?

- Ну почему же, все так, - важно отставил ногу вперед мужчина. - Имеется одно "но". Во взаимоотношениях с женщинами и, простите, с криминогенными структурами, в которые я включаю и нынешние акционерные фонды, нужно идти от обратного. С вас сто двадцать тысяч рублей.

Я молча сунул ваучеры в сумку, отсчитал за них деньги. Вот и попробуй после этого осмыслить происходящее вокруг. Но надолго задуматься не дали. Существует странная закономерность: если ваучерист купил чеки и к нему сразу же подвалили новые клиенты, то день принесет богатые доходы. Если же в течении получаса сделок не состоится, то можно смело уходить домой. Работы не будет. Ко мне подошли сразу. Буквально через час один из карманов сумки оттопыривали тридцать два чека. А люди все несли их, словно поняв, что это последняя возможность содрать с паршивой овцы хоть шерсти клок. Взглянув на часы, я снял табличку и, не обращая внимания на кипящие вокруг страсти, направился на Пушкинскую улицу, на аукционный, так сказать, толчок. Интересно было бы знать, чем он аукнется в будущем. Тайна сия пока хранилась за семью печатями. Она даже не была подвластна ни одному из монстров у кормила государственной власти, потому что события в Российской империи со времен ее образования всегда протекали хаотично. Как говорится, что Бог пошлет, хотя, конечно, третий Рим и вряд ли "колосс на глиняных ногах". В то же время смущала истинно русская поговорка: сила есть, ума не надо. Короче, господа присяжные заседатели, бардак продолжается. Это не я сказал, даже не Остап Бендер с Василием Макаровичем Шукшиным. Такова сущность разбалованной необозримыми территориями нации.

К окошкам операторов по-прежнему не прошмыгнул бы и тушканчик. Но мне каким-то образом удалось втереться в доверие к пышущей жаром, воняющей едким потом, толстушке. Пока заполучил заветные бланки для заполнения, успел наговорить ей на ухо массу комплиментов и насквозь пропитаться запахом немытого со дня рождения тела. Я расположился за одним из столиков, чтобы занести в многочисленные ведомости с мудреными, запомнившимися с первого класса общеобразовательной школы, квадратиками свои данные, твердо решив пять ваучеров вложить в "Норильский никель", а десять в "Газпром". Лучшего из выставленных на обозрение довольно разношерстного количества акционерных обществ просто не нашлось. Остальные не внушали доверия. Толстушка попыталась примоститься рядом, горя желанием продолжить знакомство. Угрюмо сдвинув брови, я неторопливо повернул в ее сторону голову, одновременно стараясь повыгоднее обнажить золотые коронки на зубах.

Она и сама заметила кучу денег в моей сумке. Легко снявшись с рядом стоящего даже не скрипнувшего стула, бабочкой перепорхнула в дальний конец громадного зала. Перед этим под ее телесами стул с натужным кряхтением широко раздвинул свои деревянные ноги. В таком положении он и остался, вызывая небезосновательные подозрения у присматривавшихся к нему новоявленных акционеров различных АО. Заполнив бланки, я уже без очереди протянул их красивой операторше. Та быстренько сверила нацарапанное с паспортными данными, выписала две узенькие ненадежные справочки на газетной бумаге.

- И это все? - растерянно спросил я, чувствуя, что кровные двести двадцать пять тысяч зависли в воздухе.

- Конечно, - приподняла капризные бровки красавица. - Вам объяснили, что через три месяца придете и вам поменяют справочки на акции.

- А сейчас поменять эти справочки на более солидные бумажечки никак нельзя? Уверенности от них в получении когда-нибудь дивидендов, простите, не прибавилось.

- Еще рисунок не придуман, - недовольным басом прорычал сзади щуплый старик. - Молодой человек, не задерживайте операторшу.

Проходя мимо натужно пыхтевшей над бланками толстушки, я еще разок показал ей свои коронованные зубы. Затем, свернув по коридору за угол, ускорил шаг. На рынке пока все оставалось без изменений. Я заглянул через плечо отошедшего в сторонку Аркаши, который крутил в пальцах покрытый цветной глазурью амулетик со сценкой из библейских сказаний.

- Приобрел, за две тысячи, - шумно перевел он дыхание. - Не знаешь, какой, примерно, век?

- С ваучерами завязал, что ли? - всматриваясь в вещицу, спросил я. - Скрипка, похоже, начал набрасываться на голые крючки. Ни одного проходящего мимо гражданина не пропускает.

- Он и раньше набрасывался как с голодухи.

- Восемнадцатый, начало девятнадцатого века, - возвращая амулетик, пожал я плечами. - Хочешь себе оставить?

- Нет, просто никто не брал.

- Я ваучеры вложил, в "Газпром" и в "Норильский никель". Взамен дали справочки. Вот такие.

- Разве это документы? - фыркнул Аркаша. - Жопу не подотрешь, насквозь просвечивается. Пару раз перегнул и порвались, кто их потом примет. Ты лучше иди чеки сдавай, если остались. Купцы уже лыжи навострили в аэропорт. А после них чек никому не станет нужным.

Осторожно свернув справки, я сунул их в паспорт. Кажется, руководители фондов именно на это и рассчитывают - затерять проще пареной репы. Но дело сделано. Перекинув сумку через плечо, я подался к купцам, встревоженной кучкой торчавшим в сторонке. Им предстоял бросок в неизвестность. Многие ваучеристы уже влетели на десятки миллионов рублей. Они надеялись еще проскочить.

- Последние по двадцать беру, - предупредил Толстопуз. - Сбивайте цену, иначе влет обеспечен. Что вы, действительно, ломите, словно впереди еще полгода. Все, ребята, больше продлять не станут.

- Дураку понятно, - согласился я. - А цена упадет сама, как только мигнут задние фонари ваших такси. Сами накручиваете, один по двадцать, второй по двадцать пятьсот с руками отрывает.

Избавившись от чеков, я повернул обратно. Было тревожно стоять с непривычно крупной суммой денег. Все-таки часть надо было отвезти домой. Мало ли что. У некоторых, конечно, налички в несколько раз больше, но они предпочитают отваливать с базара не в одиночку, и на своих машинах. Здесь же придется пройтись пешочком до остановки транспорта, затем в салоне автобуса впритык, когда не шевельнешь ни рукой, ни ногой. Потом своим ходом до дома, в вечно темный подъезд. Такси брать тоже опасно. Сколько уже ребят унеслось на них в неизвестном направлении, так и не успев на прощание помахать ладонью. Но се ля ви - такова жизнь ваучериста. Чтобы каждодневно ощущать во рту кусок хлеба с маслом, нужно иметь крепкие нервы и осторожность разведчика. Не пунктуальная Европа и не вальяжная обеспеченная Америка. Россия - матушка с египетской тьмой даже на залитых солнечным светом центральных проспектах, не говоря о бесчисленных темных закоулках. Там вообще… космическая черная дыра.

До отбытия купцов я успел собрать и сдать еще несколько чеков. Последние два - три просто передавал стоящему рядом Толстопузу. Тот отслюнявливал деньги мне, а я уже производил окончательный расчет с клиентом. Братья Достоевские придерживались группы Сержа, Пиджак вертелся возле семейного подряда. Вместе они изредка покидали нас, чтобы снять урожай внутри базара. А урожай вызрел как никогда за почти два года. Я удивлялся, откуда у ребят и у купцов столько налички. Карусель крутилась, казалось, бесконечно. Но потом дошло. Купцы сбрасывали приобретенные в Москве или на ростовской бирже у Монте Кристо доллары ваучеристам, те, в свою очередь, клиентам, чаще челнокам, хохлам и особенно "новым русским". ""Капуста" возвращалась, чтобы тут же уйти за ваучеры, чеки - к купцам. Если у последних недоставало денег и "зелени", они спешили на биржу, сливали часть ваучеров по более высокой цене и намолот навара продолжался дальше. Конечный результат, естественно, был у монстров, наложивших лапу на финансовые загашники государства.

Наконец купцы приподняли шляпы и умчались на двадцать четвертых "Волгах" в аэропорт. Набитые тугими пачками чеков кожаные портфели оттягивали руки. Ваучеристы мгновенно понизили цену до десяти штук. Кто-то умудрился сорвать пакет по пять тысяч, наиболее наглые старались уговорить клиентов продать за три. А некоторые вообще прекратили скупать. Сняли таблички и со стороны наблюдали за разыгравшимся спектаклем. На базаре творилось что-то невообразимое. Люди собирались толпами, поносили почем зря и правительство, и спекулянтов, и ваучеристов, и, заодно милицию, не могущую навести порядок. Где-то через час с заводов и фабрик хлынула первая волна озлобленных работяг. Появились наряды казаков в повседневной форме - зеленых гимнастерках, синих с красными лампасами шароварах, заправленных в хромовые с высокими голенищами сапоги, с обязательными, кручеными из кожаных ремней, нагайками. Фуражки с высокими тульями заломлены, чубы лихо взбунчены. Цыгане во главе с Данко первыми покинули территорию базара. После прошлогоднего инцидента, когда группа молодых цыган пыталась завладеть "бобиком", в котором ехали двое недавно вернувшихся из Приднестровья казаков, они на дух не переносили друг друга. Тогда прозвучали первые автоматные очереди в местном межнациональном конфликте, потому что казачки оказались вооруженными до зубов. Цыгане, говорили, тоже не были безоружными. Зная, что стойкие защитники границ и спокойствия Российской империи категорически против приватизации и, тем более, спекуляции ваучерами, ребята быстренько поснимали таблички. Но бравые ребята лишь поговорили с народом, пообещав навести порядок. Полномочий на разгон и арест ваучеристов им выдано не было.

- Что будем делать? - спросил я у Аркаши со Скрипкой. - Может, умотаем домой от греха подальше?

- Жулье тоже подтянулось, - зыркнул глазами по сторонам армянин. - Вы как хотите, а я до первого трамвая в сторону Театральной площади.

Сделав губы куриной гузкой, Аркаша теребил пальцами нижнюю из них. Затем раздумчиво протянул:

- Мы ж не цыгане и не армяне. А русских они не трогают.

- Вот жид, - возмутился Скрипка. - Уже примазался.

- А ты докажешь, что я жид? - спокойно возразил Аркаша. - Лицо у меня вполне русское. По матери я русский, в Израиле делать нечего, нищету плодить. А вот ты копия черномазый. Тебе бы я в первую очередь посоветовал унести ноги, иначе казаки могут немного пощипать перышки.

Назад Дальше