А вот кто провёл их в квартиру к Таисии Артемьевне? Это могла сделать или сама Калерия, или её племянница – больше ни у кого не было ключей. Или уже были?.. Ведь Харчевников подозревал, что могли сделать и слепки, с помощью которых изготовить дополнительные экземпляры ключей. Ну, а после этого уже ничего не стоит проникнуть в комнату старушки и поставить скрытые камеры. Даже если баба Тая что-то и увидит, её слова сочтут старческим бредом – заговаривалась бабуля уже давно. Кому она нужна, убогая, чтобы ей "жучки" в квартиру ставить – такая техника ведь денег стоит. В таком случае Калерия и Наташа не виноваты. А если всё было иначе? Нет, невозможно больше об этом думать – можно сойти с ума. Странно, что это не произошло до сих пор…
А на Осенней как они всё засняли? Скорее всего, выбрали время, когда никого не было дома, и свободно зашли в квартиру. Лукьяновы не ставили жилище на сигнализацию, если отлучались ненадолго – тем более что подъезд был охраняемый. По крайней мере, он считался таковым. Саша с ужасом думала, что до последнего времени вполне нормально относилась и к Алику, и к его сменщику Серёже, и к Нине Васильевне, мимо которой и муха пролететь не могла.
Это инферно какое-то – никому нельзя верить, и каждый вполне может оказаться человеком или "долгопрудненских", или тех, кто прислал кассету, или ещё кого-нибудь в таком роде. Так называемая охрана подолгу тиранит порядочных людей, нудно выспрашивая, к кому они направляются и чем могут доказать свои добрые намерения, а вот "браткам" везде дорога открыта. Конечно, всегда лучше получить деньги, чем пулю в лоб. Но, в таком случае, все эти консьержки и секьюрити вообще не нужны. Только деньги им на зарплату дерут с жильцов, которые все равно у злоумышленников, как на ладони. Да и сигнализацию отключить для профессионалов ничего не стоит – Никита Молчанов Артёму об этом не раз говорил. А где он сейчас, Никитушка?..
Саша сжала виски ладонями, и по пальцам побежали мурашки. Ноги совсем заледенели, и каждая словно бы весила тонну. Хотелось, чтобы пришёл кто-нибудь, пусть даже Старосвецкий, потому что нет сил сидеть в полупустой гулкой квартире, откуда вывезена большая часть вещей. Страшно слушать шелест дождя, посвист ветра и жалобный скрип деревьев во дворе. Но Аллочке здесь не надо подолгу находиться. Пусть побудет у Насти Молчановой, которая после смерти матери и исчезновения отца переехала на улицу Молодцова в Медведково – к тётке Марины.
Почти каждую неделю Настя звонила Алле и просила её приехать; подруга с радостью соглашалась. Маленькая Ксюша так и жила в Подмосковье у родственников Никиты, а сам глава семейства, отдав вымогателям квартиру и схоронив жену, бесследно пропал. Настя понятия не имела, где находится Никита, и при любом упоминании о нём или о матери начинала рыдать в голос. Саша поняла, что девочке всё равно никто ничего не скажет, чтобы не подставлять её под удар, и прекратила расспросы.
Она всё время вспоминала фразу, оброненную Молчановым в тот самый ужасный день, четырнадцатого сентября, когда они в лифте поднимались на свой этаж. "Когда эти козлы на прощание жали Маришке руку, я ещё не подозревал, что случится дальше. Но сейчас почти уверен – меня они в покое не оставят…" Жив ли Никитушка, это бы хоть узнать! Как одиноко без Молчановых, как горько… А их квартира стоит пустая – туда ещё никто не въехал.
Но Аллочка ни в коем случае не должна увидеть, даже ненароком, эту кассету. Надо спрятать футляр подальше, а то дети ведь мастера находить запретное в самых укромных местах. Потом, когда-нибудь, если останется жива, Алла узнает, почему отец, обезумев от страха, оборвал собственную жизнь…
В дверь позвонили, и Саша замерла на табуретке, втянула голову в плечи. Уже стемнело, стало совсем холодно – всё-таки середина октября. А который час, интересно? Саша поняла, что разучилась соизмерять время. От ужаса и бессильного гнева в мозгу разладился какой-то очень каждый механизм, о существовании которого она и не подозревала.
Саша с трудом, как старуха, поднялась, и в пояснице что-то хрустнуло. Посмотрела на свои красные колготки, на кружевные рукава – Боже, как глупо, пошло! Опрокинула пустую чашку, не глядя, поставила её обратно на блюдце и потащилась к двери.
Надо было захватить из спальни оренбургский платок, когда сегодня выходила на лоджию. А теперь поздно – простудилась; знобит, и всё сильнее болит голова. Надо бы Аллочке в Медведково позвонить, попросить, чтобы домой на такси ехала. После того, что довелось увидеть на плёнке, страшно отпускать девчонку одну, тем более вечером и на метро.
Тьфу, дура, чего я парюсь? Сама же просила Виктора заехать, чтобы обсудить положение. Весь день сидела, как на иголках, ждала его, а теперь совершенно об этом забыла…
Ещё немного, и станешь такой, как мама. Та после инсульта всё время забывала, что говорит по телефону не только с другим городом, на и с другим государством, из-за чего накручивала на счётчик астрономические суммы. Привыкла, что всё оплачивает Артём – а о том, что его больше нет, не знает.
Саша на поминках умоляла всех друзей-приятелей мужа и их жён даже ненароком нигде не проболтаться, и они до сих пор слово своё держали. Мать только начала более-менее нормально говорить и ходить, уже и гуляет подолгу, а тут снова всё пойдёт по новой. А денег нет, и можно мамулечку потерять запросто – вдобавок ко всем другим несчастьям…
Ариадна Константиновна Шульга совершенно не помнила, что уже много раз говорила дочери всё то же самое. И раз в неделю непременно спрашивала, как там Артём, радовалась, что у неё скоро будет внук, и пространно рассуждала о преимуществах того или иного вида терапии, применяющейся при реабилитации после инсульта. Саша с ужасом ждала, что мать попросит на это деньги, которых теперь нет, и под любым предлогом завершала разговор, передавая семейству привет от покойного Артёма. Мать, чувствуя, что её звонки дочери тягостны, начинала жаловаться и плакать, подключала брата Павла, невестку Аурику, прочих родственников и друзей, которые просили Сашу поберечь маму и быть с ней ласковее.
Да знали бы они, чего Саше стоит беречь мать от самого страшного известия – о том, что Артёма больше нет, и они с Аллочкой ходят по краю пропасти! Мать всё равно ничем не поможет, только получит новый апоплексический удар. Да и от всего большого украинско-молдавского семейства толку нуль. Посмотреть да на них в Сашином положении, какими бы они были ласковыми и как берегли маму…
Саша уже признавалась самой себе в том, что боится ещё и перламутрового с золотом телефонного аппарата, который своим серебристым звонком в последнее время возвещает только о каких-нибудь новых напастях или о желании мамы в очередной раз перепеть древнюю арию. Ну, хоть бы кто-нибудь действенно помог – так, чтобы стало хоть чуточку легче…
– Кто там?
Саше не хотелось включать телевизор и камеру. Перед тем, как спросить, она надела поверх откровенно-прозрачного халатика и красного белья ватный монгольский халат.
– Виктор. Ты просила меня приехать, да я и сам собирался.
Хочет поторопить с продажей квартиры. Он тоже человек подневольный, и руководство требует с него возврата долгов, причём не только его банка, но ещё и пяти чужих.
– Проходи, Витя. – Саша открыла "сицилийские" замки, отступила, приглашая Старосвецкого в холл. – Извини, у меня такой вид…
– Ты прекрасна, дорогая!
Виктор Аверкиевич, как всегда, излучал уверенность и элегантность, хотя заметно похудел. Саше сразу же бросился в глаза шрам на его шее, у сонной артерии, оставшийся после Афганистана. Виктор и сам не раз вспоминал о своём невероятном везении – осколок не достал до сонной артерии всего сантиметр. Чернильного цвета костюм Старосвецкого походил на неизвестную униформу, особенно в сочетании со снежно-белой рубашкой и узким галстуком, похожим на змейку. Плаща на Викторе не было.
– Одна дома? Дочери нет?
– Она у подруги. Садись.
Саша указала на одно из кожаных кресел. Их было два, ещё такой же диван и журнальный столик. Стильную мебель с экологически чистым наполнителем Артём купил нынешней весной, чтобы придать холлу представительный, солидный вид.
– Благодарю. – Виктор присел на краешек дивана.
– Выпьешь чего-нибудь? Или ты за рулём?
– Я пассажиром сегодня, на "Ягуаре". Одного воротилу встречал. Нужно было марку держать, потому и вызвал в воскресенье шофёра. Так что могу себе позволить, но только немного. Что у тебя есть?
– "Барон д'Ариньяк". Кажется, ты это вино ценишь.
– А старенького виски не найдётся? Сыро очень – хочу согреться.
– Только ликёр из виски, на меду и тридцати пяти травах. Артём говорил, что его пьют разве что олимпийские боги. Именно такой вкус должен быть у нектара и амброзии. А сам и бутылку не успел открыть, – вздохнула Саша. – Ты будешь пить?
– Нектар? Всенепременно! Больше ничего не нужно.
Виктор удобно устроился на диване, но как только Саша ушла на кухню, поднялся. Побродил из угла в угол, заглянул в проём двери и, увидев на столе футляр от присланной кассеты, сузил глаза. Саша разливала виски, стоя к гостю спиной.
– Это откуда у тебя? Я имею в виду кассету.
– Позавчера в почтовом ящике нашла извещение, а вчера на почте получила. Неизвестно кто прислал, вроде бы из Белоруссии. Там, на штампе, Могилёв. Вот, теперь развлекаюсь на досуге.
– Тебя это развлекает? – Старосвецкий поперхнулся, опираясь руками о косяки. – А я боялся, что случится выкидыш.
– Значит, ты в курсе того, что записано на кассете?
Саша подала Виктору бокал. Старосвецкий взял его и выпил нектар, будто самогонку – просто вылил себе в рот. Таким Виктора Саша ещё не видела никогда и потому испугалась.
– Откуда тебе это известно?
– Мне прислали такую же, но с запиской, где попросили выступить посредником. Ведь посылку готовила ещё одна группа друзей твоего покойного мужа, а они знали о наших с Артёмом отношениях. Так же как и долгопрудненские ребята, которые очень тебе признательны за покладистость и интеллигентность. Не знаю, как получится с этими. В отличие от тех, первых, они не кредиторы, а рэкетиры. То есть требуют то, что им по праву не принадлежит.
Виктор про себя отметил, что Александра даже не причёсанная, без макияжа, в сером ватном халате, чертовски мила.
– Их методы гораздо грубее, а шантаж жёстче, чем у банкиров и катал. Я тебе могу сказать, кто послал кассету. Только пообещай, что удержишь себя в руках.
– Обещаю. – Саша побелевшими пальцами вцепилась в край стола. – Говори, не скрывай – это бесполезно. Опять долги?
– Именно. Опять долги. Только не Артём на сей раз задолжал, а задолжали ему. Я месяц назад вскользь упоминал об этих деятелях автомобильного бизнеса. Они закупают за границей автомобили, а хозяева через некоторое время обращаются в полицию и заявляют об угоне, чтобы получить страховку. Артём ссудил перекупщиков крупной суммой, чтобы они могли забрать товар у "серых дилеров". В Европе очень трудно продать машину, и такие аферы процветают…
– Я всё понимаю, – перебила Саша, кутаясь в халат. – Но почему они Артёма шантажировали, а теперь принялись за меня? Ведь, по идее, должно быть наоборот. Артём мог бы потребовать деньги с них.
– Вполне мог бы! – Виктор без разрешения налил ещё один бокал нектара и теперь стал пить медленно, со вкусом. – Я даже предлагал Артёму свои услуги за чисто символическую плату. Это – моя работа, и я сумел бы вытрясти из перегонщиков эти деньги. Начхать мне на то, что их, в свою очередь, кинули в начале августа квартирные маклеры. Захотели в Сочи построить многоэтажный дом, чтобы прямо на море окна были. Наворочанный такой домишко, не для многодетных очередников. Вложили громадные суммы. А строители испарились, не заложив фундамента. Долг Артёму они обязаны были отдать, а для маклеров нанять вышибал. Короче, их забота. За три дня до самоубийства, просмотрев присланную кассету, Артём приехал ко мне на дачу. Он плохо ориентировался в пространстве, ходил, спотыкаясь, забывал слова, много пил. Оказывается, пока он, как дурак, играл в благородного, должники сделали ход первыми. Послали Лукьянову вот эту кассету и потребовали забыть об их долге. Дескать, вы полностью под их контролем, поэтому лучше сразу – лапки кверху. Отличный напиток! – Старосвецкий отодвинул бокал, промокнул губы салфеткой. – Получается, что, кроме "долгопрудненских", банкиров и польских фирмачей в игру вступили и автоперегонщики, о которых Артём тебе не рассказывал. Он считал, что у человека должны быть секреты от жены. Да ещё друзья, очень много друзей. Это была его идея фикс. Артём постоянно нуждался в осознании своей принадлежности к какой-нибудь компании. Один он существовать не мог. Отсутствие приятелей и застолий считал признаком ущербности, невезения, глупости, наконец. Таисия Артемьевна тебе, наверное, рассказывала, что толстый очкастый мальчишка во дворе и в школе заискивал перед детьми – даже перед младшими. Ради того, чтобы те не задирали его, не дразнили, считали своим. Не гнали из подворотен и с чердаков, где собиралась отвязная тульская молодежь. А уж он не сплохует – выпьет на спор целую бутылку водки, и "травку" покурит, и взломает чужую машину. Мог и кошелёк вытащить у пьяного для самоутверждения. Всё мечтал почувствовать себя мужчиной. Тогда Артём не попался – пронесло, под суд пошли другие. Но вот теперь пагубная страсть сыграла с ним злую шутку. По неразборчивости он связался с литовскими автоперегонщиками. Группировка, правда, интернациональная – есть там и русские, и белорусы. Главарь их проживает в Каунасе, а остальные члены – в Вильнюсе, в Клайпеде, в Москве, в Минске, в Могилёве. Самое главное даже не в том, что они требуют простить долг, угрожая вам с Аллой, раз уже нет Артёма и бабушки. На это можно было бы пойти, пусть с неохотой. Но дела обстоят гораздо хуже, Сашенька. – Виктор тяжело вздохнул, ослабил галстук.
– Что им нужно?
Саша уже не испытывала никаких эмоций. Плохо понимая, что делает, она взяла бокал Виктора, наполнила его виски и принялась пить крохотными глоточками. Старосвецкий удивлённо взглянул на будущую мать, но ничего не сказал.
А Саше внезапно стал противен этот ребёнок, которого муж буквально навязал ей. А потом покинул их, оставив после себя долги и панический ужас перед бандитами, которых опрометчиво называл друзьями. Для чего Саше рожать то время, когда отбирают комфортабельную квартиру, выселяют в двухкомнатную малометражку, где и двоим-то не развернуться? А жить на что? Аллу бы поднять после всего, что случилось, а перед тем ещё сохранить ей жизнь!..
– Тридцать тысяч долларов, у них ведь финансы поют романсы. С автоперегонщиков тоже стрясают долги. По моим данным, это делают белорусские бандиты, с которыми, в отличие от Артёма, шутки плохи. Группировки эти контролируют все дороги, и перегонщикам не обойтись без ежедневных выплат. При проезде через Латвию приходится отстёгивать таможне, а это обходится ещё дороже. Кроме того, нужно ещё купить пропуск непосредственно в Москву, и тут всем презенты сделать. Одним словом, Дарюс, главарь перегонщиков, крупно погорел в России и теперь нуждается в шальных деньгах. Ведь если они не задобрят бандитов, те обещали ни одну машину по Белоруссии не пропустить. Партизанский край, понимаешь! И в Польше без баксов он будет неуютно себя чувствовать.
Старосвецкий внимательно разглядывал свои драгоценные запонки от Картье.
– Сейчас машины очень плохо покупают, и перегонщики совершенно озверели. Так что разумнее всего будет достать деньги, чтобы Дарюс не пошёл на крайности. Ты являешься идеальным объектом для рэкета – вдова, любящая мать, да ещё второго ждёшь. На силовые структуры выхода не имеешь. Защитить тебя, собственно, некому. И поэтому ты деньги, скорее всего, отдашь. А уж о том, чтобы с них долг требовать, вообще позабудешь.
– Они правы, Витя. Я не состоянии бороться с ними, а потому должна платить.
Саша зарылась в волосы тонкими пальцами и до крови прокусила губу, боясь зарыдать.
– Вот уж верная примета насчёт рождённых в мае. Маяться мне теперь всю оставшуюся жизнь…
– И я родился в мае – в День Победы.
Старосвецкий включил вытяжку над плитой и закурил, выпуская дым в то сторону.
– Но у меня не осталось денег после выплат по долгам. Эту квартиру, дачу и большую часть драгоценностей я уже отдала. Тридцать тысяч долларов мне как раз нужно для того, чтобы купить квартиру в хрущёвке и жить там. Смешно думать, что моей зарплаты в лицее на всё это хватит. Значит, нужна немалая сумма, которая поддержит нас с Аллой, даст возможность хотя бы в самом необходимом себе не отказывать. Я ведь не могу сделать бомжихой себя и, тем более, дочку. Допустим, я выберу самую дешёвую квартиру, однокомнатную, в первом этаже. Но и она потянет на пятнадцать тысяч, не меньше. Значит, для рэкетиров у меня останется тоже пятнадцать. Я всё равно остаюсь в должниках. И это притом, что должны-то они! И средств к существованию у нас с Аллой практически нет.
– Продай оставшиеся украшения, мебель, картины. Попроси их оценить. Думаю, ещё шестнадцать "тонн" наскребёшь. Жизнь ведь дороже.
– Тогда мы останемся совершенно нищими. – Саша горько усмехнулась. – Но жаловаться на судьбу грех. Мне есть, что вспомнить, а другие люди даже мечтать о таком богатстве не смели. Это только в сказках можно жить долго и счастливо.
– Нищими? Не знаю. Самое главное, что вы останетесь в живых. – Виктор несколько раз нервно дёрнул щекой. – Или ты предпочитаешь умирать стоя? Но Алла, думаю, с тобой не согласится. Я приехал к тебе именно для того, чтобы предложить свой план.
– И каков твой план?
Саша вспомнила, что в последнем разговоре с матерью обещала прислать деньги на физиотерапию и массаж, ещё на какие-то новомодные процедуры. Теперь придётся опять врать, выкручиваться, говорить наигранно-весёлым голосом. Если бы не Аллочка, она отказалась бы платить. Пусть убивают, пусть что угодно делают. ТАК жить невозможно, и всё равно придётся сунуть голову в петлю. Но за четырнадцатилетнюю девочку-цветочка, которая только-только распускается под солнцем юности и страстно хочет жить, она, мать, решать действительно не вправе.
– Ты спокойно послушай пять минут. Спокойно, поняла? Я постараюсь сделать так, чтобы ни тебе, ни Алле эти ублюдки не смогли доставить неприятностей. В милицию действительно обращаться опасно. Тем более что все бандиты сидят за границей, и оттуда их не достанешь. Только намучаешься, да и девчонку подставишь под удар. А уж Литва всегда расценит любой намёк на сотрудничество в деле поимки вымогателей как посягательство на её суверенитет. А потому надо мерзавцев пока успокоить, дать им деньги. И выиграть время, скажем так. И для этого ты должна сделать следующее…
Старосвецкий взял ледяные Сашины руки в свои, тёплые и сухие. А она сидела неподвижно, безвольно разрешая отогревать свои пальцы, потому что только Виктор мог спасти их с Аллой. Странно, но из всех друзей Артёма он оказался самым порядочным, верным и постоянным. Перегонщики ему заплатили, факт, но он, пусть не бескорыстно, всё же помогает несчастной вдове, которую покинули все остальные. Бесплатного участия в своей судьбе Александра уже и не ждала.