Таня не сказала, но в агентство пришли сведения о том, что Настя Молчанова была буквально продана в салон эротического массажа, и уйти оттуда она не имеет права. После того, как приёмный отец попробовал найти управу на вымогателей в милиции, Настю выкрали прямо из школы, отвезли в квартиру на новостройках, изнасиловали всевозможными способами и оставили ей жизнь с одним условием. Она должна была безоговорочно подчиняться бандитам и бесплатно работать на них.
С баночкой мёда и буханкой хлеба в фирменном пакете Оксана медленно брела по своему двору, то и дело останавливаясь, собираясь с мыслями. Скорее всего, квартира в Хамовниках была оборудована прослушивающей аппаратурой, как и в Кузьминках. Бандиты оказались в курсе всех семейных дел несчастной четы, выбранной Виктором Старосвецким для тотального ограбления. В том, что операцию разработал и возглавил бывший чекист, Оксана почти не сомневалась.
Если бы Таня в то утро позвонила не в Знаменские Садки, а на улицу Тимура Фрунзе, она разделила бы участь бабушки и сиделки. Но Калерия говорила с Татьяной из собственной, не охваченной наблюдением квартиры, и потому сестра Артёма тогда не пострадала.
Старосвецкий отчаянно рисковал – ведь Таня и Саша несколько раз виделись после смерти Линдеса, и вполне могли вспомнить о нём. Но в любом случае бандиты решили действовать. Послали письмо на адрес лицея с таким расчётом, чтобы Саша получила его после возвращения из Тулы и не смогла поделиться своими впечатлениями с золовкой.
Но на сто процентов ни за что ручаться нельзя, и потому, когда Саша не явилась на свидание с лже-Линдесом, Смулаковский, Виноградов и тот, кто изображал Николая, отправились за консультациями к Старосвецкому. Сам Виктор по понятным причинам не желал разговаривать с Сашей и сочинил про себя душещипательную историю.
Нужно было запудрить Саше мозги, пусть на короткое время, пока Аллочка не окажется в их руках и не лишит тем самым свою мать свободы манёвра. Исчезновение девочки из квартиры в Кузьминках только укрепило Старосвецкого в подозрениях, что Саша знает о кончине Линдеса и теперь прямиком отправится в милицию.
Старосвецкому повезло, и он успел прикрыться юной заложницей, в то время как её мать, уверенная в осторожности и порядочности Софьи Ермаш, принимала английских гостей своего шефа. Узнав с помощью аппаратуры, установленной в квартире Саши, где именно находится Алла, главарь молниеносно осуществил простой, как всё гениальное, план. Его люди обработали соседа Софьи Степановны, на месте сварганили правдоподобную легенду, и в итоге оказались у постели больной девочки, которая стала для них очень лёгкой добычей.
Теперь ни в коем случае нельзя горячиться, продолжала мысленный разговор с собой Оксана, поднимаясь без лифта к себе на шестой этаж. Один раз повели себя импульсивно, и вот результат. Да, от плена спасли Александру, но приговорили к тому же самому Аллу, что для любой нормальной матери в миллион раз страшнее.
Придётся подчиниться, подчиниться в последний раз, потому что Старосвецкий должен когда-нибудь успокоиться. Разорив Таню, он целиком и полностью завладеет имуществом своего друга Артёма Лукьянова. Он не станет требовать того, чего у родных погибшего предпринимателя просто-напросто нет. Правда, остаются ещё Сашины родственники в Молдавии, но они не богаты; жили только за счёт помощи Лукьянова.
Старосвецкий должен об этом знать и не лезть на рожон. Он и так прибрал к рукам немало, и ставить под угрозу нынешнее благополучие ему нет резона. Узнать бы, как Виктор ведёт себя в казино – может остановиться вовремя или склонен поддаваться азарту, идти до конца, жертвуя всем, что перед тем выиграл? Трудно отказать себе в удовольствии, когда идёт такая пруха, мало кто имеет столь сильную волю.
Но в любом случае до освобождения Аллы сила на его стороне. Нельзя дразнить зверя; наоборот, следует изображать полную покорность, делать вид, что веришь каждому его слову. Так и поступала Саша до тех пор, пока в дело не вмешалась она, Оксана, и не подала ложных надежд на защиту и помощь.
Сыщица поднялась к своей двери, достала ключи из кармана кожанки и стала открывать замки, мечтая о горячей ванне с пихтовым маслом, о махровом длинном халате и чашке чая с молоком и мёдом, а после – о нескольких часах глубокого, безмятежного сна. Завтра на праздники из пансиона приедет дочка, и Оксанино время по праву будет принадлежать только ей.
* * *
С самого утра Оксана взялась за утюг, завалив всю тахту просохшим за ночь бельём. Накануне она целый день стирала – много вещей привезла перед праздниками вместе с дочкой из пансиона. Машину включила, правда, только вчера, отправив ребёнка опять в Люберцы. Времени на домашние дела катастрофически не хватало, и Оксане пришлось взять в агентстве двухдневный отпуск.
Прошла ровно неделя с момента встречи Оксаны и Татьяны; ещё раз они связывались вчера по телефону. Сыщица ждала Таниного звонка и готовилась в любой момент всё бросить, одеться и выехать в Кубинку, где на перроне должна была состояться встреча с Виноградовым. Максим собирался пересчитать деньги в своей машине, проверить их на сканере, и если всё окажется в порядке, связаться по "соте" с другим автомобилем. Там будет находиться под охраной Аллочка, которую сразу же выпустят и передадут Татьяне.
Оксана, нажимая на кнопку "пар", отглаживала белое платьице дочери, в котором та занималась танцами. Против воли косилась на телефон и думала – вот сейчас, в крайнем случае, через десять-пятнадцать минут, позвонит Татьяна с вокзала, объявит, что прибыла в Москву, а в Кубинку они отправятся порознь. Нужно ещё успеть загримироваться до неузнаваемости, чтобы не узнал никто из банды, и попытаться снять на плёнку сам процесс выкупа Аллы Лукьяновой.
Эти кадры в дальнейшем могут пригодиться для борьбы со Старосвецким, хотя его самого вряд ли удастся увидеть. Больше никаких шагов на сегодняшний день Оксана предпринять не могла. На платформе снимать достаточно просто, можно даже довольно близко подойти к объектам. И они не смогут особенно активно мешать, чтобы не привлечь к себе внимания. Устав ждать, Оксана выключила утюг, оставила невыглаженной половину белья. Сунула в рот конфету "Грильяж" из коробки и, присев к столу, принялась гримироваться. Приготовила чёрный гладкий парик и очки-хамелеоны, открыла футлярчики и коробочки. Подумала, до какой степени следует изменить форму бровей, губ и носа.
Решила брови сделать шире и гуще, а губы, наоборот, до половины замазать гримом. Нос трогать не стала – и так уже совершенно на себя не похожа. Потом вытащила из шкафа беличью жакетку, длинную юбку, сапоги без каблука. Побродила по большой пустой квартире, вздрагивая от каждого шороха, а когда напряжение достигла апогея, уселась составлять икебану.
Все четыре комнаты, кухня и прихожая были заставлены неповторимыми цветочными композициями – это занятие всегда успокаивало нервы. Всегда, но не сегодня – наверное, выдался неудачный день даже для таких пустяков. Но не Оксана назначала эту дату, и приходилось просто приспосабливаться к обстоятельствам.
Сперва икебана вышла слишком скучной и симметричной, а после и вообще рассыпалась на отдельные ветки и цветы. Элементы были сухие, могли и подождать. Предыдущая икебана из законсервированных в глицерине цветов и веток получилась сразу и выглядела куда лучше остальных. Может быть, потому, что Оксана делала её не одна, а с дочкой. Произведение искусства из барбариса, дуба, шиповника и конского щавеля она хотела бы отнести в больницу и поставить на тумбочку у постели Саши. Вроде бы совершенная красота благотворно действует на организм выздоравливающего – надо проверить…
Времени совершенно не оставалось, и Оксана схватилась за электронный блокнот; нашла в нём номер тульского телефона Тани, сняла трубку. Если что-то случилось, и Таня не смогла приехать в Москву, нужно хотя бы узнать об этом. Но вряд ли существовали на свете обстоятельства, которые могли бы остановить родную тётку девочки, чья судьба висела на волоске. Ведь от того, явится ли Татьяна на платформу "Кубинка", зависит дальнейшая жизнь Аллы. И Таня клялась, что ползком приползёт в Кубинку сегодня днём, чтобы прямо оттуда привезти племянницу в клинику, показать Александре – живую и здоровую…
– Да! – отозвался глухой мужской голос. – Слушаю вас.
– Здравствуйте. – Сердце Оксаны трепыхнулось. Кто это? Не Абдул – это точно. Человек пожилой, много курящий, вероятно, и выпивающий. Лёгкие в полном беспорядке. – Можно Таню позвать к телефону?
– К сожалению, нет. Таня погибла, – сказал мужчина и заплакал.
– Что вы такое говорите?!
Оксане вдруг показалось, что она уже знала об этом. Вернее, догадывалась, потому что только смерть могла остановить Татьяну Лукьянову в её безумном порыве спасти племянницу.
– Когда погибла? Каким образом? Расскажите, умоляю!
– А вы кто? – ещё раз всхлипнул мужчина. – Как вас зовут?
– Я – её знакомая, Оксана. Мы договорились сегодня встретиться и вместе ехать… по одному очень важному делу.
– Да, она собиралась в Москву, и даже мне об этом сказала, – подтвердил мужчина, заходясь в кашле. – Я – её отец, Михаил Ильич Медников. Не в лучших отношениях мы были с её братом Артёмом, а Танька мягче казалась, терпимее к чужим слабостям. Вчера она ко мне приехала и спросила, приму ли её на жительство, если потребуется продать квартиру в Туле. Машину и всё более-менее ценное она уже спустила. Ей нужно было собрать крупную сумму в валюте. Да вы в курсе, конечно, раз вместе собирались ехать. Дело касается Аллочки, единственной моей внучки. Гад я, обоих детей бросил, а теперь потерял их навсегда. Признаться, помехой они мне казались. Кабы знать…
– Я в теме, Михаил Ильич, потому и звоню. Так объясните, каким образом Таня погибла. Я помогала ей, вернее, мы вместе хотели выручать Аллу…
– Таня вчера вечером была невероятно откровенна. Посвятила меня во все подробности. Я, само собой, согласился пустить Таню к себе пожить, и она ушла. Мы договорились утром созвониться. Надо было собаку Сашину забрать, животное одно-то оставаться не может, сами понимаете… Такса у Тани жила больше двух недель. Саша её привезла и почти сразу же угодила в больницу. Утром Таня не объявилась. Я сам позвонил – тишина. Поехал к ней, а у порога уже милиция, и соседи толпятся. С афганцем она жила, с Абдулом…
– Я слышала! – Оксана содрала парик с головы и прижала к лицу. – Дальше что?
– Он сбежал, и деньги пропали. Соседи показали на допросе, что вчера поздно вечером, когда дочка от меня вернулась, к ним пришли два афганца – кроме самого Абдула. С ними была русская девка. Компания гуляла за полночь, а потом старушка-соседка в "глазок" увидела, как Абдул вышел гостей проводить. Во дворе их машина стояла. А обратно, кажись, и не вернулся. Но ведь не проследишь толком, проходил ли он назад, и когда. Они уехали и валюту прихватили. А Танечка лежала задушенная, на тахте. Четверым с одной справиться, когда она не ждёт нападения, проще простого. Она и вскрикнуть не успела. А вы вовремя позвонили – с минуты на минуту квартиру опечатают. А я собаку к себе заберу. Саше скажите, если что.
– Саше пока нельзя ничего сообщать, Михаил Ильич.
Оксана оглянулась на часы. И решила, что ей самой прямо сейчас нужно ехать в Кубинку.
Абдула, безусловно, поймают, и скоро, но неизвестно, будут ли изъяты деньги. А главное, что Максим Виноградов, который приедет для встречи с Таней на ту платформу, не должен подумать, что сестра Артёма отказалась платить. Ведь он может выместить зло на Аллочке, и без того натерпевшейся по его милости. Надо сообщить ему, что деньги были собраны, но случилось несчастье, и нужно перенести срок выплаты. И что Таня совершенно не виновата в заминке, а Алла – тем более. Пусть знает, что выкуп ему заплатят, только попозже…
– Михаил Ильич, мне всё ясно, – перебила Оксана Медникова, который ругал себя последними словами и призывал на собственную голову всевозможные кары. – Всё-всё поняла! Примите мои соболезнования… думаю, что этих сволочей поймают, но сейчас мне некогда. Нужно ехать туда, куда собиралась Таня. Времени совершенно нет…
– Танюшка боялась одна ехать-то, просила Абдула, чтобы отвёз. Тот сказал, ещё двоих ребят приведёт, чтобы было надёжнее. А, оказалось, просто ограбить её хотел. И убил, поскольку она назвала бы их имена, объяснила, где нужно искать. Знал, где доллары лежат! – переживал Медников, не желая терять случайно обретённую собеседницу.
– Извините, очень прошу! Я позвоню вам ещё, Михаил Ильич, – нашлась Оксана и даже записала продиктованный Медниковым номер.
Положила трубку и, скинув халат, просунула голову в широкий, как хомут, ворот свитера из верблюжьей шерсти. Ах, если бы знать номер пейджера или "трубы" этого самого Максима Максимыча и по своему "Билайну" связаться с ним! Объяснить, рассказать, не жалея слов и аргументов, упросить помиловать Аллочку, не ломать ей жизнь. Тем более что свершилось непредвиденное, и спрос не должен быть строгим. Но, увы, если Таня и знала этот номер, то Оксане его не сообщила, и придётся мчаться в Кубинку к трём часам дня. Аллу не выпустят, денег же нет, и достать их Оксана так быстро не сможет.
Но через день-другой, задействовав все имеющиеся у агентства связи, она постарается набрать в долг пятьдесят тысяч долларов, передаст их Максиму. А там, глядишь, и афганцев возьмут – такие преступления раскрываются быстро. Но не повезло сразу же, в подъезде. Заклинило железную входную дверь, и Оксана потеряла добрых десять минут. Сначала попыталась открыть сама, потом просто колотила в отчаянии кулаками по створкам и орала, как резаная. Гулкий грохот и пронзительные вопли привлекли внимание соседей и прохожих, в результате чего Оксана получила возможность выскочить на улицу.
Дуя на исцарапанные руки со сломанными ногтями, не сказав спасителям ни слова, она поспешила к метро. Над Москвой распахнулось синее-синее небо – ветер разнёс снеговые тучи, и на газонах льдисто заблестели сугробы. Тротуар вспыхнул золотом. И даже защебетали воробьи, дотоле прятавшиеся под крышами. Низкое солнце зловеще освещало стены пресненских домов, и длинные тени прохожих то скрещивались, то разбегались под ногами.
Контролёрша в метро задержала Оксану, потому что она забыла предъявить проездной. Повезло ещё, что не сдала в пикет милиции – поняла, что у девушки горе, и пожалела. Оксана сбежала по лестнице на платформу, вломилась в вагон, и захлопнувшие двери прищемили её шарф. Пришлось так и ехать до "Баррикадной" и, освободившись, перебегать на "Краснопресненскую". До Белорусского вокзала одна остановка по Кольцевой, а оттуда скоро пойдёт электричка. Кажется, успеваем, решила Оксана, но злоключения не этом не закончились. Наоборот, всё ещё только начиналось.
У платформы "Белорусская" состав замедлил ход, и люди сгрудились близ дверей, плотно зажав Оксану в единой нетерпеливой массе. Но, против ожидания, поезд не остановился, а поехал дальше, к "Новослободской", заставив пассажиров завыть от недоумения, ярости и страха. На платформе тоже бушевал эмоциональный шторм, и Оксана сумела различить перекошенные лица, грозящие кулаки, неприличные жесты. Брань скрыли грохот и лязг состава. Кто-то крутил пальцем у виска, другие плевались и отходили от края платформы, ничего не понимая.
Сразу же принялись нажимать на кнопку экстренной связи с машинистом, но тот не отвечал. От осознания того, что она едет в неуправляемом поезде, Оксане стало не по себе. Задание под угрозой, Виноградов долго ждать не станет, и страшно подумать, что вскоре произойдёт с Аллочкой. Кроме того, можно попасть в аварию, а куда собственная дочка денется? Сейчас она в пансионе, но потом?.. Только бы целой остаться и невредимой, а остальные вопросы как-нибудь решаться. Поскорее бы этот дурацкий поезд остановили!..
– Сознание машинист потерял! – орала рядом с Оксаной толстая тётка в ярко-красном пальто и с такой же помадой на губах. – Сейчас передали, что ему плохо. У "Новослободской" остановимся! Тихо, граждане, не базлайте, ничего страшного не произошло! Просьба сохранять спокойствие и не разжигать панику! Мужчины, вы-то хоть не срамитесь!..
Действительно, на следующей станции вся разъярённая толпа вывалилась из вагонов – навстречу не менее грандиозному сборищу пересаживающихся с Серпуховско-Тимирязевской линии. Наконец-то оказавшись у касс Белорусского вокзала, Оксана выяснила, что ближайшая электричка отправится через полчаса. Когда вагон дёрнулся и пошёл. Сыщица уже ни на что не надеялась, но всё равно ехала – для очистки совести. Виноградов, не увидев в положенном месте Татьяну, мог подождать минут пять-десять, но сейчас-то, конечно, уже ушёл…
Одуревшая, в сдвинутом набок парике, в жакетке с оборванными в давке пуговицами, Оксана выскочила на платформу. Просмотрела её насквозь и горестно вздохнула, треснув кулаком по ближайшей скамейке. Среди вокзального люда Максим не мелькал. Но Оксана опоздала всего на пятнадцать минут, и ещё на что-то надеялась. Правда, люди, подобные Максу Виноградову, отзывчивостью никогда не отличались.
Оксана несколько раз прошлась туда-сюда по платформе, в тщетной надежде осматривая каждого молодого мужчину. Вздрагивала от сигналов автомобилей на стоянке – а вдруг они ещё там, и Аллочка с ними? Щурясь от назойливого холодного солнца, Оксана металась, будто зверь в клетке, но не могла успокоить мысли, остудить голову, изменить планы в соответствии с ситуацией. Она готова была раскрыть себя перед Виноградовым, надавать ему сколько угодно обещаний. Лишь бы Аллу не изнасиловали сегодня.
Ведь это так страшно, так унизительно и больно, даже когда уже есть ребёнок, и не впервые на тебе сопит мужик! А невинный ангелочек, будущая Прекрасная Дама, если пройдёт через это, вряд ли останется в здравом уме. Ну почему с Таней всё так вышло? Неужели Алле суждено принять такую муку?..
– Девушка, вы не бритого ищете? – спросила охрипшая тётка, трогая Оксану за плечо.
Та, решив, что ослышалась, повернулась на каблуках. А вдруг Виноградов оставил здесь своих людей для слежки?
– Вы откуда знаете? – Оксана могла поручиться, что бабу эту никогда в жизни не встречала.
Та держала в руках несколько коробочек и пакетов с колготками, а ещё несколько разноцветных пар, перекинутых через плечо, трепетали на свежем студёном ветру. Круглое румяное лицо, тёмные жёсткие волосы под павлово-посадским платком, вытертая нутриевая жакетка… Лет этой особе около тридцати, глаза блестят по-молодому, а зубы ровные, белые; только на одном – золотая коронка. Скучно торговке на перроне, вот и решила развлечься. Значит, Виноградов был здесь, ждал Татьяну. И ушёл не сразу, иначе женщина не успела бы его заметить и запомнить.
– Возьмите вот эти, "Филодоро", – прошептала торговка, всовывая в озябшие Оксанины пальцы упаковку. – И вот эти ещё, "Осма". "Леванте" хороши – мягкие, шелковистые, "держат" ногу как полагается. Плотно облегают, и стопа сформирована. Держите, будто смотрите. "Филодоро" при расширении вен помогает. Икры утягивает, пусть они и не лечебные. Я его знаю, Максима этого, он порнушку снимает, – точно такой же базарной скороговоркой сообщила торговка. – На счётчик вас поставил? Бедненькая вы тогда!..
– Не меня, а дочку моей подруги, – осторожно ответила Оксана. Она придирчиво изучала шерстяные колготки, растягивая стопу. – Требуют деньги, иначе трахнут ребёнка в очередь. А она – девочка…