– Лежит на Митинском кладбище. – Старосвецкий снова закурил.
– Её тоже… вы? – Оксанино сердце ёкнуло от радости.
– Не я, но по моему приказу. Есть на свете способы, которыми можно заставить даже такую бессовестную тварь полюбить себя без памяти. Один человек сумел скрутить Юлию Крель в бараний рог. Она перестала встречаться с Артёмом, сказав, что выходит замуж. После свадьбы переписала всё своё имущество на имя супруга. Подчинялась ему, как марионетка. Правда, не одобряла его увлечения религией Муна. А она была очень примерной прихожанкой, эта убийца и развратница. Но вскоре после выяснения отношений Юле стало худо во время принятия ванны джакузи, и она утонула. Имущество перешло супругу, а тот, получив свой процент, остальное передал мне. И я вручил круглую сумму в долларах семье Ярослава. Кроме него у родителей осталось ещё трое детей, к тому же пришлось воспитывать внуков. Иван с Анисьей ни в чём не виноваты, и пусть не знают, кем была их мамаша…
Оксана вспомнила свой разговор с Чугуновым в джипе, когда тот пересказывал биографию Генриха Смулаковского. Значит, жену в ванне утопил именно по приказу Виктора. А жена эта, в свою очередь, была любовницей Артёма Лукьянова; и по её просьбе Артём сгубил Ярослава Креля…
– Остальные убийства целиком связаны с коммерческой деятельностью Лукьянова, Молчанова и его тестя, отца Марины. Теневой бизнес, в частности, незаконная поставка оружия в другие страны, приносит огромный барыш. И, чтобы его разделить, приходится забыть многое. Даже то, что ты – гомо сапиенс.
– И вы действительно ничего себе не брали из полученных денег?
– Брал оговорённый процент – мне же нужно было на что-то содержать группу. Своего рода маленький партизанский отряд на захваченной врагом территории. Вместе с тем я вынужден был покупать недвижимость и автомобили, обедать в дорогих ресторанах и посещать ночные клубы. Я должен был выглядеть богатым и счастливым, чтобы не отличаться от других. Но я отличался от всего племени Адамова и постоянно помнил об этом. Денег мне нужно было куда меньше, чем тому же Артёму. Я не мог их истратить ни на жену, ни на любовницу…
– Почему? – Оксана смотрела на Виктора, как завороженная.
– Этого никто не знает, в том числе и Александра, с которой мы много общались. Жаль, что вы – женщина; мужик понял бы лучше, но я и с ними не откровенничал. Попытайтесь войти в положение человека, который в девятнадцать лет на войне стал инвалидом. Я думал потом, что лучше меня убило наповал в том бою, или остался бы калекой. Смог бы бабу найти, в России любят увечных и жалеют. Но только не таких, как я…
– Вы – увечный?! – Оксана не верила ему, высокому и красивому. – Духовно, что ли? Или душевно?.. Извините за бестактный вопрос – у вас по психиатрии инвалидность?
– Не мешало бы! – Виктор пальцами тёр чисто выбритый подбородок, гладил шрам на горле. – Но я по натуре – победитель. Мне имя дали правильно. Мать в роддом увезли в воскресенье, из-за праздничного стола – семья отмечала двадцать лет Победы. Не желая прослыть слабаком и шизанутым, я ломал себя через колено, сопротивляясь надвигающемуся безумию. Возненавидел людей ещё в детстве, но всю жизнь улыбался им – иначе не сделать карьеру. Два катастрофических нервных потрясения не прошли бесследно. Мне пришлось их перенести, как выражаются, "на ногах", без психиатрической помощи, без лекарств и длительной реабилитации. Клеймо душевнобольного закрыло бы мне путь наверх. Я мог сгинуть в интернатах и больницах, потому что не имел блата. И не только блата, а даже самых обыкновенных родственников, которые носили бы мне передачи в психушку.
Старосвецкий запыхтел трубкой, раздумывая, продолжать ли. Оксана, напрягая глаза до слёз, смотрела на него и ждала.
– Многие сумасшедшие считают себя здоровыми. Так и я – чёртиков не ловил, Наполеоном себя не ощущал. Глюки на меня не наплывали. Работоспособность имел выше средней, физически был развит. Плавал, занимался греблей и волейболом. К армии готовился заранее. О том, чтобы закосить, даже не думал. Наоборот, горевал, что нет войны, и негде себя проявить. Страстно желал иметь орден. В общем, обыкновенные мальчишеские фантазии…
– Орден вы привезли из Афганистана, – вставила Оксана.
– Лучше бы я привёз оттуда другое… То, что там и потерял. В том бою, когда закрыл собой командира. – Старосвецкий тяжело вздохнул. – Я был готов умереть, но то, что случилось после, хуже смерти. Капитан Осипов благодаря мне остался в живых, и они отбросили "духов" с горной дороги. Я говорю "они", потому что сам уже лежал кучей окровавленного мяса. После взрыва гранаты буквально под ногами редко кому удаётся выжить. Мне, как видите, удалось. Это был третий удар, а первые два случились ещё в детстве. Погибла от взрыва перегонной установки моя мать. Предал и фактически отказался заниматься мной отец. В горах вокруг был огненный ад, потому что "духи" подожгли бензовоз, шедший под нашей охраной. Тогда я впервые пожалел, что попросился в Афганистан. Рядом со мной парню голову оторвало, а я стал как решето. Всё, что было между ног, пришлось ампутировать. Уже четырнадцать лет на мне лежит "большая печать". Я даже не кастрат, я – евнух, скопец. И моё чисто выбритое лицо, предмет восхищения женщин, оттуда. Александра часто спрашивала, почему не женюсь, раз сам такой весь из себя шикарный. Можете передать ей, если сочтёте нужным… Осколок, угодивший в шею, прошёл в сантиметре от сонной артерии. Плохо, что я выжил, а не погиб за правое, как тогда казалось, дело. Остался бы честным комсомольцем, до конца выполнившим свой долг. Вернулся бы на Родину в цинке, как тот, что был рядом со мной при взрыве. Похоронили бы меня под красной звёздочкой, и не окунулся бы я во всю эту грязь. Но я остался верен данной присяге, и много воров отправил к праотцам, да и бандитов – не меньше. Киллеров в тех случаях не находили. Просто объявляли, что совершено заказное убийство, связанное со служебной деятельностью жертвы. Если этих уродов не карает государство, их должен карать я, изъявивший желание обеспечить безопасность этого самого государства. Этих убийств было около двадцати.
– Я не знала, – пробормотала потрясённая Оксана. – Не знала…
– Само собой. Так получилось, что мне удалось рассчитаться с Лукьяновым. Точно так же он был в состоянии покончить со мной. В нашем кругу не принято жалеть жён и детей тех, кто мешает бизнесу или представляет опасность. Если дети через родителей получают блага, пусть будут любезны получить и проблемы. Не я установил в стране эти порядки, не я первый сказал, что все слюни и сопли – в пользу бедных. Но у меня не было семьи, я оставался свободным и несговорчивым. Мне пришлось стать сильным, подлым и наглым; ну, так и ведь и остальные там такие же. Что поделаешь, если народ России, купившись на дешёвые посулы, выбрал соответствующий общественный строй? Ну куда, скажите на милость, рядовому обывателю двести сортов сыра или колбасы? Люди ждут, когда в каком-то из пустых фантиков всё же окажется конфетка. Тогда договоримся так – вам нравится существовать, как в джунглях, существуйте. Но когда пробьёт ваш час, не дёргайтесь. Пусть теперь Александра покажет, как она умеет крутиться и сбивать лапками масло. Пусть поработает в поте лица своего…
– Виктор, я согласна, что вокруг достаточно всякой мрази, – еле слышно произнесла Оксана, не зная, как на её слова прореагирует Старосвецкий. – Но всё-таки, в первую очередь, вы мстите окружающим за своё горе, за свои раны. Вы завидуете им…
– У меня в девятнадцать лет не было на совести особых грехов. В Афганистан я поехал не из желания попрактиковаться в стрельбе по движущейся мишени. Жизнь подтвердила правильность включения этой страны в зону национальных интересов России. А я уже тогда понимал это. Разве мало вокруг ещё менее достойных людей? Но почему-то для испытания выбрали именно меня. Я скрывал своё увечье, как мог, но пересудов всё равно не избежал. В баню с компанией – ни-ни, даже на пляже мне было нечего делать. Женщины наперебой предлагали себя, я хотел их, но отказывался под разными предлогами. Это надо почувствовать, ощутить весь трагизм подобного положения.
– И протез не поставить? – Оксана никак не могла поверить в то, что слышала. – Вы же часто бываете за границей, и средства позволяют…
– Протез есть протез. – Старосвецкий выдохнул дым, разогнал его ладонью. – Силиконовой, или сделанный из моей кожи и связок – без разницы. Я много раз пробовал исправить положение, но безуспешно. К настоящему моменту я смирился с собственным одиночеством. Мне не мешают ни жена, ни дети. Да и раньше… Времени на учёбу и работу у меня всегда был вагон. Если исключить из жизни юноши всё, что связано с любовью и дружбой, ничего в ней и не останется. Окончательно я впал в ярость, когда пошли слухи о моей "голубизне". Я – нормальный мужик, натурал до мозга костей. До сих пор люблю баб и одновременно ненавижу, даже понимая, что они не виноваты. А что касается зависти, вот моё мнение. Честолюбие с завистью идут рука об руку. Здоровая, умеренная зависть часто приводит человека к прорыву, к успеху, к славе и к власти. Те, кто никому не завидует, с моей точки зрения, ущербны. Они вызывают скуку и жалость, даже брезгливость. Такие многого не добьются и сгниют в нищете. Весь вопрос в том, кому, как и по какому поводу завидовать. И что делать самому для того, чтобы разрядить ситуацию. Можно злословить и пакостить из-за угла, но я предпочитаю задавить предмет зависти собственным успехом. И пусть он завидует мне!
– Вам лестно, когда люди завидуют? – догадалась Оксана.
– Естественно. Если ты что-то собой представляешь, то должен иметь врагов, и завистников тоже. По их количеству можно судить, чего ты стоишь на земле нашей грешной. А когда тебе сочувствуют, тебя жалеют, смело суй голову в петлю. Ты зря появился на свет…
Вошёл тот самый юноша в белой рубашке, забрал поднос, стаканы и блюдца. Виктор подождал, когда он закроет дверь, и заговорил снова.
– Так вот, после возвращения "из-за речки" мне только и оставалось, что учиться. Жил на Онежской улице, в родительской квартире. Старший брат стал лётчиком, обосновался на тёплом местечке в Кубинке. В отличие от меня, Яков доволен нынешними временами. Он продаёт то, что ему не принадлежит по праву, и живёт в своё удовольствие. Пока.
Виктор нажал на последнее слово, и Оксана всё поняла. Такой человек, как Старосвецкий, не сделает поблажки и родному брату.
– Как "афганец" и орденоносец, я был зачислен в МГУ вне конкурса. Хотел стать адвокатом – состоятельным, красноречивым, блестящим. "От хорошего юриста должно пахнуть французским одеколоном, кожаным сидением скоростного автомобиля и деньгами", – эта фраза в ходу среди "авторитетов" и деловых людей. Правда, они же при случае цитируют римского императора Веспасиана, который считал, что деньги не пахнут. Такой вот парадокс. Но потом я понял, что призван не защищать в суде разную сволочь, а, напротив, уничтожать её. И когда мне предложили подумать о работе в системе госбезопасности, ответил согласием. Раз у меня нет семьи и перспектив обрести её, и я не собираюсь довольствоваться дружескими компаниями, то должен строить карьеру. Я и строил, отдавая учёбе, общественной работе и спорту всё время без остатка. Хотел поменьше бывать в своей пустой квартире – вам это знакомо, я знаю. Положа руку на сердце, Оксана, признайтесь, – неужели вы ни разу не позавидовали наиболее благополучным сверстникам? Тому, кто в восемнадцать лет не остался без родителей, без средств к существованию, с ребёнком на руках? И вы не проклинали судьбу за жестокость, не сетовали на свою горькую долю? Молчите? Значит, завидовали. Меня уволили из органов в девяносто первом, сослались на необходимость сокращения штатов. Я понимал, что дело здесь не в этом, но унижаться не стал, уволился. И стал героем-одиночкой, ревнителем справедливости, воздающим людям по делам их. Энергичный индивидуалист, стоящий взвода или даже роты, – вот таким я и стал. Правда, потом пришлось привлечь к сотрудничеству нескольких ребят, но они сами не думали ни о чём – просто исполняли мои указания. Слепой случай обездолил меня, но во всех других областях жизни я оставался на высоте, получил неограниченные возможности для удовлетворения своих желаний. Природная мужская агрессивность давила, и я не мог сбросить её в постели. Мало-помалу вокруг меня собралась команда из тех, кто не желал терпеть и прощать. Сначала я устроился работать шефом службы безопасности в одну из гостиниц, провернул на той должности несколько удачных дел, сдал в руки директора его обидчиков. И понял, что набрёл на свою золотую жилу. Обидчики эти исчезли бесследно, а директор гостиницы подарил мне подержанный, но ещё весьма прыткий "Ягуар". Если бы мы решили покарать этих ублюдков по закону, месяца через четыре встретили бы их уже на воле. Они были в состоянии купить себе свободу и оттого шли вразнос. Но на сей раз им не повезло…
– А потом вы перешли в банк?
Оксане после чая с мёдом стало жарко, и она всё время обмахивалась концом длинного шарфа.
– Да. И в то же примерно время я организовал устойчивую группировку в весьма оригинальном составе. Первым я пригрел вышедшего из Казанской психушки мужика, который лет десять назад по дурости изнасиловал дочку большого начальника, когда та возвращалась вечером с пляжа. "Лучше на зоне просидеть десять лет, чем в Казани – год", – говорят зэки. А ему в Казани десять лет пришлось лечиться. В Москве у него ни родных, ни жилья. Снял ему квартиру, использовал для таких поручений, которые нормальный выполнять не возьмётся. Про детдомовцев и беспризорников вы знаете – они тоже всем мне обязаны. Прибился ко мне и молодой монах-расстрига. Он и сыграл одного из "долгопрудненских", которым якобы был должен Артём…
– Значит, Лукьянов не задолжал бандитам?
Оксана обомлела. У Старосвецкого в рукаве, как оказалось, было припасено для неё немало сюрпризов.
– Сказка про "долгопрудненских" сработала великолепно. У меня имеются консультанты – ведь немало "братков", оказавшихся по разным причинам без паханов, греются у моего огонька. Среди них попал и уроженец города Долгопрудного. Он исполнял роль другого бандита. Расчёт был такой: документов о сделках с криминальными группировками бизнесмены в сейфах не держат. А поскольку Артёма уже не было в живых, подтвердить или опровергнуть мои доводы он не мог. Ну, а Саша не привыкла принимать самостоятельные решения. Она испугалась и сразу же согласилась расстаться с имуществом. Добро она не наживала и, следовательно, не ценила его. Теперь о банках. Действительно, должок у Артёма был, но не такой уж большой. Перед польской фирмой, например, и перед моим банком тоже. Трём другим банкам он взятые кредиты уже вернул, но Александра об этом не знала. Для оставшихся выплат достаточно было продать одну квартиру. Никаких автоперегонщиков Артём не субсидировал, хотя я и подготовил доя Александры соответствующие документы. Но она не пожелала их увидеть. Вдова как будто вообще не знала, что в природе существуют какие-то заверенные расписки в получении денег. Я врал, не надеясь на успех, а после пожалел, что затратил столько времени, сил и средств на подготовку этой операции. Наверное, это был самый лёгкий способ отъёма денег из существовавших когда-либо в природе. Я называл сумму, и Александра платила. С Мариной Молчановой и её папашей было общаться куда труднее, и потому пришлось от них избавиться. Во время пожатия рук им был введён яд, парализующий все мышцы, включая сердечную…
– Да, я знаю. Даже очень здоровый человек погибает буквально через два дня. У Марины и её отца тоже не было долгов?
– Были, но мы их увеличили в три раза. Я собирался возместить ущерб семьям жертв Никиты Молчанова. Ну, и себя не забывал – за рубежом всё-таки больше уважают богатых людей. Кроме того, надо было заплатить и моим ребятам, правильно? Я сумел стать незаменимым и для Лукьяновых, и для Молчановых, и для их кредиторов. Но действовал я до определённого момента только словом…
– Людям выгоднее было верить вашим словам или делать вид, что они верят. И отдавать деньги в том количестве, в каком вы скажете. Марина Молчанова и её отец Рэм Лисовский отказались заплатить вашим подставным – и погибли. Никита Молчанов, как только он взбрыкнул и обратился в милицию, был избит до полусмерти, после чего бесследно исчез. Та же самая Александра, не явившись на встречу с мнимым Линдесом, лишилась дочери. Потом погибла и её золовка…
Оксана заметила, что Старосвецкий всё время смотрит на часы. Значит, беседовать у камина осталось недолго.
– Виктор, скажите, а с Сашей в тот день действительно разговаривала ваша родная тётя? Я почему-то в этом сомневаюсь.
– И правильно делаете! – рассмеялся Старосвецкий. – Не хватало ещё мою старую нервную тётушку впутывать в серьезные дела. У меня с детства неплохо получалась имитация голосов, и я решился воспользоваться Божьим даром. Единственное, что невозможно было предугадать заранее – предложение помощи Александре. То, что на неё будет работать ваше агентство, мне и в страшном сне не приснилось бы. Впрочем, мне ведь ничего не стоит заставить самоотверженного и сурового сыщика влюбиться в меня. Но я ограничусь тем, что вы просто никогда не сможете обо мне забыть.
– Вы пользуетесь запрещёнными методами? – заинтересовалась Оксана. – Обладаете гипнозом? Про вас ходят такие слухи.
– Если выражаться точнее, я занимаюсь нейролингвистическим программированием, хотя при желании могу без шума и пыли ограбить банк, к примеру. Мне там денежки кассирши, улыбаясь, сами выдадут. Такие преступления невозможно раскрыть, ибо их даже не замечают…
– Люди исполняют ваши желания, как бы находясь во сне, а потом всё забывают. Но с Александрой вы поступили иначе – не дали ей установку на забвение. Она всё помнит и мучается.
– Я так хочу. Она и должна помнить. – Старосвецкий поигрывал сигарным ножичком, катая его между ладонями. – Она и не забудет никогда…
– Вы распространяли слухи о переезде в Перово для того, чтобы все позабыли об Онежской улице, где вы на самом деле жили?
Оксана осмелела. Ей казалось, что Виктор ответит на этот вопрос.
– Да, мне ни к чему было иметь во дворе наружников. К тому же, раз я не живу на Онежской, квартиру не поставят на прослушку. Но в Перово я действительно собирался переезжать будущей весной. Теперь же пришлось квартиру продать – очень нужна была валюта.
– Понятно. – Оксана повертела на пальце кольцо, собираясь с духом. – Я вас ещё о Тане Лукьяновой спросить хочу…
– В смерти Тани Лукьяновой я не повинен! – неожиданно горячо сказал Виктор. – Я готов отвечать только за собственные поступки и платить исключительно по своим счетам. Её ограбили по наводке любовника-афганца, а потом убили, поскольку она всех их знала в лицо и могла назвать по именам. От этой их акции я тоже пострадал – потерял свои пятьдесят тысяч долларов, которые были мне очень нужны.
– А если бы Саша явилась на встречу, как бы вы поступили?
Оксана не ожидала, что Старосвецкий ответит на этот вопрос.
Но он ответил, ничуть не смутившись: