Саша про себя обрадовалась, что ей предложат конкретный способ выплаты долга, и не придётся думать хотя бы об этом.
Действительно, тот банк, где Артём хранил деньги, не функционирует; толпы обманутых вкладчиков осаждают его, ломятся в дверь, но ни один из них не получил ещё ни копейки, ни цента. Руководство банка на горизонте пока не возникало, отсиживалось за границей. Может быть, продать для начала драгоценности? Не хотелось бы жертвовать машинами, но с "Сузуки", если возникнет необходимость, можно расстаться – для Саши машина слишком велика.
– Мы – "долгопрудненские", – не моргнув глазом пояснил Лёша. – Держим оба "Шереметьева". Но это значения-то не имеет никакого для вас, Александра Александровна. Ведомости покажем, объясним, сколько и под какие проценты брал у нас Артём Михалыч. Не обманем, не бойтесь – нам чужого не надо. Но и вы будьте с нами поласковей. Будем вести дела по понятиям. И всё равно не отступимся, – голос Лёши стал строже, суше. – Времена тяжёлые, а у нас не собес. И месяца на раскачку дать не можем. Только от силы двое суток вам оставляем, потом включаем счётчик. Вы уж не сердитесь, красавица.
– Мы прикинули, сколько и чего можно внести в счёт погашения долга, – доброжелательно сообщил Старосвецкий. – Квартира в Хамовниках на вас ведь оформлена? Чтобы её продать, не нужно никаких наследственных формальностей улаживать. Я всё устрою так, что жильё перейдёт к ним, – Виктор покосился на Юру с Лёшей. – За один день.
– Квартиру?!
Саше показалось, что она ослышалась. Неужели долг Артёма только "долгопрудненским" так велик, что не хватит ни хранящихся в доме денег, ни выручки за украшения, ни, наконец, двух автомобилей? Нет, если они решили получить именно квартиру, спорить бесполезно.
– А иначе… никак нельзя? Я, конечно, согласна платить…
– А почему вы не хотите передать квартиру? – изумился Юра. – У вас же ещё одна есть, и дача к тому же. Без крыши не останетесь.
– Ваше счастье, что Артём Михалыч много не задолжал, – успокоил Лёша. – К квартире добавите две "тачки", и будем в расчёте.
Сашу будто ударило током; она тупо смотрела на Старосвецкого, на Лёшу с Юрой, и ей казалось, что всё происходит во сне. Это уже слишком – такого просто не может быть. Как Артём умудрился бандитам задолжать такую сумму? Да ещё банкам, с ума сойти…
– Это – программа-минимум, – сказал Старосвецкий, нажимая кнопки электронного блокнота, хотя, конечно, помнил долги наизусть. – Кроме шести банков, Артём был обязан выплатить пятьдесят тысяч долларов польской фирме, но это уже сущие пустяки. Сашенька, вы ведь ждёте ребёнка, – проникновенно продолжал Виктор, глядя в расширившиеся от ужаса глаза вдовы. – Малыш должен родиться здоровеньким и впоследствии не делать таких ошибок, какие сделал его отец. А лично вам ничего не нужно будет делать. Все документы оформят наши юристы. И наследство они вам вручат в целости и сохранности.
Старосвецкий помолчал, ожидая Сашиной реакции. Но поскольку вдова Лукьянова сидела, будто в столбняке, продолжал.
– Вы – должница, но мы – не рэкетиры. Мы хотим получить своё, и мы получим его. А Артём был наивным, я всегда об этом говорил. Пуская себе пулю в висок, он думал, что уходит навсегда, и был прав. Но он оставил единственную наследницу не только своего имущества, но и своих долгов. Вам повезло, и вашего имущества хватит, чтобы рассчитаться полностью. Но если вы попытаетесь подключить РУБОП, пожаловаться на вымогательство и тому подобные пакости, у вас ничего не получится. Против вас возбудят уголовное дело, и вы пойдёте под суд – по закону нужно платить. Вас признают виновной, и имущество всё равно опишут…
Виктор положил Саше руку на плечо. Она не решалась дёрнуться – растерянность, ужас, отчаяние парализовали волю, а горло стиснул спазм.
– По-моему, лучше ездить на метро, а вместо двух иметь одну квартиру, даже без евроремонта, чем умереть в апартаментах на Осенней улице, оставив в гаражах иномарки. Немногим лучше будет перебраться на нары. Вы другого мнения?
– Не ожидала этого от вас, Виктор. Не ожидала кошмарных слов, а, главное, отвратительных угроз и шантажа. – Саша с трудом протянула руку, взяла заботливо приготовленный стакан с водой и льдом.
– Это не шантаж, Сашенька. Я просто разъясняю вам ситуацию.
Смоляные брови Виктора сошлись на переносице, а уголки губ дрогнули.
– Я делаю это потому, что являюсь начальником службы безопасности банка, в котором ваш покойный супруг взял внушительный кредит. И потому, что знаю вас давно, симпатизирую вам. И не желаю, чтобы в вашей личной жизни, в документах Артёма, в его долговых расписках рылись посторонние. В мои обязанности входит возврат долгов, и мне за это платят. А я не привык исполнять свою работу кое-как. Благоразумнее всего завтра же начать процесс передачи квартиры в Хамовниках, забрав оттуда вещи. Вам на двоих с дочкой, даже на троих, когда родится ребёнок, жилья хватит. Сто четыре квадратных метра на Осенней, два ещё семьдесят два – на улице Тимура Фрунзе… Мне кажется, вы с Артёмом несколько перебрали. Но поскольку обе квартиры, дача и прочее имущество заложены, вы незаконно пользуетесь им. И чем скорее начнёте жить по средствам, тем будет лучше. От себя гарантирую, что с вашей головы и волоска не упадёт, если будете слушаться меня, как отца родного. Итак, Александра?..
– В квартире на улице Тимура Фрунзе живёт бабушка Артёма. Она почти не встаёт, плохо видит, имеет букет хворей. Её куда?
– К себе заберёте, в Крылатское, или в Тулу отправите. Не пытайтесь затянуть время, метры так и так отдать придётся. Вам сейчас нужно о многом другом подумать. – Виктор выразительно взглянул на ребят, потом снова повернулся к Саше. – Вы всё поняли? Максимум двое суток на раздумья. Но раздумывать тут, по-моему, не о чем. Вы и пальцем не пошевелите – всё сделают за вас, пришлют грузчиков, автотранспорт для вывода вещей. Как только утрясёте дела с ребятами, я дам вам месяц, чтобы передохнуть. Дальше начинаем разбираться с банками. Там те же условия – можно погашать недвижимостью, земельными участками, драгметаллами. Но об этом позже, а пока можете ехать домой. Машина у вас пока есть. – Виктор поднялся, и Саша встала тоже. – Вас проводить?
– Нет, я сама.
Она на ватных ногах, как там, в астроцентре, направилась к двери. Остановившись, пошатнулась, схватилась за ручку.
– Мы вам позвоним, – сказал Виктор. – Завтра утром. И ещё об одном должен предупредить. У ребят заведено, чтобы за должниками постоянно велось наблюдение. А потому не делайте резких движений, не пытайтесь скрыться. И не обращайтесь в органы.
Старосвецкий оглядел Сашу и понял, что та созрела, и фортелей выкидывать не станет.
– Но вас всё же проводят, до станции метро "Парк Культуры". Всего доброго!
Старосвецкий толкнул дверь. Из кухни в коридор вышел тот самый субтильный мальчик с раздёрганной мокрой чёлочкой.
– Вам всё понятно, Александра? Пока вопросов ко мне нет?
– Всё понятно, Виктор. Нет никаких вопросов. Ни слова больше не произносите, прошу вас. Не надо…
И Саша быстро вышла из комнаты, потом – из квартиры. Сейчас она вообще ни о чём не думала. Шла вслед за грузным молчаливым водителем джипа вниз по лестнице и большее всего боялась увидеть свою любимую "Хонду-Сонату", с которой вскоре предстояло расстаться навсегда.
Шелестел дождь, и по лобовому стеклу бежали ручейки – то красные, то зелёные. В предрассветных сумерках, по опустевшим к утру улицам, Саша ехала в Крылатское и плакала. Окончательно пришла в себя лишь во дворе дома на Осенней, когда завела свою "Хонду" на стоянку. Ещё два дня машина будет с ней, а после? Ездить на работу в метро? А какая там станция? Наверное, "Павелецкая" или "Серпуховская". Сегодня суббота, а в воскресенье документы не оформляют.
Вот в понедельник или во вторник придётся подарить "браткам" два автомобиля и начать процесс передачи уютной квартиры в Хамовниках. Перво-наперво надо вывезти оттуда Таисию Артемьевну, которая, конечно, ничего не поймёт и расплачется. И Тане, и Аллочке придётся что-то лепетать, пряча глаза. Боже, как больно, как стыдно!
Нет, лучше не ждать понедельника, и с домашними объясниться сегодня. Нужно отдохнуть до полудня и ехать туда, к ним. Дочери в субботу нужно в школу, пусть она ни о чём не беспокоится хоть сегодня, а с Таней объясниться легче. Вероятно, что Аллочка, расстроившись, снизит успеваемость.
Саша уже хотела открыть дверцу и выбросить ноги на асфальт, но вдруг увидела, что на площадку въезжает молчановский джип "Шевроле-Блейзер", в котором вчера вечером Таня, Алла и бабушка и мраморная такса Бекки уехали в Хамовники. Фары погасли, и почти сразу же потух свет в салоне, и открылась передняя дверца. Всегда подвижная, спортивная, ловкая. Марина выбралась из внедорожника с трудом, сразу же закурила, и через минуту к ней подошёл не менее взволнованный Никита. Он наклонился к зажигалке жены, и Саша, прищурившись, заметила, что её пальцы дрожат.
– Ник, я боюсь… Я так боюсь, что готова бежать без оглядки отсюда. И все, всё им оставить. Ведь мой папа умер не случайно…
– Мариш, он от инфаркта умер. Не нужно сгущать краски.
Молчанов жадно затягивался, стараясь казаться уверенным, но не мог, и своими попытками успокоить только раздражал жену.
– От инфаркта! Ник, помяни моё слово, завтра я умру от такого же инфаркта, хотя сердца своего никогда не чувствовала! Как, кстати, и папа, – он же лёгкой атлетикой занимался и плаванием. А потом и ты коньки отбросишь, пусть даже у врача в последний раз был пятнадцать лет назад, да и то у зубного. А дальше… Дальше – девочки… Господи, почему мы Настю там же не оставили? Надо было отправить их с Ксюшкой вместе!..
– Мариш, ты с ума сошла совсем! – Никита смотрел в сторону дома и сбивал пепел о железную оградку. – Ей же в школу нужно сегодня. Ты сама меня уверяла, что сойдёшь с ума, если Настасья не закончит "Ретро"…
– Тогда уверяла, да, но теперь всё в прошлом! Всё, всё, всё, слышишь?! Какое там "Ретро", всё равно придётся убираться оттуда за неуплату. Ведь мы вот-вот голью-шмолью станем. Или мы умрём всей семьёй, если не согласимся на их условия. Ник, я уже на всё готова. Давай бросим всё и уедем с девчонками в деревню! Это – единственный выход…
– Перестань, ещё ничего не известно. Ты просто устала – поминки, всю ночь не спала, и на понт тебя запросто взяли. Пойдём домой, Мариш…
– Ты придурок, Ник. Мы влипли по-крупному, а ты всё трепыхаешься. Ну, пошли.
Марина, выбросив окурок, проследовала мимо "Хонды" и не обратила на Сашину машину никакого внимания. Молчанов вытер лицо широкой ладонью, будто умылся под дождём, и понуро побрёл за женой, также не заметив серебристой, хорошо знакомой ему "тачки".
Саша вышла из машины, заперла дверцы, подняла голову. Молчановы были уже дома, и в их квартире светились два окна – только два во всём громадном доме. Они не спят, и не будут спать, раз речь идёт о каких-то угрозах. Марина отправила Ксюшу в область, хочет спрятать там же и Настю, но разве это имеет смысл? Захотят найти, найдут и на Дальнем Востоке, не то, что в Ромашкино.
Прихрамывая, Саша добралась до подъезда, открыла кодовый замок, мечтая только о том, чтобы не встретиться с Ниной Васильевной или с Аликом. Может, позвонить к Молчановым, спросить, что случилось? Они же друзья, и это ко многому обязывает. Но чем она поможет Никите с Мариной, если сама попала в ужасное положение? Но поддержать, пусть морально, их нужно. И самой попросить совета, ведь Никита мог знать о делах Артёма хоть что-то. Всё-таки Марине лучше – у неё мужик живой. Никита сильный и добрый, у него две руки и два плеча. Он прекрасно знает Старосвецкого, а потому поможет несчастной вдове…
Консьержка похрапывала за дверью, Алик слушал плейер. Он кивнул Саше, но спрашивать ни о чём не стал. Нина Васильевна обязательно стала бы утешать свою любимую Сашеньку, которая нравилась ей куда больше, чем высокомерная Марина Молчанова. Вот так же четыре дня назад Александра Шульга поднималась в кабине лифта на десятый этаж, прилетев из Петербурга. Но тогда она была другой – капризной, наивной, уверенной в том, что правда всегда торжествует. Но сказка кончилась, и праздничные огни погасли.
Выйдя из лифта, Саша остановилась, прислушалась. Марина всхлипывала у самой двери, и опять что-то ласково бубнил Никита. Всё ясно, стараются не разбудить Настасью, у которой впереди трудный день. Нет, соседям сейчас не до неё, и лучше всего будет пройти к себе, умыться и поспать. Ведь на раздумья дано двое суток, а раздумывать не о чем.
И потому несколько часов можно посвятить крепкому, глубокому, освежающему сну. Кстати, часам к двум директор лицея попросил заехать, у него есть работа для секретаря-референта. Неудивительно – ведь Александра то и дело отпрашивалась, и потому чувствовала себя обязанной. Очень хорошо, что в субботу можно отработать должок.
"Сицилийская" дверь отпиралась много дольше обычного. Наконец, справившись с запорами, Саша вошла в квартиру. И сразу же бросилась в ванную, на массаж, потому что очень хотелось заплакать. Но, поразмыслив, она решила от купания в джакузи воздержаться. Скинув тесные туфли на каблуках, Саша села на постель дочери. Юбку и жакет стаскивала уже с закрытыми глазами. О том, что нужно удалить макияж с лица, даже не вспомнила. Подняла упавший на пол учебник политологии, положила его на стол и тяжело вздохнула.
Окна Аллочкиной комнаты выходили на восток, и девочка часто видела, как встаёт солнце. Она ещё не знает, что горизонт её жизни затянуло тучами, и самоубийство отца только открыло череду злоключений. Оттолкнувшись руками от подоконника, Саша дёрнула за шнурок. Вишнёвый плотный шёлк скрыл от неё светлеющее небо и проливной дождь. Положив рядом с подушкой сотовый телефон, завернувшись в своё, принесённое из спальни одеяло, Саша заснула – как только закрыла глаза.
* * *
С преподавателями лицея Саша не успела ещё сойтись, и в их компании на улицу не выходила. Вот и сегодня она дождалась, когда шумная группа протиснется в дверь, а потом люди разбредутся – каждый в свою сторону. Учащиеся гурьбой понеслись по Зацепе к метро, а Саша нога за ногу потащилась в противоположную сторону, на ходу доставая телефон. "Хонды-Сонаты" у неё больше не было – дарственную оформили сегодня в обед. А вечером договорились встретиться с Лёшей, Юрой и их юристами в квартире на улице Тимура Фрунзе, чтобы прямо на месте уточнить детали передачи недвижимости за долги.
Саша нажала семь кнопок на трубочке, послушала, закусив губу, но в Хамовниках к телефону никто не подошёл. Если вся весёлая компания ввалится без предупреждения, бабушка может испугаться, схватиться за сердце и здорово рассердить "долгопрудненских" ребят, в планы которых входило завершить бодягу с квартирой ещё на этой неделе.
Убедившись, что дальше ждать бесполезно, Саша набрала другой номер и тут же услышала голос Аллы. Дочка немного запыхалась – наверное, опять каталась на роликах или занималась аэробикой перед "видаком". А поесть, конечно, забыла – только сок выпила…
– Алька? – Саша так часто называла дочку, – ты давно дома?
– Час. Мы с Настей приехали после танцев, но с Бекки я одна гуляла. Марине Рэмовне нездоровится, и Настя с ней осталась.
– Ты обедала? – Саше очень хотелось сейчас побыть с дочкой, но от поездки в хамовники она не могла отказаться.
– Съела йогурт и бутерброд с колбасой. Но я обязательно, мам, поем. Прямо сейчас разогрею.
Алла говорила, как всегда, и в её голосе мать не угадывала ни тоски, ни страха. А ведь знала, что Алла переживает первый сильный стресс в своей жизни. Но школа "Ретро" учила своих питомцев выдержке в любых обстоятельствах и состраданию к тем, кому ещё тяжелее. Поэтому девочка старалась маму не огорчать, жить, как раньше, не прекращала даже тренировок по роллер-спорту. И лишь в родительской спальне, где стоял портрет отца, а рядом – стакан водки с куском хлеба, не побывала ещё ни разу.
– Курицу с лимоном разогрею в печке, и бульон с пирожками…
– Грибные "ушки" возьми в холодильнике – они мне удались на этот раз. Кстати, тебе и ужинать придётся одной, я очень поздно вернусь. К бабушке Тасе еду прямо с работы. Как Таня, не звонила?
– Добралась нормально. Тебе передавала огромный привет.
– Спасибо. А больше никто не звонил?
– Нет.
– Ну и ладно. – Саша немного успокоилась.
Значит, Аллочку Виктор пока не тревожил. Да и зачем ему это, если Саша пока не дёргается? Подарила машины, согласилась на все условия – исключительно ради Аллы. Лишь бы не напугали девочку, ничего с ней не сделали! А на барахло наплевать. Была бы крыша над головой да кое-какие средства на жизнь, а это Виктор при всех условиях обещал обеспечить. Но для того, чтобы он продолжал благоволить, нужно показать себя покорной, ручной, не опасной. Другого выхода у них с Аллой пока нет.
– Но всё-таки ты постарайся пораньше освободиться, – попросила дочка, и Саше стало мучительно жаль её. – Не люблю вечерами быть одна.
– Обязательно, Алька, ты только не сердись. Приходится папины дела улаживать, а бросить их нельзя. Ну, будешь молодцом?
– Конечно, буду, – пообещала дочка упавшим голосом.
– Тогда пока? Целую тебя и Бекки! Чао! – И Саша отключила связь.
Артём не раз говорил, да и сама она понимала, что воспитывает дочь слишком строго. Не позволяет ей побездельничать, просто поваляться перед "видаком" на тахте, поспать по выходным дольше обычного. Тем более что Аллочка никогда праздно не шаталась по улицам, кафешкам и клубам, и потому не нуждалась в усиленном режиме. Но Саша панически боялась ничем не занятых минут и часов, которые могли спровоцировать дочь на опасные знакомства и необдуманные поступки. Именно так и получилось с её двоюродным братом Траяном.
Сын Павла и Аурики поначалу просто увлекался граффити, особым способом разрисовывал стены домов в Кишинёве, и его хобби вызывало восхищение родителей. Мальчик был талантливый, пусть и несколько сумасбродный. Но это, считали они, пройдёт, и ни в коем случае не следует притеснять ребёнка. Пусть себе на здоровье самовыражается!..
Завершилось всё трагически. Траян Шульга скончался на восемнадцатом году жизни, оставив безутешных родителей горевать, мучиться и молиться. Вместе со своей подружкой Траян целыми ночами, приняв экстази, "колбасился" на дискотеках. Потом парочка перешла на героин и очень скоро у Траяна отказало сердце. Саша сочла, что именно от переизбытка свободного времени и недостатка родительского контроля пострадал смышлёный, бойкий её племянник.
Остановившись у кромки тротуара, Саша ещё раз набрала номер Таисии Артемьевны, и снова не получила ответа. Странно, ведь около больной должна находиться сиделка Калерия, которая всегда отвечала на звонки. Кроме того, Калерия полностью обслуживала бабушку Артёма – мыла полы и окна, готовила обеды, стирала бельё.
На зарплату сиделка не жаловалась – Артём удовлетворял все её прихоти, но был в то же время спокоен за Таисию Артемьевну. Если Калерия заболевала и не могла приехать в Хамовники, она, по договорённости с хозяином, приглашала свою племянницу, чтобы та исполняла эти обязанности, и деньги не уходили из семьи. Случая, чтобы старушка осталась одна, да ещё ранним вечером, отродясь не бывало, и потому Саша не на шутку забеспокоилась.