Дочитав последнее слово, Кандауров прикрыл ладонью текст, задержал дыхание, справляясь с куда-то бешенною рванувшимся сердцем. Ему страшно было поверить самому себе - слишком уж неожиданно пришёл к нему "момент истины". И страшно разочароваться. Медленно, с остановками после каждой строчки, он перечитал одну за другой фразы анонса. Всё получается, всё сходится! Лунёв интересовался именно убийством в Коцарском переулке. А кто же был "невольным свидетелем" этого убийства? Парнишка, последняя жертва "упыря". Именно он мог рассказать тому об этом, причём даже незадолго до гибели… "Упырь", по их подозрениям, бродяжничал или отирался рядом с бомжами - последние его жертвы из этой среды. Игорь Лунёв писал об облаве на бомжей и, видимо, желая продолжить тему, где-то наткнулся, нашёл, познакомился с убийцей, выдающим себя за бродягу. Причём, случилось это, скорее всего, сразу после облавы. "Упырь" сумел не попасться, притаиться, а потом - да, потом, видимо, Лунёв его пригрел, спрятал у себя! Для чего журналисту прятать незнакомого бродягу? Ну, во-первых, как жертву произвола милиции. И, судя по анонсу, "невольного свидетеля убийства" - так он, видимо, представил себя журналисту, чтобы ещё сильнее заинтересовать. Подставил себя в рассказе об убийстве на место Витька… Почему же Лунёв оказался таким доверчивым?
Викентий быстро вернулся в комнату, взял лежащие на письменном столе три фотографии. Так, Касимов, Степанов, Забурин. Первые два и на гражданских фото, и уже на тюремных одинаково неприятны - с тяжёлыми, почти отталкивающими взглядами. А вот Забурин - поразительно разный. Как сказал Миша? "Ангелочек и падший ангел". Он это заметил ещё в Ярославле и выделил именно этого человека. Похоже, не ошибся. Забурин со своей ангельской внешностью мог ввести в заблуждение журналиста - а народ этот, как знал Викентий из собственной практики, ушлый, но невероятно доверчивый. Забурин же легко мог не только обмануть, но и вызвать сострадание.
Хорошо, хорошо! С сердцем Кандауров уже справился, а возбуждённое состояние помогло ему чётко мыслить. Если Лунёв собирается писать большую статью, даже цикл очерков, где главный герой - Забурин, значит тот здесь, в городе, и, похоже, спокоен, чувствует себя неуязвимым. Отлично! Он возьмёт-таки это чудовище!
И тут Викентий вспомнил, что у Лунёва есть сын. Лоскутов, кажется, говорил - школьник, подросток. Перед глазами встала картина раннего утра на лесной поляне, свежее кострище, кровавый след на стволе дерева, лежащее ничком худенькое, почти мальчишеское тело, изуродованное страшной раной…
Быстро вернувшись на кухню, он набрал номер Лоскутова.
- Миша, - сказал в трубку, услышав голос коллеги. - Быстренько ко мне. Будем "упыря" брать! Если я, конечно, не ошибся. Давай! Я звоню в управление, прошу машину.
В управлении трубку взял дежурный по городу подполковник Малыхин. Они с Кандауровым хорошо ладили друг с другом. К тому же все на службе знали, каким делом занимается майор. Так что просьба Викентия быстро прислать к его дому машину, вызвала лишь минутную задумчивую паузу. Потом дежурный спросил:
- Подмога нужна, майор?
- Нет, Михаил Гаврилович, обойдусь. Ко мне сейчас Лоскутов подскочит. А кто шофёр?
- Сержант Зимин.
- Тем более, - сказал Викентий. - Николай парень боевой, проследи только, чтоб был вооружён. Жду!
Он был рад, что подполковник не спросил, зачем конкретно нужна машина. Всё-таки стопроцентной уверенности в том, что Забурин - "упырь", и что именно на него он вышел, у Кандаурова не было. Скажи он сейчас, что начинает охоту на "упыря" - всех переполошит. А вдруг осечка? Нет, лучше без огласки. Да и трёх вооружённых оперативников хватит, чтобы повязать Забурина - отнюдь не силача и не спринтера. Убийца был неуловим только потому, что долгое время оставался человеком без лица - неизвестным. Теперь же, скорее всего, он окажется просто беспомощным. Да ещё фактор неожиданности.
Лоскутов жил близко - одна остановка метро, - и прибежал первым. К этому времени Кандауров уже знал адрес и телефон Лунёва - запросил в компьютерном центре управления. Телефон журналиста молчал. Или никого не было дома, или… Об этом Викентий боялся думать. На всякий случай он позвонил в редакцию молодёжки, но и там никто не брал трубку. Оно и понятно - воскресенье. До приезда машины он обо всём рассказал Михаилу. А когда оперативный "Москвич" тормознул у подъезда, они оба уже ждали и тут же погнали по адресу Игоря Лунёва. По пути быстренько обсудили разные варианты: расспросить соседей и, если никто точно не скажет, где может быть сам Лунёв или его сын, вскрыть квартиру. Мало ли что… Однако всё сложилось удачно: въезжая во двор, они увидели самого журналиста - знали его в лицо. Похоже, тот шёл к себе домой, и не один - с девушкой.
Кандауров намеренно показал Лунёву не гражданский снимок Забурина, а тюремный. Нужно было, чтоб журналист ему поверил - сразу. Он помнил, как его самого ошеломило лицо на фотографии. Но Лунёв, похоже, шока не испытал. Гамма разных чувств промелькнула в его взгляде и мимике. И всё же, несомненно, Забурина он узнал, удивился. Как только Кандауров уловил это, он мгновенно пресёк попытку Лунёва вступить в словесную полемику.
- Этот человек - "угличский упырь", - сказал он, не отводя от глаз Игоря снимок. - И последние его жертвы - ровесники вашего Серёжи.
… Игорь открыл дверь и первым вбежал в квартиру. Кандауров ему не препятствовал, только дал знак Лоскутову придержать девушку. Распахнув двери на кухню и в детскую комнату, Лунёв перевёл дыхание:
- Вот! Никого!
Кандауров, после того, как услышал, что мальчик должен поехать на дачу к другу, и сам предполагал, что квартира окажется пустой. Закрытые помещения не привлекали "упыря", ему нужен был лес, посадка или овраг. А тут ещё особый случай - его знают в лицо и, в случае чего, сразу же станет ясно "кто есть кто". Но, на всякий случай, Викентий заглянул в ванную и туалет и, через окно, на балкон.
Лунёв ходил за ним следом и бормотал:
- Нет, не может быть! Они ведь ночевали сегодня одни, вдвоём.
- Вас дома не было?
- Нет…
- Вот так вы доверяли незнакомому человеку? - Кандауров покачал головой. - Опрометчиво.
- Он… казался таким безобидным… Вы не ошибаетесь?
- Отнюдь! - Голос Кандаурова стал жёсток. - И хватит терять время. Где дача?
- Олега Баркова?
- Так зовут Серёжиного друга? Барков… Не банкир?
- Да, Олег его сын. А дача на городском море, в Курортном.
- Ясно. Место известное. Едем, быстрее.
В машину он сел на переднее сидение, рядом с шофёром. Сзади, к Лоскутову, вместе с Лунёвым проскользнула и его девушка - он назвал её Дашей. Викентий хотел остановить её, но почему-то этого не сделал: очень уверенный вид и напряжённый взгляд девчонки, а также её рука, неотрывно держащая руку Игоря, остановили его. Захлопывая дверцу, он лишь спросил у шофёра:
- За сколько мы доедем до Курортного?
- Минут за сорок, если постараться, - ответил сержант.
- Так долго? - удивился Викентий. - Это же совсем недалеко.
- Знаете, товарищ майор, ещё в фильме "Место встречи изменить нельзя!" шофёр Жеглову говорил: "Мотор менять надо". Вот так и у нас.
Девушка Даша достала из своей полотняной сумочки маленькую элегантную трубку радиотелефона - Викентий таких ещё не видел. Набрала, нажимая кнопки, номер, спросила:
- Шурик? Ты в машине? Можешь подъехать? Минутку… - и Кандаурову. - Как мы поедем?
- Через центр по западной окружной дороге.
Она опять сказала в трубку:
- Шурик, давай сразу в центр, к оперному театру. Жди меня.
И объяснила майору:
- Мы сейчас пересядем в скоростную, почти спортивную машину. Доедем минут за пятнадцать.
Викентий промолчал, решил посмотреть, что за машина. Он почти физически ощущал, как тянется время. Не мог объяснить свою лихорадочную тревогу: ведь, может быть, ещё ничего и не произойдёт. Мальчик может быть на даче с другом, а "упырь" - совсем в другом месте. Но интуитивно, подсознанием понимал: несколько дней убийца провёл рядом с мальчиком - доверчивым, воспринимающим его, как друга… Нет, не могло это просто так окончиться. Вот, сегодня ночевали сами вдвоём в квартире.
- Игорь Романович, а точно Серёжа ночевал сегодня дома?
- Да, я поздно вечером звонил. Он сказал, что уже собирается ложиться, и он, и Гриня.
- Гриня? А-а, да. Забурина Григорием зовут.
Они подъезжали к оперному театру. Даша воскликнула:
- Вон Шурик, на "Корветте"!
Такую машину нельзя было не заметить. Иномарок нынче много чиркало по городским магистралям - самых разных. Но эту модель Викентий видел впервые. Словно готовая к полёту пуля - плоская, длинная, блестящая. И выхлопные трубы - как сопла у ракеты. Даже не понять: красавец или урод - на грани! Сидящий в машине парень не оторвался от руля, не вышел, только распахнул дверцу. У него была крепкая круглая голова, стриженые ёжиком жёсткие волосы, широкие плечи. Кивнул Даше, на остальных глянул спокойно, бесстрастно. Девушка не стала ему ничего объяснять, попросила Кандаурова:
- Садитесь вперёд, покажете дорогу.
Сама же уверенно открыла заднюю дверцу, потянула за собой Игоря. Лоскутов замешкался, спросил майора:
- Садимся?
- Да. - Кандауров кивнул и добавил тихо, только для него. - Сейчас главное не упустить время. Я чувствую…
Прежде чем захлопнуть дверцу, сказал своему шофёру:
- Николай, давай за нами. В Курортном ищи дачу Баркова.
… Когда, через считанные минуты, "Корветт" плавно, не снижая скорости, выруливал на окружную дорогу, Кандауров понял, как правильно сделал, пересев на эту чудесную машину. В зеркальце он видел, что творится с Игорем Лунёвым. Выйдя из шоковой заторможенности, тот горел лихорадочным огнём: он проступал алыми пятнами на щеках, сухим блеском в глазах, дрожью вцепившихся в обшивку сидения пальцев. Девушка Даша всё так же держала Лунёва за руку, молчала. Её взгляд был необычно глубоким и сосредоточенным.
СЕРЁЖА
Теперь уже Серёжа чувствовал себя на "Харлее" великолепно. На крутых виражах он радостно смеялся и кричал:
- Оп ля! Команда чемпионов обходит соперников! Жёлтая майка им обеспечена!
Олег слегка поворачивал голову, и Серёжа видел, что он тоже смеётся. Вчера, в субботу, мальчик сам убедился, что он и Олег вместе отличная команда, и что будет у них настоящая дружба. Как яхта слушалась их! Как послушно ложилась то одним, то другим бортом на воду, плавно разворачивалась, стрелою мчалась вперёд, когда один из них натягивал канат, а другой ловко перебрасывал брус с левого галса на правый! Сам Олег признался, что никогда у него не было такого отличного помощника, такого юнги! Ни среди знакомых, ни среди родственников, бывавших здесь. А ведь там попадались и опытные яхтсмены. И всё равно, хотя Серёжа оказался впервые на борту яхты.
Два года Серёжа прожил в Питере. Видел и корабли, и яхты - всегда к ним тянуло. Даже думал в нахимовское училище поступать. И только сейчас, под хлопанье паруса, легко уклоняясь от тяжёлого бруса, обсыпанный брызгами, мгновенно высыхающими на сухом ветру с берега, он догадался, что та давняя несознательная тяга - не случайна. У него талант моряка, Олег так ему и сказал. А ещё пообещал взять с собой в Крым, к Чёрному морю. Там, в каких-то "царских местах" открыт настоящий яхт-клуб, и у его отца, банкира Баркова, стоит океанская яхта - на две палубы, уйму классных кают и множество парусов. Просто фантастика! Но Серёже и эта однопарусная яхточка под названием "Кентавр" тоже очень полюбилась. Красивая, полированная, парус голубой, а посередине - круг с бегущим бородатым кентавром. И каюта есть: маленькая, но с койкой, откидным столиком, полочками.
Олег учил его управлять яхтой по-настоящему. Сам часто становился рядом, показывал, приобнимая за плечи, как распускать и сворачивать парус, подтягивать канаты, управлять штурвалом.
Три часа на яхте, но мальчик совершенно не чувствовал усталости. Наоборот - восторженный подъём, а ещё - железную силу своих рук, плеч, упругость ног.
- У тебя талант, - сказал ему Олег. - Завтра будешь полностью сам управлять яхтой. И мною командовать, как юнгой. А если где-то ошибёшься, я ни слова не скажу - сам выйдешь из положения. У тебя получится.
От этой похвалы Серёжа колесом прошёлся по песчаному пляжу. Олег сидел, откинувшись в шезлонге - в одних плавках, загорелый, высокий, стройный и мускулистый одновременно. Тёмные кольца волос закрывали лоб и шею. Серёжа прямо перед ним, подпрыгнув, перекувыркнулся в воздухе и крепко стал пятками в песок. Олег улыбнулся ласково, как младшему братишке. Помолчал немного, потом вдруг спросил:
- А этот… твой родственник… Давно у вас живёт? Кто он тебе?
Серёжа не ожидал вопроса.
- Нет… - протянул, - недавно. Он… вроде дядя… двоюродный.
И тут Серёже стало стыдно. И зло взяло. Отец ведь не просил называть Гриню родственником. Это сам Гриня придумал. Что ж он теперь, ради этого противного притворщика должен лучшему другу врать? Нет уж!
Плюхнувшись в соседний шезлонг, он повинился:
- Нет, Олежа, это я соврал, по инерции. Никакой он нам не родственник. Батя мой какую-то статью убойную готовит, вот и привёл в дом этого… Взрослый, а себя велит называть Гринею! Помогает отцу.
- Вот как… - Олег смотрел задумчиво, покривил губы. - Мне он что-то не понравился.
- Правда? - Серёжа обрадовался и даже не подумал спросить, где же парень мог так хорошо разглядеть Гриню. - Мне он тоже не нравится. По-моему, строит из себя тихоню, а сам - себе на уме. И вообще, уха у него нет!
- Уха?
- Ну да! Левого! За волосами не видно, они у него такие волнистые, длинные, нарочно небось отпустил. Но я дома с ним завтракал и на повороте увидел. Но виду не подал.
- Уха нет. - Олег пожал плечами. - Отчего бы это?
- Собака откусила! - Серёжа развеселился, прыгнул в песок, задрыгал руками и ногами, защёлкал зубами. Пальцами сделал жест, словно отхватывает себе ухо и отбрасывает в сторону. Олег тоже бросился на песок, стал на четвереньках гоняться за мальчишкой, лаять, делая вид, что хочет укусить. Нахохотавшись и немного успокоившись, они растянулись на песке.
- А что, и вправду собака его искалечила? - спросил Олег.
- Да нет! Это я так, придумал. Потому что он собак жутко ненавидит.
- Говорил?
- Ну да, он скажет! Тяпка на него залаял - ты знаешь, бегает такой во дворе, малявка лохматая, бабки Прокофьевны из третьего подъезда пёсик. Так он такой булыжник в него запустил - я глазом не успел моргнуть, как он нагнулся, схватил и бросил! Хорошо, промахнулся, а то бы убил псину. И тут же запричитал: "Боже мой, такой маленький пёсик! А мне показалось - огромный зверь. С перепугу я…" И врёт же: с самого начала видел, что Тяпка под ногами крутился!
- Может, он опасный какой-нибудь? Или псих?
Олег казался обеспокоенным. Серёже очень хотелось рассказать ему про ножи и ампулы. Но… Он ведь даже отцу об этом не сказал. Сам разберётся. А, может, ещё пару-тройку дней, и этот Гриня исчезнет из их квартиры и жизни. И Серёжа, испытывая радость оттого, что Олег за него переживает, всё же отрицательно покачал головой:
- Да нет, странный конечно, но вроде безобидный.
- Ладно! - Олег легко вскочил на ноги, потянулся. - Бог с ним, забудем! Вот я тебе сейчас покажу несколько отличных приёмов самозащиты. Лёгких и очень эффективных. Становись напротив…
В этот день они почти не заходили в дом. Только в самом начале, чтоб Серёжа мог посмотреть. Потому что, едва они подъехали к воротам, мальчик ахнул, замерев от восторга. Перед ним стоял настоящий замок. Выложенный, правда, не из серых каменных глыб, а из современного красивого бело-розового кирпича. Но со множеством башенок, на которых крутились флюгера и флажки, с длинными стрельчатыми окнами, витыми лесенками по периметру, верандами, арками и со, словно повисшим в воздухе, на втором этаже, застеклённым зимним садом. Олег провёл его по дому, как по музею, показав и столовую со старинной мебелью, и видио-аудиостудию с самой современной техникой, и комнату страха у одной из башен - со скелетами, инфракрасным светом и всякими электронными штучками. Мимоходом - комфортабельные спальни второго этажа, бильярдный зал и зимний сад со скульптурами. А потом они спустились в сад и, практически, в дом не заходили. Даже ели на веранде. Первый раз: молоко, творог со сметаной, хлеб с маслом - ужасно всё вкусное. А уже под вечер разогрели в микроволновке бифштексы, открыли какие-то невиданные отличные консервы, салями, торт-мороженое и кока-колу.
Олег казался огорчённым из-за того, что Серёжа не останется ночевать.
- Думал, вечером костерок разожжём, посидим… У меня ведь здесь есть и небольшая обсерватория - вон в той башне. Я тебе не показывал, думал сделать сюрприз. Посмотрели бы ночью на звёзды!
Серёжа и сам расстроился, но отступить от задуманного не мог. Отец слишком доверчив к Грине, оставить их одних… Нет, ни за что!
Он тогда ещё не знал, что Игорь не придет ночевать. Но даже если бы и знал, всё равно вернулся домой. Чтобы не оставлять Гриню хозяином в квартире. Всего этого Олегу он объяснять не стал, сказал только:
- Есть одно дело… Отец просил вернуться.
Олег легко махнул рукой.
- Ладно, чего там. Путь недалёкий, завтра приедем.
В своём дворе мотоцикл лихо подкатил к Серёжиному подъезду и мгновенно стал - как влитой. Олег сам расстегнул у мальчика на подбородке ремешок шлема, снял, провёл рукой по его вихрам.
- До завтра. Встречаемся в восемь, помнишь? Не проспи!
- Ни за что! - глаза у Серёжи были счастливые, весёлые.
- Можешь не завтракать, - добавил Олег, нажимая на педаль и разворачивая мотоцикл к гаражу. - Поедим на даче, вместе.
Серёжа не стал и ужинать - был не голоден. Там, на даче, они два раза садились капитально к столу, но и всё остальное время он постоянно что-то жевал. Олег совал ему пакетики то с поп-корном, то с крекерами, то с крабовыми палочками, то вафельные трубочки с кремом или упаковки с балыком… Мальчик только вежливо предложил Грине самому покопаться в холодильнике, и включил телевизор. Шла какая-то музыкальная юмористическая программа. На душе было легко, радостно. И когда через время Гриня присел к нему рядышком на диван и стал расспрашивать - как, мол, ты, Серёженька, провёл день? - мальчик охотно стал рассказывать. Ему хотелось выговориться - лучше всего, конечно, папе. Но… Пусть уж и этому бомжу!
Наутро Серёжа завёл себе даже будильник, на полвосьмого. Хотя обычно он этого не делал, учился просыпаться, как папа - по собственному желанию. Но сегодня он очень боялся проспать. Грини уже не было: раздвижное кресло сложено, бельё аккуратной стопкой - на сидении.
"Куда это он, - подумал удивлённо, - опять за грибами?"
Убедившись, что гостя точно нет в квартире - ни в ванной, ни в туалете, ни на кухне, - Серёжа быстро проверил тайники. Они оказались пусты! И дыра за бачком, и стол на балконе - ни ампул, ни ножей.