Глава 24
На следующий день я каким-то чудом заставил себя подняться с постели и отправиться на работу, несмотря на чувство полного отчаяния, которое разрасталось и набирало силу, словно маленький терновый сад. Я ощущал, как меня окутывает туман ноющей боли, в которой не было никакого смысла - возможно, только напоминание о никчемности всего происходящего в нашей обыденной жизни: в машинальных движениях за завтраком, в поездках на работу - ни в чем, потому что в угодничестве привычке разумного составляющего просто не может быть. Но я обо всем этом думал, позволив механической памяти мышц усадить меня в кресло, где обычно работал, включить компьютер и погрузиться в серую скуку дня.
Старжак стал моим фиаско. Не узнаю себя, даже не имею понятия, кто я такой или что я такое.
Дома Рита ждала моего прихода буквально на пороге, с выражением тревожной раздраженности.
- Надо определиться с группой, - напомнила она, - их может пригласить кто-нибудь другой.
- Ладно, - решил я. Почему бы и в самом деле не определиться с группой? Разве это менее достойное занятие, чем любое другое?
- Я собрала все диски, которые ты рассыпал вчера, - сказала она, - и рассортировала по цене.
- Сегодня послушаю, - пообещал я, и хотя Рита по-прежнему выглядела обиженной, вечерняя рутина наконец увлекла и успокоила ее, и она принялась готовить и убираться, пока я слушал рок-группу под двусмысленным названием "Чикен денс" и еще одну, "Электрик слайд" . В обычных обстоятельствах я получил бы от этого столько же удовольствия, сколько от зубной боли, но, поскольку изобрести себе более интересное занятие не вышло, я честно изучил целую кучу дисков, и скоро пришло время опять отправляться в кровать.
В час ночи меня разбудила музыка, и вовсе не "Чикен денс". Я услышал барабаны и рога, а с ними хор голосов, которые пронизывали мой сон насквозь, поднимая на седьмое небо, и я проснулся на полу, все еще слыша их отголоски.
Я долго лежал так, не в силах осознать, что это все означает, и опасаясь возвращаться ко сну, дабы этот концерт не повторился снова. Но в итоге я все-таки добрался до кровати и, наверное, даже уснул, потому что, когда я открыл глаза, светило солнце, а с кухни доносились звуки.
Было воскресное утро, Рита напекла блинов с черничным сиропом - очень аппетитное начало нового раунда обыденной жизни. Коди и Эстор с энтузиазмом уплетали блины, и при других обстоятельствах я бы тоже не остался в стороне, однако сегодня было не обычное утро.
Трудно описать, насколько серьезным должен быть шок, чтобы отбить у Декстера охоту есть. У меня очень быстрый обмен веществ, поэтому изумительному устройству по имени Декстер нужно постоянно заправляться, а блины Риты я бы отнес к категории высококачественного и очень легко усвояемого топлива. И тем не менее в который раз я обнаруживал, что сижу, уставившись на вилку, не в силах собрать весь свой энтузиазм и довершить действие, положив еду в рот.
Довольно скоро все уже закончили есть, а я так и сидел, глядя на свою почти полную тарелку. Даже Рита заметила, что не все спокойно в декстеровском королевстве.
- Ты почти не притронулся к еде, - сказала она. - Что-то случилось?
- Это дело, над которым я работаю сейчас, - начал я изворачиваться. - Оно не выходит у меня из головы.
- А, - понимающе протянула она. - А ты уверен, что… то есть оно очень кровавое?
- Не то чтобы, - ответил я, теряясь в догадках, что она ожидала услышать. - Просто оно какое-то очень… загадочное.
Рита кивнула.
- Иногда стоит отвлечься, и ответ придет сам собой, - сказала она.
- Может, ты и права, - отозвался я и понял, что ляпнул не подумав.
- Ты будешь доедать? - спросила она.
Я опустил взгляд на тарелку с горой блинов, политых успевшим застыть сиропом. Выражаясь научным языком, я подозревал, что они вкусные, но сейчас они казались мне такими же привлекательными, как старая мокрая газета.
- Нет, - коротко ответил я.
Рита с тревогой посмотрела на меня. Когда Декстер не ест - дело нечисто.
- Может, на лодке покатаешься? - предложила она. - Это всегда помогает развеяться.
Рита подошла ко мне с напряженной тревогой во взгляде и положила руку на плечо, а Коди и Эстор подняли головы, и, прочитав на их лицах явное желание отправиться на лодке, я почувствовал себя так, словно меня затягивают зыбучие пески.
Я поднялся. Это уж слишком. Я своих ожиданий оправдать не сумел, а тут еще они со своими. Не могу сказать, что угнетало меня сильнее: неудача со Старжаком, навязчивая музыка или водоворот семейной жизни. Может, все вместе разрывало меня на части и со страшной силой уносило в сливное отверстие к прилипчивой обыденности, от которой хотелось кричать, а я не мог даже заскулить. Как бы там ни было, надо выбираться отсюда.
- У меня срочное дело, надо бежать, - сказал я, и они воззрились на меня с оскорбленным удивлением.
- А что за срочное дело? - произнесла Рита.
- Это по поводу свадьбы, - бросил я, слепо поддавшись своему импульсу и не представляя, что сказать дальше. К счастью для меня, хоть что-то пошло как надо: я припомнил разговор, который состоялся у нас с Винсом Мацуокой накануне. - Надо заскочить к организатору.
Рита просияла.
- Ты встречаешься с Мэнни Борком? О, - восхищенно протянула она, - это замечательно…
- Да-да, - подхватил я. - Я задержусь.
И вот, в разумное для субботнего утра время - без пятнадцати десять - я с удовольствием попрощался с немытой посудой и домоседством и забрался в машину. На улицах в это утро было необыкновенное затишье, и по дороге в Саут-Бич не случилось ни одного преступления, что бывает также часто, как снег в Фонтенбло . Все текло своим чередом, я по-прежнему время от времени поглядывал в зеркало заднего вида. Пробок не было, и когда я припарковал машину, поднялся на лифте и постучал в дверь Мэнни Борка, часы показывали пятнадцать минут одиннадцатого.
Очень долго царило молчание, и тогда я постучал еще, на сей раз проявив побольше энтузиазма. Я уже готовился снести дверь с петель со всей своей приветливостью, когда она открылась и очень сонный и в основном голый Мэнни Борк, моргнув, воззрился на меня.
- Сиськи Христовы, - крякнул он. - Сколько времени?
- Десять пятнадцать, - весело сказал я. - Практически пора обедать.
Наверное, он еще не до конца проснулся или, может быть, ему это показалось смешным, но он повторил:
- Сиськи Христовы.
- Можно войти? - вежливо поинтересовался я, а Мэнни в ответ поморгал еще немного и толчком распахнул дверь.
- Дай Бог, чтобы это было что-нибудь стоящее, - сказал он, и я пошел за ним мимо загадочной штуки в прихожей к насесту у окна. Он вскарабкался на свой стул, а я сел напротив.
- Надо поговорить о моей свадьбе, - начал я, но он замотал головой и визгливо крикнул: - Фрэнки! - Ответа не последовало, и Мэнни подпер голову одной мизерной ручкой, а другую положил на стол и принялся барабанить по нему пальчиками. - Этой сучке лучше бы… черт тебя дери! Фрэнки! - снова взвизгнул он, на сей раз с надрывом.
Через секунду в дальней комнате его апартаментов послышалась возня, потом появился молодой человек, на ходу застегивая одежду, которую нацепил в спешке, и пытаясь наскоро справиться со своими жидкими каштановыми волосенками, прежде чем явиться пред светлые очи Мэнни.
- Привет, - произнес парень. - Ну то есть… ну ты меня понял. Доброе утро.
- Принеси сюда кофе, очень быстро, - сказал Мэнни, не поднимая на него глаз.
- Э-э… - протянул Фрэнки. - А, ладно. - Он задержатся еще на секунду, как раз для того, чтобы Мэнни успел сложить малюсенький кулачок и пронзительно завизжать: "Сейчас же!" Фрэнки сглотнул и подался в сторону кухни, а Мэнни снова подпер свою восьмидесяти пяти фунтовую тушку с таким кислым выражением лица, словно терпел атаку бесчисленных орд отвратительных демонов-идиотов.
Уяснив, что без кофе разговор не состоится, я повернул голову к окну и стал любоваться видом. На горизонте виднелись три грузовых судна, выкидывавших облачка дыма; чуть ближе к берегу рассеялись прогулочные яхты - мультимиллионные игрушки, направлявшиеся на Багамы, и батарея виндсерферов, плескавшихся у самого берега. Ярко-желтая лодка только отходила от берега, стремясь навстречу грузовым судам. Солнце светило, над водой парили чайки в поисках мусора, а я ждал, пока Мэнни получит свое вливание.
Кухню сотряс звук разбивающейся вдребезги посуды и приглушенный вопль Фрэнки: "Вот черт!" Мэнни крепко зажмурился, как будто это помогло бы ему скрыть непереносимое страдание, порожденное непроходимо глупым окружением. И только через несколько минут прибыл Фрэнки с кофейным сервизом: серебряным чайником странной формы и тремя приземистыми керамическими чашками в придачу, уместившимися на прозрачной пластине в виде палитры художника.
Трясущимися руками Фрэнки поставил перед Мэнни чашку и налил до краев. Мэнни сделал крошечный глоток, тяжело вздохнул без всяких признаков облегчения и, наконец, открыл глаза.
- Хорошо, - сказал он. И, повернувшись к Фрэнки, добавил: - Ступай убери свой тайный разгром, и если я потом наступлю на битое стекло, клянусь Богом, я тебя выпотрошу. - Фрэнки уковылял прочь, а Мэнни сделал еще один микроскопический глоток, прежде чем обратить ко мне свой сонный взор. - Ты хочешь поговорить о свадьбе, - произнес он так, словно не мог поверить своим ушам.
- Верно, - сказал я, и он скорбно покачал головой.
- Ты же такой сладкий, - констатировал Мэнни. - Да что вообще могло заставить тебя жениться?
- Налоговая льгота, - ответил я. - Мы можем обсудить меню?
- В субботу, ни свет ни заря? Нет, - отрезал он. - Это ужасный, бессмысленный, примитивный ритуал. - Как я понял, он говорил о свадьбе, а не о меню, хотя с Мэнни ни в чем нельзя быть уверенным. - Мне становится невыносимо, когда я слышу, что кто-то сознательно желает пройти через это. Но, - сказал он, обреченно махнув рукой, - хотя бы дает шанс поэкспериментировать.
- Я тут подумал: а может, удастся поэкспериментировать подешевле?
- Может, но не удастся, - сказал он и впервые за сегодняшнюю беседу продемонстрировал свои зубы, хотя улыбкой это можно было назвать, если только вы считаете, что мучить животных весело.
- Почему?
- Потому что я уже решил, что сделаю, и ты не сможешь мне помешать.
Если быть кристально честным, мне в голову пришло многое из того, что я способен был сделать, дабы уломать его, но, как бы весело это ни было, такие вещи шли вразрез с Кодексом Гарри, поэтому осуществить их я не мог.
- И тебя никак не ублажить? - Я продолжал надеяться.
Он с хитрецой глянул на меня и произнес:
- Смотря как будешь стараться.
- Я собирался сказать волшебное слово и много блаженно улыбаться, - пояснил я.
- Не пойдет, - ответил он, - не тот размах.
- Винс сказал, ты прикидывал по пятьсот долларов за порцию?
- Я не прикидываю, - огрызнулся Мэнни, - мне твои гроши до лампочки.
- Ну еще бы, - сказал я, стараясь немного его утихомирить, - это же не твои гроши.
- Твоя подружка подписала долбаный контракт, - пригрозил он. - Я могу тебя иметь, как мне в долбаную голову придет.
- Я могу что-то сделать, чтобы получить скидку? - с новой надеждой спросил я.
Его сердитый прищур превратился в плотоядный взгляд.
- Сидя на заднице - вряд ли, - произнес он.
- Как же в таком случае?
- Если ты спрашиваешь о том, что может заставить меня переменить свое решение, то лучше не напрягайся, потому что ничто в мире этого сделать не может. Да тут вокруг квартала уже очередь выстроилась из желающих нанять меня, я на два года вперед расписан, так что тебе делаю большое одолжение. - Его глаза расширились до нереальных пределов. - Приготовься увидеть чудо. И пухлый счет.
Я поднялся. Этот гном, судя по всему, не желал уступить ни цента, и я ничего не мог поделать. Мне хотелось сказать что-нибудь вроде: "Хорошо смеется тот, кто смеется последним", - но этим я бы все равно ничего не добился. Поэтому я улыбнулся, бодро бросил: "Ну ладно" - и вышел из его апартаментов. Когда дверь закрылась, я услышал пронзительный голос Мэнни, который вопил на Фрэнки: "Ради Бога, подними свой зад и убери наконец это дерьмо с моего долбаного пола!"
По пути клифту я ощутил, как по моей шее сзади скользнул холодный словно сталь палец, и на мгновение меня повело, словно Темный Пассажир тронул пальцем воду и убежал, почувствовав, что она слишком холодная. Я стал как вкопанный и оглядел коридор.
Ничего. На другом конце человек с газетой возился около своей двери. Помимо него, никого не было. На секунду я закрыл глаза и спросил: "Что?" - но ответа не последовало. Я по-прежнему стоял один, если только за мной никто не подглядывал в замочную скважину одной из дверей. Это ложная тревога. Или скорее всего попытка выдать желаемое за действительное.
Я сел в лифт и спустился вниз.
Когда двери лифта сомкнулись, Наблюдатель выпрямился, все еще держа в руках газету, поднятую с коврика перед дверью. Газета - неплохая часть камуфляжа, и может сработать еще не раз. Он посмотрел в коридор и заинтересовался, что такого примечательного в той квартире, но сейчас это было не важно. Он выяснит все. Он выяснит все, что делал тот, другой.
Наблюдатель медленно сосчитал до десяти, а затем не спеша зашагал к другому концу коридора, к квартире, из которой вышел тот, другой. Разузнать, что он здесь забыл, - дело нескольких секунд. И тут…
Он не мог точно сказать, какие мысли проносились сейчас в сознании того, другого, - сразу освоить все премудрости нового тела никогда не получается. Настало время надавить на того, другого, вывести из пассивного состояния. Наблюдатель ощутил, как нарастающее желание действовать достигает темного властного облака, и услышал трепет темных крыльев внутри.
Глава 25
Занимаясь своим исследованием человеческих существ в течение жизни, я обнаружил, что, как ни старайся, предотвратить наступление понедельника не удастся. Конечно, люди не прекращают попыток, но понедельник все равно настигает их и всем трутням приходится вновь влачить свою унылую рабочую жизнь, полную бессмысленного тяжелого труда и страданий.
Эта мысль всегда утешает меня, ну а так как мне нравится излучать счастье в любом месте, где появляюсь, я сделал свой небольшой вклад, дабы смягчить удар от неизбежного наступления утра понедельника. Я принес на работу коробку пончиков, и вокруг нее немедленно разразился ажиотаж, устроенный ворчливыми сотрудниками; пончики исчезли прежде, чем я добрался до стола. Сомневаюсь, что у кого-либо есть более веские причины для угрюмого настроения, чем у меня, но вы бы мне не поверили, увидев, как коллеги выхватывают у меня пончики и при этом на меня же и ворчат.
Винс Мацуока, казалось, разделял царившее в управлении общее чувство легкой тоски. Он приковылял в мою каморку с выражением изумленного ужаса на лице. Очевидно, его вызвало какое-то очень волнующее событие, потому что смотрелось оно почти достоверно.
- Господи, Декстер, - произнес он. - О Господи, Декстер!
- Я пытался оставить тебе одну штуку, - сказал я, решив, что такую тоску он мог испытывать только при виде пустой коробки из-под пончиков. Но Винс покачал головой.
- О Господи, я не могу в это поверить! Он мертв!
- То есть пончики тут ни при чем, - сделал вывод я.
- Боже, а ведь ты встречался с ним. Ты встречался?
В любой беседе наступает такой момент, когда хотя бы один из собеседников неизбежно должен узнать, о чем же идет речь, и я подумал, что такой момент пришел.
- Винс, - начал я, - прошу тебя, сделай глубокий вдох, начни все сначала и сделай вид, как будто мы с тобой говорим на одном языке.
Он уставился на меня, как цапля на лягушку.
- Черт, - сказал он. - Ты что, еще ничего не знаешь? Твою мать.
- Какие слова, - оценил я, - неужели ты общался с Деборой?
- Он мертв, Декстер. Тело обнаружили вчера вечером.
- Значит, он еще полежит, пока ты не скажешь мне, о чем ты, черт возьми, говоришь.
Винс моргнул, глядя на меня, и его глаза неожиданно расширились и увлажнились.
- Мэнни Борк, - с придыханием произнес он. - Его убили.
Признаюсь, я испытал смешанное чувство. С одной стороны, мне, конечно, не жалко, что кто-то другой вывел маленького тролля из строя, а не я, в силу своих этических соображений, которые не позволили мне сделать это самому, но с другой стороны - теперь придется искать организатора на замену. Ах да, еще, возможно, придется состряпать какие-то показания для детектива, ведущего расследование. Досада только-только сменилась облегчением, но тут я вспомнил, что пончиков тоже не стало.
В итоге во мне поселилось раздражение при мысли о том, сколько забот из-за этой новой напасти ждет меня впереди. Однако Гарри натаскал меня достаточно хорошо и я знал, что демонстрировать такую реакцию, услышав о смерти знакомого, неприемлемо, поэтому сделал все возможное, чтобы натянуть на лицо выражение некоего подобия шока, озабоченности и печали.
- Ничего себе, - сказал я. - Надо же. Известно, кто это сделал?
Винс покачал головой.
- У него даже врагов не было, - сказал он, пребывая в добросовестном неведении относительно того, насколько неправдоподобно звучали его слова для тех, кто хотя бы однажды встречался с Мэнни. - Я хочу сказать, его все боялись.
- Знаю, - сказал я, - его фото в журналах печатали, и все такое.
- Не могу поверить, что кто-то мог сотворить с ним это, - убитым голосом произнес он.
Сказать по правде, я, наоборот, не мог поверить, что кто-то слишком долго тянул, чтобы сотворить с ним это, но говорить так было бы невежливо.
- Ничего, полиция разберется. Кто ведет дело?
Винс посмотрел на меня с таким лицом, словно я спросил у него, встает ли солнце по утрам.
- Декстер, - с изумлением произнес он, - ему отрезали голову. Так же, как тем троим из университета.
Когда мне было восемнадцать и я старался вписаться в общество, то какое-то время играл в футбол и однажды очень больно получил мячом в живот. Так вот, сейчас я испытал примерно такое же чувство.
- Ого, - произнес я.
- Естественно, дело передали твоей сестре, - сказал он.
- Естественно. - Меня вдруг посетила одна мысль, и, оставаясь преданным поклонником иронии на протяжении всей своей жизни, я решил спросить: - А его не поджарили, случайно?
Винс покачал головой:
- Нет.
Я поднялся.
- Пойду пообщаюсь с Деборой.
Дебора не была расположена к общению, когда я прибыл на квартиру Мэнни. Она находилась около Камиллы Фидж, которая помахивала кистью в поисках отпечатков около ножек стола у окна и не подняла голову, так что я заглянул на кухню, где Эйнджел "Не родственник" нагнулся над телом.
- Эйнджел… - Взглянув на тело, я обнаружил нечто такое, что меня крайне удивило. - А это что, действительно женская голова? - спросил я.
Он кивнул и ткнул в голову ручкой.