- Послушай, давай-ка разберемся в этом деле по порядку, - предложил он, беря в руки шар с крытого синим сукном бильярдного стола. - Значит, как все происходит? К врачу привозят человека с непоправимой травмой мозга. Так? Сердце у него еще бьется, но, если исходить из общепринятых нынче понятий, под коими разумеется летальный исход, его можно считать мертвым. Поэтому врач звонит в Службу трансплантации и говорит, что может предложить им труп, у которого сердце еще бьется. Служба трансплантации сравнивает группу крови и данные тканевого типирования пострадавшего с данными состоящих у них на учете реципиентов, и наиболее совместимый реципиент, который к тому же больше других нуждается в пересадке, получает новое сердце… Предположим, Снэйт поставит тебя на учет. Тебе сорок восемь лет, а это, будем смотреть правде в глаза, никак не назовешь первой молодостью, да и сердце у тебя не слишком плохое. Поэтому, если не подвернется донор, у которого группа крови и данные тканевого типирования совпадут полностью с твоими - а одному богу известно, может ли это когда-нибудь случиться, - пересадку предпочтут сделать не тебе, а человеку более молодому, с более слабым, чем у тебя, сердцем… По крайней мере так должно быть, - добавил он, вдруг метнув шар через весь стол. - Если только те, кто заправляет Службой трансплантации, не берут у Снэйта взяток.
- Сначала ты делал из него Иисуса Христа, - проворчал Манчини, - а теперь называешь жуликом.
- Ладно, ладно! - сказал Зимински. Его вдруг осенила другая мысль. - Подожди-ка минуту… - Он почесал щеку. - А может, он покупает органы…
- Покупает органы? - забеспокоился Манчини. - Ты хочешь сказать, покупает их в морге?
- Не в морге, а у людей. У живых людей. Такое уже случалось. Еще в тридцатых годах какой-то итальянец продал для пересадки одно из своих яичек, и я сам по крайней мере слышал об одном шейхе из Саудовской Аравии, который у своего же пастуха купил себе почку… Наверное, если долго и упорно искать, то можно найти человека с нужной группой крови и соответствующими данными тканевого типирования, который согласится продать за большие деньги почку или фаллопиевы трубы. Потому что можно жить и с одной почкой, а если не хочешь детей, то и без фаллопиевых труб…
- Я согласен с твоими рассуждениями, - кивнул Манчини, взглянув на наручные часы. - Эйб, уже поздно, а мне…
- Но эти рассуждения ни к чему, когда дело касается пересадки сердца, - невозмутимо продолжал Зимински. - Ибо какой идиот продаст тебе сердце?
- Пусть ни к чему! - Манчини швырнул сигару в камин, поднялся и пошел к двери. - По правде говоря, меня это мало волнует. Откуда Снэйт возьмет мне сердце - его забота. Моя забота - заполучить себе новое сердце, а твоя… - Он остановился и ткнул пальцем в Зимински. - Твоя забота - договориться, чтобы я его получил!
4
Прорвавшись сквозь гряду темных кучевых облаков, скопившихся над международным аэропортом города Майами, принадлежащий Манчини золотистый "ДС-7" через десять минут замер в неподвижности на стоянке. Чтобы обеспечить Манчини максимальный комфорт в полете, только на внутреннее убранство самолета было затрачено два миллиона долларов. В самолете были оборудованы салон, стены которого украшали работы ранних американских примитивистов, кухня, две спальни с прилегающими к ним ванными комнатами и - недавнее нововведение - больничная палата, оснащенная самой современной телеметрической аппаратурой для того, чтобы в случае необходимости личный кардиолог Манчини мог наблюдать с помощью спутника за работой его сердца.
Пока аэродромная команда, бросившись под брюхо самолета, подключала к нему наземную энергетическую установку, к передней пассажирской двери подъехал пневмотрап. Стюард открыл дверь, и, после того как два телохранителя удостоверились, что безопасность обеспечена, в дверях появились Манчини и его ослепительно красивая молодая жена.
Как только они появились, сквозь оцепление мрачных с виду полицейских прорвалась толпа телеоператоров, фотографов и репортеров; обгоняя идущего к самолету Зимински, они помчались на стоянку, где, расталкивая друг друга локтями, постарались расположиться у подножия трапа.
Вспыхнули блицы, и миссис Манчини - сработал павловский условный рефлекс, - откинув назад свои длинные, по-модному растрепанные пепельные волосы, тотчас принялась играть роль прибывшей на премьеру кинозвезды.
Манчини в сопровождении телохранителей спустился по пневмотрапу к застывшему в ожидании лесу микрофонов. Зачем он приехал в Майами? Где остановится? Почему выступил в поддержку законопроекта о контроле над продажей огнестрельного оружия?
Манчини вскинул над головой руки, призывая к тишине.
- Зачем приехал в Майами? Провести пару дней в мире и покое. - Репортеры начали яростно строчить. - И поэтому, - добавил он, - предпочитаю не отвечать на ваш второй вопрос. - Прокатилась волна смеха, свидетельствующая о том, что шутку оценили. - Почему выступаю в поддержку законопроекта о контроле над продажей огнестрельного оружия? - Тон его стал более серьезным. - Как вам известно, ребята, я вовсе не против оружия как такового. Однако давно пора позаботиться, чтобы оно не попадало в руки психопатов и преступников, и, может, этот закон окажется…
- Но вы всегда утверждали, что помочь этому способна только система более суровых наказаний, а не запрет на продажу оружия, - заметил один из телерепортеров и сунул для ответа свой микрофон под нос Манчини.
- А разве в новом законопроекте говорится о запрещении иметь оружие? Охотникам и членам добропорядочных спортивных клубов, да и вообще любому человеку с честной репутацией, имеющему уважительную причину на владение оружием, будет разрешено его иметь… И не будем путать слова "запрет" и "контроль", - добавил он, оглядываясь в поисках Зимински. - Новый закон позволит усилить контроль за тем, в чьих руках находится оружие, при условии, если мы введем систему более суровых наказаний для преступников.
- Представитель Национальной ассоциации стрелков, - заговорил другой репортер, - назвал перемену в ваших взглядах…
- Никакой перемены не произошло! - огрызнулся Манчини.
- Это его выражение, а не мое. По его словам, вы совершили - цитирую: "…величайшее предательство со времен Иуды Искариота". Что вы на это скажете?
- Скажу только, что если против кого и замышляется предательство, так это против американского народа. Народ давно требует установить контроль над оружием, и, если новый закон не будет принят, от этого больше всего пострадают простые американцы… Не будем забывать, что в нынешнем столетии смерть от огнестрельных ран среди гражданских лиц превышает количество убитых на войне, начиная со сражений времен американской революции и кончая Вьетнамом.
Заметив наконец Зимински, Манчини стал пробираться к нему сквозь толпу репортеров.
- Вы никогда не скрывали своего крайне критического отношения к президенту, - сказал репортер со значком "Сторонники разоружения Америки" в петлице. - Означает ли ваша поддержка нового законопроекта, что вы изменили свое мнение о нем?
Манчини, который, таща за собой жену, уже выбрался на бетонированную площадку, круто обернулся.
- Давайте договоримся раз и навсегда, - сказал он, с усилием сдерживая натиск репортеров. - Я считаю его администрацию самой неспособной после администрации Эйзенхауэра. Настоящий законопроект - первое разумное предложение за все семь лет правления. За семь лет!
Загремел гром, и с потемневшего неба упали первые тяжелые, как шмели, капли дождя.
- Но, мистер Манчини…
- Извините, ребята, все! - сказал он, заталкивая сначала жену, а потом Зимински в первый из застывших в ожидании лимузинов.
Шофер захлопнул за Манчини дверцу и, втянув голову в плечи, так как начался ливень, обежал машину и забрался в нее.
- Тронулись! - зычно крикнул полицейский офицер, хлопнув рукой по крыше лимузина. - Пошел!
В последнюю минуту в машину вскочил и уселся рядом с миссис Манчини глава службы безопасности в корпорации "Эльдорадо" Тони Джордано, и лимузин стал набирать скорость.
- На тот случай, если кто-нибудь из этих кретинов попытается нас преследовать, - сказал Джордано, глядя в заднее стекло, - я договорился, что в Мур-Парке мы пересядем в другую машину. И поедем не по Джулия Таттл, а прямо на север, где переправимся в Майами-Бич через туннель на Семьдесят девятой улице. - Посмотрев на часы, он добавил: - Если не будет пробок на дорогах из-за дождя, мы успеем, прежде чем отправиться в клинику Снэйта, завезти миссис Манчини в "Фонтенбло".
- Хорошо. - Манчини вынул из кармана флакончик с таблетками нитроглицерина и сунул одну себе в рот. - А как в клинике у Снэйта с охраной? - После того как два года назад его попытались похитить, он стал очень заботиться о своей безопасности.
- Полный порядок, - ответил Джордано. - Система, которой пользуются на Багамах, была специально разработана для таких пациентов, как вы. То есть для пациентов, которым угрожают похитители, террористы, наемные убийцы… Как раз сейчас у него там лежат два шейха, западногерманский промышленник и свидетель, вызванный Большим жюри, - у него оказалось прободение язвы, - в нем очень заинтересовано министерство юстиции.
- А как мы попадем на остров? На чем меня туда доставят?
- Проблемы нет. У Снэйта регулярно летают туда из Уотсон-Парка вертолеты… И еще одно, - добавил Джордано. - Я договорился подключить к вашему телефону скрэмблер и установить в палате телетайп и телекс для биржевых новостей, чтобы вы, если и надумаете делать операцию, чувствовали себя как дома.
- Что значит "если надумаю делать операцию"? - нахмурился Манчини. Он повернулся к Зимински, который, устроившись на одном из боковых сидений, вытирал носовым платком намокшую под дождем голову. - Разве не все решено?
- Решено? - Зимински одинаково ненавидел боковые сиденья, толпу и дождь. - Пока нам удалось только вырвать у Снэйта обещание принять тебя, - раздраженно ответил он.
Манчини в изумлении уставился на сидевших в машине.
- Ты шутишь! - сказал он Зимински. - Неужели за те двое суток, что ты здесь околачивался, тебе удалось договориться лишь о встрече?
- И это было не так-то просто…
- Пусть не просто. - Манчини решил не терять хладнокровия. - Но ты хоть узнал, каким образом он гарантирует, что не будет отторжения?
- Никто и словом не помянул про такую гарантию, - покачал головой Зимински, - и уж тем более никто ее не давал. Фрэнк, - более твердым тоном продолжал он, - я знаю, ты решил обратиться к Снэйту только потому, что, по-твоему, он способен в той или иной степени преступить закон, но должен тебя предупредить, что подобные слухи ничем не подтверждаются. Ничем. Насколько мне известно, он действует строго в рамках закона.
- А про деньги ты забыл? - спросил Манчини. - Если он действует в рамках закона, за что он берет такие деньги? Или про это ты с ним тоже не беседовал?
- Я не говорил про деньги со Снэйтом…
- А с кем же ты говорил?
- С неким Квинтреллом, его административным помощником…
- Квинтрелл? - Манчини повернулся к Джордано. - Что нам про него известно?
Джордано вынул записную книжку.
- Квинтрелл… Ага, вот он. Был администратором в больнице Дентона Кули, когда там работал Снэйт, и ушел оттуда вместе с ним, взяв на себя организационную сторону его научно-исследовательской работы. Когда разразился скандал, Квинтрелл помог Снэйту обосноваться здесь. Короче, он у Снэйта в главных администраторах.
- Пусть в главных, - вздохнул Зимински. - Во всяком случае, этот Квинтрелл сказал, что тебе предъявят счет в сто пятьдесят тысяч долларов плюс-минус две тысячи.
Манчини обменялся тревожным взглядом с женой, которая занималась восстановлением урона, нанесенного дождем ее косметике.
- Сколько? - переспросил он.
- Сто пятьдесят тысяч долларов. Подожди, это еще не все. Затем Квинтрелл принялся рассказывать мне про Фонд Абако, который Снэйт задумал создать для изучения новейших методов пересадки органов…
- Господи, Эйб, - перебил его Манчини, с шумом выдыхая воздух, - а я уж начал было беспокоиться. Значит, я должен сделать пожертвование в пользу этой организации? Сколько и когда?
- Позволь уточнить: тебя не просили об этом. Никто не просил у тебя ни цента. Он просто дал понять, как бы это сказать - упомянул об этом между прочим…
- Ладно, ладно. Но когда ты предложил, он не стал отказываться, а?
- Нет, не стал…
- Так в чем же дело? - Нетерпение Манчини росло. - Из тебя вытянуть ответ не легче, чем вырвать зуб!
- Я сказал, что ты очень интересуешься новейшими методами трансплантации…
- Забавно, - заметил Манчини, оставаясь серьезным.
- …и что, по-моему, ты с радостью пожертвуешь в этот фонд двести пятьдесят тысяч долларов. "Семьсот пятьдесят тысяч… - сказал Квинтрелл, словно не расслышав. - Весьма великодушно с его стороны".
- Вот видишь! - обрадовался Манчини. - Значит, наши предположения были правильны.
Зимински повернулся и посмотрел в окно. Сквозь тучи проглянуло солнце, и над Майами-Спрингс заиграла радуга.
- Не могу понять, за что они берут эти дополнительные семьсот пятьдесят тысяч, - сказал он, больше обращаясь к самому себе. - Может, их берут просто за… Может, то обстоятельство, что ни у одного из его очень богатых пациентов не случилось отторжения… Возможно, это просто случайность…
- Да чего об этом рассуждать? - перебил его Манчини. - Лучше расскажи, что представляет собой этот Снэйт.
- Родился в Лондоне, - начал Зимински, - учился в Хэрроу и…
- Все это мне известно. Я спрашиваю, что он представляет собой как человек?
- Он… - Зимински пожал плечами. - Он истинный англичанин.
- Истинный англичанин? - усмехнулся Джордано.
- Уж очень он холодный, - словно оправдываясь, поспешил объяснить Зимински. - Вежливый, но холодный…
- Этот сукин сын не просто холодный, он ледяной, я чуть не замерз рядом с ним, говорю я вам! - подхватил Джордано.
Манчини метнул взгляд с одного на другого.
- Он что, затаил на меня обиду, а? - спросил он. - Не на это ли вы намекаете?
- Такой, как Снэйт, если и затаит обиду, виду не подаст, - ответил Зимински.
- Ты что, и этого не выяснил? - возмутился Манчини. - Господи, Эйб, а вдруг этот сукин сын оставит у меня внутри пару артериальных зажимов?
- Чтобы ты подал на него в суд за недобросовестность? - отмахнулся с презрением Зимински.
Манчини со вздохом откинулся на спинку сиденья.
- Эйб, признайся, что у тебя ничего не вышло, а? - спросил он устало и расстроенно. - Этот малый обвел тебя вокруг пальца, а ты и глазом не моргнул. Ладно, тебя он, может, и обвел, но со мной этот номер не пройдет! Ни в коем случае! За миллион долларов эта курица снесет мне яйцо, и лучше пусть постарается снести как положено!
5
- Доктор Снэйт, к вам мистер Манчини, - сказала сестра, вводя Манчини в комнату, похожую на библиотеку привилегированного лондонского клуба.
Снэйт, который что-то писал, сидя за столом в центре комнаты, бросил на него взгляд поверх очков в золотой полуоправе.
- А, да, конечно, - отозвался он звучным, хорошо поставленным голосом с английским акцентом. - Прошу вас.
Сестра вышла, бесшумно притворив за собой дверь, а Снэйт еще с минуту продолжал писать. Затем, когда напольные часы пробили час, он встал, вышел из-за стола и, растянув в улыбке тонкие губы, протянул Манчини руку.
Хотя ему было где-то около шестидесяти пяти, выглядел он гораздо моложе. Высокий, с прямой спиной, он двигался быстро и решительно. У него была аристократически удлиненная физиономия с глубоко посаженными глазами и черными кустистыми бровями, которые составляли странный контраст с тщательно приглаженной сединой. В петлице его серого костюма виднелся крошечный розовый бутон того же оттенка, что и рубашка, а на галстуке - такие носили в Хэрроу - поблескивала жемчужная булавка. Держался он любезно, но холодно, почти отчужденно.
- Прошу, - повторил он, указывая Манчини на одно из стоявших по обе стороны стола кожаных кресел, а сам опустился в другое. - Так в чем же дело?
- В чем дело? - прорычал Манчини, раздраженный тем, что его заставили ждать. - По-моему, Зимински уже говорил с вами обо мне!
- Говорил. И довольно подробно, разрешите заметить. Тем не менее я хотел бы, если вы не возражаете, услышать изложение вашей просьбы непосредственно от вас. Видите ли, важно знать не только, чем человек страдает, но и что он собой представляет.
- Что тут рассказывать? - пожал плечами Манчини. - Мое сердце, как показывает счетчик, пробежало слишком много миль, и я хотел бы сменить его на новое.
- Ясно, - неопределенно отозвался Снэйт. Он снял очки и принялся протирать стекла белоснежным носовым платком, который торчал у него из рукава пиджака. На мгновенье воцарилась тишина, слышно было лишь тиканье часов в углу комнаты. - Насколько я понимаю, вам известно, - заговорил Снэйт, - что доктор Зимински не одобряет вашего намерения сделать пересадку сердца. По его мнению, сердце у вас не в таком уж плохом состоянии, чтобы идти на риск, связанный с подобной операцией.
- Зимински - трусливая баба, и ничего больше.
- Полноте! - с легкой укоризной сказал Снэйт. - Кстати, позвольте полюбопытствовать, почему вы обратились именно ко мне?
- Потому что, как мне сказали, за большие деньги у вас можно получить такое сердце, которое не отторгается, - ответил Манчини, решив во что бы то ни стало добиться того, на что оказался не способен Зимински: договориться, причем быстро.
- Вот как? - удивился Снэйт, вопросительно подняв брови. Он не говорил, а цедил слова. - Очень интересно.
- А разве не так?
- Только в одном мы можем быть уверены: что мы ни в чем не уверены, - сказал Снэйт. - А отсюда следует, что нет и уверенности в том, что мы ни в чем не уверены. - Он загадочно улыбнулся. - Сэмюел Батлер.
- Как понять ваш ответ?
- Боюсь, это наиболее исчерпывающий ответ из всех, на какие вы можете рассчитывать.
- Ладно, воля ваша, пусть будет так, - кивнул Манчини, вынимая из кармана черной кожаной пилотской куртки записную книжку. - Итак, о цене мы уже договорились. Может, договоримся и о дате?
Снэйт откашлялся.
- Боюсь, все не так просто, - сухо заметил он. - Сначала мы должны провести всестороннее обследование, чтобы установить…
- Обследование? - Манчини почувствовал, что начинает злиться. - Какое обследование? Господи, да я в Хьюстоне чуть не отправился на тот свет от всех этих обследований!
- Тем не менее обследование необходимо. Пересадить новое сердце в тело, которое, возможно, уже начало адаптироваться к поврежденному, все равно что вставить мотор от "роллс-ройса" в "фольксваген", если позволите воспользоваться вашей автомобильной терминологией. Помимо физиологических исследований, вас ждут и психологические тесты.
- Психологические тесты? - Гнев Манчини рос. - Нет, вы меня не заставите подвергнуться психологическим тестам! Ни за что!
Не обращая внимания на вспышку Манчини, Снэйт сказал: