- Говори, сукин сын. Почему именно он?
Шипят слова, их дыхание пропитано чесноком и имбирём.
- Он молодой. Он подходит. Вот причины. И он доступен. Его положение делает его доступным…
Он смотрит вниз, прячет глаза, но в словах видно явственную ноту стыда.
- …мне это тоже не нравится, я уже говорил, у меня есть принципы. Принципы - не привилегия одних только БОБ, старший следователь…
Указывает на заключённого. Молодого. Подходящего. Доступного.
- …я сотрудничаю с вами исключительно по этой причине. Потому что я не согласен с тем, что мы видим, а не потому что вы держали меня за ноги над пропастью. Понимаешь?
Пиао не может скрыть сарказм в голосе. И не хочет.
- Понимать-то понимаю. Ты у нас человек принципов. А теперь объясни мне, что тут творится?
Доктор Ву встаёт, чтобы уйти.
- Я тебе больше здесь не нужен, сейчас нет. Слишком опасно. Слишком глупо. Я тебя сюда привёл, и этого достаточно. Я показал тебе сполна.
- Сиди.
Рука Пиао крепко держит старика за плечо, тянет его вниз, на сидение.
- Но…
- Сиди. Сел, блядь, человек принципов.
Рука старшего следователя крепка, взгляд его как сварка приковывает старика к месту. Сцена внизу развернулась. Никто не двигается. Медики в зелёном стоят на местах. Замерли. Ждут. Могучим толчком распахиваются двойные двери. Со шлепком резина ударяет в резину. Мелькает пятно жёлтого света. И пространство пронзает высокая фигура, целиком затянутая в белое. Лицо сверху затянуто колпаком, снизу - маской. По нему скользит полнолуние движущихся отражений. Походка налита уверенностью. Мгновение, и вокруг разливается ощущение, что этот человек может сохранить или погубить любую жизнь.
Тело на операционном столе скрыто под тугими складками зелёных простыней. Уязвимый прямоугольник плоти тянется от грудины до низа живота, от соска до соска. Четыре телемонитора на галерее пробуждаются с щелчком. Стихают разговоры в аудитории наблюдающих докторов и консультантов. Приближение. Скальпель уверенными движениями скользит по коже. Следом за ним выступает одинокая слеза крови. Разрез превращается в алую вертикальную линию. Превращается в полоску. Уродливо сморщенный провал. Рядом с хирургом стоит ассистент, около его рта висит тонкий беспроводный микрофон. На галерею непрерывно передаются комментарии. Хирургические приёмы, разрезы, зажимы, процедуры… каждое движение пальцев хирурга порождает шквал невыразительных слов. Глаза Пиао бегают от рябящих чёрно-белых мониторов к кровавой ране, разделяющей тело. Кровь пятнами и мелкими капельками покрывает перчатки хирурга. Одна почка, а следом и вторая вынуты из клейкой каверны обжатого рассечения. Нежно, будто это новорожденные котята, их забирают из рук хирурга. Слова волной поднимаются внутри Пиао; горячие, солёные. Прошептать их почти невозможно… их нужно кричать во весь голос.
- Что он делает, он же вырезал обе почки. Хирург его убивает. Без почек он же умрёт?
Ву поправляет очки. В глазах его стоят слёзы.
- Хирург знает, что делает, старший следователь. Он прежде уже много, много раз выполнял эту операцию. Вот почему многие наши лучшие медики и студенты пришли наблюдать за демонстрацией. Нам в Народной Республике отчаянно нужны хирурги с подобной квалификацией.
- Демонстрация? Это не демонстрация, это хладнокровное убийство.
- Нет, Пиао, не убийство. Без действующих почек человек может прожить двадцать четыре часа. Сейчас его зашьют и отправят назад в камеру. Завтра его казнят.
Слова перепутываются в клубок потерянных мыслей. Внимание Пиао возвращается к театру внизу, каталку уже выкатывают из лучей света в стерильную боковую комнату. Тишина… резина скребёт по белой плитке. Другая каталка, блестя хромом, проезжает мимо через двойные двери. Чуть не столкнувшись с первой. На ней лежит семидесятилетний пациент. Уже под анестезией.
- Это что?
Старик вытирает глаза, возвращает очки на нос. Отмахивается от следующего вопроса старшего следователя. Снизу разворачивается чёткий танец. Тела никогда не соприкасаются, никто никому не мешает двигаться. Вновь стерилизуется сталь. Вновь устанавливается свет. Хирург вновь появляется из раздевалки. На мониторах - припадок активности. Медленное увеличение, идёт фокусировка на лезвии, где хирургическая сталь погружается в кожу. Разрез… комментарии.
- Подвздошные сосуды отрываются через брюшину косым рассечением, длиной в десять дюймов, подвздошная ямка… косые мышцы разводятся по линии разреза и брюшина отгибается вверх и медиально.
На мониторе идут параллельные линии. Разрезы - серым. Рассечения - серым. Кровь - неописуемыми полутонами.
- Почечная вена выводится во внешнюю подвздошную вену, а почечная артерия - во внешнюю подвздошную артерию.
Шахматные ходы сталью.
- Мочеточник имплантируется в мочевой пузырь, уретроцистонеостомия… после предварительной цистостомии в слизистый тоннель, чтобы предотвратить отток. Правая почка имплантируется в левую подвздошную ямку и наоборот, чтобы облегчить сосудистое сообщение.
Лампы гаснут. Взгляды движутся от мониторов к театру внизу. Разрезы - красным… рассечения - красным… кровь - огненно-алая.
- Рана закрывается, где возможно - без дренажа. В мочевой пузырь ставится катетер на срок до пяти дней. "Живая почка", в отличие от двадцати-сорока процентов при пересадке почек трупа, заработает немедленно. Выход мочи в первые двадцать четыре часа должен составить в районе от пяти до двухсот пятидесяти единиц.
Ву уже встал, поднимается по небольшому пролёту лестницы к выходу. Пиао уже стоит у него за плечом, слова паяльной лампой обжигают щёку старика.
- Зачем, ну блядь, объясните, зачем?
Доктор оборачивается.
- Это генерал Чжан Дэ, заместитель начальника по персоналу в Народной Освободительной Армии.
Старший следователь сразу вспоминает имя, репутацию и серию лакмусовых тестов, которые определяют истинную власть руководителя. Время и место, когда он присоединился к коммунистическому движению. Было это до или после Длинного Марша, двухлетнего перехода в 1935 и 1936 годах, который сформировал Народную Республику? Служил ли он в Яньане, военном штабе коммунистической оппозиции, или работал на менее престижной должности, тайным агентом в Гоминьдане или в "Белой зоне"? Был ли членом Красной Армии, или просто гражданским членом партии? Тесты. Ритуалы посвящения. Генерал Чжан Дэ прошёл их все.
- Его резиденция стоит в тени Западной Стены Запретного Города. Он - функционер четвёртого класса. Получил множество наград. У него - два Красных Флага. Цветной телевизор японского производства. У него на кухне стоит американский холодильник. Он закупается в доме № 53 по улице Дун Хуа Мэнь, в "Продуктовом магазине города Пекин". В это заведение допускаются только высочайшие руководители. Члены Центрального Комитета Коммунистической Партии. Главы одиннадцати военных регионов, которые командуют Народной Освободительной Армией…
Пиао слышал про этот магазин. Большая жёлтая рыба-ворчун, такая громадная, что ей можно накормить двенадцать человек на торжественном обеде. Замороженные креветки из залива Бохай. Половины туш сычуаньских свиней. Жирные жёны закупают еду для жирных мужей. Да, Пиао знает о нём.
- …когда люди такого уровня, как генерал, плохо себя чувствуют, они весьма настойчиво и аргументировано добиваются нужного. Им обеспечивают всё необходимое, всё, чего они хотят. А хотят они того, что ты видел. Свежие живые почки, вырезанные исключительно для него. Вырезанные за пару минут до того, как их пересадят ему…
Ву молчит, пока потоки возбуждённых, бодрых медиков, стискивающих записные книжки, пробиваются мимо них к выходу. Он смотрит вниз, избегая их взглядов. Его шёпот горячий, как мятый перец-чили.
- …вот поэтому я заговорил, только поэтому. Не потому, что вы с этим бабуином свесили меня с моста, а из-за того, что ты сейчас видел.
Рука старика, дряблая кожа, машет в сторону театра внизу…
- Заключённый, мальчик. Ему было девятнадцать лет. Преступление его заключается в том, что он украл две шины от трактора в колхозе, где работал. Но это не его преступление привело его сюда. Это почки для пересадки…
Старик переминается с ноги на ногу. Будто слова - гири. А предложения - кандалы.
- …его преступление было в том, что он оказался здоровым и молодым, а почки его подошли для пересадки серьёзно больному высокопоставленному функционеру. И что нашёлся повод его достать…
Он снова замолкает, пока мимо к выходу проходит следующая группа.
- …с такими почками, как у него, для смертного приговора достаточно украсть рисовое зёрнышко. Я человек морали, я с этим не могу смириться.
Старший следователь падает в ближайшее кресло. Он не чувствует тела, кроме тисков, медленно сдавливающих виски; сердце его как оглашенное молотится в рёбра. Ву открывает дверь, его слова текут иссыхающей струйкой, когда он уходит в коридор.
Дверь медленно закрывается у него за спиной.
- Уходи, Пиао. Убегай. Или для следующей пересадки вполне могут привезти тебя.
Последняя картина… скручивающиеся края рассечения стягиваются мостиками швов. Яростная линия, красная, как узкие чёрточки эмблемы на пачке "Мальборо". Очень аккуратно хирург заканчивает работу балетным танцем кетгута, иглы, пинцетов, ножниц. Развлекается. На зрителей обрушивается шквал навязчивого профессионализма. Напоследок демонстрирует отточенность навыков… это больше нужно хирургу, и всё меньше и меньше - пациенту. Наконец он откладывает инструменты, работа завершена. Он идёт к дверям. Уже снимая перчатки, расстёгивает халат на шее. Стягивает с головы колпак; взмётываются бело-серебристые волосы, блестят на свету полированной сталью. Он снимает маску, под ней… Чарльз Хейвен.
На мгновение, не больше, останавливается и смотрит на галерею. Больше не похож на ящерицу, скорее на змею… на змею за миг до броска. Он разворачивается и идёт через двери; они аплодируют ему шлепками резины о резину. Пиао понимает, что стоит; как он выбрался из сидения, не отложилось в памяти. Ноги дрожат, но уже несут его к лестнице, к выходу.
Из крана льётся поток, обжигающе горячий. Между лицом Хейвена и зеркалом постоянно бьёт гейзер пара… черты лица искажены, неразличимы в затуманенном отражении. Руки его пробивают водопад, наслаждаются ожогами воды. Хейвен полуоборачивается, лицо его ничего не выражает.
- И почему я не удивлён тем, что вы пришли, старший следователь Пиао?
- Потому что я сам себе враг, и упрямый при том.
Англичанин улыбается, закрывает кран, разворачивается к Пиао. Глаза его оживлённо движутся, ничего не пропуская. Осматривают дверь, окна… проверяют, что старший следователь пришёл один. Он снова улыбается, удовлетворённо.
- Получили мой маленький подарок?
Пиао лезет во внутренний карман, достаёт коробку из полированного дерева… открывает её. Чёрный бархат. В его сердце лежит золотая зажигалка, блестя жёлтыми боками. Пиао толкает её по столу к Хейвену. Англичанин вытирает руки и снимает халат, прежде чем позволить себе её забрать.
- Ваше расследование…
- Оно закончено, - перебивает его Пиао и идёт к двери, выходящей в коридор; аккуратно приоткрывает её на сантиметр. Полоса света прорезает натёртый пол… и два мужика массивного телосложения прислонились к бежевой стене. С губ как раз срывается шутка про жирную жопу медсестры. Они хрюкают от смеха. Натянутая ткань магазинных курток бугрится там, где находится наплечная кобура. Пиао отпускает дверь, и та закрывается.
Англичанин наманикюренными пальцами проводит по голове, волосы падают аккуратно на место.
- Вы пришли арестовать меня?
Страха в нём нет. Глаза цвета подшипника не мигают.
- Тогда, старший следователь, мы с Барбарой Хейес вылетим в Нью-Йорк на самолёте, который взлетит…
Он сверяется с часами.
- …ровно через четыре часа.
- Нет, вы не улетите, мистер Хейвен. Даже в Китае убийца четырёх человек не может просто так взять и улететь.
Англичанин роняет комок смятой салфетки в корзину у ног.
- Я могу заплатить вам сто тысяч фунтов в течение сорока восьми часов, старший следователь. Их передадут через Липинга. Конечно, я рассчитываю в ответ улететь на своём рейсе в Нью-Йорк. Никаких задержек. Так же я ожидаю, что вы передадите все материалы по вашему расследованию Липингу. Он профессионально с ними разберётся.
- Как он разобрался с телами Бобби Хейеса, Е Ян, Хейвуда и Цинде?
Хейвен чуть поворачивается, свет из окна окрашивает его щёку в алый цвет.
- Для того, кто сам себе враг, вы хорошо поработали, старший следователь. Вы можете выйти из этого дела богатым человеком…
Он толкает деревянную коробку по столу, прямо в руки к Пиао.
- …и у вас будет зажигалка, о которой вы так долго мечтали.
Пиао отпихивает коробку, брови англичанина поднимаются знаками вопроса.
- Вы отказываетесь от зажигалки, или… от денег?
- Да.
- Липинг говорил, что вы именно такой, что вас не купить. А я ему не верил.
Старший следователь снова приоткрывает дверь.
- А надо было поверить… - шепчет он, выглядывая в щель. Мужики, СБ или полиция, так и стоят у стены. Доносится очередная шутка. Пиао её уже слышал. Смешная, если предварительно оседлать волну из шести бутылок Цинтао.
- Мне хочется проверить, насколько верно я всё понял. Американцы и Цинде воровали для вас культурные реликвии. Людей из Грязи. Е Ян задирала цены. Уверенная женщина. Глупая женщина…
Хейвен поправляет воротник. И галстук.
- …при помощи охранников Липинга вы приехали в лабораторию в снежных полях, похитили их и привезли в Шанхай. На операционный стол. Вы не любите транжирить доступные материалы. Если бы вы убили их там, в лаборатории, нельзя было бы использовать их органы. Сотни тысяч долларов на чёрном рынке трансплантов…
Секунды. Секунды. Он смотрит на англичанина. Застёгивающего манжеты.
- …вырезали у них органы. Дали им умереть на операционном столе.
Смотрит на него. Тот застёгивает пиджак. Разглаживает отвороты.
- …они должны были быть живыми, когда вы их оперировали. Живые органы приносят больше долларов…
Хейвен опускается губами к питьевому фонтанчику. На губах вода, едва их смочила.
- …а потом вы их изувечили. Не упустив ничего. Делать это своими руками…
Хейвен улыбается.
- …наверно, вы испытали необычайный прилив свободы. Никаких ограничений точных хирургических приёмов, которые обычно сковывают вас. Свобода…
Смотрит на него. Тот шнурует ботинки. Точными движениями. Движения пальцев, слишком изящных, чтобы заниматься насилием. Появляется ощущение, что англичанин злится, но он тут же берёт себя в руки, поправляя галстук.
- …ошибка. В этом убийстве вы решили, что избавляться от трупов необязательно самому. И оставили эту задачу охранникам Липинга. Они сковали их ещё с четверыми и скинули в Хуанпу. Крематорий находится на другом конце города. Река ближе…
Ответа нет. Но он следит за глазами англичанина. Ищет прореху в ткани. Ничего… только часы отсчитывают минуты его жизни. Этот человек переполнен самоуверенностью. Ощущением, что он накрепко обвязан страховочным тросом. Он что-то знает, что ускользнуло от старшего следователя. Пиао лезет под китель. Пальцы нащупывают полированную сталь, спящую в кобуре. Холодную. Успокаивающую.
- …а четверых заключённых, которые были с ними скованы, законным образом казнили в "Лесу Добродетели". Их органы были заражены, но всё равно вы решили продать их на чёрном рынке. И никакая история не связывает эти две группы. Просто совпадение. Люди Липинга не имели в виду никакого глубокого смысла, когда сковали их вместе и бросили в реку, вместо того, чтобы довезти до крематория. У таких людей самый глубокий смысл лежит на дне бутылки Цинтао. Но у вас, мистер Хейвен, это ошибка. Первая и единственная ошибка…
Следит за ним. Хейвен, прихорашиваясь, ничем не выражает своих чувств. Но внутри Пиао нарастает злость. Волна горячих слёз и потребность выпустить их на волю.
Возьми и пристрели его. Прямо здесь. Прямо сейчас…
- …министр Кан Чжу и товарищ Шеф Липинг с пониманием отнеслись к вашей ошибке. Улыбающиеся китайцы подливали вам вино. Но что западный человек может прочитать по улыбке китайца?
В глазах англичанина не отражается ничего. Крещение правдой, и всё равно - пустота.
Возьми и застрели мудака.
- …и всё время у вас в голове крутилась нерешаемая головоломка. Что будет, если один-единственный человек, которого все водят за нос, сумеет проследить все нити…
Англичанин поворачивается к окну, подходит к портфелю, стоящему рядом с дверьми. Высокопоставленные друзья могут смириться лишь с определённым количеством ошибок. Он до сих пор остаётся уважаемым иностранцем, или стал балластом, который пора сбросить? Следователь, то, что он появился здесь… уже обо всём говорит. Кто-то указал Пиао в его направлении. Заводная игрушка, делает то, для чего предназначена. Теперь придётся следить за спиной. Но Хейвен всегда на шаг впереди, это стиль его работы. Он не ждёт откровений. Не удивляется сюрпризам. На шаг впереди.
Пиао раскидывает руки, контакт с пистолетом под кителем, со сталью… потерян. Обнажён. Обнажён и уязвим.
- …я дал вам шанс объясниться. Стать известным. Понести ответственность. Вы не нашли слов, но и не возмутились. Серийный убийца, который хочет известности, но не желает ответственности. Но в океане не бывает прилива и отлива одновременно…
Пиао вытаскивает пистолет из кобуры. Гротескно чёрный. Грубый. Чёрный. Тут же разливается запах смазки, полированного металла… и смерти. Он сдвигает предохранитель. Палец твёрдо лежит на спусковом крючке Модели 67. Брови Хейвена удивлённо поднимаются. Он отодвигается назад к стене, руки сложены одна на другой. Сведённые пальцы совсем не настолько расслаблены, как пытается изобразить поза.
- …я сейчас выведу вас отсюда. Пистолет будет прижат к вашей спине. Только дёрнется кто из мужиков в коридоре, и я приложу к очень чувствительному спусковому крючку достаточное усилие, чтобы у вас в спине появилась дыра размером с пирожное…
Он идёт вперёд, кончик глушителя на 67 вминается в тонкий материал пиджака Хейвена.
- …твои люди будут следить за нами, это ясно, но в переулках Хункоу будет несложно оторваться от них…
Пистолет ещё крепче вжимается в рёбра англичанина.