Моника молчала. Она с трудом понимала, что ей говорит Рико. Отец. Единственный человек, который был с ней всегда. Кто у нее его отнял? Зачем? Что там случилось на самом деле? Ее сотрясают рыдания. Рико молча отодвинулся в угол машины. Его план выполнен с точностью до секунды. Через два часа он передаст ее полиции в аэропорту, пусть теперь они ею занимаются. Его в восемь часов ожидает Зифф на конспиративной квартире в аллее Фоша. В десять начинается конференция руководителей европейских отделений американской фирмы, в которой он работает. Алиби подготовлено специалистами. Рико знает, что ему еще раз придется вернуться в Италию, он должен проследить за публикацией некоторых документов, все, что возможно, выжать из сенатора, который уж больно наивен как политик, и только тогда можно будет исчезнуть. Хорошо, что в машине темно, ибо Рико ухмыляется при мысли, что вскоре итальянской полиции объявят об его исчезновении. Но тогда он уже будет в полной безопасности. В Палм Бич во Флориде для него заказана гостиница и неплохая моторная лодка. А в перспективе - более спокойная работа на родине. Если ему это местечко не подойдет, он всегда может поместить заработанные деньги, к примеру, в прачечные. Там у него тоже неплохие связи.
- Что ты говоришь, дорогая? - Он подвинулся к Монике и сжал ее влажную ладонь. - Уже скоро Ле-Бурже, держись. Там тебе помогут, чтобы ты как можно скорее попала домой. Мы уже на автостраде, которая ведет прямо в аэропорт. Успокойся, прошу тебя.
Вдруг до нее дошло, что Рико уж слишком спокоен, словно его ничто не волнует. Неужели ее несчастье не трогает его? Она хочет об этом спросить, но понимает, что такой вопрос не имеет смысла. Да и что значит в этой ситуации Рико? Неожиданно у нее закололо в сердце при воспоминании о пощечинах, которые он ей отвесил, вышвырнув из машины по дороге на обед, который они так и не съели. Она помнит тогдашнюю свою ненависть к нему и начавшееся тогда любовное безумие. Снова слезы навертываются на глаза. Ведь эти ее дурацкие переживания - ничто по сравнению с несчастьем, которое на нее свалилось. Это хорошо, что она одна вернется в Милан. Она должна бороться за отца и найдет людей, которые ей в этом помогут.
Ле-Бурже утопает в огнях, которые отражаются в сверкающих лаком автомобилях и в блестящих от дождя асфальтовых покрытиях дорог и тротуаров. И хотя уже два часа ночи, но вокруг полно людей. Желтый "Мерседес" останавливается перед главным входом.
- Подождите, пожалуйста, - говорит Рико водителю и сам достает сумку Моники из багажника.
Он берет девушку за руку и уверенно ведет ее, никого не спрашивая, по дороге. Наконец толкает какую-то дверь и говорит человеку в мундире, который при виде их встает:
- Это мадемуазель Моника Пирелли, дочь похищенного в Милане сенатора. Она была в отъезде и ничего не знала о несчастье. Можете ли вы ей помочь как можно скорее добраться домой?
Полицейский наклоняется и откуда-то вынимает фотографию. Да, это она, все детективы в аэропорту имеют при себе такую фотографию.
- Прошу садиться, мадемуазель, прошу садиться, месье. Извините, как ваша фамилия?
- Вы меня простите, у меня нет времени, мадемуазель Пирелли остается под вашей опекой. - Рико коснулся рукой щеки Моники и толкнул входную дверь.
Полицейский не двинулся с места, он лишь взял микрофон и сказал:
- Проверь документы и запиши данные брюнета, который только что вышел от меня… Нет, нет, задерживать его не надо. Честно говоря, - обратился он к Монике, - полиция нескольких европейских стран порядочно поволновалась из-за вас в последнее время. Нужна ли вам какая-нибудь помощь?
- Я хочу как можно скорее вернуться домой. Больше мне ничего не нужно.
- Конечно, конечно, это понятно, мы вам сейчас поможем. Жаль, что у меня сегодня дежурство, а то бы я лично посадил вас в самолет. Но сейчас придет комиссар, он это сделает не хуже меня.
Моника сидела как парализованная. Она дословно запомнила содержание переданного в полночь сообщения. Там не было ничего сказано о месте похищения. А Рико минуту назад представил ее: дочь похищенного в Милане сенатора… Выходит, он знал? Знал о похищении и скрывал от нее? Беззаботный, довольный собой? И быстренько поехал в отель, чтобы выспаться перед конференцией?
- Мадемуазель Пирелли? - Перед ней стоял симпатичный мужчина. - Прошу в мой кабинет, там вам будет удобней.
Как раз в этот момент от аэропорта отъехал желтый "Мерседес".
- Ну и службисты же эти французы, - засмеялся Рико, - все данные моего паспорта записали…
- И к тому же номер этого такси, - добавил водитель. - Брюссельская регистрация, у них будет дополнительная работа. А теперь куда?
- Метро Сен-Дени. Там отдашь машину и можешь быть свободен…
Полчаса спустя Моника заняла место в самолете, вылетающем в Цюрих. Так быстрее всего можно было добраться до Милана. В восемь утра самолет швейцарской авиакомпании приземляется в аэропорту Линате. Монику уже ждет машина и вежливое приглашение министра внутренних дел позавтракать с ним.
Моника измучена и подавлена.
- Есть ли какие-нибудь вести об отце? - спрашивает она сопровождающего ее мужчину.
- К сожалению, нет. Даже террористы не сделали никакого нового заявления.
- А что было в предыдущем?
- Заявили о том, что сенатор предстанет перед народным трибуналом.
- В чем его обвиняют?
- Прошу меня извинить, но я политикой не занимаюсь. Какие-то обвинения политического характера, точно не помню. Вы скоро все узнаете.
Министр очень любезен, выражает ей свое сочувствие, уверяет, что задействованы все органы общественного порядка и безопасности, что операция проводится во всех уголках республики. Моника может не сомневаться - они сделают все, что в их силах, чтобы спасти отца для страны и для близких.
Моника давно знакома с министром. Он навещал ее отца еще в старой квартире в центре города, когда она была ребенком. Один из тех, кто довольно рано сделал карьеру. Способности и умение приспосабливаться позволяют ему в зависимости от обстановки переходить с одного правительственного поста на другой. Его фамилия часто упоминалась в разговорах отца.
- Прошу вас, съешьте что-нибудь, синьорина Моника. - Министр показывает на блюда, но у Моники нет желания ни есть, ни вести разговоры.
Она знает, что не сможет отказать ему и расскажет обо всем, что он только пожелает узнать, ибо речь идет о жизни отца, а это самое главное.
- Я просто потрясена, господин министр, прошу меня извинить.
- Это понятно. И все же я хотел бы позаботиться о вас, это моя обязанность. Я хочу подчеркнуть, что не по службе, а исключительно из-за дружеских чувств, связывающих меня с вашим отцом, ведь я имею честь работать с ним в течение многих лет.
Моника пьет кофе маленькими глотками, раздумывая над тем, расскажет ли ей министр о деталях похищения. И сама задает первый вопрос.
- Из дома, - слышит она ответ. - Приехала машина "скорой помощи", и через минуту вынесли на носилках вашего отца. На входной двери следов взлома нет. Похоже, что дверь он открыл сам. Вначале мы предположили, что дверь открыл кто-то другой, думали, что вы… Мы были страшно обеспокоены вашим отсутствием.
- Невезение, - говорит Моника. - Надо же, именно тогда я решила уехать. Если бы это можно было предвидеть…
- Преступники были прекрасно информированы. Они знали, что вас нет дома. Вероятно, вели наблюдение.
Моника кивнула головой. Они также знали, каким образом можно попасть в дом, чтобы не вызвать подозрений. Отец никогда не открывал дверь, если не знал, кто пришел. Выходит, он открыл знакомому?
- Отец уже много лет не пускал в дом незнакомых, значит…
- Выходит, он всегда так поступал, понимаю. Синьорина Моника, не могли бы в нашем разговоре принять участие два моих сотрудника? Само собой разумеется, это не имеет ничего общего с допросом, но мы хотели бы выяснить некоторые обстоятельства.
- Пожалуйста. Вы напрасно оправдываетесь, господин министр. Мне нечего скрывать, ведь дело касается моего отца.
Несколько минут спустя министр представляет ей двух высокопоставленных полицейских чиновников. Оба они серьезны и внимательны. Мужчины благодарят, отказываясь от еды, они будут пить только кофе.
- Я хотел бы вас предупредить, синьорина Пирелли, - сказал один из полицейских, - что мы вынуждены будем задать вам несколько вопросов, касающихся вашей личной жизни. Прошу нас извинить за это.
Моника пожимает плечами, а министр поясняет:
- Синьорина Пирелли готова к любым вопросам. Она понимает серьезность положения и хочет нам помочь.
- Тем лучше. Итак, синьорина Пирелли, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с человеком по имени Генри Фабиани?
- Во время каникул. На Сардинии. Обычное знакомство…
- Можно вас попросить рассказать подробнее?
Моника безучастно отвечает на вопросы, стараясь говорить короче. Ей казалось, что это обычная полицейская, ничего не дающая формальность. Мужчины внимательно слушают. Разумеется, никто ничего не записывает, разговор должен проходить в атмосфере дружеской беседы. Но вдруг характер беседы меняется. Один из полицейских достает из кармана фотографию.
- Стало быть, с Фабиани вы познакомились на Сардинии, - говорит он, - в начале июля. Но у меня здесь фотография, сделанная восемнадцатого мая.
Моника берет в руки снимок. На нем Рико открывает дверь машины на стоянке, перед клубом, приглашая жестом Монику сесть в автомобиль.
Моника краснеет.
- Ах, собственно говоря, тогда это еще не было знакомством, - говорит она тихо. - Он подошел ко мне в бассейне, я немного боялась и на всякий случай предупредила портье… Он сделал этот снимок…
- И вы решились принять приглашение незнакомого мужчины? И поехали с ним?
- Я не знала, что это имеет какое-то значение, поэтому не говорила о нашей майской встрече. Так вот, тогда Рико представился мне, сказав, что он тот человек, который долгое время преследовал меня своими телефонными звонками.
- Преследовал? Каким образом? Угрожал?
- Нет, никогда. Говорил милые словечки и тому подобное. Но по-настоящему я познакомилась с ним только на Сардинии, где он тоже проводил отпуск.
- Минутку. Вы поехали с ним в тот день. Куда?
- Не поехала. Он высадил меня из машины, проехав несколько метров. Я тотчас же вернулась домой.
- Синьорина Пирелли, - в тоне вежливого министра прозвучал упрек, - вы нам не говорите всего до конца. Прошу мне верить, что любая деталь в операции по спасению вашего отца имеет громадное значение.
- А что наши отношения с Рико имеют общего с отцом? Копаетесь в моих личных делах. Это к делу не относится.
- Пока мы не знаем. Чтобы в этом убедиться, мы просим вас сотрудничать с нами. Отсюда все наши вопросы. На этой стадии любая мелочь имеет значение.
Дальнейший допрос превратился в бесконечное обсуждение всех деталей ее отношений с Рико. Моника чувствовала себя загнанной в угол, она не могла избавиться от мучительного чувства, что и ее тоже в чем-то подозревают.
После двух часов таких мучений наконец она услышала от министра:
- Мы вам очень благодарны за беседу. Уже сейчас я могу сказать, что вы нам очень помогли. Самое время вам сейчас немного отдохнуть. К сожалению, мы не можем отвезти вас домой. Беспокоимся за вашу безопасность. Мы предлагаем вам погостить в доме семейства Павези. Там вы будете в полной безопасности.
Моника согласно кивнула головой. Рудольфе Павези был компаньоном отца и в последнее время почти самостоятельно управлял адвокатской фирмой. Синьора Павези, женщина скромная и тихая, избегающая светской жизни, умела хранить молчание.
- И еще одно, господин министр. Как вы знаете, единственным близким мне человеком сейчас является Рико. Завтра, послезавтра он вернется в Милан. Если он не застанет меня дома…
- Прошу вас не беспокоиться, мы известим господина Фабиани о месте вашего пребывания. Он будет иметь возможность увидеться с вами сразу же после приезда.
12
Профессор Замбетти сегодня определенно был в плохом настроении. Он отругал ассистента, отказался присутствовать на заседании ученого совета, заявив, что не может прервать опыты, накричал по телефону на Конни, чтобы она ему не морочила голову, поскольку он не знает, в каком часу вернется домой, и в конце концов закрылся у себя в лаборатории. Это был третий день проводившейся операции объединенных сил безопасности против "Огненных бригад". До сих пор все шло согласно плану и без помех. Группа "21" безукоризненно выполнила задание, а ее члены проявили высокую дисциплинированность. Судя по сообщениям прессы, полиция действует вслепую и не напала ни на один след. Одновременно чувствовалось, что все ждут дальнейшего развития событий.
Беспокойство Тангенса вызывал сейчас Рико Фабиани. Только его фамилия появилась в печати. К счастью, его не связывали с террористической деятельностью, но зато подчеркивали близкое знакомство Фабиани с дочерью похищенного сенатора и исчезновение обоих за день до похищения Пирелли. Спекуляции бульварной прессы, готовой ради сенсации раскопать даже мельчайшие подробности жизни этой пары, вызвали опасения Тангенса. Сегодня ночью должен состояться первый допрос Пирелли, и пленки с записями показаний сенатора окажутся в руках профессора. Тангенс машинально взглянул на стеллаж, заставленный плоскими картонными коробками, содержащими магнитофонные записи радиосигналов. Этот богатейший архив, являющийся неоценимым подспорьем в научных исследованиях, был идеальным местом для хранения материалов допросов. Итак, с завтрашнего утра ему предстоит заниматься очень важным делом, которое займет довольно много времени. В результате этих допросов появятся новые сообщения в печати и будет намечено направление по дальнейшей обработке пленника. Железное правило не делать никаких записей требовало постоянного напряжения мысли.
В самое ближайшее время ему не следует встречаться с Фабиани. Так было решено. И все же нужно внести поправку в принятый план. Изменение будет касаться только одного - Фабиани не должен участвовать в допросах. Если существует хоть капля сомнения, следует скрыть от него место, где содержится сенатор. Комендант никак не может освободиться от подозрения, что Рико стремится к чему-то, о чем не знает он - создатель и руководитель всей этой подпольной организации. Поведение Рико во время решающего разговора на озере явилось сигналом того, что этот человек старается не только влиять на направление деятельности организации, но и непосредственно руководить самой этой деятельностью. Какой же выход? Его нужно убрать. Как и когда это сделать, Тангенс решит в ближайшие дни.
Комендант самой опасной в Италии террористической группировки почувствовал облегчение. В такой работе сомнения решаются однозначно. Не было и не будет места для кропотливого поиска правды. Целью является уничтожение, сеянье страха, неуверенности. Деморализовать аппарат власти так, чтобы эти люди не знали покоя ни днем, ни ночью. Их семьи должны жить в постоянном, парализующем страхе. И тогда они не в состоянии будут осуществлять власть. Испытывает ли Фабиани такую же ненависть, как Тангенс? Деньги, канал для переброски оружия и боеприпасов - все это действует бесперебойно. А если? Если все это было лишь подготовительной работой для уничтожения его организации?
Нет, это не полиция, не итальянцы, хотя бы даже самые продажные политики. Тут что-то более опасное. Но ломать себе над этим голову ему сейчас не хотелось.
Он открыл дверь и отправился к директору института.
- Не сердись, что я не пришел на заседание, - сказал он. - Я на последней стадии исследований, с завтрашнего утра приступаю к подведению итогов. Пан или пропал, сам понимаешь.
- Ты собрал уже все материалы?
- Почти. С тридцати перехватывающих станций в южной системе и с сорока пяти - в широтной.
- Много работы. И ты хочешь это сделать один?
- Не один. Ведь в моем распоряжении компьютер. Что касается ассистентов, то я предпочел бы как раз к этой работе их не допускать. Заложат в память компьютера какую-нибудь неточность - и пропала работа.
- Ну вот, и ты уже страдаешь той же самой болезнью, что и я? Антипатия к юнцам. - Он приложил шутливо палец к губам. - А вдруг нас здесь кто-нибудь подслушивает?.. Вот люди, которым общество доверило воспитание и обучение молодого поколения. Так разве может в нашей стране быть хорошо, профессор Замбетти?
Они рассмеялись. В институте царила прекрасная дружеская атмосфера. Директор, который был чуть старше Тангенса, не вмешивался в работу своих сотрудников. Замбетти вдруг почувствовал сожаление, что по отношению к этому человеку ему приходится быть двуличным, что нельзя сказать ему прямо: "Старик, я тебя обманываю, уже давно научная работа является лишь ширмой, меня интересует совсем другое".
- Пообедаешь со мной? - неожиданно предложил директор.
- С удовольствием бы, но дело в том, что сегодня я обедаю дома. Конни только что звонила…
- И американская кухня удовлетворяет твой привередливый итальянский желудок?
- Представь себе, что да. Правда, по-американски она готовит только мясо, а остальное - это уже наша кухня, вот я и доволен.
- Счастливчик! Моя супруга хоть и итальянка, но не балует меня домашними обедами.
Они собрались уже было выходить, как вдруг в дверях появилась секретарша института.
- Синьор профессор, пришел какой-то господин из полиции, говорит, что по срочному делу.
- Из полиции? - удивился директор. - Только этого еще не хватало в храме науки. Прошу, пусть войдет.
- Комиссар Зоннтаг, - представился прибывший. - Прошу меня извинить, что беспокою вас, профессор, но… - Тут он посмотрел на Замбетти, и директор поспешно пояснил:
- Профессор Замбетти, мой заместитель.
- В таком случае до свидания, - сказал Тангенс и слегка поклонился.
- Вы можете остаться, профессор. Я пришел предупредить вас, что в ближайшее время на территории института будут находиться мои люди. Они не помешают вам в работе, мы позаботимся об этом. Хотим убедиться, что никто из студентов не принимает участия в деятельности экстремистских группировок, которые в последнее время доставляют нам столько хлопот. Я получил уже согласие ректора.
- Есть какие-то подозрения?
- Не в подозрениях дело. Просто для профилактики. Это в общем-то относится к студенчеству в целом, и не только вашего института.
- Ах, так… Ну что же, не очень-то приятно быть объектом полицейского наблюдения. Вы позволите, прежде чем высказать свое мнение, я еще посоветуюсь с ректором?
- Пожалуйста, господин профессор. Однако я хотел бы заметить, что эти действия мы предпринимаем в чрезвычайной ситуации.
- Что это значит?
- Мы обязаны выполнить свой долг, независимо от мнения руководства института, хотя, как я уже сказал, мы получили согласие ректора.
- Вы не считаете, господин комиссар, что при отсутствии доброй воли такое заявление можно было бы признать невежливым? Однако мы не страдаем отсутствием доброй воли. Правда, профессор Замбетти?
Замбетти кивнул головой. Сохраняя каменное выражение лица и глядя в глаза комиссару, он сказал:
- Коли дело обстоит так, как вы говорите, то ваш визит является излишним.
- Не совсем так. Я хотел бы попросить, чтобы известие о деятельности наших сотрудников в институте вы согласились объявить публично.