- Твой друг утонул у тебя на глазах. Ты не спас его, потому что не мог, но ты чувствуешь себя виноватым… настолько, что загнал это чувство вины в подсознание… ты похоронил это воспоминание. Но потом, тридцать лет спустя, когда погиб Мэтт, два эти события оказались связанными воедино. - Она помолчала, ей не нравилось, что приходится говорить об этом по телефону, что она не может заглянуть в его глаза, увидеть его реакцию. Но она понимала, что именно в этот момент он находится в таком состоянии, когда ему можно что-то внушить. Она должна была достучаться до него. - Райан, признайся, ты ведь думаешь, что смерть Мэтта - это своего рода возмездие за то, что ты не смог спасти своего друга, когда тебе было семь лет, так?
Она слышала его затрудненное дыхание.
- Райан, ты так думаешь? - настойчиво повторила Люсинда свой вопрос.
- Да, - промолвил он.
- Если ты не умел плавать, то никак не мог бы спасти его. Одно никак не связано с другим. Ты понимаешь меня?
- Да, понимаю.
- Ты встретил тень, которая преследовала тебя. Теперь ты можешь освободиться от нее.
Минуту, показавшуюся обоим вечностью, они молчали.
- Мне можно любить тебя? - наконец спросил Райан.
- Надеюсь, да, - вполголоса проронила она.
Они говорили еще с полчаса. Люсинда хотела убедиться, что Райан способен держать себя в руках. Сон нарушил его и без того хрупкое душевное равновесие, но она понимала, что теперь для него - или для них, - возможно, начнется новая жизнь.
Больше Райан не вспоминал о тени.
Реллика Сунн проснулась в микроавтобусе, разбуженная какими-то непонятными стонами. Она приподнялась и выглянула в окно.
Хейз Ричардс лежал на Сьюзан Уинтер. Они были одеты, только спустили штаны, чтобы иметь возможность совокупиться. Они лапали друг друга и катались на сене, точно два подростка. Реллика в изумлении смотрела на эту дикую сцену, потом отпрянула от окна и, снова забравшись в спальный мешок, стала прислушиваться к всхлипывающим стонам, издаваемым Сьюзан. Наконец они выползли из сарая, но Реллика не могла сомкнуть глаз. Она думала о том, что, если такой человек, как Хейз Ричардс, может стать президентом, значит, что-то в мире неладно.
Когда около шести над Айовой забрезжил рассвет, Реллика все еще не спала.
Глава 19
Дебаты
Около четырех часов пополудни в Де-Мойне у входа в обшарпанный "Пасифик конвеншк-сентер" суетились телевизионщики - шушера, как презрительно именовал их Эй-Джей. Похожий на склеп зал, был построен в 50-х; здесь проходили родео и съезды фермеров.
Каждый кандидат занимал место на сцене согласно номеру, который выпал ему по жребию. Малкольм Рашер вытянул четверку, и Хейзу досталось кресло между сенатором из Флориды Питером Дехэвилендом и сенатором от штата Нью-Йорк Лео Скатини, который сидел по правую от него руку.
Эй-Джей Тигарден не стал дожидаться, пока Малкольм вытащит из шляпы карточку с номером, а, прихватив чемоданчик, который привез с собой из Принстона, полез на второй ярус в поисках осветительской будки, откуда осуществлялось освещение сцены. Поднявшись по металлической лестнице, он увидел то, что искал. В будке трое работяг возились с электродными дуговыми прожекторами, направляя их на стеклянный экран, за которым открывалась сцена.
- Ребята, а когда у вас перерыв? - как бы между прочим спросил Эй-Джей.
- А вам-то что за дело? - буркнул массивный осветитель.
- Я Боб Мунц, региональный представитель профсоюзов из Айова-Сити. - Эй-Джей многозначительно посмотрел на часы. - Вам положен пятнадцатиминутный перерыв каждые два часа.
- Перерыв через десять минут, сэр…
Эй-Джей уселся на металлический стул, закинул ноги на перегородку и посмотрел вниз на сцену, где Малкольм Рашер указывал пальцем на второе справа черное кожаное кресло. Наконец осветители посмотрели на часы и вышли из будки.
Эй-Джей встал, подошел к одному из прожекторов и включил его, чтобы посмотреть, на какое кресло он направлен; затем снял плафон, послюнявил пальцы, вывернул 250-ваттную электродную лампу, а вместо нее вставил 500-ватную галогеновую, которую достал из портфельчика. Поставив плафон на место, он проделал то же самое и с другими прожекторами. Не тронул он только один, тот, что был направлен на второе справа кресло. Сунув старые лампы в портфель, он вышел из будки и, посвистывая, спустился по лестнице.
Брентон Спенсер, остановившийся в отеле "Савой", появился за кулисами задолго до начала конференции. Весь день ему не давала покоя тупая боль в висках. Брентону пообещали, что предоставят ему лучшую гримерную. На деле это оказалась похожая на тюремный карцер комната с голыми, выкрашенными желтой краской каменными стенами без окон; у стены стоял диван, заляпанный бурыми пятнами. Освещение на туалетном столике не функционировало. Он уже хотел пожаловаться, но потом передумал: в конце концов, не все ли равно, как ты выглядишь, совершая самоубийство. Он взял с собой серый костюм и черный, в полоску, галстук, который хорошо смотрелся на телеэкране. Он достал все это - вместе с махровым халатом - из складного дорожного саквояжа, снял рубашку и джинсы и, оставшись в одних спортивных трусах и черных носках, прежде чем облачиться в халат, скептическим взором посмотрел на себя в высокое - в полный рост - зеркало. Его слегка подташнивало. Мучительно ломило в висках. И вдруг резкая боль, от которой померк свет в глазах, пронзила самый мозг его. Брентон, обхватив голову руками, опустился на колени. Ему показалось, будто некий чудовищный зверь объявился в глубине черепа и теперь рвал его изнутри. Брентон обмяк на холодном бетонному полу и слабо застонал. Боль была настолько сильной, что он едва не отключился, подчиняясь исключительно инстинкту самосохранения, который подсказывал ему, что если он потеряет сознание, то может навсегда попрощаться со своим рассудком. Он схватил со стула полотенце, зажал им рот и стал, через нос, делать глубокие вдохи. Боль понемногу начала стихать. В висках по-прежнему стучало, но мучительной рези в мозгу уже не было. Минут десять, объятый ужасом, он сидел на полу. Затем с трудом встал на ноги и посмотрел на себя в зеркало. Он был бледен мертвенной бледностью. На ватных ногах подошел к туалетному столику, насыпал на ладонь шесть таблеток аспирина и за один присест проглотил, запив водой из кувшина. Наконец доковылял до дивана, лег навзничь, закинув ноги на спинку, и постарался отдышаться.
"Что за чертовщина?" - буркнул он себе под нос. Он лежал, боясь шелохнуться, пока не настало время одеваться, чтобы идти приветствовать кандидатов.
Кандидаты съезжались, точно кинозвезды на голливудскую премьеру. С противоположной стороны улицы из-за ограждения за процессией наблюдали толпы айовских избирателей. Телевизионщики были тут как тут с микрофонами и переносными камерами. Каждый кандидат почитал своим долгом остановиться, чтобы попозировать для телевидения и сказать несколько слов в микрофон.
Наконец на черном лимузине подкатил "лидер забега"; вместе с ним из машины высыпало еще шесть человек, в том числе президент местного отделения НДК, который опекал Скатини как официального кандидата от демократической партии.
Сенатор держался уверенно. По результатам опросов он далеко оторвался от остальных кандидатов и здесь, в Айове, твердо рассчитывал надрать им задницы.
- Сегодня будет особенный день, потому что сегодня мы собираемся кое-что сказать женщинам Америки. Я уверен, что настала пора не только пообещать им это, но и сдержать обещания…
Пресса уже сворачивалась, когда к зданию "Пасифик конвеншн-сентер" подъехал красный микроавтобус, в котором сидели Хейз Ричардс и чета Колфилдов. Бампер и лобовое стекло были забрызганы грязью. Бад перед отъездом хотел помыть машину, но Эй-Джей остановил его.
Микроавтобус припарковался, и из него появились Бад и Сара Колфилды, следом за ними вышел Хейз Ричардс. Репортеры уставились на его в немом недоумении. Наконец кто-то вспомнил… Ах да, губернатор Род-Айленда… С видимой неохотой кое-кто снова начал извлекать камеры из футляров и приспосабливать их на плечо.
- Последним на сцене появляется кандидат Хейз Ричардсон, - произнес в микрофон корреспондент WXYO-TV Лон Фредерикс. - Губернатор Ричардсон, губернатор Ричардсон, - закричал он Хейзу.
Хейз остановился перед камерой, чтобы обнять Сару и пожать руку Баду, затем встал так, чтобы его могли взять и другие камеры.
- Добрый вечер, - произнес он.
- Губернатор Ричардсон, вы почти неизвестны в Айове. На что вы надеетесь? - спросил Лон Фредерикс.
- Ричардс, - поправил его Хейз, - губернатор Хейз Ричардс. Не знаю, смогу ли я победить. Я прибыл сюда за свой собственный счет, чтобы высказать то, что думаю.
- Губернатор, сюда, прошу вас, - позвал его Кен Вэнэйбл, врезаясь в толпу журналистов.
- Да, да… - сказал Хейз, разыскав глазами своего человека.
- Кто это с вами? - забросил пробный шар Кен.
- Это Сара и Бад Колфилды. У них ферма, которую им пришлось заложить. Она того гляди отойдет в пользу банка. Я провел у них ночь. Именно из-за таких, как Бад и Сара, я решился участвовать в этой кампании. Я делаю это ради них. Я хочу заставить Америку работать на благо простых людей, вроде Колфилдов. - С этими словами он направился в здание.
За углом уже была припаркована передвижная видеорежиссерская аппаратная Ю-би-си; рядом стояла спутниковая ПРТС.
Тем временем на сцене появился Брентон Спенсер. Под галстуком он спрятал петличный микрофон, в ухо был вставлен радиоприемник - за воротник уходил шнур, подсоединенный к передатчику, закрепленному на поясе. Режиссер Тед Миллер включил двустороннюю оперативную связь.
- Брентон, привет. Это Тед из аппаратной. Эфир через две минуты двадцать секунд.
- Понял, - сказал Брентон.
- Мы предоставим тебе любую политическую информацию через твоего "ангела", - сообщил Тед, имея в виду радиоприемник в ухе Брентона.
- Как угодно, - упавшим голосом отозвался Брентон.
Тед отключил интерком и обратился к сидевшему рядом звукорежиссеру:
- С ним все в порядке? Голос у него какой-то странный.
Звукорежиссер только пожал плечами.
Тед Миллер снова соединился с Брентоном.
- Брент, тебе ничего не нужно? Может, хочешь воды?
Однако Брентон не слышал - он вынул радиотелефон из уха, и теперь тот болтался у него за воротником.
- Что за черт? - Тед наклонился к стоявшему перед ним на панели микрофону и обратился к распорядителю на сцене: - Передай Брентону, что у него вывалился из уха телефон. Мы должны связаться с ним до эфира. Мы начинаем через полторы минуты.
По второму монитору было видно, как распорядитель бросился к Брентону и что-то сказал ему; тот кивнул, однако приемник не вставил.
- Он сказал ладно, - передал распорядитель в аппаратную, - но телефон на место на вставил. - В его голосе звучала досада.
- Ведущий сраный, - буркнул Тед. - До эфира пять-четыре-три-два-кадр. - На центральном мониторе появился крупный план сцены - пять пустых кресел и подиум. - Включай музыку, и даем Боба.
Они дали отмашку комментатору, сидевшему за стеклянной переборкой в передвижной телестанции; несколько секунд звучала музыка, затем Боб Бэнкс своим грудным бархатным голосом объявил об открытии политического сезона 1996 года и огласил имена кандидатов.
Малкольм Рашер, Вен и Ван сидели в тесной гримерной Хейза Ричардса; телевизионная картинка Ю-би-си поступала на 18-дюймовый монитор. В дверь ввалился Эй-Джей, в руках у него был лист бумаги.
- Только что получил результаты последнего айовского опроса, - возбужденно сообщил он. - У Скатини пятьдесят пять процентов. Его люди уже откупоривают шампанское. Уверены, что победа им обеспечена - Он посмотрел на листок. - Дехэвиленд имеет десять процентов. У него неплохие позиции в штате. Избирателям он нравится, вот только они не понимают, о чем он говорит. У Сэвиджа пятнадцать процентов, в основном благодаря молодежи. У Гиллигана тоже пятнадцать, но все его лозунги - это одни затасканные, избитые фразы. Пять процентов зависает.
Райан в уме быстро суммировал приведенные Тигарденом цифры.
- Но это сто процентов, - сказал он. - Что же остается нам?
- Мы пока что под сноской. Местный обыватель даже не знает о существовании нашего кандидата. Но это поправимо.
Брентон Спенсер вышел на сцену. Когда на него упал луч прожектора, он расправил плечи, отчего, казалось, снова вернулся к жизни.
- Добрый вечер. Я Брентон Спенсер. Сегодня я буду задавать вопросы. Во-первых, позвольте представить демократического кандидата из Нью-Йорка. Дважды сенатор, одна из звезд демократической партии… Лео Скатини.
Скатини появился на сцене и занял свое место. Едва сенатор поднял голову, в глаза ему ударил мощный луч прожектора; ослепленный, он зажмурил глаза, раздраженно поморщился. Он вскинул было руки, чтобы защититься от света, но понял, что это ошибка, и руки опустил.
- Что происходит со светом? - удивился Тед Миллер в аппаратной. - Он же сейчас поджарится.
- Мы сегодня проверили все прожектора, - в панике оправдывался технический директор. - Черт побери, похоже, туда ввернули галогеновые лампы.
Скатини продолжал щуриться под слепящим светом; на экране монитора он выглядел довольно зловеще.
Следующие трое кандидатов заняли свои места и, как и Скатини, были ослеплены лучами прожекторов.
- Что творится с освещением? - недоумевая, спросил Райан. - Эти ребята там на сцене просто сгорят.
Эй-Джей хмыкнул:
- Туда этим ублюдкам и дорога.
Наступила очередь Хейза.
- И наконец, губернатор штата Род-Айленд Хейз Ричардс, который лишь на прошлой неделе объявил о выставлении своей кандидатуры. Имя совершенно новое в национальной политике.
Хейз, ничем не выдавая своего волнения, неторопливо вышел на сцену. Поскольку лампу в направленном на него софите не меняли, щуриться ему не пришлось. Он выглядел собранным, готовым к бою…
- Джентльмены, - объявил Брентон, - правила вам известны… Я задаю вопросы и сообщаю дополнительную информацию. Если кто-то из вас захочет выступить с комментариями, я вызываю его, но на все выступления отводится максимум две минуты.
Брентон оживился; теперь он легко двигался по сцене, похожий на дикую кошку в шелковом костюме и полосатом галстуке.
Его первые вопросы были острыми, нелицеприятными, его реплики - аргументированными и в то же время жесткими; было видно, что кандидаты не готовы к подобной атаке со стороны ведущего.
Тед Миллер, сидя за режиссерским пультом в аппаратной, сокрушенно покачал головой:
- Он должен вести дискуссию, а не вступать в нее.
Из динамика донесся голос Стива Израела, который находился в нью-йоркской студии:
- Что он вытворяет?
- Не знаю, - ответил Тед в микрофон. - У него нет приемника, мы не можем связаться с ним.
В этот момент Брентон бодро прошествовал к креслу, в котором сидел Лео Скатини.
- Сенатор, вот вы позволяете себе раздавать эффектные обещания женщинам, однако у меня есть данные по демографическому составу того же Сената, согласно которым женщин в нем всего двадцать процентов.
- Чтобы продемонстрировать искренность моих намерений в данном вопросе, я хочу заявить американскому народу, что, если моя кандидатура пройдет, то моим партнером по избирательному бюллетеню будет женщина.
В гримерной Ричардса Эй-Джей весь подался вперед к экрану монитора.
- Ну, твой ход, Хейз. Давай же. Не упусти этот момент. - сказал он, надеясь, что его протеже перейдет в атаку. Он готовил Хейза к этому… и тот его не разочаровал.
- Я бы хотел остановиться на этом пункте подробнее, - сказал Хейз.
- Что ж, давайте послушаем мнение губернатора Род-Айленда.
- Именно подобного рода искусственное деление общества на группы губит нашу страну. Проблема ведь вовсе не в том, сколько женщин работает в Сенате. Проблема в том, сколько там работает умных, трудолюбивых людей - людей, которые готовы пойти против расточительства нашего правительства. Наша страна раздираема на части бессмысленными конфликтами… мужчины против женщин, черные против белых, богатые против бедных. Свободный обмен мнениями - это одно, и совсем другое - это в погоне за голосами избирателей стравливать одних с другими.
- Из сказанного вами совершенно неясна собственно ваша точка зрения.
- Я полагаю, что подбирать кандидатуру на пост вице-президента по признаку пола или расы - это верное доказательство политического лицемерия. Может, лучше вспомним о том, что это за страна, и изберем самого компетентного, невзирая на его половую принадлежность.
Эй-Джей откинулся на спинку стула и, выбросив вверх кулак, воскликнул:
- Да! Это и есть пони!
Брентон переключился на вопросы экономики и затрат на вооруженные силы; не обошел он стороной и проблему призыва в армию гомосексуалистов.
Хейз был готов и к такому повороту и живо отреагировал:
- Величина военного бюджета и вопрос о том, могут ли сексуальные меньшинства служить в армии - не эти проблемы сегодня стоят во главе угла.
- Губернатор, похоже, вам сегодня есть, что сказать, - парировал Брентон. - Если это, по-вашему, не проблемы, то где же настоящие проблемы?
- Я полагаю, каждый американец должен иметь право служить своей стране, невзирая на его сексуальную ориентацию. Но важнее другое, а именно - какова должна быть роль вооруженных сил в американском обществе? Собираемся ли мы по-прежнему тратить на оборону одну пятую валового национального дохода и, если да, то какова экономическая ответственность перед нами стран, которым мы оказываем военную помощь - вроде Японии, Германии и Кувейта - и которые не платят нам за это ни гроша? Правильно ли такое положение вещей, при котором рабочий Детройта несет расходы по защите японской автомобильной промышленности, благодаря деятельности которой он же в итоге оказывается на улице? Я говорю нет. Я хочу вырвать руль управления страной из рук лоббистов и безответственных адвокатов и заставить правительство работать для всех вас.
- Пони! - повторил Тигарден. Теперь он возбужденно расхаживал по комнате.
Брентон повернулся к камере и объявил рекламную паузу.
По проходу между рядами к сцене подошел распорядитель и обратился к нему:
- Надень наушник. Теду нужно поговорить с тобой.
Брентон протянул руку за голову и нащупал радиоприемник, который висел у него за воротником.
- Ты имеешь в виду это? - Он оторвал радиоприемник и, наклонившись, передал его распорядителю. После этого он снова занял место на середине сцены. Рекламная пауза кончилась.
- Мы снова в Де-Мойне, штата Айова, в "Пасифик конвеншн-сентер" на предвыборных дебатах Демократической партии, - объявил Брентон. Затем он повернулся к сенатору Дехэвиленду и задал ему неприятный вопрос о том, как бороться с нелегальными иммигрантами в приграничных штатах.
Эй-Джей Тигарден вперился в экран монитора.