"Традиционный подарок ведущему программы…" 100 очков
Нет в мире ничего лучше, чем телефон: тебе надо - ты позвонишь, ты необходима - тебе позвонят. Самые последние новости, сплетни, кулинарные рецепты, советы, приветы, признания, пожелания, откровения, огорчения, шутки, слезы и смех…
Да и просто - неповторимая радость общения с близким человеком.
Если тебе звонят - значит ты еще кому - то нужна, значит о тебе вспоминают. Тебя хотят слышать, с тобой хотят чем - нибудь поделиться, что - нибудь предложить, от тебя узщсгъ что - нибудь такое, интересное; значит ты еще жива. Телефонные провода - тончайшие нервные нити, связывающие живые клетки абонентов; аппарат - хрупкое нервное окончание, крошечный, затерянный нейрон в бесконечно огромном коммуникационном мозгу мира.
Да и сам он, телефон - живой такой, зовущий: вон, когда из шкоды звонят, напоминают, что педсовет завтра или предметная комиссия, как он перед этим жалобно трезвонит, печально так, соболезнующе, словно почтальон, который страшную телеграмму принес, звонит в дверь; а как весело заливается смехом, таким серебристым радостным смехом, точно ангел заливается, когда подруга звонит, очередными новостями поделиться желает!
Прикладываешь трубку к уху, и сразу же между тобой и ним - пластмассовым другом с круглым глазом о десяти зрачках наборного диска - незримая пуповина.
Кому еще поведаешь о своих тайнах, переживаниях, стрессах, неприятностях?
Самому близкому человеку, и то не всегда можно сказать…
Только ему, ему одному.
Телефону, то есть.
Живой, конечно, еще как живой!..
Перережь у человека нервы, обесточь окончания, все эта нейроны и что же?
Угаснет такой организм, сразу же угаснет, как цветочек аленький, как нежная розочка - мимозочка, которую почему - то забыли полить. И вообще - без телефона все цивилизованное человечество сразу бы вымерло как биологический вид, как мамонты в начале ледникового периода…
* * *
Утречком проснулась, умылась, позавтракала наскоро, натягиваешь в прихожей пальто, а взгляд сам по себе на аппарат косится, вид у него приятный такой, глаз так и ласкает, и в указательном пальце зуд нестерпимый - надо, значит, утопить пальчик в наборный диск, номерок набрать…
Так сказать, возбуждение.
Какой - то там рефлекс Павловских собак - то ли условный, то ли безусловный. Скорей, наверное, все - таки безусловный. А может быть, тяга набрать заветный номерок уже выработалась за несколько поколений, так что превратилась в условный рефлекс?
Впрочем - какая разница? Она не биолог, может и не знать, простительно…
Стоп, стоп, время, время.
Торможение, стало быть.
Ага, половина десятого, до школки, лицея то есть - всего только пять минут, занятия начинаются в десять.
Двадцать пять минут всего. Маловато, конечно, для настоящей душевной беседы, но - ничего, потом с работы вернется, наверстает упущенное.
А - а–а, ничего страшного не случится, даже если опоздает на несколько минут, зато дорогой подруге звякнет. Как там, родная - жива?
Опять - возбуждение.
Указательный палец макается в лунку диска, по часовой стрелке, до металлического треугольника - ограничителя: пять… семь… пять… семь… шесть…
Ага, вот так…
Ну?
Наконец:
"Ой, Светочка, а ты знаешь, вчера иду я домой с работы и вижу…"
"Ой, что ты, не может быть!.."
"Ну, точно!.."
"Ай, она ведь раньше с другим ходила…"
"Ой - ёй - ёй, а что же её… ну, этот, бывший скажет?.."
И - безо всякого перехода, а зачем нужны связующие интермедии в беседе двух близких людей? - "А у нас завучиха - представляешь, какая дура, совсем с ума сошла! Захожу я вчера, значит, в учительскую, и вижу, значит, такую картину… Сидит она, значит, юбка коротенькая - коротенькая, в её - то годы… И говорит еще, значит, что…"
"Ха - ха - ха!.. Ну, дорогая, это ты уже преувеличиваешь… Ну, юбка коротенькая, эго еще куда ни шло. А вот тако - ое сказать…"
"Ну что ты, нет, точно тебе говорю… Своими ушами… Стану я врать…"
И - вновь безо всякой связки:
"У Галки день рождения скоро, через две недели, и нас с тобой пригласила, надо бы подарок какой - нибудь поискать… Зарплату вот только получу, может быть, и в Москву съезжу…"
"Ой, нет, я не пойду, там ведь, наверное, этот… Ну, мой бывший будет…"
"Галке, её теперешний из Венгрии такое платье привез - закачаешься… Представляешь - жутко приталенное, декольте полукруглое, само платье черное, почти до пят… Говорят, теперь в Париже только такие и носят, длинные, классического покроя… Надо бы посмотреть, она ведь его обязательно на день рождения наденет…"
"Тогда, может, и пойду…"
"А у нас на работе зарплату подняли, теперь ставка педагогических…"
Глядь на часы: ой, неужели это я целых полчаса трепалась? Опять опоздала, опять завучиха будет недовольна, опять на педсовете склонять…
Торможение….
Точно - как у подопытных собак великого физиолога Павлова.
Нет ничего лучше телефона, особенно - в маленьком городке, удаленном от столицы полутора часами езды на электричке, особенно - если в городке этом всего пятьдесят тысяч населения, знающих и друг друга, и друг о друге, особенно - если Она нестарая еще девушка, двадцати восьми лет, если Она приехала в этот незнакомый город по распределению после своего просветительского института, особенно, если Она…
Над телефонной полочкой - отрывной календарик, прикрепленный к плакатику - постеру, вырванному из иллюстрированного журнала: кошечки такие милые- милые, как Тиша и Маруся, только еще пушистей и милей, чудо, прелесть, а не кошечки!
Да, начало марта.
Скоро Международный женский - меньше недели уже осталось.
Слякоть под окнами, мужская сдержанность и потепление в природе.
Лучшая Подруга, наверное, уже готовится - бегает по магазинам и рынку, покупает продукты, просматривает рецепты тортиков и "сельди под шубой".
Раньше и сама Она по десять раз в день названивала Лучшей Подруге - а сколько ты сахару обычно кладешь, а маргарину, а когда из духовки вынимать, а он от протвиня отставать не хочет…
Да, было, было…
Но на этот раз Она не будет никому звонить, не будет и отвечать на звонки - пусть себе лучший друг надрывается в прихожей.
Она не пойдет ни в какую школу, Она закроет дверь, Она поснимает со стен все эта суетные, неуместные сейчас портреты кошечек и собачек, наглухо зашторит окна, поставит перед его портретом горящую саечку - ту самую, которую купила недавно в церкви, и будет Она плакать, плакать, и молить о прошении, и плакать, и вновь молить о прощении, и горючие слезы будут катиться по щекам, но Она не будет их вытирать, ведь это так сладостно: полумрак, свечка, он, стекающие по щекам горячие слезы, острая жалость к себе, покаяние и умиление…
Она все равно его любила - любила, любит и будет любить - всегда.
Все равно.
* * *
Нет в мире ничего хуже, чем районный центр, особенно, если ты не родилась в этом самом райцентре, если не знаешь местных нравов, не умеешь вникать а хитросплетения внутришкольных интриг, если близких существ у тебя тут - твоя Лучшая Подруга, с которой ты приехала сюда по распределению (мединститут, участковый врач - педиатр), ну - и этот самый телефон, друг любезный, надежный поверенный всех сердечных тайм.
В любом районном городке проблема номер один ~ свободное время. То есть как его убить. Особенно, если ты родилась в областном центре, далеко отсюда, если училась в самой Москве (а вы думали!), если надеялась на что - то лучшее (а лучшее для девушки из провинции, конечно же - выйти замуж за москвича, с пропиской), если за время учебы у тебя не было ни одной тройки, если ты за пять лет не пропустила ни одной лекции, ни одного семинара (честно - честно, ни одного!), если втайне надеялась, что тебя оставят…
И тут - такой вот удар судьбы, распределение: езжай - ка ты, милая, в город Z., сто сорок километров по железнодорожной линии от Москвы, поднимай местную культуру, облагораживай нравы. Вон, на карте, за моей спиной… Да нет, не это, это муха посидела, но точка приблизительно такого же размера. Не была там ни разу? Ну, ничего страшного в этом нет: всем когда- нибудь приходится начинать с нуля. Вот, в наше время, после войны, например, вообще в землянках жили. А насчет столичной жизни ты эти глупости оставь, оставь: тут и другие найдутся…
Город Z., конечно же, далеко не столица, даже не родной областной центр, но - дисциплина превыше всего: ты молодой специалист, и должна отработать положенные тебе три года, тут, в райцентре Z., тем более, что администрация дает тебе прекрасную однокомнатную служебную малосемейку, да еще с телефоном - на то время, что ты тут работаешь, разумеется. Скажи спасибо еще. Другие вон по общежитиям всю жизнь мыкаются.
Потом, правда, распределения отменили, можно было бы, конечно, уехать отсюда, но - куда?
Девушка - то Она слабая, беззащитная, в штормовых волнах жизненных реалий. Без мужчины теперь тяжело, а теперь и не выплывешь, волны - то вон какие - баллов по семь, а то и восемь…
И куда, куда, скажите мне, ехать?
Домой?
Так там таких как Она, хоть пруд пруди, и мест нет: педагоги после Гнесинского института и МГУ на рынке шмотками торгуют, или в Турцию челноками мотаются; не от хорошей, стало быть, жизни.
Да и жить негде: родители старые до сих пор в коммуналке ютятся. Ну, замуж надо будет, а если у мужа квартиры нет, что тогда?
Так что придется тут оставаться, наверное. И что - привыкла уже, ко вешу человек привыкает…
Ехала Она в общеобразовательную школу "с художественным уклоном", а оказалась в художественном лицее: просто на августовском педсовете директор сказал, что пришла бумага. из облоно - срочно переделать школу в лицей.
Художественный лицей! Престижно! Звучит! Гордо звучит! Чтобы молодые выпускники не уезжали отсюда в столицу, пополняя ряды бомжей, проституток, праздношатающихся, лимитчиков и рэкетиров а после лицея оставались бы на малой родине, в родном райцентре: вакантных мест на автобазе, в райпо, в ремонтномонтажном управлении, на стройке, в леспромохозе - уйма, работать, сами понимаете, некому…
А потом художественный лицей - все - таки не общеобразовательная школа, пусть и "с уклоном": звучит как - то поблагородней. Пушкин учился в Лицее, Кюхельбекер, Пущин, Горчаков, Одоевский… Ну, вся слава России, весь её цвет, короче говоря.
Помните, как там у Лермонтова Михаила Юрьевича:
Все те же мы: нам целый мир чужбина;
Отечество нам Царское Село.
и вообще:
Старик Державин нас приметил,
И в гроб сходя, благословил.
Ах, это Тютчев? Ну, все равно, мысль хорошая.
Так что, товарищи педагоги - культуру и искусство нужно нести в массы. Кто это там говорил: "Искусство принадлежит народу"? Ну, неважно, кто говорил, важно, что слова хорошие, своевременнные такие слова.
А потому, товарищ, господин то есть, преподаватель по. физике, ваши педчасы мы урежем, потому что надо укрупнить блоки занятий по музыке, танцам и рисованию.
И по алгебре, по геометрии тоже. Деньги считать все умеют, а больше и не надо.
И вообще - вот сетка педагогических часов. Пришла вместе с распоряжением о переделке из облоно. Прошу всех заинтересованных ознакомиться.
Возражений нет? По лицам вижу, что нет. Сознательные товарищи, очень хорошо. Вопросы есть? Тоже нет. Вот и прекрасно. А теперь - за станки, товарищи, по классам то есть…
Мысли - то о лицее, культуре и искусстве, конечно, хорошие, но, только, от этого как - то не легче: хоть Академию Наук тут открой, хоть филиал Оксфорда, Гарварда, а все равно - райцентр, пятьдесят тысяч душ. Ну, пришла ты с работы - и что?
Полторы ставки, больше не дают.
Как время убить?
А ничего, можно и тут выкрутиться: приготовила чего - нибудь вкусненького; душевно так, с толком пообедала, позвонила по три раза всем, кому надо и не надо (и бывшим подругам по институту в разные города тоже; правда, почти половина зарплаты уходит на оплату междугородних счетов, но все равно).
Вот зачем телефон - то нужен в райцентре!
Но, тем не менее - для девушки со столичным образованием, для симпатичной девушки пусть и двадцати восьми лет, которая рассчитывала в жизни на большее, а получила - вот это (симпатичные девушки всегда рассчитывают на больше, чем реально могут получить), для нее, такой милой, такой умницы, такой хозяйственной, такой душевной, такой… ну, словом - такой, самой - самой - перспектива, в общем - то нерадостная.
Точней - полное отсутствие всяких перспектив.
А потом - ей двадцать восемь. Уже двадцать восемь. Время - то летит, летит… Оглянуться, не успеешь, как зима катит в глаза. И что - в ДК бегать, на вечера "для тех, кому за тридцать?"
Там что - пьяницы местные стоят, икают, все такие грязные, потные, липкие, соляркой от них так и несет, им, алкашам несчастным, только бы выпить за чужой счет… За её то есть…
Да разве это мужчины?!
А дальше?
Дальше - то что?
А дальше - телевизор вот еще есть, обычный вечерний наркотик. Спасибо Лучшей Подруге, на то она и лучшая: надоумила купить, когда еще деньги были. Теперь уже не смогла бы. Вот и проблема свободного времени решена. Очень, кстати - то говоря, животрепещущая проблема в райцентре.
Ну, а по телевизору…
* * *
Кому - кому, как не ей знать, что же там по телевизору!
"Богатые тоже плачут", "Марианна", "Просто Мария", "Эдера", "Дикая Роза", "Санта - Барбара".
"Нет, вы знаете, Мейсон что в прошлой серии Джулии сказал? А потом Си Си Кепвелл, ну, это отец его, богатый такой, жениться надумал - представляете, опять на Софи! Да, самое главное: Мейсон сейчас женится на Виктории, а у нее будет ребенок от Круза, а Джулия ждет ребенка от него, от Мейсона. Боже, какая драма! Как? Неужели не смотрите? Ну, тогда Роза Гарсия, Дикая, стало быть, Роза: вот дура - то, ей Рикардо Линарес, такой мужчина, такие подарки делает, а она их выбрасывает… Гордая. Платья там разные шикарные выбрасывает, кроссовки. Совсем она какая - то… Ну, не Дикая, а одичавшая - совсем ненормальная. Дурочка какая - то. И вообще - балда. Что - тоже не смотрите? А еще мните себя культурными и интеллигентными людьми, постыдились бы, как можно!"
Недалекие люди любят подсматривать в незашторенные окна и замочные скважины, чтобы сравнить чужую жизнь со своей собственной, попереживать, всплакнуть, дать совет, если поймут, конечно…
Но главного нет, главного - то эти сериалы не дают: прямого соучастия, сопричастности к чарующему, захватывающему действу:
"Вот, была бы я на месте Джулии Уэйнрайт, я бы себя с этим Мейсоном не так бы вела, я бы ему сказала: "Так, Мейсон…" - Мягкая она очень…"
А посоучаствовать, как выясняется, можно и в другом, и это куда реальней, чем оказаться на месте несчастной Джулии Уэйнрайт:
"Вот недавно "Поле Чудес" появилось, смотрите? И этот, как там его - из "Взгляда", молодой такой и красивый, с усами, ведет… Ну, сами знаете, о ком речь. Да, Листьев его фамилия, так ведь говорят, что туда можно и попасть, на это "Поле Чудес"… Да нет, там не переодетые телевизионщики, не актеры всех этих простых людей играют - это же видно, так не сыграешь, живые ведь люди. А призы - то какие, призы! А подарки! Да, посмотрите как - нибудь… Огромное удовольствие, честное слово!"
Короче говоря:
"Если бы я там оказалась, я бы все эти буквы отгадала в два счета: раз, два".
И - полная сопричастность к волшебному, почти сказочному и фантастическому миру, миру дорогих подарков от богатых спонсоров, общества обходительного джентльмена - красавца - телеведущего, слепящего сияния софитов в студии.
И - известность: на всю страну известность! - не на какой - то там райцентр с пятьюдесятью тысячами!
Неизменно превосходный результат.
И задумалась Она, и родила в голове дерзновенную мысль…