- Я знаю, ты не любишь вспоминать об этом времени… И я отлично понимаю тебя… И все же мне очень хотелось бы, чтобы ты ответил на один вопрос: говорит ли тебе о чем-нибудь фраза "Ленинское завещание"?
Взгляд Элфрида Стоуна задержался на сыне чуточку дольше, чем обычно, лицо его застыло маской, лишь веко продолжало дергаться с новой силой. Через несколько секунд он хрипло выдохнул:
- Что?
- Итак, оно тебе знакомо.
Старый Стоун снял очки, потер глаза и через несколько мгновений, уже намного безразличнее, произнес:
- Чарли, ты же специалист по России. Неужели ты никогда не слышал об оставленном Лениным завещании, критикующем Сталина и все такое?
- Но это не то. Какое-то другое завещание. Ведь о нем же упоминалось на маккартистских слушаниях, верно? Разве Маккарти ничего не говорил об этом?
Элфрид развел руки ладонями вверх: нет, я ничего подобного не помню. Он надел очки, встал, подошел опять к бару и оттуда сказал:
- Слушай, а я получил открытку от твоей жены. - Он опять наполнил стакан виски.
- Папа…
- Она пишет, что скоро собирается приехать в Соединенные Штаты в отпуск.
Отец явно хотел сменить тему разговора. Чарли, зная, что ему Шарлотта очень нравится, что они с ней были дружны, ответил:
- Я не думаю, папа, что ей очень уж нравится в Москве.
- Все же, надеюсь, ей там несколько лучше, чем было мне, - отец говорил уже намного мягче. - Ты ведь хотел бы, чтобы она вернулась, верно? Только твоя мужская гордость не позволяет тебе в этом признаться, да?
- Папа, то, о чем я тебя спросил, действительно очень важно для меня. Ты, пожалуйста, все-таки ответь на мой вопрос.
- Чарли, мне неинтересен этот разговор. - Голос Элфрида Стоуна выдал его тревогу.
- Это имеет отношение к какому-то государственному секрету, да?
Отец отрицательно покачал головой. Его широко расширенные глаза заблестели, и он резко сказал:
- Я совершенно не понимаю, о чем ты говоришь.
- Хорошо. А ты не будешь возражать, если я спрошу об этом Уинтропа?
- Нет, Чарли, - слишком торопливо и громко ответил Элфрид Стоун. Пири вздрогнул от неожиданности, поднял голову и предупреждающе гавкнул.
- Но почему?
- Я прошу тебя не делать этого. Просто как одолжение мне. Я не хочу, чтобы ты напоминал ему обо всем этом кошмаре.
- А я не думаю, что он был бы очень уж недоволен. Мы с ним много говорили о его роли в той истории, о его встречах с Лениным и вообще обо всех тех событиях. Я сомневаюсь, чтобы…
- Чарли, я не знаю, чем он рисковал тогда, заступаясь за меня. Я думаю, что он рисковал больше, чем кто-либо может себе представить. Даже я не знаю, что ему приходилось придумывать тогда, спасая мою шкуру. Я прошу тебя ни о чем не спрашивать. - Он откинулся на спинку кресла и начал трепать Пири за загривок. Пес издал низкое рычание, выражающее у него высшее удовольствие. - Я никогда не рассказывал тебе о том, что тогда произошло. - Чарли еще ни разу не видел отца таким расстроенным. - Я понимаю, что тебе хотелось бы… Думаю, слово "отомстить" будет здесь уместно. Так вот, я понимаю, что тебе хотелось бы отомстить за меня. Но я на самом деле не хочу, чтобы ты снова выпускал этого джина из бутылки. Я хочу сказать, что это все слишком много для меня значит, поверь мне.
- А что ты имеешь в виду под джином? Ты ведь знаешь, о чем говорилось в этом завещании, верно?
Возникла долгая пауза, затем Элфрид Стоун, не глядя на сына, ответил:
- Да, знаю. Однажды, уже не помню зачем, Уинтроп попросил меня просмотреть его документацию в Белом доме. Вся документация подразделялась на центральную и личную, так вот я просматривал личную, которая остается у служащего после окончания срока его работы в Белом доме.
- И ты видел какой-то документ?
- Да, мне встречалось упоминание о завещании. Оно привлекло меня своей необычностью. В нем что-то говорилось о Сталине.
- О Сталине? А позже ты говорил об этом с Уинтропом?
- Нет, никогда. И мне бы очень хотелось, чтобы ты этого тоже никогда не делал.
- Но ради тебя…
- Нет, - отрезал отец. Лицо его пылало. Он явно был очень расстроен.
Чарли мгновенье помедлил и наконец ответил:
- Ладно, не буду.
А про себя подумал: "Ладно, мне и не придется ни о чем расспрашивать Уинтропа. Вернее всего, я найду ответ в знаменитых архивах Лемана, в подвале его нью-йоркского дома".
- Если бы не Уинтроп, ты бы никогда не получил доступа к секретной работе.
- Я знаю.
- Чарли, ты приехал только ради того, чтобы расспросить меня обо всем этом?
- И чтобы увидеться с тобой, папа.
- Не будем ворошить прошлое, Чарли. Что было, то прошло.
Чарли задумчиво кивнул и ничего не ответил. Он знал, что отец неправ.
Прошлое стало настоящим.
Солнце зашло, и в комнате вдруг резко потемнело. Чарли посмотрел на восторженного молодого Элфрида Стоуна на фотографии с Гарри Трумэном, затем взглянул на отца и подумал: "Я узнаю все это, чего бы мне это ни стоило. Я займусь этим ради тебя. Ты стоишь того, чтобы узнать наконец правду".
Уже через несколько дней после разговора Чарли очень хотел, чтобы он никогда не впутывался в это дело.
5
Вашингтон
В тот вечер в Вашингтоне не было никаких других сколько-нибудь значительных раутов, и Роджер Бейлис решил пойти на большой прием в итальянском посольстве. Бейлис был главным экспертом-советологом Совета по национальной безопасности США и помощником советника президента по вопросам национальной безопасности. И он очень любил, повязав белый галстук и одев фрак, посещать подобные мероприятия, заводить новые знакомства с высокопоставленными вашингтонскими чиновниками, хотя и делал всегда вид, что ходит туда помимо воли, по долгу службы.
У Бейлиса были все основания гордиться собой. Ему не было еще и сорока, а его положение в правительственных кругах было более чем завидным. Его выбрали из тысячи человек престижной группы классных аналитиков, занимающихся обработкой информации по Советскому Союзу и другим странам мира, и привлекли к работе в Совете по национальной безопасности. Это был красивый молодой человек с немного выдающейся челюстью. Он был невероятно самоуверен, что вызывало неприязнь к нему многих людей, но возбуждало интерес не очень умных, но очень амбициозных вашингтонских женщин. За последние несколько лет он свел знакомства с самыми влиятельными людьми, начиная с директора ЦРУ и заканчивая директором его альма-матер, Совета по национальной безопасности. И эти знакомства, он знал точно, скоро выведут его на самый верх.
Все произошло, когда был подан коктейль. Бейлис болтал с высокопоставленным вашингтонским чиновником и вдруг заметил человека, в котором узнал Александра Маларека, первого секретаря советского посольства, разговаривающего с французским послом.
Хотя они ни разу не встречались, он знал, кем был Александр Маларек. И тот, без сомнения, знал, кем был Бейлис. Маларек не отличался особой красотой, но что-то в его облике - стремительность движений или отличный американский костюм - делало этого человека очень элегантным и скрадывало недостаток его фигуры: слишком короткие ноги. Это был худощавый смуглый человек и, в отличие от большинства других советских дипломатов, у него были отличные зубы. Глаза у него были карие и, по замечанию обозревателя светской хроники "Вашингтон пост", они были еще и искренними. Несмотря на то, что он был еще не стар, волосы Маларека почти совсем поседели. Это был очень красноречивый, приятный и остроумный собеседник, настоящая душа вашингтонского общества.
- Простите, - с милейшей улыбкой обратился к Бейлису Маларек, - вы ведь Роджер Бейлис?
- Да. А вы Александр Маларек, - почти так же приветливо сказал Бейлис и несколько иронично добавил: - Очень рад наконец познакомиться с вами.
За этим последовали несколько минут ничего не значащего разговора, и затем Маларек произнес фразу, которая не давала Бейлису покоя в течение всего вечера.
- Я слышал, вы купили новую машину, - между делом заметил русский.
Это было действительно так: на днях Бейлис приобрел отличный "сааб" черного цвета. Но откуда об этом известно Малареку? Немного позже Бейлис понял это.
Пробыв на приеме еще около двух часов, он ушел, все еще ощущая смутное чувство беспокойства, возникшее после разговора с Александром Малареком. Пройдя пешком два квартала, Бейлис подошел к месту, где он припарковал свою новую машину, отпер дверцу и сел за руль… И именно в этот момент заметил какую-то карточку. Она застряла в промежутке между дверцей и пассажирским сиденьем. Похоже, ее просунули через щелку приоткрытого окна.
Бейлис нагнулся и поднял кусочек картона. Это была дешевая почтовая открытка, из тех, которые обычно выставляют для продажи на вертящихся барабанах в маленьких курортных городках. На ней был запечатлен один из видов Майами Бич, штат Флорида. За исключением вашингтонского телефонного номера, округ Колумбия, она была чистая.
Бейлис узнал этот адрес сразу, сердце его забилось учащенно. Вот оно… Вот оно наконец, после стольких лет ожидания. Наконец-то…
Он бережно спрятал открытку в нагрудный карман фрака и, буквально дрожа от возбуждения, завел машину.
6
Нью-Йорк
Вот уже больше часа Стоун сидел в своем кабинете в "Парнасе", уставясь на светящийся экран компьютера. Человек, незнакомый с характером его работы, понаблюдав за ним, мог запросто принять его за шизофреника, впавшего в кататонический транс.
Он был одет в свой обычный старый рабочий костюм. Кабинет Чарли был обставлен намного проще роскошных апартаментов Энсбэча: недорогая удобная мебель, книжные шкафы, забитые всевозможными справочниками, необходимыми хозяину для работы.
На экране был высвечен список членов Политбюро ЦК КПСС, а напротив каждой фамилии - подробная информация о состоянии здоровья. Стоуну были отлично известны слухи, распространившиеся в последнее время по всей Москве. Согласно им один из советских политических лидеров был очень тяжело болен и только что перенес серьезную операцию на сердце в Кремлевской больнице. Что-то во всем этом подсознательно настораживало Чарли. Управление сделало "Парнасу" запрос об экспертной оценке. Необходимо было выяснить, к кому относилась информация, и теперь над этим работали в мозговом центре этого подразделения ЦРУ.
Итак, один из членов Политбюро тяжело болен. Но кто же?
Чарли вытянул ноги, скрестил руки на груди и откинулся на спинку кресла. Несколько минут спустя он выпрямился и запросил в архивах ЦРУ сведения о поездках каждого из членов Политбюро за последние несколько месяцев. Какое-то время экран оставался пустым, затем на нем высветилась сложная схема. Стоун отсканировал нужный участок и поднялся на ноги.
Ничего существенного. Ему иногда казалось, что для получения стоящих данных по Кремлю необходимо столько же времени, сколько для превращения обычного графита в алмаз под толщей горных пород. Ждать чаще всего приходилось очень и очень долго.
"Что случается, когда заболевает советский лидер, политик высокого ранга?" - задал себе вопрос Стоун.
Иногда ничего. Он просто заболевает и через какое-то время умирает. Или выздоравливает.
Но при нестабильности политической системы, - а всем известно, что Политбюро на данном этапе было частью именно такой системы, - болезнь бывает наиболее нежелательной для лидера, ведь в такое время становилось очень опасно подолгу отсутствовать в Кремле. Ведь если кот не на месте, мыши могут захватить власть.
Чарли осенило, или, как он сам уничижительно называл этот взлет вдохновения, неоднократно помогавший ему находить решения самых трудных задач, "накатило", через несколько часов работы.
В свое время Хрущева сняли в тот момент, когда он решил не слишком вовремя съездить в отпуск на Черное море… Горбачев чуть было не распростился со своим креслом в 1987 году также во время отдыха в один из выходных дней… Уж если вам выпало несчастье стать одним из кремлевских правителей и вы действительно хотите удержать власть в своих руках, строго следуйте следующему правилу: никогда не отдыхайте. И ни в ком случае не болейте.
Каждая болезнь будет стоить вам частицы вашей власти. Кроме того, полномочия кремлевского правителя в огромной степени обуславливаются количеством ближайших союзников, которых ему удается тащить вверх по иерархической лестнице вместе с собой.
Стоун набрал на клавиатуре компьютера код для получения данных о последних изменениях в служебном положении - как о взлетах, так и о падениях - всех самых высокопоставленных чиновников Советского Союза. На экране появился очень длинный список: передвижений было очень много, не то что в брежневские времена, когда годами ничего не менялось. В последние годы Москву лихорадило, в советском правительстве постоянно происходили всевозможные перестановки.
Чарли внимательно проанализировал информацию о повышениях, понижениях и увольнениях в Кремле с целью выявления основной тенденции всех этих изменений. Он назвал этот процесс "кремлеведением" и пожалел, что некому продать эту замечательную идею.
Спустя еще час-два - все же это была достаточно сложная задача, даже для компьютера - он разглядел основное направление изменений.
Это и был "алмаз", ради которого он потратил столько времени.
Последние несколько недель явно проглядывалась тенденция понижений по службе или увольнений тех членов ЦК и правительства, которые имели какие-либо связи или общие дела с новым начальником КГБ Андреем Павличенко. Это и был ключ к решению задачи.
Целый ряд высокопоставленных московских чиновников, решивших в свое время, что тесное знакомство с начальником КГБ вознесет их к высотам политической карьеры, в данный момент занимались перекладыванием с места на место бумажек в тесных и плохо отапливаемых кабинетах где-нибудь в Омске или Томске и дивились превратностям судьбы-злодейки.
Стоун инстинктивно потянулся за сигаретой и, в очередной раз вспомнив, что бросил курить, досадливо выругался.
Итак, можно было почти с полной уверенностью сказать, что болен именно Павличенко. Это было точно, конечно, не на сто процентов, но все указывало именно на это.
Чарли наградил себя за работу третьей чашкой кофе, разогретым тут же, в кабинете, в микроволновой печи, затем позвал секретаршу.
- Шерри!
- Да, Чарли?
- Через час это должно быть отпечатано.
- Хорошо.
Ей предстояло привести в порядок и отпечатать его записи на машинке: начальство Лэнгли не любило использовать в работе компьютер, если в этом не было особой необходимости. Большинство из них, особенно приверженцы старого стиля, предпочитали механические "Ундервуды" или даже перьевые "Паркеры". В этом была, конечно, большая доля иронии, ведь в повседневной работе они обычно опирались на данные, полученные с помощью самой сложной техники в мире.
- Черт побери, а ты что здесь делаешь? - раздался голос Сола. - Я думал, ты давно ушел домой. - Он взглянул на Шерри и жестом пригласил Чарли в свой кабинет. - Ну что, нашел "святой грааль"? - спросил Энсбэч, плотно закрывая за собой дверь.
- Ищу, - ответил Чарли, присаживаясь на край стола. - И, как мне кажется, один орешек я уже расколол. - Он рассказал, что и каким образом ему удалось выяснить.
Лицо Энсбэча озарила улыбка.
- Слушай, да ты просто гений!
Чарли сделал легкий поклон.
- Все это звучит очень и очень убедительно, - сказал Сол. - Похоже, я уверен в правильности твоего вывода больше, чем ты сам.
- Хорошо, а ты видишь связь всего этого с… с донесением "Ежа"?
- Что ты имеешь в виду?
- Павличенко теряет свою власть, верно? Это означает ослабление КГБ, а значит, и партийной дисциплины.
- Ну, и что дальше?
- Дальше? Дальше, Сол, идет чистая теория. Павличенко - человек Горбачева, его назначал лично Горби. Частично ради возможности иметь своего человека в КГБ, частично - чтобы оградить себя от любой попытки свержения… Ведь если кто когда-то и бывает в курсе всех событий, то это ребята с площади Дзержинского, - Чарли начал ходить по комнате, что он делал в состоянии высшего эмоционального возбуждения. - А это, между прочим, те самые люди, которые в свое время помогли Горби выйти на первое место.
- Ты прав, - энергично подхватил Энсбэч, заразившись энтузиазмом Стоуна. Как и большинство старых работников ЦРУ, его всегда приводила в восторг изысканная ирония последних политических событий в России, особенно тот факт, что самый прогрессивный советский лидер занял свое место благодаря поддержке одного из наиболее репрессивных аппаратов в истории человечества.
- Так вот, - Стоун резко повернулся к Энсбэчу и ткнул пальцем в его направлении, - если бы Павличенко не был болен, вполне возможно, никакого заговора и не было бы.
- На каком основании ты делаешь такой вывод? - Энсбэч непонимающе покачал головой.
- Когда был последний государственный переворот в СССР? Я имею в виду, уже после Октябрьской революции.
- Никогда, - с готовностью ответил Энсбэч, передразнивая школьника, отвечающего урок.
- Это не совсем верно. Был один, в 1964 году.
В 1964 году Никита Хрущев был смещен неосталинской коалицией коммунистов твердой линии, которую возглавляли Леонид Брежнев, Алексей Косыгин и Михаил Суслов.
- Ну, вряд ли это можно назвать переворотом, - возразил Энсбэч. - Обычная дворцовая заваруха.
- Пусть так. Но причиной тех событий было недовольство хаосом в стране, вызванным политикой Хрущева.
- Так же, как и сейчас…
- Таким образом, в нынешних событиях могут быть замешаны тоже коммунисты твердой линии.
- Вполне вероятно, - согласился Сол. - Но, кроме них, это может быть кто-нибудь из националистов, кто-нибудь из тех республик, которые теперь открыто ненавидят Москву: из Литвы, Латвии или Эстонии. Или те, что просто с ума сходят, видя, как Горбачев обошелся с этим чертовым Варшавским договором.
- Возможно и это.
- Возможно ведь, верно? - энергично продолжил Сол, но в этот момент зазвонил один из его многочисленных телефонов. Он поднял трубку, послушал с минуту и произнес:
- Боже мой… Ну ладно, спасибо.
Бросив на Чарли загадочно-зловещий взгляд, он сообщил:
- Несколько минут назад в Москве была взорвана бомба.
- Бомба?! Где?
- В Кремле, Чарли. Прямо в этом чертовом Кремле.