"День и ночь" - это маленький ресторанчик, расположенный в подвале на 89-й Ист-стрит: темные деревянные стойки, стальные салфетницы, бутылки хейнцевского кетчупа на пластиковых столиках. Он стал очень популярен после того, как журнал "Нью-Йорк" назвал его "лучшим рестораном в стиле ретро" в городе и "милым, уютным уголком". Стоун, который обедал тут уже несколько лет, считал его "милым, уютным винным погребком", за что и любил посещать это заведение. Чарли обедал с одним из своих коллег по "Парнасу" Ленни Уэкслером, специалистом по Японии, точнее, по японским разведслужбам. Это был низенький бородатый человек, носивший очки в тонкой стальной оправе, сохранивший верность пристрастиям молодежи шестидесятых: он часто брал выходные в "Парнасе" ради концертов в Грейтфул Дед, куда ездил в своем старом фургоне.
Тихий и задумчивый, Ленни был, несомненно, очень талантлив. Кроме того, он был известен как большой любитель длиннющих пошлых анекдотов, один из которых он как раз сейчас рассказывал Чарли.
- …И я за тобой тоже слежу, - произнес он последнюю фразу и оглушительно захохотал. Стоуну обычно нравились шутки Уэкслера, но на этот раз он был занят своими мыслями и лишь вежливо улыбнулся.
Уэкслер уплетал чизбургер с двойной порцией сыра и макарон. Он очень следил за содержанием холестерина в крови, о чем беспечно объявил, делая заказ; но три ложки овсяных хлопьев, съеденных утром, позволяли ему есть в течение дня все, что заблагорассудится. Так он, по крайней мере, считал.
- Я уже говорил тебе, что мы с Элен уже полгода стараемся сделать ее беременной? - спросил Ленни.
- Ничего себе работенка, - заметил Стоун, откусывая от своего чизбургера.
- Да, знаешь, в таких условиях это дело становится совершенно безрадостным.
- Представляю себе. Ну так и прекратил бы об этом думать, - ответил Стоун и отложил недоеденный бутерброд. Он опять вспомнил о Шарлотте, и Уэкслер это почувствовал.
- Извини, Чарли… Забыл бы ты о ней. Кстати, у меня есть для тебя отличная девушка. Она работает вместе с моей сестрой.
Стоун выдавил улыбку. Ленни всегда ему нравился. С того времени, как уехала Шарлотта, этот парень стал ему настоящим другом, преданным и надежным.
- Вот черт, ты что, вправду считаешь, что вы могли бы снова сойтись с ней, что ли? - спросил Уэкслер.
- Возможно… Лично я этого хотел бы.
- Ну, знаешь, - Ленни проглотил полную ложку макарон с сыром, - в море много рыбок. Такой парень, как ты, с такой внешностью и при таких деньгах не должен продешевить, - с трудом выговорил он с набитым ртом.
- Я и не собираюсь.
- Слушай, а что ты думаешь обо всей этой кутерьме с бомбой в Кремле?
- Я еще ни в чем не уверен. - Они почти не говорили с Уэкслером о работе и уж никогда - в общественных местах.
Ленни медленно кивнул и опять занялся своими макаронами с сыром.
- Слушай, а я говорил тебе, что в Токио арестован один из наших агентов? - спросил он между делом.
- Вроде бы нет.
- Так вот, он арестован, его допрашивали. Он уже три дня сидит в одиночке. Похоже, они выдавят из него все.
Стоун вдруг застыл с гамбургером в руке.
""Еж"! КГБ не арестовал его! Его не допрашивали, его просто убили… Но почему? Почему? Почему его просто убили?" - пронеслось в его мозгу.
- Что с тобой, Чарли? Что-то случилось? - спросил Уэкслер.
- Нет-нет, ничего, - торопливо ответил Стоун, продолжая думать о своем. - Слушай, а как чувствует себя твой процент холестерина?
Уэкслер удивленно взглянул на него, рот Ленни был набит до отказа. Он прочавкал в ответ:
- Хорошо.
- Отлично. А пробовал ли ты когда-нибудь здешний кремовый торт? - широко улыбаясь, сладко спросил Стоун.
- Кремовый торт? - Ленни быстро огляделся в поисках десертной кассы.
Сол Энсбэч сидел, откинувшись на спинку кресла: ждал, пока его соединят с Лэнгли по секретному каналу. Погрузившись в раздумья, он отрешенно чистил ногти апельсиновой палочкой. Минуту спустя селектор ожил, в нем послышался голос секретарши:
- Все готово, мистер Энсбэч.
- Спасибо, Лин.
Он подался вперед, взял трубку и услышал голос директора ЦРУ Тэда Темплтона. На линии секретной связи не было обычных помех, поэтому все, что говорил Темплтон, звучало до жути близко. У директора ЦРУ был очень уверенный голос, а по телефону его звучный баритон впечатлял еще больше, был почти оперным.
- Доброе утро, Сол, - сказано было тоном, выражающим директорское "Что-то случилось?".
- Доброе утро, Тэд. Скажите, пожалуйста, есть что-нибудь новое по этой бомбе в Кремле?
- К сожалению, не слишком много. Русским удалось все расчистить раньше, чем нам удалось что-нибудь выяснить. Террорист, гражданин СССР, подбросил небольшую бомбу в Оружейную палату. Разрушения действительно значительные. Убита американская девушка. Кокнуты несколько яиц Фаберже.
Энсбэч чуть-чуть улыбнулся. Он всегда улыбался, когда реальные события начинали соответствовать самым диким и сумасшедшим фантазиям советологов. Кремлевская Оружейная палата - это место, где русские в своем горделивом презрении собрали царские сокровища и драгоценности.
- А они арестовали этого парня? - спросил Сол.
- Эти придурки кокнули подозреваемого, - ответил Темплтон, неуклюже имитируя речь полицейских. - Доблестная Кремлевская гвардия. А что случилось, Сол?
- Слушайте, мы тут кое-что раскопали. Это может пролить свет на все эти события с "Ежом".
- Сол, я хочу, чтобы вы оставили это дело.
Энсбэч нахмурился.
- Но почему?..
- Мы не будем им заниматься.
- Что вы имеете в виду?
- Все, Сол. Никаких последующих действий. НПД.
Они несколько минут поговорили на другие темы, затем Сол, встревоженный и растерянный, повесил трубку. Сняв очки, он потер глаза. Начала болеть голова.
За окном пошел сильный дождь.
Одной из привилегий крестника Уинтропа Лемана было то, что, навещая своего крестного отца в Нью-Йорке, он мог не утомлять себя поездкой в такси.
Ранним вечером Чарли Стоун вышел из своего дома в Центральном парке и подошел к серебристому "ролс-ройсу" Лемана, который должен был доставить его на прием.
Дождь, начавшийся в полдень, к вечеру превратился в темный ревущий поток. Это был один из тех ливней, которые в Нью-Йорке с его небоскребами и концертными павильонами казались настоящим концом света.
Шофер с красным лицом и рыжими волосами распахнул перед Чарли дверцу.
Стоун улыбнулся и, садясь в машину, заметил:
- Вы, должно быть, считаете, что мистер Леман мог бы выбрать для приема по случаю публикации его мемуаров более подходящий день?
Но шофера было не так-то просто сбить с толку. Он ответил:
- У мистера Лемана очень большой круг знакомств, но я сомневаюсь, что он может сделать что-то с погодой.
Стоун вежливо посмеялся.
В машине шофер не произнес ни слова: Леман требовал, чтобы служащие не болтали за рулем. И Чарли не стал завязывать беседу. Они пересекли Центральный парк. "Ролс-ройс" двигался по неровной улице так плавно, что у Чарли появилось чувство, что он попал в совершенно другой мир. Салон машины был безупречен: слегка пахло кожей и бензином, воздух был холоден и сух. А на тротуарах несчастные пешеходы бились со своими изломанными зонтиками и, борясь со шквалами ветра, перебирались через огромные лужи.
Чарли сидел, погрузившись в мысли. Он думал о Лемане, богатом и элегантном человеке. Обычно Леман носил очень дорогие костюмы, которые заказывал по каталогам. Его череп был лыс и как будто обтянут пятнистым пергаментом. Благодаря связи семьи Стоунов с Леманом, Чарли и в детстве, и в юности, и позже чувствовал себя избранным судьбой. Стоуны, конечно, пострадали из-за того, что Элфрид Стоун был в свое время осужден, хотя и несправедливо. Имя отца навсегда осталось окутанным всевозможными слухами и сплетнями о том, что он все же был когда-то шпионом. Репутация Стоунов была бы, несомненно, безнадежно испорчена, если бы не Леман. Именно дружба и покровительство этого человека почти полностью исправили положение. Почти…
Портрет Уинтропа неоднократно помещался на обложке журнала "Тайм", его фотографии не сходили с первых страниц газет. Это был человек, который вытащил Элфрида Стоуна из тюрьмы.
Чарли вспомнил свою первую встречу с Леманом.
Это было в 1962 году, во время пика Карибского кризиса, во времена бомбоубежищ и страха. Большинство учеников четвертого класса, бегая по коридорам начальной школы под ужасающее завывание сирены, верили, что бомба может упасть на них без предупреждения в любую минуту. Антикоммунизм в те годы достиг своего апогея: это была тяжелая и глупая политика, в которой преуспевали девятилетние детишки. У Чарли всего несколько дней назад умерла мать, и он молча выстрадал похоронную церемонию и погребение на Горном кладбище в Оберне.
Мальчишка по имени Джерри Делгадо перехватил маленького Чарли в гардеробе, у двери в перепачканный мелом класс миссис Олмэн, и в сотый раз быстро прошептал страшное оскорбление, назвав его отца коммунистическим шпионом. Чарли, не в силах больше сдерживать обиду, набросился на Джерри с такой жестокостью и силой, которых сам в себе не подозревал. Кучка возбужденных и заинтересованных девятилетних ребятишек наблюдала, как Чарли сбил обидчика с ног и принялся дубасить его крепко сжатыми кулаками. И когда миссис Олмэн, разняв драчунов, наказала обоих, отослав к директору, Чарли испытал приятное чувство удовлетворения: все-таки быть сильным лучше, чем быть умным.
Возвращаясь домой после уроков, Чарли увидел у своего дома длинный черный "крайслер". Сначала он страшно напугался, подумав, что это полицейские или фэбээровцы приехали к его отцу, чтобы пожаловаться на драку в школе. Или даже родители Джерри Делгадо.
Но это был Уинтроп Леман, знаменитый Уинтроп Леман, о котором так часто говорили папа и мама. Он сидел с отцом в его кабинете и, когда мальчик вошел в дом, вышел поздороваться с ним. Этот великий человек потряс руку Чарли так серьезно и приветливо, как будто это был один из лидеров мирового масштаба. Леман заехал в их городок только на один день, для передачи своей коллекции импрессионистов местному музею "Фог Арт". После беседы с Элфридом Стоуном он подошел к Чарли и пригласил его на прогулку. Мальчик удивился, но принял приглашение.
Они прошлись по площади, поели мороженого в кафе "Бэйли" и зашли в музей "Фог Арт". Чарли никогда не был в этом музее, его не интересовала живопись. Но Леман очень интересно рассказывал о Ван Гоге и Моне, показывал свои любимые картины. Заметив царапину на лице мальчика, он спросил его, что произошло. И Чарли не без гордости поведал ему о драке. Закончив рассказ, он набрался смелости и спросил Лемана:
- А почему моего папу посадили в тюрьму, если он не передавал никаких документов русским?
Они как раз шли по гулкому внутреннему дворику музея, вымощенному камнем. Леман остановился, слегка подался вперед и, положив большую руку мальчику на плечо, сказал:
- Твой отец, Чарли, очень смелый человек.
Он не объяснил, что конкретно имел в виду, говоря это, а Чарли не стал расспрашивать.
Позже, заинтригованный незаурядностью своего крестного отца, Чарли пошел в библиотеку и прочитал все, что смог найти об Уинтропе Лемане. Он узнал, что Леман унаследовал крупный железнодорожный бизнес; что он пережил двух жен и не имел наследников; что в начале двадцатых годов он несколько лет жил и работал в Москве, как Арманд Хаммер и Аверел Харриман; что Франклин Рузвельт пригласил его в Вашингтон во время американского "нового курса" и дал место советника президента; что позже он принимал участие в организации помощи Советскому Союзу по линии лендлиза во время второй мировой войны; что Гарри Трумэн попросил Лемана остаться в правительстве советником по вопросам национальной безопасности. В одном из номеров "Тайм" его состояние оценивалось в сто миллионов долларов, а подпись под портретом на обложке определяла Лемана как "самого выдающегося государственного деятеля Соединенных Штатов".
Сознание того, что его семья хоть и не очень тесно, но все же связана с именем такого знаменитого и влиятельного человека, дало Чарли силы пережить те трудные времена.
Когда Чарли приехал к Леману, прием был уже в самом разгаре, если так вообще можно выразиться о тихих и спокойных приемах в этом доме.
Отдав пальто слуге, Стоун задержался на мгновенье у зеркала в фойе, оправил лацканы своего темно-зеленого рабочего костюма, галстук, быстро пригладил волосы. Из комнат доносилось негромкое журчанье оживленного разговора, смех, звон хрусталя. Одетый в черную с белым ливрею официант прошел мимо, неся поднос с бутербродами с икрой. Чарли улыбнулся: Уинтроп Леман не поскупился. Войдя в зал, Стоун прошел мимо стола, на котором были разложены несколько экземпляров мемуаров хозяина под названием "Моя жизнь".
Дом Лемана с его бесконечными анфиладами был построен в девятнадцатом веке в стиле французского замка восемнадцатого столетия: темно-коричневые панели красного дерева с пилястрами, украшенными искусной резьбой, огромные черные мраморные камины, венецианские хрустальные люстры, золоченые стулья, гербы и канделябры, мебель в стиле ампир, обитая натуральным бежевым шелком, несколько больших абиссинских ковров. На стенах висели портреты кисти Саргента, на позолоченных деревянных столиках в стиле барокко красовались фарфоровые восточные вазы.
Самым оживленным местом оказалась огромная библиотека. Там в центре внимания, окруженный толпой почитателей, в мягком кресле, обитом золотой полосатой тканью, сидел хозяин дома и торжества - сам Уинтроп Леман. Комната была очень большая, с обшитыми дубом стенами, с высоким кафедральным потолком, полом из зеленого мрамора, покрытым роскошным кирмановским ковром, огромными окнами, занавешенными тяжелыми светло-зелеными портьерами, спадающими крупными складками.
В толпе Стоун сразу заметил несколько своих знакомых и многих людей, которых хоть и не знал лично, но сразу узнал. Сенаторы штатов Нью-Йорк и Коннектикут разговаривали с настоящим монголом, миниатюрным и страшно богатым. Вице-президент был, казалось, поглощен беседой со спикером одной из палат и диктором вечерних программ новостей национального телевидения.
Толпа была очень пестрая: старые нью-йоркские аристократы и банкиры, несколько модельеров, главы Сити банка, телефонно-телеграфной компании, "Дженерал Моторс", несколько президентов университетов, директора музеев "Метрополитен" и "Куперхевит" (успех обоих в весьма значительной мере был обусловлен частыми и щедрыми пожертвованиями Лемана). Кроме того, в комнате находилось множество очень богатых пожилых худоруких матрон с аристократическими манерами, больших любительниц подобных мероприятии. А одна из них притащила с собой двух малюсеньких китайских собачонок, которые теперь рычали и огрызались на каждого, кто имел несчастье пройти мимо.
- Чарли! Стоун!
Чарли про себя чертыхнулся, увидев, что к нему направляется человек, которого он не очень-то любил. Это был смертельно скучный и самоуверенный банкир, с которым Стоун виделся лишь однажды, несколько лет назад.
Он приблизился к Стоуну, держа стакан с вином на отлете, как мадам Кюри, демонстрирующая пробирку с первым кюрием, энергично пожал руку Чарли и начал нести что-то невообразимо скучное о Международном валютном фонде.
- Как ваши дела. Чарли? - приставал банкир. - Что слышно нового насчет пенсий?
Очень немногие люди имели представление о том, чем на самом деле занимался Стоун. Он всем всегда говорил, что он частный консультант. Никто не знал, что делают консультанты, и большинство людей, как обнаружил Стоун, дальше ни о чем не расспрашивали. Кроме того, Чарли с удовлетворением отметил, что, когда он врет, и очень правдоподобно, что работает "практикующим экспертом по пенсионному обеспечению", у многих людей глаза становятся стеклянными. Иногда на каком-нибудь приеме или вечеринке кто-нибудь просто из вежливости просил Стоуна объяснить, что это значит. Он своими пространными разглагольствованиями очень быстро гасил всякое любопытство. Собеседник начинал непонимающе улыбаться, быстро извинялся и уходил налить себе еще вина.
Чарли сказал что-то невразумительное о новых тенденциях в развитии пенсионного фонда страховой компании Хартфорда.
- Н-да-а, - протянул банкир. - Знаете, Чарли, я думаю, что любое дело может быть интересным, если им зарабатываешь на жизнь, - он сказал это вполне серьезно.
- Да, вы совершенно правы.
Банкир сделал из своего стакана глоток, как он не преминул сообщить Стоуну, "Сент-Эмильона", и завел длинный рассказ об этом вине и о том, что оно было любимым напитком Юлия Цезаря. Чарли отлично знал, что у Лемана подают только бургундское, но улыбался и кивал, считая, что не стоит разочаровывать бедолагу.
Леман сидел на кресле, словно на троне, неспешно кивая в ответ одному из окружающих его людей. На нем был отличный серый английский фрак, но казалось, что костюм был сшит несколько лет назад: он очень висел на его худых плечах.
У Лемана был холодный, даже леденящий взгляд. Его глаза казались водянистыми и были сильно увеличены линзами очков в светлой оправе. Нос старика был когда-то той формы, которую называют орлиной, но сейчас он был просто длинным и острым. Когда он говорил, можно было видеть слишком яркую белизну его вставных зубов.
Заметив Чарли, он протянул ему худую руку, покрытую темными крапинками.
- Как я рад тебя видеть, Чарли!
- Поздравляю вас, Уинтроп.
- Это мой крестный сын, Чарльз Стоун, - объяснил он пожилой даме слева от него. - Подойди ближе, Чарли. Как же я рад тебя видеть!
- Вы отлично выглядите.
- Не лги мне, - весело ответил Леман скрипучим голосом. Затем, приподняв брови, он поинтересовался - Ну, Чарли, твои клиенты довольны тобой?
- Вполне.
- Они счастливцы, что у них есть ты.
- Спасибо.
Стоун уже было наклонился пониже, чтобы спросить Лемана о завещании Ленина, но сдержался.
- А Элфрид приехал?
Тут внимание Чарли привлек знакомый силуэт, замеченный краем глаза.
- Извините, что вы сказали? - Он повернулся и увидел в фойе красивую блондинку в белом декольтированном платье и закутанную в белую тафту. Она оживленно беседовала с Солом Энсбэчем. - А? Нет, Уинтроп, отец не приехал. Извините, я оставлю вас на минуточку, - извинился Стоун, ощутив странную пустоту внутри.
Это была Шарлотта.
Приблизительно в это же время в ста пятидесяти милях на север от дома Лемана молодой семинарист русского православного монастыря в Мэплвуде, штат Нью-Йорк, упаковал чемоданчик и сел в принадлежащую семинарии машину.
Через час он прибыл в Саратогу и поставил автомобиль на стоянке у лечебницы "Де Вит Клинтон". Это был красивый каменный особняк постройки девятнадцатого века в стиле Х. Х. Ричардсона, строение грубое, но крепкое. Семинарист без труда нашел ключи именно там, где ему было сказано заранее. Они были прикреплены магнитом под железной лестницей с тыльной стороны здания. Отперев дверь, он вошел в дом, нашел нужную ему палату и еще раз проверил содержимое своего чемоданчика. Там был спрятан пятимиллилитровый пузырек бесилата атракюрия.