Он стоял спиной к двери, и мне пришлось буквально протиснуться мимо него, чтобы попасть в кабинет. Ему тоже было не больше тридцати лет, и от него пахло дорогим одеколоном. Он улыбнулся, когда я входил в кабинет, одними губами, даже не показав зубов, и в его улыбке я не заметил теплоты.
- Президент Гэллопс, - сказал он, - насколько мне известно, вы знакомы с мистером Лонгмайром.
Гэллопс сидел за широченным столом, который не так давно принадлежал Арчу Миксу. Он не поднялся мне навстречу, а лишь смотрел на меня, всем видом показывая, что мое появление отнюдь не обрадовало его.
- Да, мы знакомы, - сухо признался он.
- Почему бы вам не присесть сюда, мистер Лонгмайр, - молодой человек указал на одно из четырех или пяти кресел, стоящих перед столом Гэллопса. - А я сяду здесь, - он выбрал ближайшее к столу кресло.
Я сел, взглянул на Гэллопса и кивнул в сторону молодого человека.
- Кто это?
- Извините, мистер Лонгмайр, я забыл представиться. Я - Ральф Тьютер, административный помощник президента Гэллопса.
- Он тут недавно? - спросил я Гэллопса.
- Совершенно верно, - ответил тот. - Недавно.
- Где вы его нашли?
Молодой человек, назвавшийся Ральфом Тьютером, вновь улыбнулся, и на этот раз мне удалось полюбоваться его зубами. Очень белыми, ровными и блестящими.
- Раньше я работал в государственных учреждениях, но это было довольно давно. В самое последнее время я связан с одной вашингтонской консультативной фирмой по проблемам управления.
- Это очень интересно, - кивнул я и обратился к Гэллопсу: - Как вы думаете, Уорнер, Микс мертв?
Гэллопс встал, подошел к окну, посмотрел вниз. Он остался таким же высоким, как я его помнил, таким же черным, но от былой застенчивости не осталось и следа.
- Да, я думаю, он мертв, - ответил он. - Я думаю, кто-то убил его.
- Почему?
Он повернулся ко мне.
- За это я плачу твоему дяде. Полиция ничего не смогла выяснить, так же, как и ФБР. Поэтому я и нанял твоего дядю, хотя, можешь не сомневаться, я даже не подозревал, что он - твой родственник, когда нанимал его.
- Мы также объявили о награде в сто тысяч долларов за информацию, которая послужит ключом к происшедшему с президентом Миксом, - добавил Тьютер. - Пока нам звонили только психи.
Гэллопс вернулся к столу, сел в крутящееся кресло, покрутился на нем, его взгляд не отрывался от моего лица.
- Многие из этих психов уверены, что я приложил руку к исчезновению Микса. Мы передали полиции все документы, которые только могли найти. Каких только вопросов они мне не задавали.
- Могу представить, - кивнул я.
- Мне пришлось вспомнить каждый шаг, сделанный мной за последние шесть месяцев. Вот почему я нанял твоего дядю. Не только выяснить, что произошло с Миксом, но и доказать, что я не имею к этому никакого отношения, чего бы там ни было.
- Значит, пока вам ничего не известно?
- Нет.
- Позвольте узнать, почему вас заинтересовало исчезновение президента Микса, мистер Лонгмайр?
Я повернулся к Тьютеру. Глубоко посаженные темные глаза блестели по обе стороны чуть крючковатого носа, нависающего над широким тонкогубым ртом, который я нашел слишком розовым, хотя, возможно, и привередничал. Рот покоился на волевом подбородке. Его живое подвижное лицо большинство людей назвало бы интеллигентным. Мне оно показалось лукавым.
- Фонд Валло, - ответил я. - Фонд Валло интересуется заговорами, и там полагают, что исчезновение Арча Микса является результатом одного из них. Они платят мне, чтобы я разобрался, что к чему, и сказал им, что я обо всем этом думаю.
- И что вы об этом думаете, мистер Лонгмайр? - спросил Тьютер. - Это заговор?
- Я еще не решил, - ответил я. - Но когда я приду к какому-то выводу, то не стану держать его в тайне.
- Исчезновение президента Микса в некотором роде оказалось для вас семейным делом, не так ли, мистер Лонгмайр? - продолжал Тьютер. - С ним связаны ваш дядя, разумеется, вы и еще ваша сестра, - он улыбнулся. - Вам, конечно, известно о вашей сестре и президенте Миксе?
- Да, то был страшный семейный скандал. С разбиванием сердец, - я взглянул на Гэллопса. - Каково сейчас положение профсоюза?
- Ужасно, - ответил тот.
- Почему?
- Года три назад он решил, что нужно изменить сроки действия наших основных контрактов. С Чикаго, Лос-Анджелесом, Нью-Йорком и остальными большими городами.
- С Сент-Луисом? - спросил я.
- Да, в том числе и с Сент-Луисом. Идея Арча заключалась в следующем. Если сроки действия контрактов истекут одновременно, профсоюз сможет получить признание в масштабах всей страны, а не только на местах. Ты понимаешь, что я имею в виду?
- И как идет реализация его идеи?
Гэллопс покачал головой.
- Хуже некуда. Впервые нам приходится одновременно вести переговоры с десятью, а то и с двадцатью крупнейшими городами, и первым делом обнаруживается, что у нас нет людей, которым это под силу.
- И что же вы сделали? Наняли новых людей?
- Ничего другого не оставалось.
- Где же вы их нашли?
- Где только смог, - Гэллопс кивнул на Тьютера. - Консультационная фирма, в которой он работал, оказала нам неоценимую помощь. Да и он попал ко мне оттуда. Ты же понимаешь, я не могу подойти на улице к первому встречному, хлопнуть его по плечу и сказать: "Послушай, приятель, почему бы тебе не поехать в Питтсбург и не помочь нам заключить контракт с муниципалитетом".
Я улыбнулся Тьютеру и постарался, чтобы мой голос звучал предельно искренне.
- Похоже, фирма, в которой вы работали, не так уж мала?
- Да, конечно, но должен признать, что сотрудничество с президентом Гэллопсом оказалось для меня исключительно интересным и полезным.
- Могу представить, - ответил я. - По-моему, вы не упомянули названия этой консультационной фирмы.
- Неужели не упомянул?
- Нет.
- А вы хотели бы его услышать?
- Из чистого любопытства.
- Она называется "Дуглас Чэнсон Ассошиитс".
Я вновь повернулся к Гэллопсу.
- С консультантами вам повезло.
Гэллопс хмыкнул:
- Это не благотворительная организация.
- И сколько человек наняли они для вас?
Гэллопс взглянул на Тьютера.
- Сотни две, не так ли?
Тьютер кивнул.
- О боже, - выдохнул я. - И кто им платит?
- Мы, мистер Лонгмайр, - ответил Тьютер, - хотя такие расходы и великоваты для нас.
- Вы нанимаете двести человек и должны платить им не меньше пятнадцати тысяч в год, - сказал я. - То есть общая сумма их годового жалованья - три миллиона долларов, да плюс расходы на деловые нужды, счета которых они еще не представили, но обязательно представят.
- Все окупится, - буркнул Гэллопс.
- Каким образом?
- Послушайте, мистер Лонгмайр, - вмешался Тьютер, - согласившись встретиться с вами, президент Гэллопс не предполагал, что вы намерены критиковать методы его руководства профсоюзом. Как нам казалось, вас волновало исключительно исчезновение президента Микса. К сожалению, я не понимаю, какое отношение имеет это печальное событие к текущим делам профсоюза.
- Он всегда говорит так складно? - спросил я Гэллопса.
- Вероятно, мне следует перевести его слова, - Гэллопс наклонился вперед, положив руки на стол. - Он говорит, Харви, есть Арч или нет Арча, кто-то должен руководить профсоюзом, и этот кто-то - я. Не Арч. Я. Ты понимаешь, что я хочу сказать?
- Разумеется, - я встал. - Господа, благодарю вас за то, что вы смогли уделить мне несколько минут, и от всей души желаю вам удачи. У меня есть предчувствие, что она вам очень понадобится.
- Мистер Лонгмайр, - обратился ко мне Тьютер.
- Да?
- Если у вас появятся доказательства существования заговора, надеюсь, вы дадите нам знать.
- Вы будете одними из первых, - пообещал я и направился к двери.
- Харви, - остановил меня Гэллопс.
Я обернулся:
- Что?
- Раньше у тебя не было усов?
- Нет.
- Вот и мне так показалось. Знаешь, на кого ты с ними похож?
- На кого?
- На одного киноактера. Правда, он снимался довольно давно. Его фамилия начиналась с буквы Х.
- Хольт, - подсказал Тьютер. - Он похож на Джека Хольта.
Я взглянул на Тьютера.
- Вы слишком молоды, чтобы помнить Джека Хольта.
Тьютер мило улыбнулся. Или лукаво.
- Совершенно верно, мистер Лонгмайр. Я его не помню.
Глава 11
Ловкач пребывал в легком замешательстве, потому что забыл соль. Мы встретились с ним на скамейке под сенью деревьев, окаймляющих северную границу Дюпон Секл. Ленч он принес в плетеной корзинке, накрытой красно-белой салфеткой. Я обошелся простым бумажным пакетом, откуда и достал маленький кулек с солью. Ловкач поблагодарил меня и, взяв щепотку, посолил вареного цыпленка.
- Иногда, Харви, - сказал он, - тебе в голову приходят замечательные идеи. Я уже не помню, когда последний раз выбирался на пикник.
- Не хочешь ли сыра?
Ловкач подозрительно посмотрел на меня.
- Это твой козий сыр?
- В общем-то да.
- Знаешь, дорогой мальчик, я, пожалуй, воздержусь.
Мой ленч состоял из сыра, двух сваренных вкрутую яиц, помидора и оставшихся от вчерашнего обеда галет. Ловкач подготовился основательнее. Он принес цыпленка, собственноручно приготовленный паштет, он настоял, чтобы я его попробовал, салат, половину французского батона и термос охлажденного мозельского вина, которое, как он сказал, особенно хорошо в этом году. И нам не пришлось пить вино из бумажных стаканчиков. Мы пили его, как и полагалось, из бокалов на высоких ножках, также оказавшихся в плетеной корзинке.
Пока мы ели, я рассказал об увиденном в квартире Квейна и объяснил, почему не стал дожидаться полиции. Случившееся не произвело особого впечатления на Ловкача, во всяком случае, не испортило ему аппетита.
- И это действительно была одна из старых ложек Николь? - так звали мою мать.
- Да.
- И девушка… э… Салли. Я не запомнил ее фамилию.
- Салли Рейнс.
- Да, Рейнс. Она ушла после телефонного звонка и до сих пор не вернулась к Одри?
- Нет.
- Получается, покойный мистер Квейн специально обхаживал мисс Рейнс, чтобы с ее помощью выкачать из Одри информацию об Арче Миксе. Постельную информацию, я бы назвал ее так. Похоже, этот тип приличный негодяй.
- Похоже, что да.
- Что же выяснил мистер Квейн, если кто-то счел необходимым перерезать ему горло?
- Не знаю. Но тех двоих, что вчера следили за домом Одри, судя по всему, интересовала Салли, а не моя сестра.
- Да. Выходит, что так.
- И теперь тебе ясно, почему я решил, что мне следует обратиться к адвокату?
Ловкач задумчиво отпил вина.
- Да, мне кажется, что на твоем месте я поступил бы точно так же. Разумеется, я могу кое с кем переговорить, чтобы облегчить тебе жизнь, когда ты будешь объяснять в полиции свое не совсем правильное поведение.
- Я буду тебе очень признателен.
- Ты понимаешь, что они не встретят тебя с распростертыми объятиями?
- Еще бы.
- С другой стороны, они не засадят тебя за решетку.
- Вот и хорошо. Рут будет очень рада. И козы тоже.
- У вас есть что-нибудь еще?
- Я виделся сегодня с твоим клиентом.
- И как поживает мистер Гэллопс?
- Он возглавил профсоюз, не так ли?
- Да, конечно. Я думаю, не прошло и двух дней после исчезновения Микса, как он взял руководство на себя. Но, в конце концов, кто-то должен был это сделать.
- Какой у Микса совет директоров?
- Мягко говоря, очень тихий. Микс тщательно подбирал каждого члена.
- Значит, Гэллопсу они не помеха?
- Нет, а в чем дело?
- Он тратит много денег.
- На что?
Я рассказал Ловкачу о двух сотнях сотрудников, нанятых Гэллопсом, и тот удивился не меньше меня.
- Однако, Харви, - заметил он, - по-моему, твоя оценка годовых затрат несколько занижена. Я думаю, им придется заплатить не три, а четыре миллиона.
- Большие деньги.
- Огромные, - кивнул Ловкач. - Где же можно сразу найти двести человек? Я имею в виду, что они должны обладать определенным опытом такой работы или хотя бы чувством ответственности перед профсоюзом.
- Не обязательно, - возразил я. - Если исходить из того, что я слышал, они должны убедить человека сделать то, о чем его просят. Члены профессиональных союзов ничем не отличаются от остальных людей. Их можно заставить сделать то, что нужно, обещаниями или посулами. Если это не помогает, в ход идут принуждение, подкуп, а то и прямое насилие, к которому, как я понял, не стесняются прибегать новые сотрудники Гэллопса.
- Понятно. Гэллопс говорил, где он их нашел?
- Он сказал, что их подобрала для него консультационная фирма "Дуглас Чэнсон Ассошиитс". Ты о ней слышал?
- О Дугласе Чэнсоне? Разумеется. Его деятельность на этом поприще началась десять лет назад, и сейчас он процветает.
- Ты с ним знаком?
- Мы встречались несколько раз.
- Дядя!
- Да, дорогой мальчик?
- Он раньше не работал в управлении?
- Чэнсон? Никогда. Десять лет назад, когда он организовал свою фирму, потребность в них была очень велика. Он поставлял государственным учреждениям и частным предприятиям умелых административных работников среднего звена. Помнится, он специализировался на администраторах с черным цветом кожи. И достиг в этом больших успехов. Позднее, когда набрало силу женское движение, он стал поставлять своим многочисленным клиентам администраторов-женщин, а в последнее время, во всяком случае, так говорят, его администраторы - и негры и женщины одновременно.
- Но круг его интересов этим не ограничивается?
- Ни в коем разе. С его помощью решаются различные проблемы, постоянно возникающие как в государственных, так и в частных учреждениях. Он тесно связан и с профсоюзами.
- И ты уверен, что он никогда не работал в управлении?
- Абсолютно уверен. Дуглас Чэнсон пятнадцать лет был агентом ФБР по особым поручениям.
Ловкач допил вино и убрал пустые бокалы в плетеную корзинку. Затем стряхнул крошки с красно-белой салфетки, аккуратно сложил ее и положил на бокалы.
- Это все, что ты можешь мне сказать? - спросил я.
- Дорогой мальчик, я как раз занимаюсь частным вопросом этого дела, но, к сожалению, не могу сообщить тебе никаких подробностей, чтобы мои усилия не пошли насмарку.
- Какие усилия?
- Этого я тоже не могу сказать.
- Мы договаривались об общем фонде, дядя. Но пока наши отношения напоминают одностороннее движение. Я даю, а ты берешь.
- Ну, хорошо, я могу намекнуть, о чем идет речь, но ты должен поклясться, что сказанное здесь останется между нами. Согласен?
- Конечно.
- И больше я тебе ничего не скажу, так что дальнейшие расспросы бесполезны.
- Я понял.
Он посмотрел на горячее августовское небо, вероятно, обдумывая, как лучше построить фразу.
- Так вот, остается небольшая вероятность того, что Арч Микс еще жив.
Взглянув на Уэрда Мурфина, я сразу понял, что выспаться ему не удалось. Когда Джингер, его секретарша, ввела меня в кабинет, Мурфин лежал на кушетке, но не спал. Он курил и смотрел в потолок. Его глаза покраснели и опухли, и на мгновение мне в голову пришла мысль о том, что Мурфин плакал, но, подумав, я решил, что в последний раз он плакал в пять лет, а то и раньше.
Он приветственно махнул мне сигаретой и сказал Джингер:
- Дорогая, вас не затруднит принести нам кофе?
- Нисколько, - ответила она, с такой нежностью взглянув на Мурфина, что я подумал, а не спит ли он с ней. Впрочем, меня больше бы удивило обратное, потому что Мурфин всегда спал со своими секретаршами или стремился к этому. Он полагал, что это дополнительная привилегия наряду с двухчасовым ленчем, отчислениями в пенсионный фонд, четырехнедельным отпуском, служебным автомобилем и страховкой на случай болезни.
Мурфин потянулся, зевнул, спустил ноги на пол и сел. Зажав сигарету в зубах, потер глаза. Когда он убрал руки, они покраснели еще больше.
- Ты знаешь, когда мы сегодня добрались до дома? - сказал он.
- Когда?
- В половине пятого. После того, как мне и Марджери удалось уложить Дороти в постель. Она буквально валилась с ног, но все еще твердила о самоубийстве. О господи, я думаю, ей доставляло удовольствие говорить об этом.
- Некоторых поддерживает мысль о самоубийстве, - заметил я. - Она помогает преодолевать трудности, успокаивает, потому что предлагает окончательное разрешение всех их проблем.
Мурфин недоверчиво посмотрел на меня.
- Ты сам это придумал?
- Не я, Дороти. Раньше мы частенько говорили о самоубийстве. Обычно по воскресеньям. Когда на улице шел дождь. Ее это подбадривало. Я имею в виду рассуждения о самоубийстве.
- Черт, а я никогда об этом не думал, - сказал Мурфин, и я ему верил. Он, без сомнения, ставил самоубийство на одну доску с поклонением дьяволу, колдовством, скотоложеством, групповой терапией и прочими безнравственными занятиями, являющимися, по его убеждению, преступлениями против природы и человека.
Джингер принесла кофе, обслужила нас и ушла. Мурфин шумно отхлебнул из чашки.
- А когда мы приехали домой, думаешь, я лег спать? Дудки. Марджери говорила до шести утра. Ее волновало, почему умер Макс? Нет. Она анализировала отношения Макса с Дороти, которые, как она утверждала, служили истинной причиной того, что Дороти хотела наложить на себя руки. Бедняга Макс лежит мертвый с перерезанным горлом, я не могу найти шестерых мужчин, которые понесут его гроб, Марджери держит меня до шести утра на кухне, обвиняя Макса в том, что он поощрял Дороти в ее стремлении к смерти, а теперь оказывается, что разговоры о самоубийстве придают ей силы. О боже.
- Я заеду к ней сегодня днем, - пообещал я. - После того как поговорю с полицией и расскажу, как я нашел Макса.
- Ты его нашел? - Усталость как по мановению волшебной палочки исчезла из глаз Мурфина.
- Думаю, будет лучше, если и ты узнаешь об этом, - сказал я. - Пожалуй, я расскажу тебе обо всем.
Рассказ получился долгим, а когда я закончил, Мурфину потребовались подробности. Наконец я полностью удовлетворил его любопытство, а мамина серебряная ложка просто зачаровала Мурфина. Мне пришлось несколько раз сказать, каким образом я определил, что это одна из ее ложек. В конце концов он принял мое объяснение, сказав:
- Я, конечно, не знаю, но, возможно, ты прав. Когда я был мальчиком, у нас в доме не было серебряных ложек.
- Я мог определить, что это ее ложка, - ответил я. - Можешь мне поверить.
- Ну, ладно, ты мог это определить. И что ты об этом думаешь?
- Я думаю, что хотел бы получить половину вперед. Пять тысяч долларов.