"Кузина Мэри" располагалась в заброшенном помещении школы в две комнаты, восьмидесяти лет от роду, пока Мерримен Дорр не купил и не перестроил его, причем большую часть работ он вел сам, включая даже проводку. Кроме того, он пристроил еще два крыла и окрасил стены в кирпично-красный цвет, оставив нетронутой только крышу. Каждое утро - оно редко начиналось раньше полудня - Дорр поднимал "Звезды и полосы" на старом, но заново выкрашенном и по-прежнему надежном флагштоке. На первых порах, открывая заведение, Дорр приветствовал восход солнца старым школьным колоколом. И хотя его ближайшие соседи жили не ближе четверти мили, все они (кроме одной глухой дамы) звонили, писали и являлись лично с протестами против такого шумного непотребства на рассвете. После этого Дорр стал пускать в ход колокол только Четвертого июля и в День ветеранов.
Кроме того, он опоясал широкой желтой лентой, которую можно было считать кушаком, ствол огромного старого дуба, стоявшего посреди бывшей школьной игровой площадки, ныне стоянкой машин. Этот желтый пояс, сообщил Дорр 22-летнему репортеру "Дюранго Таймс", служит напоминанием о всех американцах, томящихся в плену или захваченных террористами всех мастей и обо всех прочих американцах, изнывающих в иностранных тюрьмах лишь потому, что эти тупоголовые в Вашингтоне забывают, что они обязаны защищать людей.
Кое-кто считал Дорра записным патриотом. Другие воспринимали его как идиота. Но дела у него шли отменно.
Хаскинс припарковала свой седан на задах дома, поставив его рядом с пятью почти новыми машинами разных американских моделей. Келли Винс обратил внимание, что их владельцы не страдают тщеславием - на номерах всех машин виднелась надпись "Аренда". Б.Д. Хаскинс перехватила его испытывающий взгляд, обращенный на анонимные машины, и ответила на его невысказанный вопрос.
- Сюда приезжают поиграть в карты.
- В покер?
- В покер.
Вид задней двери закусочной показался Винсу знакомым, потому что как-то ему довелось видеть дверь такой конструкции в квартире одного из своих клиентов, у которого были весомые основания предполагать, что его собираются убить. Дверь была, как минимум, двух дюймов толщины, и ее алюминиевая сердцевина обшита стальным листом.
Хаскинс подняла было руку постучать, но дверь тут же распахнулась, явив их глазам худого человека шести футов ростом, с живыми зелеными глазами и лицом, украшенным узким белым шрамом от левого глаза до мочки левого уха. Шрам придавал ему определенную серьезность, что, по мнению Винса, шло делу на пользу.
Зеленые глаза Мерримена Дорра скользнули по Винсу, остановились на Эдере и вернулись к Б.Д. Хаскинс. Наконец, он улыбнулся, обнажив прекрасные белые зубы.
- Клянусь, Б.Д., каждый раз, как я вас вижу, хотя это бывает не так часто, вы все хорошеете.
Комплимент был выдан со всем изяществом, но Хаскинс не обратила на него внимания, коротко представив спутников:
- Джек и Келли. Мерримен.
- Джентльмены, - приветствовал их Дорр, отступая в сторону, чтобы гости могли пройти внутрь. Минуя его, Хаскинс сказала:
- Я не вижу машины Парвиса.
- Должно быть, потому что он еще не явился.
Дорр и мэр, сопровождаемые Винсом и Эдером, спустились в холл. Они миновали закрытую дверь. Перед ней на стуле без подлокотников сидел охранник, человек лет пятидесяти, на коленях у которого лежал короткоствольный автомат. Из-за дверей доносился безошибочный стук фишек. На середине холла они остановились перед другой запертой дверью, которую их хозяин распахнул и с поклоном пригласил войти.
- До чего необычная тросточка, - отметил Дорр, когда Эдер проходил мимо.
- Семейная реликвия.
Когда Дорр проследовал за ними, Б.Д. Хаскинс уже изучала большой круглый стол с накрахмаленной льняной скатертью, изящно сложенные салфетки и четыре столовых набора тяжелого серебра; фарфор с золотыми ободками и салфетки в хрустальных кольцах. Винс отметил, что в помещении не было окон, и прикинул, что бесшумный кондиционер держал тут постоянную температуру не выше 72 градусов по Фаренгейту.
В одном углу ее размещались три удобных кресла охряного цвета, темно-зеленый диван и кофейный столик. Пол покрывал коричневый шерстяной ковер с синтетической нитью. На стенах бледно-кремового цвета висели семь неплохих акварелей старой школы. Рядом с диваном и креслами размещался бар с напитками. Через полуоткрытую дверь виднелась ванная.
- Как вы отнесетесь к моему предложению? - спросил Дорр. - Крупная жареная форель с рисом, может, немного брокколи и салат "Кузина Мэри", после чего на десерт пирог с фруктами?
- Прекрасно.
- Шеф Форк не присоединится к нам?
- Нет.
Дорр кивнул, давая понять, что новость его опечалила, и широким жестом пригласил всех к бару.
- К вашим услугам, - сказал он и исчез.
Мэр изучала ногти левой руки, Келли Винс рассматривал одну из акварелей, и Джек Эдер пил второй стакан пива, когда через девять минут дверь распахнулась и вошла блондинка Дикси Мансур, сопровождаемая элегантным мужчиной лет под сорок, который, непонятно почему, вызвал у Винса представление о церемониальном кинжале, который ждет минуты, чтобы быть выхваченным из ножен.
На Дикси Мансур были светло-коричневые облегающие брюки, дававшие понять, что сто́ят они недешево, и темно-коричневая шелковая блуза, цена которой, как Винс прикинул, была просто непостижимой. Взгляд ее, скользнув по Винсу и Эдеру, остановился на сводной сестре, на мэре.
- Я решила напроситься в гости, - сказала Дикси.
- Я рада, - ответила Хаскинс и подставила щеку, для чего ее сестре пришлось чуть наклониться. - Думаю, что с судьей Эдером ты не встречалась. Моя сестра Дикси Мансур.
После того, как они обменялись рукопожатием и поздоровались, Хаскинс сказала:
- Келли Винс, ты, конечно, знаешь.
- Конечно.
Б.Д. Хаскинс приветствовала улыбкой своего зятя, который стоял со сдержанным, но любезным выражением лица, глубоко засунув правую руку в карман куртки из плотного шелка и в опущенной левой держа сигарету.
- Как дела, Парвис? - спросила Хаскинс.
- Прекрасно, Б.Д. А ты справляешься?
Мэр кивнула в знак ответа и представила его Джеку Эдеру и Келли Винсу. Парвис Мансур, пожал руки обоим, сначала Эдеру, а потом Винсу, поблагодарив последнего за "спасение моей жены".
- Не стоит благодарности.
- Я у вас в долгу.
- Отнюдь.
- По крайней мере, примите мою благодарность.
- Конечно, - кивнул Винс, прикидывая, когда же кончится обмен любезностями. Он завершился, когда открылась дверь и мальчик-мексиканец вкатил тележку с заказом. Из-за его спины появился Мерримен Дорр, который, глянув на жену Мансура, заметил:
- Вы могли хотя бы позвонить и предупредить, Дикси.
Она не обратила внимания ни на его упрек, ни на самого Дорра, наблюдавшего за действиями подручного. После того, как сервировка была закончена, Дорр сдвинул салатницу на четверть дюйма в сторону, повернулся, одарив гостей улыбкой гостеприимного хозяина, и сказал:
- Остается лишь надеяться, что вы останетесь довольны.
- Не сомневаюсь, - откликнулась Б.Д. Хаскинс.
- Отлично, - и Дорр покинул помещение, выставив перед собой мальчишку.
После того, как дверь закрылась, Мансур повернулся к мэру:
- У нас еще есть время выпить?
Хаскинс показала на бар.
- Сделай одолжение.
По пути к стойке Мансур спросил:
- А ты, Дикси?
- Конечно.
Все наблюдали, как Мансур бросил кубики льда в два стакана, наполнил их скотчем и добавил воды. Движение его были столь экономны, что наводили на мысль едва ли не о скупости. У Винса зародилось подозрение, что столь сдержанно он ведет себя всюду и всегда, не считая разговоров, поскольку, как Винсу показалось, Мансуру очень нравится звук собственного голоса, низкого баритона с басовыми нотками, которым Мансур пользовался практически без акцента, если не считать некоторого англицизма в произношении гласных. Попытавшись представить себе, когда английские обертона нашли себе место в его речи, перед мысленным взором Винса предстала четкая картинка жизни отставного офицера британской армии в годах, пенсия которого позволяла ему неплохо существовать в Тегеране, где он проводил долгие томительные дни, обучая правильному произношению 6-летнего Мансура, который никогда ничего не забывал.
Когда все расселись по креслам и на диване, Мансур глянул на Эдера:
- Расскажите нам…
- Трудно определить, с чего начинать.
- Может, с сути самого дела… того, где шла речь о взятке в миллион долларов.
- О ложной взятке, - уточнил Эдер.
- Очень хорошо. О ложной взятке.
Джек Эдер допил пиво, поставил стакан, скрестил руки на гнутой ручке черной тросточки и на несколько секунд уставился в потолок, словно припоминая последовательность событий. Затем он перевел взгляд на Парвиса Мансура.
- Ну что ж, сэр, дело пришло к нам в порядке апелляции и включало в себя убийство и приблизительно несколько триллионов кубических футов залежей газа. Если вы знакомы с такого рода делами, это представляло собой определенный интерес.
- Да, - согласился Мансур. - Могу себе представить, как его воспринимали.
Глава восемнадцатая
Джек Эдер начал свое повествование с Дельгано Мейтабби, 52-летнего индейца, выпивохи и сквернослова, непревзойденного знатока залежей нефти и газа на тех землях, которых крупные нефтяные компании никогда не удостаивали внимания или просто списали со счета. Если дела у него шли не лучшим образом, Мейтабби, находясь в стесненных обстоятельствах, не брезговал и поисками воды. Но кто бы ни нанимал его, он первым делом давал понять, что он-то доподлинный профессионал-лозоходец, не имеющий ничего общего с этими жуликами-любителями, которые верят в вуду, духов и прочую ерунду.
Мейтабби наняли проверить, имеются ли запасы нефти или газа под пятью квадратными милями посадок дубов и зарослей лопушника, где 63-летний Оби Джимсон выпасал своих коров.
Они вдвоем объехали вокруг ранчо в древнем "Форд"-пикапе Джимсона, пока Мейтабби не скомандовал ему притормозить. Затем он вылез и, вооружившись двумя ивовыми рогульками, куда-то побрел себе, а Джимсон на малом ходу следовал за ним в пикапе. Они занимались этой ерундой около месяца, пока, наконец, рогульки не дернулись три раза на одном и том же месте, и Мейтабби не произнес:
- Ну, ну.
Джимсон вылез из пикапа и скептически огляделся.
- Ты думаешь, здесь?
- Здесь.
- Так что там такое?
- Поскольку не нефть, скорее всего, должен быть газ.
- Как ты можешь отличить одно от другого?
Мейтабби вознес над головой правую руку с вытянутым пальцем.
- Какого цвета?
- Что?
- Да небо, черт побери!
- Синее.
- Откуда ты знаешь?
- Я его вижу.
- Откуда ты знаешь, что можешь его видеть?
- Вот дерьмо, Дел, да я просто знаю.
- Вот так и я могу тебе сказать, что там внизу газ, а не нефть, - сказал лозоходец. - Просто знаю.
Первая и основная причина, по которой Оби Джимсон нанял Мейтабби, если не считать его репутации лучшего во всем штате разведчика залежей нефти и газа, заключалась в том, что Мейтабби органически не мог держать язык за зубами. И через пару дней одному из отцов города донесли, что в кофейне "Сумасшедшая кошка" Мейтабби во всеуслышание хвастался своей незаурядной находкой на ранчо Джимсона.
Информатор рассказал все в подробностях своему боссу, который поручил ему прошерстить всех судейских, дабы выяснить, кто еще, кроме лозоходца, совал нос в тот район. Когда подручный сообщил ему, что в городе неожиданно показался парень из компании "Филипс Петролеум", босс приказал ему немедленно же отправляться к Джимсону и выяснить, так ли крепок орешек, который предстоит расколоть.
Оби Джимсон в самом деле проявил твердость обсидиана, что было свойственно всему братству нефтяников. Он уклонялся от ответа, что-то мямлил и бормотал, что, мол, коровам нефть ни к чему и что он должен оберегать землю, которая была во владении трех поколений его семьи, и как он-де, мол, разочарован, когда этот чертов лозоходец не нашел воды, потому что его коровы, конечно же, не могут пить нефть или дышать газом.
Когда соблазнитель уехал, пообещав вернуться с, как он намекнул, интересным предложением, Джимсон позвонил в самую дешевую авиакомпанию "Континентал Эйрлайнс" и заказал билет на рейс до Нового Орлеана. Затем откуда-то выкопал вырезку из "Уолл-стрит джорнел" с именами двадцати лучших юристов, специалистов по налогам, и связался с Рандольфом Парментером в Новом Орлеане, который числился в списке под номером шестнадцать. На следующий день Джимсон вылетел в Новый Орлеан, пропустив в полете несколько рюмочек; плотно пообедав, он погулял по Французскому Кварталу и, хорошо отдохнувшим и бодрым, в десять часов явился на обусловленную встречу с Парментером.
Парментер сразу же задал вопрос, с которого начинают общение большинство врачей и юристов:
- В чем проблема?
- Проблема, - сказал Джимсон, - заключается в том, что мне светит шанс стать до омерзительности богатым, и я не хочу, чтобы эти болваны-социалисты, что засели в Вашингтоне, наложили руки на мое добро. Во всяком случае, на бо́льшую часть.
Офис Парментера располагался в одном из самых старых строений деловой части города за Каналом, которое заслуженно гордилось респектабельностью своих обитателей. Не подлежало сомнению, что тут в кафе подавали лучший в городе салат из цыплят, а табачный стенд с достоинством демонстрировал лучшие сорта контрабандных гаванских сигар.
Юрист одарил Оби Джимсона покровительственной улыбкой, свойственной обитателям старых почтенных состояний, и задал второй вопрос:
- И какого же размера, по вашему, должно быть это омерзительное богатство, мистер Джимсон?
- Шестьдесят, семьдесят миллионов - примерно столько на круг. Но, конечно, не сразу.
С лица Парментера быстро сползло покровительственное выражение.
- И что же должно послужить источником такого благосостояния?
- Натуральный газ.
- Действительно, его залежи приносят девять долларов за тысячу кубических футов, - признался Парментер.
("Вы должны учитывать, - заметил Джек Эдер своей аудитории, - что этот разговор происходил в начале восемьдесят четвертого года".)
- Но эта высокая цифра долго не продержится, - предупредил Джимсон.
- Да.
- Пойдет, мать ее, книзу, как чай, которого слишком много в чашке, и он начинает переливаться через край.
- Почему вы так думаете?
- Прочел в "Уолл-стрит джорнел", где этот парень из Саудовской Аравии, как там его имя, шейх Ямани, предсказывает такое развитие событий, и я прикидываю, что в этом деле он разбирается лучше меня… знает то, чего я не знаю.
- На вашей земле геологи, конечно, уже проводили изыскания.
- Не помнится, чтобы я это говорил.
- В таком случае, почему вы уверены в наличии у вас газа?
- Потому что это мне сказал лучший лозоходец из всего народа осаджей.
- Лозоходец, - повторил Парментер. - Понятно.
- Нет, вы не поняли, мистер Парментер. Так уж получилось что у меня была красивая молодая жена, хотя выяснилось, что она мне не очень по сердцу, и в первом моем браке она принесла мне двух малышей, мальчика и девочку - она, первая моя жена, умерла десять лет назад, - и мне пришлось поднимать Джека и Джилл практически одному, пока, наконец, я два года назад не женился на Мэри Контрэр. И я был бы вам очень обязан, если бы вы не скалились при упоминании о моих детях. Джеку двадцать, а Джилл восемнадцать - я поздно женился в первый раз и не так давно во второй, и я хотел бы заранее позаботиться, как бы разделить годовой доход еще до обнаружения газа, потому что, как я читал в журнале "Деньги", в таком случае удастся сэкономить кучу налогов.
Парментер откинулся на спинку своего высокого стула и задумчиво уставился на Джимсона сквозь очки в роговой оправе. Джимсон, который никогда не носил очков, заметил, что они трифокальные.
- Значит, в журнале "Деньги"? - переспросил Парментер, не в силах скрыть ужаса в голосе.
Джимсон кивнул.
- Что ж, это действительно так: если до того, как удастся обнаружить естественные ресурсы в пределах вашей собственности или под ней, вы разделите ее, то можете значительно снизить сумму налога. Тем не менее, служба внутренних доходов относится к планам такого предварительного деления с известным скептицизмом. Вы уверены, что на вашем участке не проводились геологические исследования и сейсморазведка?
- Насколько я помню, нет, - заверил его Джимсон.
- Проявлял ли кто-то к ним интерес в последнее время?
- На другой день появился какой-то тип из дешевой компании, которая называла себя Маленький Мекс и Большой Мик. Но я изобразил из себя идиота, и он отвалил.
- Значит, вы прилетели сюда повидаться со мной, лишь полагаясь на заверения этого лозоходца из племени осаджей?
- Дело не в том, верю я ему или не верю. Вопрос в том, чтобы ему поверила Служба внутренних доходов.
Когда до него, наконец, дошло все изящество ответа Оби Джимсона, Парментер позволил себе улыбнуться. Он подтянул к себе блокнот с желтыми страницами, снял колпачок с авторучки и, по-прежнему улыбаясь, спросил:
- Значит, как вы хотите разделить?
- Две пятых я хотел бы оставить себе. Одну пятую получает моя жена Мэри Элен Котнрэр Джимсон, и пусть мои дети каждый получит по одной пятой. Когда я умру, пусть моя доля перейдет к детям, поскольку они все же кровные родственники, да и знаю я их, черт побери, куда дольше, чем свою старуху Мэри Контрэр. Вот и все, кроме кое-каких деталей.
Закончив писать, Парментер поднял глаза:
- Мне нужны дополнительные подробности, документы и…
Джимсон не дал ему закончить.
- У меня все с собой, - сказал он, поднимая с пола полиэтиленовый мешок с маркой магазина "Уол-Март" и вываливая его содержимое на стол перед юристом. Парментер быстро окинул взглядом его содержимое и улыбнулся во второй раз.
- Похоже, вы принесли как раз то, что мне и надо. Снова подсказал журнал "Деньги"?
Джимсон кивнул.
- Он так и напихан толковыми советами.
- Как-нибудь обязательно куплю его, - сказал Парментер.
Джимсон, наконец, принял предложение одной из крупных нефтяных компаний и вызвал Парментера из Нового Орлеана, чтобы провести переговоры. Прошло меньше полугода, когда Оби и его сына Джека, охотившихся на перепелов, нашла Джилл, примчавшаяся в своем старом "Фольксвагене".
- Он только что звонил! - крикнула она.
- Кто? - спросил отец.
- Тот парень из нефтяной компании.
- И в чем дело?
- Он сказал, что пошла продукция.
- Не сказал, сколько?
- Он сказал, что хлещет, как из шланга. Причем тут шланг, папа?