- Просто захотелось, Норм, - сказала мэр.
- Значит, просто захотелось? - обратился Трис к Форку, словно желая выслушать и другое мнение.
Форк холодно посмотрел на него и кивнул.
- Вы вдвоем заходите сюда каждый вечер, - не отставал Трис, - по крайней мере, я вижу вас три или четыре вечера в неделю, и Б.Д. берет стаканчик-другой белого вина, а ты пару пива, а мартини вы берете, лишь когда Б.Д. переизбирают на очередные два года или когда ты хватаешь за шиворот кого-то из списка разыскиваемых в Лос-Анжелесе и твой снимок появляется в газете, что, насколько я припоминаю, бывает в среднем раз в два года. Так что, когда я спрашиваю "Что случилось?", я интересуюсь - может, Ли Яккока объявил, что будет строить новый индустриальный гигант в наших угодьях и брошенные им семена через три года дадут всходы. В таком случае я бы тоже хватил джина и пусть все идет к свиньям собачьим.
Во время монолога Триса мэр изучала деревянную столешницу, которой было пятьдесят три года от роду: вся она была испещрена вырезанными инициалами и датами. Самая ранняя, как она выяснила во время предыдущего изучения, была сделана 12-3-34, в тот день, когда отец Норма Триса открыл этот бар, назвав его в честь синего орла, который символизировал рузвельтовскую Администрацию Национального Восстановления. И действительно, большой старый синий орел АНВ из клееной фанеры, раскраска которого давно выцвела, продолжал висеть над баром, держа в одной лапе шестерню с выщербленными зубьями, а в другой - пучок молний; клюв его неизменно нависал над головами клиентов.
Убедившись, что Норм Трис, наконец, заткнулся, мэр холодно подняла на него глаза, которые были слишком велики для изящного рисунка подбородка, полных губ, слегка неправильного носа и лба, о котором Сид Форк семь лет назад сказал, что он слишком высок и, открывая его, она выглядит лет на 19, а не на 29.
Волосы Б.Д. Хаскинс, цвета темного меда, падали тогда чуть ли не до пояса длинными прямыми прядями. На следующий день она сделала себе прическу а-ля гаврош с челкой, нависающей над холодными серыми глазами и скрывавшей высокий чистый лоб. В очередной выборной кампании за пост мэра, она получила 56,9 процента голосов - на 3,6 процента больше, чем на предыдущих выборах. Сид Форк отнес этот успех на счет прически.
Мэр несколько секунд не сводила с Норма Триса пристального взгляда серых глаз, затем произнесла:
- Никто не звонил, Норм. Ни Ли. Ни Ронни. Ни даже мэр Сонни снизу из Спрингса. Не произошло ничего особенного, ни плохого, ни хорошего. А теперь, если это тебя не затруднит, не мог бы ты принести нам выпивку?
Когда наконец Трис отошел, бормоча что-то о типах, у которых есть право приказывать, Сид Форк сказал:
- Я успел до закрытия перехватить четыре хороших куска мяса с ребрышками в "Альфа Бете" и думаю, ему понравится хороший стейк.
- Древесного угля прихватил?
- Естественно.
- Что еще?
- Испечем картошку… те большие клубни из Айдахо.
- Для этого потребуется не меньше часа.
Форк кивнул в знак согласия.
- И еще я подумал, что сделаю свой королевский салат и рассыпчатые пирожные.
- Что на десерт?
- Винс явно не смахивает на любителя десертов. Об Эдере ничего не знаю.
- О'кей. Оставим десерт. Если им потребуется сахар, думаю, у меня он еще остался.
Храня мрачность, вернулся Норм Трис и поставил перед ними два мартини. Когда он отошел, Б.Д. Хаскинс попробовала свой напиток, вздохнула и спросила:
- Как он выглядит?
- Винс?
Она кивнула.
- В общем-то, довольно сдержан, скорее, коренаст, чем тощ, и у него в сохранности все свои волосы. - Форк провел ладонью по своему лысому черепу. - Примерно моих лет. Скелет пропорционален, но мяса на костях маловато. Очень темные глаза, почти черные, темные волосы, и нос куда лучших очертаний, чем мой или вон у того орла. Достаточно высок… ловко уклоняется от расспросов, стреляный воробей.
- Сколько времени они предполагают?..
- Он не сказал.
- Что о деньгах?
- Винс не хотел упоминать о них, пока не переговорит с Эдером.
Покончив со своим мартини, Б.Д. Хаскинс поставила бокал и спросила:
- Почему его дисквалифицировали?
- Исчезли кое-какие деньги.
- Чьи?
- Эдера.
- Сколько?
- Точно неизвестно, но говорят, около полумиллиона. Как раз перед тем, как штат начал расследование по обвинению Эдера в получении взятки, он вложил все деньги до последнего в какой-то загадочный трест и сделал Винса кем-то вроде попечителя или доверенного лица, или как там его называть.
- Администратором.
- После того, как дело о взятках провалилось, федеральное правительство решило прихватить Эдера за уклонение от уплаты налогов. Но когда они решили заморозить его счет, выяснилось, что такого нет. Винс поклялся, что все средства были потеряны из-за непродуманных инвестиций. У него даже были записи, демонстрирующие, что и он потерял свои деньги вкупе со средствами Эдера. Но они привлекли Винса к слушаниям перед судом профессиональной ассоциации штата и выдвинули перед ним четыре обвинения в плохом управлении, которые имели весьма шаткие обоснования. И затем Верховный суд штата - тот самый, председателем которого был Эдер - дисквалифицировал Винса.
- И никому из них не удалось обелить себя?
- Никому.
- Что на самом деле произошло с деньгами?
- Кто знает?
- Попробуй прикинуть.
- Полагаю, что Винсу удалось вытащить их из страны.
- Куда?
- Боже милостивый, Б.Д., все утро и часть дня я сидел на междугороднем телефоне, выясняя то, что я тебе только что рассказал. Откуда мне, черт побери, знать, в какую страну он их переправил?
- О‘кей. Давай будем исходить из того, что деньги они куда-то припрятали. Следующий вопрос: кто охотится за Эдером?
- Некто, который не хочет, чтобы Эдер выдал то, что он знает.
- Кто это может быть?
Форк ответил молчаливым пожатием.
- Предположим, у тебя есть какая-то информация, с помощью которой ты можешь кого-то шантажировать, - сказала Б.Д. Хаскинс. - Пусть вранье, но достаточно грязное. Тебе потребуется какое-то место, откуда ты можешь действовать. Некое святое укрытие.
У Форка опустились уголки рта, когда он покачал головой.
- Я бы не стал искать ничего подобного. При мыслях о святом убежище я вижу перед собой маленькую запечатанную комнатку в подвале церкви, где стоит лишь армейская раскладушка и щербатый кувшин с водой. Или какой-то заповедник с надписью у входа: "Проезда нет - охота запрещена", изрешеченный пулями. Так что будь я на месте Винса и Эдера, я не стал бы искать никакого святилища.
- Верно, - согласилась Б.Д. Хаскинс. - В таком случае мы предложим им лишь то, что предлагали и всем прочим. Укрытие.
Глава седьмая
Поставив "Мерседес" на одно из четырех пустых мест стоянки перед универсамом "Фиггса" на Мейн-стрит в Дюранго, они вошли в него как раз перед закрытием и успели приобрести для Джека Эдера четыре рубашки модели "Эрроу", две пары джинсов "Леви", четыре пары носков и шесть пар шортов "Жокей"; Эдер испытал большое удовольствие, убедившись, что обхват шеи равен пятнадцати с половиной дюймов, а талии - тридцати четырем.
Пока Винс расплачивался наличными, Эдер с удивлением наблюдал, как пятидесятилетняя продавщица с копной взбитых золотистых волос обернула пачку двадцатидолларовых банкнот ленточкой, засунула их в металлический цилиндр, который по пневматическому трубопроводу тут же оказался у кассира на втором или третьем этаже.
Когда они снова оказались в "Мерседесе", Эдер сказал:
- Невольно начинаешь верить в путешествия во времени. Куда, по твоему мнению, мы вернулись - в пятидесятые годы?
- В пятьдесят третий, - ответил Винс, - поскольку до него я ничего не помню.
Сделав последнюю остановку у магазина напитков, где Винс купил две бутылки "Джека Даниэлса", они добрались до "Холлидей-инн" и на четвертом этаже сняли соседние номера с видом на океан. Зайдя к Эдеру, Винс остановился у окна, глядя на Тихий океан, который был, скорее, зеленым, чем синим. Он слышал плеск воды: Эдер принимал первую за пятнадцать месяцев настоящую ванну, и его на удивление приятный баритон о радости полета в синем небе.
Винс повернулся от окна, встречая вышедшего из ванной Эдера, уже одетого в серые джинсы и рубашку стального цвета с сохранившимися складками. Эдер присоединился к Винсу у окна, откуда они не меньше минуты смотрели на простирающийся перед ними океан. Затем Эдер повернулся и двинулся к столу, на котором рядом с ведерком со льдом стояла бутылка виски.
- Хочешь глотнуть? - спросил Эдер, бросив в стакан кубик льда и плеснув туда бурбон.
- Пока нет, - ответил Винс, продолжая смотреть на океан.
- Так. Когда ты последний раз видел ее?
- Две недели назад.
- Ну и?
Винс повернулся к нему.
- Я поехал из Ла-Джоллы в Агуру, чтобы оплатить ежемесячный счет. Я расплачивался наличными пятнадцатого числа каждого месяца.
Эдер кивнул.
- Где эта Агура находится - по отношению к Лос-Анжелесу?
- В северном конце долины Сан-Фернандо. Там холмистая местность - низкие округлые возвышенности, выгоревшие под солнцем, но в период дождей все зеленеет. Несколько красивых старых дубов. И там все очень… - Винс вспоминал слово, которое слышал от медиков, - …без признаков угрозы.
- Умиротворяющее, - перевел Эдер.
- Умиротворяющее. Из своего окна она порой может увидеть оленей, а как-то даже пробегала парочка койотов.
- Данни почему-то всегда любила койотов.
Данни - Даниель Эдер Винс, жена отлученного от профессии юриста, дочь судьи, который стал тюремной пташкой. Поскольку тема койотов истощилась, Винс ждал очередного вопроса Эдера, догадываясь, каким он по логической раскладке должен быть.
- Что говорят врачи?
- Им свойственен осторожный оптимизм. Но поскольку они получают наличными шесть тысяч ежемесячно, чего иного можно от них ожидать?
- Но к тебе это не относится.
- Я всего лишь, - голос Винса дрогнул, - всего лишь посыльный. Каждый месяц пятнадцатого числа я езжу туда и передаю конверт людям, которые слишком вежливы, чтобы считать деньги в моем присутствии. Пока они пересчитывают их, я жду в маленьком зале для свиданий с большим живописным окном. Они приводят Данни. Она сидит в дальнем конце стола со своей привычной улыбкой на губах, словно ты - самое удивительное создание в ее жизни. А потом она говорит: "Кто вы? Не думаю, чтобы я вас знала."
Закрыв глаза, Эдер растер их и переносицу большим и указательным пальцами.
- А может, она просто обманывает, а? - сказал он, открывая глаза и щурясь, как бы поняв, что признание этого факта еще хуже, чем его отрицание.
- Не уверен. Послушав пару месяцев "кто-вы-такой?", я начал излагать ей, что я Уоррен Битт или Джерри Браун - которых она тоже вроде не знала - или даже Брюс Спрингстин. Но она твердила лишь одно: "Не думаю, что я вас знала".
- Черт побери, Келли, - сказал Эдер, поворачиваясь к столу; он решил было плеснуть себе еще глоток бурбона, но передумал и налил полный стакан, который тут же выпил и снова повернулся к Винсу: - Думаешь, меня она узнает?
- Можем выяснить.
- Думаю, что нет.
Винс кивнул.
Решив, что после услышанного ему нужно еще выпить, Эдер кинул в стакан еще несколько кубиков льда. Наполнив его бурбоном, он спросил:
- Ты рассказывал ей о Поле?
- Тринадцатого апреля прошлого года - через день после того, как все это случилось, - я привез конверт на два дня раньше. Мы с ней снова расселись за столом в маленьком зале для свиданий. За окном, ярдах в тридцати, прошла пара оленей, и она смотрела на них и улыбалась.
- И что ты ей тогда сказал?
- Что-то вроде: "Твой брат Поль застрелился прошлым вечером в борделе в Тихуане".
- И что?
- И ничего.
Вздохнув, Эдер медленно и осторожно опустился на стул, словно его мучила какая-то сильная непонятная боль. Он сидел, склонившись вперед, поставив локти на колени и держа стакан в обеих руках и не сводил глаз с ковра.
- Дарвин Лум…
- Начальник тюрьмы.
Эдер кивнул, не поднимая глаз.
- Он сказал мне, что это было самоубийство, еще не сообщив о твоем звонке из Ла-Джоллы. Наверное, старался подготовить к шоку. И знаешь, что я ему ответил? - Эдер поднял глаза от ковра и грубо передразнил свой собственный голос: "Мой сын никогда не лишит себя жизни. Только не мой сын." С горечью, направленной в свой адрес, он тряхнул головой и снова принялся изучать ковер. После долгого молчания, Эдер опять поднял голову и сказал неожиданно усталым голосом: - Так расскажи мне толком, что там произошло, Келли. Только не ту чушь, что ты нес по телефону.
- Ты прав. Это была чушь.
- Ты боялся, что тебя записывают?
- Или что тебя.
- В письмах ты был не лучше. На то были причины?
- Причины были.
- Хотел бы послушать, - вздохнул Эдер.
- Копы в Тихуане утверждали, что, когда все это случилось, Пол был один в своей комнате наверху. Они также говорили, что он заказал двух девочек. Когда я добрался туда из Ла-Джоллы, один из копов представил мне то, что, по его словам, было показанием под присягой этих девочек, которые к тому времени уже исчезли и, скорее всего, навсегда. Из их показаний следовало, что они только поднимались наверх в номер Пола, когда услышали выстрелы.
- Почему они вызвали именно тебя… полиция Тихуаны?
- В бумажнике у Пола была визитная карточка с припиской "связаться в случае необходимости". Отпечатанные на ней твое имя, старый адрес и телефон были перечеркнуты. С тыльной стороны карточки были мои данные.
- Так как эти в Тихуане изложили тебе все происшедшее?
- Они сказали, что он засунул себе в рот сорок пятый калибр и дважды нажал курок.
- Дважды? - переспросил Эдер.
Винс кивнул.
- Предполагаю, что ты его видел.
- Я в самом деле видел его, Джек. И много дней эта картина стояла у меня перед глазами. Там в самом деле было два выстрела.
С сомнением покачав головой, Эдер снова уставился на ковер своими голубыми глазами, которые на этот раз сохраняли непонимающее выражение, как у девятидневного котенка. Но когда он, наконец, поднял их, стало ясно, что безмятежная невинность окончательно покинула их. Они походили на кусочки голубоватого льда, подумал Винс, и ему показалось, что, когда Эдер отведет зрачки в сторону, он услышит сухой льдистый хруст.
Под мрачными глазами и крупным носом Эдера располагался большой рот, уголки губ которого в прошлом были неизменно приподняты, готовые произнести очередную шутку. Теперь с шутками было покончено, и губы сжались в тонкую прямую линию; разжались они лишь для того, чтобы произнести:
- О'кей, Келли. А теперь ты мне расскажешь о подлинных неприятностях.
Глава восьмая
Подлинные неприятности начались несколько меньше пятнадцати месяцев назад, после того как Винс был дисквалифицирован, а Эдер отправлен в тюрьму. Начало им было положено, когда Винс сложил большой чемодан, покинул родной штат и двинулся в своем синем "Мерседесе" в Ла-Джоллу в Калифорнию, где ему удалось снять за более или менее приемлемую плату квартирку в кондоминиуме на набережной на углу Берегового бульвара и Пирл-стрит.
Апартаменты из двух спален с дорогой мебелью принадлежали бывшему клиенту, представлявшему фирму по добыче нефти "Санчес и Мэлони" - нефтяники обычно называли ее Маленький Мекс и Большой Мик. Когда стоимость нефти дошла до 30 долларов за баррель, фирма купила кондоминиум, куда партнеры могли прилетать на уик-энды в реактивном самолете компании.
Им удалось воспользоваться приобретением не более трех раз, после чего они предложили помещение Келли Винсу за 3000 долларов в месяц, которые должны были вычитаться из долга фирмы ему в 39 000 долларов, но фирма, склонная к авантюризму, не смогла выплатить их ему, поскольку цена нефти упала до 15 долларов за баррель. Эти 39 000 долларов были суммой гонорара, который Винс - до своей дисквалификации - должен был получить с компании "Санчес и Мэлони", ибо представлял интересы вице-президента в процессе, по которому тот должен был в случае неблагоприятного исхода уплатить 5 миллионов долларов. В выдвинутом обвинении утверждалось, что Джой Мэлони в "Петролеум-клубе" сбил с ног вице-президента одной из крупных компаний и стал топтать его своими новыми ковбойскими сапожками змеиной кожи в то время, как полупьяный Пако Санчес подбодрял своего партнера возгласами "Оле!".
Вице-президент данной крупной компании отказался от обвинения после того, как Келли Винс показал ему фотокопии записей в регистрационном журнале одного из мотелей Хьюстона рядом с международным аэропортом.
- Молодая женщина, которая не меньше семи раз делила с вами номер, - сказал Винс голосом, который, как он считал, отличался холодной сдержанностью, - фактически пользовалась вашей фамилией, хотя, как выяснилось, она не жена ваша, а шестнадцатилетняя племянница.
Через шесть месяцев после провала процесса и через два дня после отлучения Винса от профессии, Пако Санчес и Джой Мэлони, явившись к нему, предложили ключи от кондоминиума.
- Можешь оставаться там, пока не стихнет трепотня и не перестанет вонять дерьмо, - сказал Санчес.
- Или пока нефть не подскочит до двадцати пяти долларов за баррель, - добавил Мэлони.
Санчес грустно усмехнулся.
- Как я и сказал, Келли. То есть, навсегда.
Келли Винс выкинул или оставил на месте большую часть того, чем владел, прихватив с собой лишь один большой чемодан и отправился в Калифорнию. Это произошло через месяц после того, как Эдер был водворен в федеральное исправительное заведение в Ломпоке и через две недели и три дня после того, как его жена опустошила свой личный фонд наличности, составлявший 43 912 долларов, и сообщила друзьям, а не Винсу, что она летит в Лас-Вегас, где разведется с ним.
В Лас-Вегасе она провела лишь четыре часа, чтобы купить в гостиничной аптеке двадцать четыре капсулы секонала и спустить 4350 долларов в "блэк-джек", после чего она вылетела обратно в Лос-Анжелес, где остановилась в "Беверли Уилшир". Из номера она, справившись по телефонной книге, позвонила первому же психиатру в Беверли Хиллс. Ей почти не пришлось врать, и они договорились о приеме в этот же день.
Во время десятиминутного общения Даниель Винс убедила психиатра, что она находится в очень нервном состоянии, нередко бывает взвинчена и одновременно подавлена и мучается бессонницей из-за того, что ее отец оказался в тюрьме, а на мужа пало бесчестие. Психиатр назначил ей следующую встречу на вторник, в семь утра, когда он будет свободен, и выписал ей рецепт на двадцать четыре капсулы секонала.