***
Связь с Белградом была ужасной, и Мукусеев почти кричал:
- ЧП! Повторяю: ЧП у нас!
- Да что случилось? - донесся сквозь шумы голос Сергея Сергеевича.
Напротив Мукусеева сидели с каменными лицами мэр и Анискин. Сидя на подоконнике, курил прокурор из Глины.
- Широков убит, - сказал Мукусеев. - Джинн… то есть Фролов исчез.
- Что-о? Повторите. Повторите, я вас не понял. - Мукусеев с отчаяньем посмотрел на Зимина. Зимин помотал головой. Мукусеев матюгнулся и закричал в трубку:
- Повторяю: Игорь Георгиевич Широков убит. Олег Иванович Фролов исчез… вероятно, похищен.
В трубке несколько секунд было тихо, потом секретарь посольства сказал:
- Вы в безопасности?
- Мы-то в безопасности… Широков убит… Джинн пропал.
- Вы поставили в известность местные власти?
- Да. Прокуратура уже здесь.
- Поступим так… Я сейчас доложу послу, а вы, Владимир Викторович, перезвоните мне через пятнадцать минут. Вы слышите меня? Алло! Вы меня слышите?
- Да, я вас слышу.
- Через пятнадцать минут, - повторил Сергей Сергеевич, - я жду вашего звонка… А прямо сейчас, немедленно, я направляю к вам машину с двумя сотрудниками посольства. Вы поняли?
- Да, я вас понял, - ответил Мукусеев. Он положил трубку и посмотрел на Зимина. Прокурор из Глины слез с подоконника, стряхнул пепел в бумажный кулечек и сказал:
- Вы считаете, что ваш…э-э… Фролов Олег похищен?
- Что? - спросил Мукусеев.
- Я спрашиваю: вы считаете, что ваш Фролов…
- А вы, - перебил Мукусеев, - считаете по-другому? - Прокурор посмотрел на Зимина, затянулся и только после этого ответил:
- Видите ли, Владимир… Давайте посмотрим на ситуацию здраво. А ситуация такова: в комнате сидели и выпивали два человека. Это не вызывает сомнений - на посуде сохранились отпечатки. Заключения экспертизы еще, конечно, нет… Но даже невооруженным глазом видно, что они соответствуют отпечаткам покойного и Фролова. Образцы отпечатков пальцев Фролова мы взяли в его комнате. Так вот - двое сидели и выпивали. Потом один из них оказался убит. Той самой, кстати, бутылкой, из которой они пили… А второй исчез. Какие выводы можно сделать, друже Владимир?
Мукусеев, глядевший до этого в стол, вскинул глаза:
- Вы что же - хотите сказать, что… - не договорил, запнулся, посмотрел на Зимина. Зимин пожал плечами и сказал:
- Все ясно, как божий день, Володя.
- А если? А если это недоразумение? Если… инсценировка?
Прокурор засмеялся и произнес:
- Не надо. Вот даже коллега, - кивок-поклон в сторону Зимина, -…даже коллега согласен. Это убийство вам на сербов свалить не удастся.
Мукусеев посмотрел на прокурора с ненавистью. Тот в ответ ухмыльнулся.
- Пойдем, Илья Дмитрич, - сказал Мукусеев Зимину, - покурим.
- Я, - сказал им в спину прокурор, - попрошу вас не покидать Костайницу, не уведомив меня.
Мукусеев ничего не ответил. Зимин буркнул: уведомим, коллега. Прокурор сказал:
- Благодарю… Да, кстати, у вас в России переворот. Ельцин распустил Скупщину.
***
Дальнейшие события того дня Мукусеев помнил плохо. Все смешалось в кучу: заплаканное лицо Сабины и испуганное - Марии. Санитарный фургон, в который погрузили тело Широкова… толпа любопытствующих жителей Костайницы возле пансионата. Нудный допрос. Ухмылка прокурора… "Это убийство вам на сербов свалить не удастся"… Классический, знакомый по фильмам, силуэт мелом на полу… Внезапная гроза. Теплая ракия, которую он пил с Зиминым. Приезд из Белграда посольской машины с двумя подтянутыми, уверенными мужчинами. Он был в какой-то прострации. С этими двумя из посольства общался Зимин. Владимир слышал его слова, но не воспринимал их.
- Ситуация такова, - рассказывал посольским важняк Генпрокуратуры. - Примерно в десять утра у нас завтрак. Ни Широков, ни Фролов к завтраку не вышли. Минут в десять одиннадцатого Сабина, дочь хозяйки, пошла их позвать. Фролова в комнате не оказалось, а вот в комнате полковника… Ну, сами все поняли - труп. Сейчас его отвезли в Глину, в морг. В комнате явные следы борьбы: опрокинутый стул, разлитое виски. Виски разлито так, что можно предположить - бутылку метнули в голову Широкова. Фролов находился у стола, Широков - у шкафа. Расстояние - около трех метров… Фролов метнул бутылку и - наповал. На полу, возле тела полковника Широкова, обнаружена граната. Вот, собственно, и все… Да, их эксперт считает, что смерть наступила около пяти часов утра.
- Наверное, - сказал один, - вам нужно будет написать объяснения.
- Нужно будет - напишем, - ответил Зимин. - Выпить хотите?
- Спасибо, нет… Вам, Владимир Викторович, записка от посла.
Мукусеев механически взял конверт, распечатал. На очень хорошей бумаге твердым, четким почерком было написано:
"Уважаемый Владимир Викторович!
Должен поставить Вас в известность, что в связи с Указом президента Российской Федерации № 1400, Ваши полномочия в качестве депутата ВС утратили свою силу.
Во избежание недоразумений, могущих возникнуть в связи с изменением Вашего нынешнего статуса, настоятельно рекомендую Вам не предпринимать более никаких действий по проведению расследования и покинуть Костайницу, как только это станет возможно.
Поверьте, я очень сожалею. С уважением, посол РФ"
- Какого черта?! - сказал Мукусеев. - Теперь, когда мы знаем место захоронения?…
Он протянул бумагу Зимину. Тот прочитал:
- Посол прав. Если мы сейчас начнем копать, могут быть инциденты. Мы же теперь с тобой частные, блядь, лица, Владимир… Придется сматывать удочки. Хотя, конечно, обидно.
На другой день они покинули Костайницу. Прокурора, разумеется, уведомили… Мария с Сабиной пустили слезу. Да Мукусеев и сам чуть не заплакал.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Москва, начало октября 1993 года.
У Белого дома горели костры, вокруг них сидели вперемежку трезвые и пьяные… Какие-то люди бесплатно раздавали водку. Кого-то били. Может быть, "патриоты" "демократа". А может - наоборот. В стороне стояли омоновские автобусы с густой сеткой на окнах. Омоновцы ни во что не вмешивались.
Часть окон Белого дома была освещена, но освещена очень слабо. Очевидно, свечами. "Мятежников" уже отрезали от электричества, воды, отопления. Мимо Мукусеева стремительно прошли несколько человек в бронежилетах, касках, с автоматами. За ними поспевала журналистка из Би-би-си и оператор с камерой на плече. "Москва, - говорила в микрофон тощая, с лошадиным лицом журналистка по-английски, - напоминает в эти дни прифронтовой город…" А Мукусееву показалось вдруг, что он в Югославии, что он и не уезжал из нее, что сейчас раздадутся выстрелы и кто-то закричит: "Пуцают! Пуцают!"
Никто еще не стрелял, но уже было очевидно, что сентябрьский указ № 1400 обязательно обернется стрельбой. Указ о роспуске Верховного Совета был подготовлен еще весной, когда проходил внеочередной съезд народных депутатов и решался вопрос об импичменте. Уже тогда "президент всех россиян" готов был разогнать парламент и угостить парламентариев хлорпикрином - канистры с отравой уже стояли на балконах Белого дома.
Никто не кричал "пуцают", и еще не стреляли, но Москва была накалена до предела. Из конца в конец города перемещались толпы борцов за демократию и за коммунизм. Ждали своего часа толпы мародеров и уголовников. Кто-то жаждал битвы за идеалы, кто-то - погромов. "Москва - прифронтовой город". "Москва - третий Рим!…" Еще не "пуцали" в Москве, но уже были на подходе танки, а в Лефортове готовили камеры. Скоро они пригодятся.
Бывшему депутату ВС Владимиру Мукусееву показалось, что он все еще в Югославии. Мимо, глубоко засунув руки в карманы куртки, прошел человек с крестьянским лицом генерала Коржакова… Владимир сплюнул и пошел прочь.
***
Прошла уже неделя, как Мукусеев вернулся в Москву. Он вернулся и… пошел по кабинетам. О, эти кабинеты на Старой площади! О, эти кремлевские кабинеты!
В этих скромных кабинетах сидят люди, занятые служением Отечеству. Они умны, дальновидны, проницательны. Их аналитического склада ум постоянно нагружен многотрудными думами. Они никогда не отдыхают… Некогда им отдыхать! Работать надо. Работать! Работать! Работать!… В каждом кабинете висит портрет ЕБН. В каждом кабинете стоит коробка из-под ксерокса… Р-р-рабо-тать! "И юный Гайдар впереди!"
В общем, все понятно - чиновники сидят. Племя сволочное. Можно сколько угодно над ними издеваться, но обойти их нельзя. Мукусеев добился приема у начальника… не важно чего. Просто - у Начальника.
Начальник принял Мукусеева оперативно, поинтересовался доброжелательно:
- Какая проблема вас привела?
Мукусеев объяснил: так и так, Иван Иванович. Нашли. Нашли фактически место захоронения наших ребят. Дело за малым. Мне всего лишь нужен официальный статус для того, чтобы произвести эксгумацию тел…
- Ну и чего вы хотите? - спросил Начальник.
- Да как же, Иван Иваныч?! Мне нужен статус. Официальная бумага о том, что я - такой-сякой - являюсь председателем государственной комиссии по расследованию исчезновения Виктора Ножкина и Геннадия Курнева. Тогда я смогу совершенно официально произвести вскрытие захоронения.
- Ну и чего вы хотите? - спросил Начальник… Мукусеев онемел. Он онемел, но справился с собой и еще раз объяснил:
- Иван Иваныч, все дело в том, что заинтересованные лица в Сербии могут уничтожить останки наших людей. Перезахоронить, например… Поэтому действовать нужно быстро. Но для этого мне необходим официальный статус. Необходимо создание комиссии либо при Президенте, либо при правительстве… Вы меня понимаете?
- Ну и чего вы хотите? - доброжелательно спросил Начальник. Он вообще был очень доброжелательный человек. Нисколько не бюрократ. Широких взглядов человек. Аналитик. Шашлыки очень хорошие у него получались…
Но Мукусеев был настырным. Он добился аудиенции у Большого Начальника.
Большой Начальник принял Мукусеева оперативно, очень доброжелательно поинтересовался:
- Какая у вас, Владимир Викторович, проблема?
Мукусеев начал рассказывать, а Большой Начальник сидел с просветленным лицом и внимательно его слушал… И кивал головой. Он кивал, кивал… и задремал.
Ты, читатель, не веришь?… Зря! Мы нисколько не утрируем. Именно так все и было. Те персонажи, которых мы обозначили как Начальник и Большой Начальник, реально существуют. Ты довольно часто видишь их на экране телевизора. Они и сейчас, спустя девять лет, прошедших с 93-го года, во власти. И все также неустанно трудятся для Отечества. Только в кабинетах их висит нынче не ЕБН, а ВВП… А шашлыки Начальник делает прелесть какие!
А вообще- то смешного ничего нет.
Мукусеев не сдавался. Он продолжал ходить из кабинета в кабинет, от одного начальника к другому. И нашел-таки человека, который проникся проблемой и в пять минут набросал проект "Распоряжения Президента Российской Федерации", который мы здесь и приводим:
"РАСПОРЯЖЕНИЕ
Президента Российской Федерации
В целях скорейшего выяснения всех обстоятельств дела и полного расследования факта бесследной пропажи на территории бывшей Югославии в сентябре 1991 года двух российских журналистов Виктора Ножкина и Геннадия Куренева.
1. Образовать при Президенте Российской Федерации Комиссию по расследованию факта бесследной пропажи на территории бывшей Югославии в сентябре 1991 года двух российских журналистов телерадиокомпании Останкино - Виктора Ножкина и Геннадия Куренева.
2. Председателем вышеназванной Комиссии назначить В. В. Мукусеева с наделением его соответствующими полномочиями по руководству расследования факта бесследной пропажи на территории бывшей Югославии в сентябре 1991 года двух российских журналистов телерадиокомпании Останкино - Виктора Ножкина и Геннадия Куренева.
3. Поручить В. В. Мукусееву в двухнедельный срок внести предложения по составу Комиссии.
4. Генеральной прокуратуре Российской Федерации, МБ России, МИД России, МВД России, министерствам и ведомствам Российской Федерации, имеющим отношение к расследованию обстоятельств по данному делу, выделить для работы в Комиссии своих полномочных представителей и предоставить в ее распоряжение все имеющиеся по делу материалы.
5. По окончании деятельности Комиссии, доложить о ее результатах Президенту Российской Федерации.
6. Распоряжение вступает в силу с момента подписания.
Президент Российской Федерации Б. Елъцын Москва, Кремль"
Однако… До таких ли пустяков было президенту всех россиян? Президент готовился к расстрелу парламента.
***
Джинн вернулся в Москву пятого октября. В Россию он возвращался сложным путем - через Германию, Польшу, Эстонию. На два дня застрял в Питере - билетов в Москву не продавали, опасались, что к "мятежникам" может подтянуться подкрепление. Два дня он пытался достать билеты, потом поехал на попутках.
К столице подъезжали утром, когда оглушенной танковой стрельбой накануне, город еще спал. Над Ленинградкой висел легкий туман, сквозь него Джинн рассмотрел БТРы на обочине. По привычке пересчитал их - раз, два, три… шесть. Шесть боевых машин на окраине Москвы! Мать честная! Что же это такое?!. Возле БТРов не было никакого охранения! Ни одной живой души. "Раздолбаи, - раздраженно подумал Джинн, - любой пацан с кошелкой "гостинцев от Молотова" сожжет вас всех на хер…"
Спустя несколько минут он выпрыгнул из кабины КамАЗа. Первое, что увидел - надпись кривыми черными буквами на бетонном заборе: "Ельцина - на кол!"
Джинн, ежась от сырости, поднял воротник куртки, повесил на плечо сумку, закурил и стал ловить тачку. Минут через пять поймал. Цены у московских таксистов - суровые. Торговаться он не стал, заплатил сразу. Только сказал таксисту-татарину:
- Суровые у вас цены, брат.
- Так ведь и жизнь суровая, брат, - ухмыльнулся тот.
- Воюете?
- А ты не знаешь?
- Да я проездом… с Севера.
- Ага!… Вчера танки по Белому дому били. В центре все машины пищали. Как с танка е…анут - сигнализация срабатывает. Сильное доложу я тебе, ощущение.
- Ну и как - спасли демократию-то?
- Спасли, - ухмыльнулся таксист. - Могут дальше воровать.
Джинн вышел за два квартала до дома, дальше пошел пешком. Он не был дома полгода и, направляясь сейчас к себе, не знал, что его может ждать… Опыт, анализ реальной ситуации и интуиция подсказывали, что все должно быть нормально, что сейчас никому в Москве нет до него дела. И все же он рисковал.
Джинн шел по Автозаводской, на которой родился и вырос, и на которой бывал последние годы очень редко. Он автоматически, не очень тщательно, проверялся, автоматически "простреливал" взглядом улицу. Она выглядела обыденно-мирной. Джинн прекрасно знал цену этой мирной обыденности. Он вошел под арку собственного дома, остановился, прислушиваясь… Вошел во двор. Кажется, здесь все было так же, как тридцать лет назад - качели, детская горка, скамейки под полуоблетевшим кленом. Это был двор его детства, в нем Джинн знал каждую деталь. На качелях его, маленького, качал отец. А в теремочке он первый раз целовался с Томкой из восьмого "б"… Возможно, в другой ситуации он бы умилился… возможно. Сейчас он рассматривал двор острым, волчьим взглядом, пытаясь определить опасность. Он отлично знал, что если засада есть, обнаружить ее нельзя. Ее можно только ПОЧУВСТВОВАТЬ.
На подъезде за время его отсутствия появился кодовый замок. Джинн осмотрел кнопки, нашел те, к которым касались чаще других. Он вошел в просторный, гулкий подъезд двенадцатиэтажного сталинского дома. Когда-то в доме жили ответственные работники министерства тяжелого машиностроения, в холле первого этажа сидела вахтерша, лестницы и лифт сияли чистотой… Теперь вахтерши не было, не было чистоты, а в лифте кто-то умело нарисовал семейство поганок.
Джинн поднялся на восьмой этаж, вышел из лифта, громко, с лязгом, закрыл стальную дверь. И стремительно, бесшумно, переместился к двери своей квартиры. Если внутри кто-то есть, то он - этот кто-то - обязательно подойдет взглянуть в глазок… Никто не подошел. Выждав несколько секунд, Джинн вставил узкий, очень сложный сейфовый ключ в прорезь замка.