***
Через пятнадцать минут сковородка стояла на плите. Родя бойко жарил яичницу с сосисками.
- Сосиски, - говорил Родя. - Сосиски - это что? Тьфу эти сосиски, вот что… Я, когда на Диксоне служил, оленьими языками питался. Погранцы с вертолета набьют оленей…
- Как они набьют оленей? - поинтересовался Коля.
Родя шуровал у плиты, Обнорский и Повзло сидели за кухонным столом. Посреди стола стояла запотевшая бутылка "Немировской" и три стопки. Выпить предложил Андрей. Он видел, как сильно напряжены мужики, испытывал некоторую неловкость за свое озорство (пошутил, блин, серый волк!) и предложил выпить… - Есть? - спросил он. Ясное дело, нашлось.
- Да как? Обыкновенно. Поднимают вертушку, находят стадо…а стада там - тысячи голов… находят стадо и - из автоматов! А потом вырезают только языки да печень.
- А остальное мясо? - спросил Коля. - Остальное куда?
- Остальное песцы сожрут, - ответил Родя. - Но языки оленьи, доложу я вам, - чудо. Вкуснотища. На всю жизнь запомнил.
- Сволочи вы, - сказал Коля. - Из-за языка оленя убить!
- Сволочи, - согласился Родя. - Но языки очень хороши. Это вам не сосиски.
Обнорский сидел, курил, улыбался. Они уже выпили по первой, и было видно, что напряжение ребят несколько отпустило, и они заговорили. И все же было Андрею очень тревожно. Он видел, что мужики здорово не в себе. Можно сказать: напуганы… Что же тут происходит? Мужики-то не трусы, не истерички…
- Готово, - сказал Родион, снимая сковородку с плиты.
Коля разлил водку по стопкам. Выпили под старинный воровской тост: "за дела и удачу", взялись за яичницу.
- Ну так что тут у вас происходит? - спросил Обнорский, когда расправился со своей порцией.
Повзло и Каширин переглянулись. Андрей щелкнул зажигалкой, закурил, посмотрел в окно. За окном шел дождь, блестела мокрая крыша соседнего дома, покрытая тарелками спутниковых антенн.
- Понимаешь ли, Андрюха, - сказал Коля и кашлянул. - Конечно, все это может показаться смешным… Сантехники, гаишники… странные звонки…
- Странные звонки? - спросил Андрей.
- Да, Андрюха, именно так - звонят и молчат. Дешево, конечно, но на нервы действует, - ответил Коля. - А самый интересный звоночек был вчера. Позвонил мужчина и сказал, что в почтовом ящике лежит нечто для нас очень интересное.
- Он представился?
- Нет, - сказал Каширин, - он, разумеется, не представился.
- Что дальше? - спросил Андрей.
- Мы спустились вниз. В почтовом ящике лежал конверт.
- Вы его взяли? - быстро спросил Обнорский - Мы на него посмотрели. - Но не взяли? - Ты нас за дураков держишь? - спросил Повзло.
Андрей тяжело задумался…
Вспомнил предложение "афганца" Сергея взять ксерокопии любых документов из досье Отца. Неужели Серега подставной? Да нет, не может быть. Во-первых, его рекомендовал премьер. Во-вторых, Обнорского, будь Сергей провокатором, взяли бы с документами прямо в гостинице. Но его не взяли…
- Где сейчас этот конверт? - спросил Андрей.
- К утру его в ящике уже не было, - ответил Каширин.
- На конверте был адрес? Ваши фамилии?
- Ничего не было, Андрюха. Простой белый конверт. Без адреса, без марок. Довольно толстый. А лежать в нем могло все, что угодно - от наркотиков до документов Генштаба Украины.
- Больше этот человек не звонил?
- Нет.
По кухне плыла волна сигаретного дыма. Мрачно молчали три задумавшихся мужика… Теперь, после истории с конвертом в почтовом ящике, Обнорскому стали понятны опасения коллег. Вполне возможно, что если бы мужики взяли конверт, то сидели бы сейчас на нарах СИЗО, а пресса раздувала скандал про русских шпионов под журналистским прикрытием. Окажись ребята менее опытны и осторожны… Возьми они этот чертов конверт…
Андрей разлил водку, сказал:
- Молодцы.
Выпили не чокаясь. Каширин закусил маринованным огурчиком, сказал:
- Теперь нас трое. Думаю, что одному необходимо постоянно находиться в квартире.
- Почему? - спросил Коля.
- Потому что подбросить какую-нибудь бяку могут и в квартиру. В наше отсутствие.
- Могут и в машину, - сказал Обнорский, - могут и в карман опустить незаметно…
- А что делать? - спросил Коля.
Андрей пожал плечами.
- Соблюдать осторожность в доступных нам пределах… Видимо, их возможности тоже не особенно широки. Иначе бы нас уже подставили по-крупному. Но варежку разевать все равно нельзя. Пока нас просто пугают, предупреждают: ребятки, ваше расследование нежелательно. Но могут перейти к активным действиям. И вот тогда… - Андрей замолчал, посмотрел на Николая с Родионом очень серьезно. - Вот тогда может прийти настоящий серый волчара с головой Горделадзе под мышкой. В общем, так, мужики: риск в нашем деле есть. И немалый.
Запросто могут подкинуть и наркоту, и шпионские микропленки… Или - хуже того - сделать "насильником". Неволить вас я не могу. Если чувствуете, что не готовы к таким поворотам событий, можете выходить из игры, возвращаться в Питер. Никаких претензий у меня к вам не будет…
- Ты что, Андрюха? - сказал Повзло. - Ты что несешь? Мы первый год друг друга знаем?
- Не первый, но…
- Извини, шеф. Извини, но я уже влез в это дело с головой.
- А я, - сказал Каширин, - влез с ногами и делать ноги не собираюсь.
- Давайте не будем горячиться, - сказал Обнорский. - Дело действительно серьезное. Против нас сейчас играют те самые люди, которые причастны к убийству Горделадзе… Это хладнокровные и умные люди. Я не хочу сказать, что с нами могут поступить так же, как с Георгием. Это, пожалуй, перебор. Но пришить дело могут. А украинские зоны ничем не лучше русских… Гарантировать вам безопасность я не могу, мужики.
- А наш заказчик? - сказал Коля.
- Наш заказчик, - ответил Андрей, - весьма влиятельный человек. Влиятельный, но не всесильный… Поэтому я предлагаю вам подумать до утра. Утро, как, говорится, вечера мудренее.
- И думать нечего, - сказал Повзло. Обнорский посмотрел на часы.
- Я сейчас, - сказал он, - уйду… в одно место…
- Привет передавай, - вставил Коля.
- Передам… Так вот, я сейчас уйду. Приду завтра в десять. Проведем оперативку. О'кей?
- О'кей.
Андрей позвонил Галине. Оделся и ушел. В подъезде постоял несколько секунд перед дверью… Резко повернулся и вышел через второй выход, во двор.
Если бы кто-то спросил у Обнорского, зачем он это сделал, Андрей не смог бы дать толкового объяснения. Он пересек двор, вошел под арку и секунд двадцать простоял в арке, прислушиваясь, не скрипнет ли дверь, не появится ли "хвост".
Но ничего не происходило. Никто не вышел из подъезда, никто не шел вслед за ним.
Обнорский выскользнул на Крещатик и двинулся в сторону площади Незалежности. Он шел и думал: гадалка, странные звонки и визиты… А еще раньше, в Тараще, предполагаемый "хвост"… И, наконец, конверт в почтовом ящике… Что дальше? Что они предпримут дальше? И кто, собственно говоря, прячется за словом "они"?
Ответов у Андрея не было.
***
- Как продвигается твое расследование? - спросила Галина утром.
Утро было солнечным, блестел мокрый после дождя асфальт, ветер из форточки играл шторой на кухне. Андрей и Галина завтракали.
- Пока не знаю, - ответил Обнорский, намазывая джем на булочку.
- Интересно! А кто же тогда знает? Что значит "пока"?
- "Пока" значит, что через пятнадцать минут у меня совещание с моими коллегами… Обменяемся информацией, которую накопали за эту неделю, подобьем итоги. Может быть, что-то и прорежется. А может быть, нет. Любое расследование начинается с накопления информации. Именно этим мы и заняты.
- Я еще помню вашу блистательную лекцию по расследовательскому искусству, профессор, - сказала Галина. - Помню, что накопление первичной информации - важнейшее звено расследования.
- Нет, лапушка, не так. Важнейшее звено - это все-таки анализ, умение отделить важную информацию от второстепенной… Понять, какие события имеют значение, а какие нет. Когда информации нет - беда. А когда информационный поток захлестывает - не лучше. Ну ладно, извини - мне надо бежать…Орлы-инвестигейторы ждут.
Обнорский быстро допил кофе, поцеловал Галину и убежал. Она проводила его грустным взглядом…
***
Хозяин ходил по кабинету. Он был без пиджака, и Заец подумал, что хотя Хозяину без малого шестьдесят, он еще очень крепок. Подтяжки охватывали сильные широкие плечи, стекали к брюкам по плоскому животу.
- Ну и что же получается, Костя? - сказал Хозяин, остановившись посреди кабинета. - Сначала ты мне докладываешь, что у тебя есть способы воздействия на Араба… Потом он как бы даже улетает в свой Питер. А здесь остается один этот… Как его? Родственник?
- Родной, - поправил Заец. - Николаю Повзло мы присвоили псевдоним Родной.
- Хорошая родня, - сказал Хозяин, покачиваясь на носках. - Да, остался один Родной, который, по твоей оценке, не профессионал. Его, сказал ты, легко вывести из равновесия… Однако ни х… ты его не вывел. Он всю неделю шастает по своим делам, копает все чего-то… Так, Костя?
- Ничего опасного он не накопал, Матвей Иваныч. В своей оценке относительно профессионализма Родного я уверен. Могу повторить, что Родной не может являться кадровым сотрудником ГРУ или ФС. А из равновесия мы все-таки сумели его вывести… Он явно взвинчен.
- Что с того, что он взвинчен? Он здесь, он продолжает копать. Так вот, этот Араб не только подключил к делу еще одного "переводчика" (слово "переводчик" Хозяин произнес так, как говорят "урод"), но и сам вернулся. Теперь их уже трое. Целая резидентура, голубь ты мой. Ни от кого не прячутся, работают внагляк. А ты их только конвертиками пугаешь. Так что будем делать, Костя? Дальше смотреть, как они тут копошатся?
Заец подумал, что Хозяин нашел правильное слово - копошатся. Он считал, что Араб с командой не представляют реальной угрозы. Копают? Да пусть копают. Все концы спрятаны так глубоко и надежно, что зацепить их нельзя… Еще он понимал, что спорить с Хозяином бесполезно. Питерская бригада раздражает Хозяина. Вероятно, он тоже отдает себе отчет в том, что эти журналисты (или кто там они на самом деле) ничего не найдут. Но если Хозяин уперся, то что-то с питерскими надо решать. Теперь уже жесткими методами.
- Решим вопрос, Матвей Иваныч, - сказал Заец.
- Сколько времени тебе понадобится?
- Два дня.
Хозяин посмотрел на календарь, кивнул и бросил:
- Иди. Через два дня они должны быть нейтрализованы. Как ты это сделаешь, меня не интересует. Но сделай это обязательно.
***
Была суббота, движение транспорта по Крещатику на выходные закрыли, и можно было смело идти прямо по проезжей части. Блестел мокрый асфальт, блестели лужицы, шли киевляне. Они были беспечны и совершенно не думали о возможной слежке и предполагаемых провокациях. Обнорскому тоже не хотелось думать об этом, и он запретил себе такие мысли. Он сказал себе: "Ты легок, свободен и беспечен. Ты идешь по Крещатику, покуриваешь сигаретку, не задумываясь ни о "хвостах", ни об отрубленной голове, ни о кисти руки в морозильной камере из нержавеющей стали". Он отлично понимал, что это самообман, что спустя всего несколько минут он сядет за стол и будет думать и говорить об этих малоприятных предметах… Но пока он шел по Крещатику, смотрел на нарядных, красивых женщин, улыбался про себя…
До "штаб-квартиры" Андрей дошел за десять минут. Мужчина в серой "девятке", припаркованной у "готеля" "Премьер-палац", зафиксировал в блокнотике время…
Андрей поднялся на пятый этаж, положил руку на кнопку звонка.
- Я пошел в сортир, - раздался из-за двери громкий голос Каширина.
Обнорский замер, удивленно поднял брови: чего это он орет? Зачем так громко сообщать о столь выдающемся событии?
- Слышь, Мыкола? - Снова заорал за дверью Родион. - Я пошел в сральник.
- Нормально, - пробормотал Обнорский и нажал на кнопку.
Желтая точка "глазка" сделалась темной - Каширин прильнул к нему глазом, - замок щелкнул, звякнула цепочка, и дверь отворилась.
- Здравствуй, Андрей Викторович, - жизнерадостно произнес Родя.
- А ты чего орешь-то? - спросил Андрей.
- Так я в сортир собрался.
- А что - об этом надо орать так, чтобы все соседи узнали о твоем пафосном поступке?
- Я не для соседей орал, а для Повзло… Он, тетеря глухая, в телек уперся в дальней комнате и ничего не слышит, - говорил Родион, закрывая дверь за Обнорским.
- А Повзло зачем это знать? - спросил Андрей.
- А-а, так ты же не в курсе… У нас в сортире защелка замка сломалась, изнутри закрыться нельзя. Он дня три назад заперся, а выйти обратно не может. Я его оттуда минут двадцать выковыривал. Хорошо, у меня нож швейцарский с кучей прибамбасов - там и отвертка, и шильце…
- Молодец, - сказал Андрей, - спас товарища, заточенного врагами в сортире. А теперь, значит, вы орете о каждом своем посещении этого замечательного места?
Родя несколько раз моргнул глазами и бесхитростно ответил:
- А как же, Андрюхин? Только, например, угнездишься на толчке - Повзло тут как тут… непременно ему приспичит, аккурат когда мне надо из тюбика подавить. Ну разве это дело? Процесс требует интимности и вдумчивости, а тут - Повзло! Вот и приходится включать оповещение…
- Дурдом, - сказал Андрей, покачав головой. На самом деле ситуация своей бытовой непосредственностью ему понравилась. Она как бы разряжала напряженную обстановку последних дней. Каширин сказал:
- Извини, поджимает меня. Спешу я… а то еще Повзло опередит. - Сказал - и юркнул в туалет. Из-за двери раздался его довольный голос:
- Как горный орел на вершине Кавказа я гордо сижу на краю унитаза… Па-а-шел процесс!
Обнорский еще раз буркнул:
- Дурдом, - и прошел в квартиру.
В дальней комнате Повзло смотрел новости НТВ.
- Привет, инвестигейтор, - сказал Андрей. - Что хорошего в мире?
- А что же может быть в мире хорошего, Андрюха? Приморье замерзает, в секторе Газа евреи долбят арабов, американцы никак не могут решить, кто же у них нынче президент… Одним словом - дурдом. Суета сует и всяческая суета. Ты завтракал?
- Спасибо.
- Ну, тогда давай - за работу.
- Погоди, вот полярный волк просрется, тогда и примемся втроем.
Полярник прос… только минут через десять. Коля выключил телевизор, втроем сели вокруг стола, в гостиной. Повзло положил на стол блокнот, пачку бумаги, карандаши, диктофон и несколько кассет, маркированных черным фломастером.
- Итак, - сказал Андрей, - давайте подобьем некоторые итоги нашего расследования, господа инвестигейторы. Ежели, конечно, мы чего-то наработали, а не просто ели тут, пили… и занимались другими нехорошими делами за счет нашего заказчика.
- Обижаешь, шеф, - ответил Повзло. - Мы, конечно, живые люди. Мы ели, пили… занимались другими нехорошими делами, но про основное не забывали. Кое-чего наработали.
- Доложьте нам, господин Повзло, - скомандовал Андрей.
Он ерничал. И Коля тоже ерничал, и Родька со своим "горным орлом на краю унитаза" - тоже… Потому что все помнили про белый конверт, появившийся в почтовом ящике и "наивные" телефонные звонки… И про отрубленную голову Г.Г.
- Докладаю, - ответил Коля. - За то время, которое вы, господин Обнорский, грелись в Крыму…
- Когда я улетал из Симферополя, там было всего плюс шесть градусов… холодней, чем здесь, - возразил Андрей.
- Это тебя не оправдывает. Холод в Крыму - не твоя заслуга… Итак, пока ты неизвестно чем занимался в Симферополе, мы тут с Родионом продолжали работу… Я окучивал тему с точки зрения политической, рассматривая контакты Горделадзе в политтусовке. Родион разрабатывал… Впрочем, он расскажет сам. С кого начнем?
Андрей пожал плечами, потом сказал:
- Решайте сами.
- Тогда, с вашего позволения, начну я, - ответил Коля, раскрыл свой пухлый блокнот. - Итак…
…Итак, "новейшая история" Г.Г. началась и реально отслеживается где-то с середины девяносто девятого. Все, что предшествовало этому, интереса, скорее всего, не представляет, да и изучению за давностью времени поддается только в самых общих чертах… В девяносто шестом Гия уже крутится в политике, но на тот период никому не известен. В девяносто девятом пробует себя в разных ипостасях. В основном на поприще предвыборных кампаний. Он предлагает свои услуги различным политикам. Сначала работает в штабе кандидата Н.В. Он - автор пиар-проекта, а Мирослава осуществляет проект в жизни. Проработали они у кандидатки месяца полтора. Затем госпожа Н.В. присвоила идеи, забрала все базы, все наработанные материалы и… не заплатила ни гривны.
- Кинула, - сказал Родя.