* * *
Однажды поздним вечером сняв трубку, Мимоза вздрогнула, услышав знакомый властный голос:
- Добрый вечер, Мари!
- Вадим Ильич? Какими судьбами?
- Только прилетел в Шереметьево, у меня - всего два дня. Могли бы вы, госпожа профессор, уделить чуток внимания вашему покорному слуге?
- Охотно, Вадим Ильич! Если завтра, скажем, часа в три. Может пообедаем с вами в Доме ученых, а? Я приглашаю.
В ресторане на Пречистенке, как всегда, в этот час было тихо. По углам сидели несколько одиноких завсегдатаев, а в середине зала столы были свободны. Официантка приветливо кивнула Ивлевой:
- Что закажете сегодня, Мария Силантьевна?
- А сегодня мой гость решает, - сказала Маша, вопросительно взглянув на графа.
Меню элитарного заведения приятно удивило европейского гурмана. И он не преминул начать разговор с обескураживающих для Мимозы комплиментов:
- Вы не поверите, Мари, но мне многие уже завидуют: ведь у нас в газетах пишут, что у могучего партбосса в Москве появилась ученая советница - суперинтеллектуалка, совсем молодая, а? Когда же я кому-либо говорю, что знаком с вами, мне по-настоящему никто и не верит!
- Ах, Вадим Ильич, это явно не про меня! И босса-то я лишь раз один видела - все больше по портретам да по телевизору, - заперечила изумленная Маша.
- Видимо, утечка информации спецслужб, не иначе. Да, жизнь играет нами, Мари! А вообще-то странно, похоже, что вокруг вас какие-то интриги, а? - задумчиво произнес Корф.
- Навряд ли, Вадим Ильич! А я часто вспоминаю, как мы отмечали в Вене праздник Преображения в доме вашей сестры. Кстати, как она и Зина поживают? - поспешила сменить щекотливую тему Мими.
- О, прекрасно, Мари. Вот увидите, как лет через пять в этот праздник 19 августа что-то произойдет. Событие, которое изменит ход истории, - тихо сказал граф, загадочно улыбнувшись.
- Что за событие? Вы заинтриговали меня, Вадим Ильич!
- Пока сам знаю не много, но в Москве что-то начнется и приведет к освобождению России, - таинственным шепотом продолжал Корф, - и вам, Мари, выпала честь посодействовать этому!
- Это каким же образом? Вы говорите загадками, граф! Это что - мистическое пророчество или тщательно разработанный и суперзасекреченный план? - с неподдельным любопытством вопрошала Маша, пытаясь придать тону разговора некоторую вальяжность.
- И то, и другое. Но об этом рано еще говорить. Вас же я хотел бы познакомить кое с кем из наших. Вы не возражаете, если я телефон ваш другу своему дам?
- Лучше бы наоборот, Вадим Ильич! Оставьте мне телефон, когда освобожусь - позвоню вашему другу. Сейчас у меня жуткий цейтнот!
- Конечно, Мари. Я ведь настаивать не вправе, - слегка разочарованно сказал он. И передавая Ивлевой листок с номером, спросил:
- А это правда, Мари, что ваш профессор Нилов со Сталиным общался?
- Не знаю, Вадим Ильич, ведь я с Конрадом Федоровичем редко виделась, и при мне он таких тем не касался. Никогда…
После обеда они прошлись по Гоголевскому бульвару. Граф тоже посетовал на нехватку времени, но усиленно приглашал в Париж и Мюнхен. И проводил, наконец, Мимозу до ворот институтского сквера.
* * *
В субботу в полдень за Ивлевой заехал Метельский, и уже через час они въезжали в ворота дачного поселка, укрывшегося в сосновом бору. Между домами разбегались в разные стороны асфальтированные дорожки, вдоль которых торчали высокие фонари.
- Сначала к тебе, Машер, заглянем, посмотришь, что к чему, - предложил Колобок.
Небольшой с виду дом оказался внутри просторным. Обстановка гостиной напоминала номер-люкс провинциальной гостиницы. Однако кабинет с внушительной библиотекой и дорогой массивной мебелью свидетельствовал все же о высоком положении проживавших здесь время от времени партийных функционеров. Впечатляла и огромная кухня с набитым до отказа холодильником, длинной угловой скамьей, огибавшей обширный стол, что явно предназначалось для многолюдных застолий… От всего этого повеяло каким-то тлетворным духом казенного гедонизма… Через два часа зашел Леня-Колобок. И они, пройдя лес по диагонали, приблизились к двухэтажному особняку. Оттуда выскочил охранник, кивнул Леониду, но у Маши попросил пропуск.
- Что, Машер, не нравится тебе здесь? Вы там в вашей Академии к строгим порядкам не приучены, сибариты, - усмехнулся Метельский.
- Не преувеличивай, друг мой! У нас тоже пропуска проверяют. Но не с такими каменными рожами… Гм… здесь все как-то напряженно, атмосфера гнетущая, понимаешь?
В этот момент они входили в кабинет патрона, который пристально взглянув на Машу, жестом отпустил Метельского, и с вежливой иронией полюбопытствовал:
- Слышал, что в Тбилиси туго вам пришлось. Давление, да? А теперь - в порядке?
- Спасибо, Юрий Власович. Теперь о‘кей!
- Переутомились, не иначе? Давайте договоримся сразу - работать без авралов. Если не успеваете - предупреждайте, я ведь тоже человек, пойму, - проявив видимость участия, сказал шеф. - Хотелось бы мне о религии с вами потолковать, вы сами-то как - в Бога верите?
- Да, я в Бога верю, - напрямик ответила Мария.
- Ах вот оно что! По стопам учителя своего знаменитого пошли? В церковь ходите? Поэтому вас и в партию не приняли?! - язвительно улыбнулся он.
- Я и сама в ее ряды не рвалась, Юрий Власович!
- Ясно, значит вы - "контра"? - засмеялся босс.
- Не совсем, Юрий Власович! Просто кое-с чем согласиться не могу. Ну разве не странно: в храм ходить у нас вроде бы можно, а попробуй-ка на самом деле пойди? Сразу изгоем станешь, ведь так?
- Ну, Мария Силантьевна, вы-то уж на изгоя никак не тянете, - усмехнувшись, вставил он.
- Как сказать, Юрий Власович! Интересно, что при Сталине таких беспартийных, как Нилов, в Академию наук допускали. Правда, веры своей не скрывать дозволялось только корифеям, как он или академик Павлов. Ну а теперь-то, не ясно ли, что без религии мораль у нас вообще исчезнет? Не пора ли перевести воспитание на духовные рельсы, а? - тогда и экономика постепенно наладится.
- Не подозревал, что вы так наивны, Мария Силантьевна! А как же приоритет базиса перед надстройкой? Вы что же, фундамент истмата не признаете?
- Не признаю, Юрий Власович! Помните ли, что именно обожаемый вашим Ильичом Лев Толстой, кстати, говорил? Мол, революцию прежде всего надо делать в душе человека!
"Вот наивная идеалистка!" - подумал босс, но не желая "задирать" профессоршу, вслух сказал:
- Слова-то, конечно, красивые, но такого наши люди не поймут. У нас ведь все знают - от голодного добра не жди: сначала желудок - потом мораль!
- Ну материализм-то в мозги народа сколько десятилетий подряд молотком вбивали! Но если б было так, как вы про народ говорите, тогда бы он и войну выиграть не смог.
- А что такое народ, кстати? Я такого понятия не признаю: есть отдельный человек, личность! - вставил "серый кардинал".
- Теперь, правда, другое поколение личностей пришло - потребителей, - съерничала Мими, - и что-то изменить, что-то сдвинуть в их сознании можно разве что через религию и культуру. Или вы, Юрий Власович, считаете, что и менять-то ничего не надо?
- Ну вы уж чересчур на меня нападаете, Мария Силантьевна! Я - материалист, конечно, до мозга костей, и в этом вы мое сознание ничем не перевернете. Хотя в Бога - верю! И Владимир Ильич верил, и даже со своей Надеждой Константиновной венчался. А у Сталина икона в малом кабинете висела, в Кремле, он ночами перед нею молился - втайне от всех. А на Ближней-то даче под аккомпанемент Жданова даже молитвы с соратниками своими распевал.
- Как интересно - я этого не знала! Однако, Юрий Власович, если вы в Бога верите, значит, и в бессмертие души - тоже?
- Вот уж это - полная чушь! В это я поверить никак не могу, уж увольте! А впрочем, - религия - штука тонкая. И нам нужно подготовить к ней людей: мы запустим к нам, к примеру, американских миссионеров - пусть на стадионах выступают, Библию народу бесплатно раздают. А индусы пускай книжки свои кришнаитские на улицах распространяют. Люди заинтересуются, начнут из любопытства читать - так то их сознание раскрепостить можно, а? Кришнаиты очень экзотичны, будем их всячески поддерживать…
"Он из ума выжил, не иначе - это он от невежества своего дикого или..?" - ужаснулась Маша, и глаза ее расширились. Но сдержавшись, спросила:
- Вы действительно так считаете?! А как же наша церковь?
"Вот святоша-то", - подумал он с неприязнью, но вслух проговорил:
- Наша церковь, милая Мария Силантьевна, ни на что не способна - она в Средневековье застряла!
- Простите, Юрий Власович, но с этим я согласиться не могу, - мрачно произнесла Мими и, слегка помедлив, добавила: - точно не помню, кто из великих французов сказал - Гюго или Шатобриан, что "нашествие идей может быть опаснее нашествия варваров". Вам так не кажется, Юрий Власович?
"Храбрая девица! Ишь ты, еще и возражать посмела, ей бы хвост прикрутить не мешало!", - решил патрон, но вслух произнес:
- Вы обстановку в стране должны оценивать трезво, - и в голосе шефа зазвучали металлические нотки. - Не возражаю, если вы мне доклад и по вашей церкви представите. Но учтите, сегодня у нас установка на полную свободу мнений!
- А я вовсе не против так называемого "плюрализма". Но и при свободе мнений необходимо выделять приоритеты, не так ли?
- Вот тут вы правы, Мария Силантьевна. Вот в следующий раз о приоритетах с вами и поспорим, - засмеялся босс и серьезно вдруг проговорил, - учтите только, товарищ Ивлева, мы ломаем не Советский Союз, мы ломаем тысячелетнюю парадигму русской истории!
Эта последняя фраза, произнесенная боссом, заставила Машу внутренне содрогнуться и навсегда врезалась в ее память…
За дверью уже стоял Метельский.
- Могу я, Ленечка, сейчас домой уехать? - спросила смятенная Мими.
- Ты что, Машер, с ума сошла? Иди, прогуляйся, мозги проветри, я потом позвоню. А в Москву только завтра вечером двинем. - И Колобок с недоумением взглянул на нее.
Бредя наугад как сомнамбула, Маша чуть не столкнулась с пожилой женщиной. "Знакомое лицо", - подумала она и вежливо поздоровалась. Та кивнула в ответ. "Да это же академик Яровская - теперь понятно, кто у него в советниках по экономике, - догадалась Маша и решила поспрашивать Метельского - кто вообще плотно окружает босса.
Очутившись, наконец, внутри своей казенной дачи, Мимоза, разыскав коньяк, залпом опорожнила рюмку. И сознание ее прояснилось до боли: "ведь это тупик. Нам только американских сектантов да колдунов всех мастей не хватает! Он же сам - враг! Смотрит на меня, как удав на кролика! Кто-то им, конечно, управляет, но кто? Мои-то идеи он в гнусных целях использовать хочет. Значит, работая с ним, вопреки своей воле стану "рогатому" служить?! Что мне делать? Протестовать - смешно! В психушку задвинут! Увольняться - поздно, сразу замолчать навек заставят. Прав был отец Варсонофий! Что я наделала! И Антон мне все популярно разъяснил, а я… в западню и угодила! Надо немедленно бежать отсюда, но куда? Кто меня теперь отпустит? Я ведь узнала слишком много… Где же выход, Господи?"
"Помоги мне!" - так взывала Мария в отчаянии, забившись на кожаном диване в углу роскошного кабинета. Часа через три она очнулась от звонка Метельского, предложившего ей прогуляться по лесу. Они медленно вышли за ограду цековских дач.
- А босс тобой доволен, Машер, - с удовлетворением произнес Колобок.
- Да ты что, Ленчик, я же ему возражать посмела!
- Вот и молодец - ему ведь надо истинное мнение сотрудников знать, а не по принципу - "чего изволите"! Только одно меня тревожит: он, как мне кажется, Машер, заподозрил, - уж не сталинистка ли ты?
- Ах Лень, ты же знаешь, что нет. Я ведь заповедь "не воссоздай себе кумира" помню! Да и дедушкиных братьев тогда расстреляли: одного в 1919 году, другого - в 1938-м - ни за что! Дед двоюродный 15 лет в лагере отсидел.
- Прости, Машер, я про это не знал!
- Эх, Ленчик, ты-то ведь понимаешь, что генсек - сложнейшая фигура мировой истории и, пожалуй, самая загадочная в нашем веке. Вот объясни-ка мне, почему при Сталине миллионы людей готовы были за родину жизнь отдать, а?! Дух аскетизма царил в народе! А после его смерти, начиная с хрущевских времен, все постепенно размывалось. Какой мутный поток многообразия идей на нас хлынул! А все - через литературу и кино. И миллионы стали утопать в этом грязном и мощном потоке. И я тоже, и ты! Разве не так?
- Согласен, Машер! Но мы должны, наконец, ковать новую идеологию теперь-то, или нет?
- Ту, что твой шеф предлагает? Ведь он вроде бы русский человек, родом из глубинки, с Ярославщины, а православие просто презирает! Ну на что ему эти кришнаиты-то сдались? Это ли не маразм? Да еще и Троцкого возвеличить решил! Ты просто не можешь понять, что это самоубийственно!
- Погоди-ка, Машер! Ведь ты, когда у него на Старой площади-то была, подписалась под программой, ведь так? Что ж теперь-то кулаками машешь?
- Но там написано-то иное! Так, в общих чертах, расплывчато… А скажи-ка мне, Лень, уж не задумали ль, "меченый" с "серым" весь этот бедлам вдвоем? Кто еще-то план сей перестройки-перетряски обсуждал, и где? Ты не знаешь?
- Никто… Гм… и обсуждать не собирается. А зачем? Твой вопрос, Машер, меня удивляет - с каких это пор у нас спрашивали, чего наш народ хочет, а?
- Но Леня, сейчас речь идет о кардинальном повороте, понимаешь? Гм… или я совсем сбрендила? Мне увольняться надо, не могу я больше так!
- Не сходи с ума, Машер! Тебе должно быть ясно, что обратной дороги нет. Ни для кого - даже для такой папенькиной дочки, как ты!
- Понимаю, но…такое мне не под силу. Я доверяю тебе, Лень, по старой памяти, надеюсь, что не выдашь меня. Ведь планы "серого" - просто дикость какая-то! Если их в жизнь проводить, знаешь, что случится? Страна впадет в хаос! Полный разброд в умах… Гм… да что говорить - кошмар какой-то!
- Ты преувеличиваешь, Машер! Ведь для шефа главное - создать основы открытого общества, свободу предпринимателям дать. А иначе-то мы загнием окончательно! Конечно, без потерь и ошибок не обойтись - ведь без них перестройка невозможна! И "патрон" - единственный из всех цековских "бонз", кто взирает на мир не зашоренными "от лапши" глазами. В трезвости его намерений я не сомневаюсь, - так попытался Колобок переубедить Мимозу.
- Но я не представляю, каким образом, например, государственный аэропорт или рудник в частные руки перейдут? Какой "процесс", как выражается наш генсек, гусак надутый, пойдет?! И еще… гм… для тебя, Леня, в первую очередь, не безразлично - что с партией-то будет, ты подумал? Мне-то даже лучше, если КПСС наконец-то в Лету канет, а ты сам-то представляешь, куда денешься, когда ЦК закроют? У тебя что - счет в швейцарском банке? Где гарантии, что волна народного гнева не сметет и тебя в придорожную пыль за компанию с твоим всесильным боссом?!
- Ах, Машерхен, у тебя и фантазии! Может, тебе действительно к психиатру пора?! - с крайним удивлением воскликнул Колобок.
- Эх, Леня-Ленчик, чего-то даже ты, премудрый такой, не просекаешь, увы!
- А именно?! - спросил он с обострившимся вдруг интересом.
- Опасности момента, мой друг! На Западе многие говорят, что СССР развалится, - откровенно сказала она, тяжело вздохнув.
- Ну уж, это сказки, ха-ха! Хотя за предупреждение твое, спасибо, Машерхен! Я подумаю, ну а ты завтра к Юрию Власовичу не желаешь ли еще раз зайти? Ну, если соображения какие новые возникнут - звони! Я всегда готов тебя сопровождать, и не только к шефу… ты же знаешь!
- Нет-нет, что ты, Ленечка, не надо! - ужаснувшись такой перспективе, пролепетала Мими.
* * *
В понедельник, встретившись, как обычно, с Алей на Гоголевском бульваре, Маша призналась ей, что твердо решила исчезнуть из Москвы, только не знает еще, каким образом… Странные звонки не дают покоя, но не это главное…
- Ну не станешь же ты заявление "по собственному желанию" подавать - смертный приговор самой себе подписывать?! - взбудоражилась подруга. - Надо, чтоб "комар носа не подточил"! Может, в Озерном скроешься у архимандрита, а? Но ведь туда еще незаметно просочиться нужно, а это…
- Нет-нет, Аленька! Под удар отца Артемия и сестер подставлять? Нет! Буду искать другие пути.
* * *
В среду был "неприсутственный" день в институте, и Мария, сломя голову, понеслась в Озерное. В полутемном храме дождавшись отца Артемия, в смятении горько раскаивалась в грехе гордыни и легкомыслии своем…
- Так ты куда же, Мария, бежать-то надумала? - озабоченно воскликнул архимандрит.
- На сегодня для меня, батюшка, один выход - за границу пробираться. Это отец мой уговорил меня, а друзья обещали помочь.
- Как же так, насовсем?!
- Нет, отец Артемий! Я же понимаю, какой грех, ради безопасности своей родину-то бросать! Насовсем? Такого я и представить не могу! Я вернусь, я чувствую это. Благословите на дорогу, батюшка!
* * *
Теперь ей оставалось только ждать известий от Антона Лаврина. "Может, мне самой позвонить этому Трофиму Трофимовичу?" - терзалась она сомнениями. И в один из поздних вечеров, не взирая на дождь и порывистый ветер, выскочила на улицу. Оглядевшись вокруг, быстро направилась к будке у безлюдного подъезда.
- Добрый вечер, я - Мария Силантьевна, - прошептала в трубку, подавляя нервную дрожь.
И услышав в ответ уверенный баритон, успокоилась. С этого момента все закружилось как во сне.
В четверг Мимоза мысленно прощалась с родным Институтом. Ее вызвал в свой кабинет Игорь Иванович и настойчиво расспрашивал о встречах с "серым кардиналом". Потом норовил сопроводить до дома, но ей, как всегда, удалось уклониться от настырного бонвивана. Ближе к вечеру встретилась на Гоголевском бульваре с Алевтиной, горько вздыхавшей. Передала ей ключи от квартиры и телефон Трофима…
А глубокой ночью уже мчалась в "волге" по Ленинградскому шоссе. Внезапно дорогу перегородил милицейский уазик.
"Все! Это конец!" - молнией сверкнуло в ее голове и захолонуло сердце…
- Ваши документы! - потребовал "мент". Трофим одновременно с водителем молча вынули свои удостоверения.
- А пассажирка?
Судорожно порывшись в сумке, Мими достала дрожащими руками свой новехонький диппаспорт.
Взглянув на фото и громко прочитав: "Лаврина Мария Силантьевна", "мент" взял под козырек:
- Счастливого пути!
И "волга" снова стремительно понеслась из пустынной ночной Москвы в неизвестное будущее. А в ушах Мимозы серебристым эхом еще долго звенела ее новая фамилия: Лаврина, Лаврина…