- Избавь меня от феминистской морали, - огрызнулся Урхарт. - Она годы жрала с королевского стола, и пришло время расплатиться.
Она была готова ответить, но увидела в его глазах знакомый огонь и сдержала себя. В этом споре ее не ждала победа, и она могла многое потерять, продолжая упорствовать. Она сказала себе, что не должна быть наивной. Разве она не знала, что секс в руках женщины - оружие, которое иногда может попасть и в мужские руки? Она отвернулась, уступая.
- Тим, позаботься, чтобы эти снимки получили хорошую рекламу, ладно? Пока только эти два. Остальные придержим.
Стэмпер кивнул и не упустил возможности еще раз склониться над столом и перетасовать снимки.
- А теперь, Тим, будь умницей.
Стэмпер резко поднял голову и острым взглядом посмотрел сначала на Урхарта, потом на Салли, потом снова на Урхарта. В его глазах мелькнуло понимание соперника. Она собиралась вмешаться в его отношения с боссом, и у нее было преимущество, перевешивавшее и его хитрость, и его опыт.
- Я займусь этим немедленно, Френсис. - Он забрал два снимка и пристально посмотрел на Салли. - Всем спокойной ночи.
И удалился.
Некоторое время они молчали. Урхарт старался выглядеть беззаботным, разглаживая безупречную складку своих брюк, но мягкость его голоса, когда он наконец заговорил, контрастировала со скрытой в словах угрозой.
- Не прикидывайся овечкой, цыганка.
- Ей придется очень туго.
- Либо они, либо я.
- Я понимаю.
- Ты все еще на моей стороне?
Вместо ответа она медленно подошла к нему и страстно поцеловала его, прижавшись к нему всем телом и просунув язык между его губ. Через несколько секунд его руки уже мяли ее тело, оставляя на нем синяки. Она знала, что его инстинкты необузданны, как инстинкты животного. Он грубо бросил ее на свой письменный стол, смахнув в сторону чернильный прибор и телефон и опрокинув фотографию жены в рамке. Юбка была задрана ей на спину, и он набросился на нее, срывая белье, стремясь внутрь, впиваясь пальцами в плоть ее ягодиц с такой яростью, что она морщилась от боли. Она была распростерта поперек стола, ее нос и щека - прижаты к его кожаной поверхности. И она вспомнила. Подростком лет тринадцати она спешила напрямик по задним дворам Дорчестера, опаздывая в кино, и вдруг лицом к лицу столкнулась с женщиной, согнувшейся над капотом машины. Она была черная, с ярко-алыми губами и большими выразительными глазами, в которых было напряжение, нетерпение, досада. Мужчина сзади нее был толстый и белый, и он стал ругаться на Салли грязными, отвратительными словами, но не остановился. Эта картина всплыла в ее памяти с холодящей душу ясностью, когда ногти Урхарта все глубже вгрызались в ее кожу, а ее лицо все больнее прижималось к разбросанным по поверхности стола фотографиям. Она была готова зарыдать, но не в экстазе, а от боли и унижения. Но вместо этого только закусила губу.
Майкрофт нашел его на торфяниках под Болморалом, куда он часто уезжал, когда его одолевали заботы или когда он хотел побыть один, даже посреди зимы с ее засыпавшим землю снегом и восточным ветром, не встречающим на своем пути ничего, что могло бы остановить или отклонить его, потому что свою силу он набрал в тени уральских гор за две тысячи миль отсюда. Как он однажды сказал, здесь живут древние духи, которые прячутся в расщелинах гранитных скал и поют вместе с ветром, продираясь сквозь густой вереск зимой, когда олени уже давно нашли убежище внизу, на равнинных пастбищах. Король видел, как он приближался, но не сказал ни слова приветствия.
- У меня не было выбора. У нас обоих не было выбора.
- Обоих? Разве со мной советовались? - В царственном голосе прозвучали оскорбленная гордость и личная обида. Гнев - или это был только ветер? - окрасил буколическим румянцем его щеки, слова медленно падали друг за другом. - Я мог рассчитывать на твою преданность.
- Вы думаете, что я этого не понимаю? - в свою очередь вспыхнул Майкрофт. - Поэтому-то я и взял на себя смелость решать за вас. Вам пора начать слушаться своей головы, а не своего сердца.
- Ты никому не нанес вреда, Дэвид, и не нарушил ни одного закона.
- Разве это когда-нибудь имело значение? Я стал бы для них красной тряпкой. Вместо того чтобы слушать вас, они стали бы украдкой показывать пальцем на меня. Вы пошли на такой риск, чтобы вас услышали без помех, а я стал бы путаться со своей историей у вас под ногами. Для них это был бы лишний повод увильнуть и не дать вам высказаться. Разве вы не понимаете? Я ушел в отставку не назло вам, а ради вас. - Он помолчал, глядя на стелющийся над вереском туман и плотнее укутываясь в одолженную лыжную куртку. - И, конечно, есть еще один человек. Я должен был подумать о нем, защитить его.
- Я испытываю почти ревность.
- Никогда не думал, что смогу так по-разному любить двух мужчин.
Рука Майкрофта протянулась, чтобы коснуться руки короля. Непростительная вольность в отношениях подданного и монарха, но уже сказанные слова и ветер позволяли отказаться от формальностей этикета.
- Как его зовут?
- Кенни.
- Для него всегда будут открыты двери. С тобой. Дворца.
Король положил свою руку поверх руки Майкрофта, склонившего голову в знак благодарности и волнения.
- У нас очень личные отношения, они не для газетных заголовков и не для публичной стирки грязного белья, - объяснил Майкрофт.
- Не всякий цветок вынесет, если его поливать домыслами и сплетнями.
- Я очень боюсь, что это окажется ему не по силам. Тем не менее, спасибо вам.
День начал клониться к закату, и ветер проносился сквозь вереск с низким, печальным звуком, словно демоны ночи заявляли свои права на эту землю.
- Все сложилось так неудачно, Дэвид.
- Странно, но я чувствую почти облегчение и ни о чем не жалею. Но и случайности тут тоже не было.
- То есть?
- Я не верю в совпадения. Скорее всего, требовалось отвлечь внимание от вашей поездки. Удар был нацелен в вас, а не только в меня.
- Нацелен нем?
- Кто бы это ни был, у него были причины. И возможности тоже. Это некто, знающий депутата от Дагенхема и имеющий возможность раздобыть номер частного телефона.
- И это человек, способный пасть очень низко.
- До самого дна. И он, несомненно, продолжит охоту на вас. Это не последняя его атака.
- В таком случае я хотел бы иметь твое мужество.
- Оно у вас есть. Все, что вам нужно, это мужественно посмотреть в глаза самому себе, как вы сами это сказали. Сыграть человека - это ваши собственные слова. Поверьте, посмотреть в глаза другим проще. Но мне кажется, это уже не новость для вас.
- Мне понадобятся твои советы, Дэвид, и больше, чем когда-либо прежде, если, как ты говоришь, все станет хуже.
Сначала редкие, а потом все более частые капли ледяного дождя стали падать на две одинокие фигуры. Темнота быстро сгущалась.
- Тогда лучший совет, который у меня есть для вас, сир, - как можно скорее убраться с этого чертова торфяника, чтобы не окоченеть до смерти и не избавить Френсиса Урхарта от лишних хлопот.
Февраль. Вторая неделя
Потребовалось меньше секунды, чтобы трубка была снята. Сняли ее с аппарата, находившегося в зале валютных операций одного из главных финансовых учреждений Сити, раскинувшего свои здания вдоль Темзы, совсем рядом с тем местом, где больше трехсот лет назад начался Великий Пожар, спаливший пол-Лондона. Здесь ходила шутка, что для разрушения Сити нового пожара не потребуется, достаточно будет еще одной покупки японцами британской компании.
Телефонную трубку здесь снимают всегда быстро. Успех от разорения часто отделяют секунды, и старший валютный маклер не может позволить себе роскоши быть застигнутым врасплох рынком или любым из семнадцати других валютных маклеров, каждый из которых точит зуб на его сделки и на связанные с ними комиссионные. Он мгновенно забыл о потрясающе роскошной сорокафутовой яхте, которую только что согласился купить, и сосредоточился на голосе, звучавшем из трубки. Однако это не было распоряжение на сделку, звонил один из его знакомых журналистов.
- До тебя дошли какие-нибудь слухи о скандале во дворце, Джим?
- Какие слухи?
- О, ничего определенного. Просто слух, что затевается что-то такое, после чего королевская яхта окажется на мели. - Он не видел, как маклер кисло поморщился. - Мой редактор отдал всем приказ разнюхать, в чем тут дело, но пока это поиски на ощупь, хотя что-то тут все-таки есть.
Глаза маклера метнулись на экран, к смеси мерцающих красных, черных и желтых цифр. С фунтом стерлингов, похоже, сегодня было все в порядке, лихорадило рубль после сообщений о новых голодных демонстрациях в Москве. Необычно суровая зима, похоже, заморозила не только мозги политиков, но и валютные сделки. Чтобы не ошибиться, маклер протер рунами глаза, болевшие от постоянного напряжения. Носить очки на работе он, однако, не решался: едва ли не самым главным в ней был уверенный облик, и в свои тридцать семь он не мог допустить ни малейшего намека на старость или физическую немощь. Слишком много молодых ждали малейшей возможности вытолкнуть его с места.
- На этом конце ничего, Пит. На бирже все спокойно.
- А у нас, должен тебе сказать, явно чем-то попахивает.
- Это у вас в королевский парк вывезли еще одну тачку навоза.
- Возможно, возможно, - ответил журналист не очень уверенным голосом. - Но ты все-таки дай мне знать, если что-нибудь услышишь, ладно?
Маклер нажал кнопку разъединения и снова промассировал глаза, прикидывая, сколько придется взять под залог, чтобы оплатить свои последние материальные приобретения. Его мечты унеслись к улыбающимся голым красоткам, натертым кокосовым маслом, когда телефон зазвонил снова. Это был клиент, до которого дошел аналогичный слух и который хотел знать, не пора ли быстренько скупать доллары или иены. Еще запашок. И, когда маклер снова бросил взгляд на экран, цифры фунтов полыхали красным. Снижение. Не очень сильное, всего на несколько пунктов, но это тоже намек. Что делать? Можно ли проигнорировать его? Черт, он уже староват для этого занятия, не лучше ли упаковать чемоданы и провести годик под парусом в Карибском море, прежде чем подыскать себе более спокойную работу? Но не сейчас, он еще не загреб последний большой куш, который поможет расплатиться за яхту и выкупить проклятые закладные. Устремив свои больные глаза на пульт, который соединял его с брокерами и их вечной тарабарщиной цифр покупки и продажи, он нажал кнопку.
- Кабель? - спросил он. На жаргоне маклеров это слово означает курс фунта стерлингов, появилось оно еще в те незапамятные времена, когда две великие финансовые империи, лондонскую и нью-йоркскую, связывали только ненасытная жадность и трансатлантический кабель.
- Двадцать, двадцать пять. Пять на десять, - донеслось до него сквозь треск в трубке. Даже в век космических путешествий они не могут сделать нормальную связь с брокерской конторой, до которой руной подать. Или у него и со слухом тоже плохо?
Он вздохнул. Была не была.
- Твои. Пять. Обвал начался.
Дверь кабинета редактора была плотно захлопнута, хотя это не имело никакого значения, все равно уже через несколько минут всем в редакции все станет известно. Заместитель, заведующий отделом новостей, заведующий отделом иллюстраций стояли вокруг стола главного в диспозиции, напоминающей захват индейцами сиу почтового поезда, но главный не собирался сдаваться без боя.
- Первая полоса у меня не для такой мерзости. Они отвратительны. Это вмешательство в частную жизнь.
- Но это новость, - выдавил заместитель сквозь стиснутые зубы.
- Ты знаешь утреннее правило хозяина: на первую полосу ничего такого, что могло бы испортить аппетит за завтраком двум пожилым леди, - парировал главный.
- Вот поэтому-то нашу газету никто и не читает, кроме старух!
Редактор хотел бы затолкать эти слова обратно в наглую глотку заместителя, но они буквально совпадали с теми, которые он сам употреблял в частых спорах со стареющим владельцем газеты. Он еще раз бросил взгляд на две фотографии размером с тарелку, уже размеченные красным карандашом, чтобы отвлечь внимание от посторонних деталей вроде постели, смятых подушек, переплетенных ног и сконцентрировать его на главных кадрах: теле и лице принцессы.
- Мы не можем. Это просто непристойно.
Не говоря больше ни слова, редактор склонился над столом, взял красный карандаш и линейку и провел две аккуратные линии, которые отрезали снимки как раз повыше сосков. То, что осталось, можно было видеть и прежде на бесчисленных фотографиях принцессы, сделанных на пляжах, с той только разницей, что здесь у нее было иное выражение лица, изогнутая дугой спина и язык возле уха. В этом, собственно, и заключалась новость.
- А что говорят во дворце? - устало спросил редактор.
- Обычные словеса. После саморазоблачения Майкрофта они немного не в своей тарелке.
- Сначала Майкрофт, потом это… - Редактор покачал головой. Он понимал, что многие откажут ему от дома, если эти снимки будут связаны с его именем.
Он предпринял еще одну попытку к сопротивлению:
- Послушайте, но ведь у нас не дурацкая Французская революция. Я не собираюсь тащить королевскую семью на гильотину.
- Здесь есть сторона, живо затрагивающая общество, - вмешался редактор новостей, он говорил спокойнее заместителя. - Король возбуждает политические споры, вмешиваясь в самые разные дела, и, оказывается, ему нет дела до того, что происходит под крышей его собственного дворца. От него ждут, что он будет олицетворением морали нации, а не хозяйкой борделя. Получается, слепых глаз у него больше, чем у Нельсона.
Редактор опустил голову. Из-за слухов фунт уже упал на два цента, и это реальная угроза.
- Никто не просит тебя возглавлять революцию, не отставай только от других. - Заместитель вновь принялся за свое. - Эти картинки уже гуляют по всему городу. Утром мы можем оказаться единственной газетой, в которой их нет.
- Я не согласен. Мне плевать на иностранные газетенки. Это чисто британское дело, и любой редактор в этом городе представляет последствия публикации этих снимков. Никто не станет спешить, во всяком случае, в британских газетах. Нет.
В приливе патриотической гордости он распрямил плечи и решительно поднял голову:
- Нет, мы не станем давать их, пока наверняка не узнаем, что кто-то уже решился. Возможно, мы упускаем из рук сенсацию, но это не та сенсация, которую я хотел бы видеть выбитой на своем могильном камне.
Зам открыл рот, чтобы сказать, что в бухгалтерии уже подсчитывают цифры убытков, которые выбьют на этом камне, как дверь распахнулась и в кабинет влетел редактор колонки сплетен. Он был слишком возбужден и слишком запыхался, чтобы из его сбивчивых слов можно было что-нибудь понять. Отчаявшись, он схватил со стола пульт телевизионного дистанционного управления и нажал кнопку одного из новых спутниковых каналов. Канал принадлежал немцам, работал из Люксембурга, а принимала его половина Европы, включая и южную Англию. Когда экран ожил, на нем предавалась страстям принцесса Шарлотта со всеми своими сосками и прочим. Заместитель сгреб снимки и побежал спасать первую полосу.
- О, это мне нравится, Элизабет. Это мне нравится.
Был второй час ночи, первые выпуски газет уже прибыли, и Элизабет прибыла с ними. Он, похоже, не имел возражений и только хмыкал, просматривая газеты.
"Этим утром королю предъявляется обвинение в пренебрежении своими обязанностями, - прочел Урхарт в "Таймс". - В погоне за личной популярностью и собственными политическими целями он подставил под удар не только себя, но и весь институт монархии. Политики и газетные магнаты, поспешившие вскочить на подножки его кареты в последние недели, повели себя оппортунистически и беспринципно. Требовалось мужество, чтобы твердо стоять на конституционных принципах, чтобы напоминать нации, что монарх не должен быть ни опереточным шутом, ни выразителем общественного мнения, но лишь беспристрастным и не вовлеченным в политику главой государства. Френсис Урхарт такое мужество проявил, и он заслуживает аплодисментов".
Урхарт снова хихикнул.
- Да, мне это нравится. Но это и должно мне нравиться, дорогая. Я писал это сам.
- А мне больше нравится "Тудей", - отозвалась Элизабет. - "К черту королевские титьки и титулы. Им пора подтянуть ремни и что-нибудь на себя накинуть!"
"Слабоумный король", - прочел Урхарт еще один заголовок. - "Его Королевскому Величеству следовало бы срочно шепнуть кое-что на ушко принцессе, да вот выстроилась целая очередь…"
Элизабет громко смеялась. У нее в руках был номер "Сан" с огромным заголовком: "Король извращенцев".
- Ах, дорогой, - она едва могла говорить, давясь от смеха, - эту битву ты выиграл.
Внезапно он стал серьезным, словно кто-то повернул выключатель.
- Элизабет, моя битва только начинается.
Он поднял трубку, оператор отозвался.
- Проверьте, числится ли еще в живых министр финансов, - распорядился он и аккуратно положил трубку на место. Спустя полминуты телефон зазвонил снова.
- Как дела, Френсис? - Из трубки раздался усталый и сонный голос.
- Дела отлично, а скоро будут еще лучше. Слушай внимательно. У нас весьма серьезный кризис, и голуби уже заметались по голубятне. Нам нужно действовать, пока они не разлетелись. Мне кажется, что фунт вот-вот нырнет еще глубже. В этих обстоятельствах было бы негуманно и недостойно просить наших друзей из Брунея медлить и дальше. Это поставило бы под удар важный международный союз. Тебе надо позвонить чиновникам султана и предложить им немедленно продать их три миллиарда фунтов.
- Боже праведный, Френсис, это добьет фунт окончательно. - В голосе собеседника теперь не было и следа сонливости.
- У рынка свои неисповедимые пути. Плохо, конечно, что в результате этого простые избиратели ужаснутся при виде падения курса фунта и взлета кредитной ставки. Но будет еще хуже, если причиной этих несчастий будет объявлена совесть короля и тех, кто его поддерживает.
На том конце провода воцарилось молчание.
- Я выразился ясно?
- Вполне, - донесся тихий ответ.
Урхарт внимательно посмотрел на трубку, прежде чем положить ее на место. Элизабет смотрела на него с нескрываемым восхищением.
- Всем нам приходится приносить жертвы в этом сражении, Элизабет. - Урхарт тронул кончик своего носа пальцами, и Элизабет подумала: "Он бессознательно начинает копировать короля".
- Не знаю, как сформулировать это поделикатнее, - продолжил он, - но, чтобы ты поняла, я буду прям и откровенен. Битвы не выигрывают, сидя в стеклянном доме. Было бы полезно, если бы ты умерила свой интерес к итальянским ариям. Твои последние увлечения оперой могут быть… неверно истолкованы. Они могут внести замешательство в ряды бойцов.
Элизабет, которая в этот момент потягивала вино из стакана, аккуратно поставила его на стол.
- Правительственные шоферы такие трепачи, - добавил он, словно объясняя и извиняясь.
- Понимаю.