- Эта долька - для ежа. Эта долька - для ужа. Эта долька - для утят. Эта долька - для котят. Эта долька - для бобра. А для волка - кожура.
МММ внимательно посмотрел в глаза Тоцкому.
Он сидел в большом, не по размеру, кресле - элегантный, властный, усталый и проницательный гном. Достаточно умный, чтобы не выделяться. Достаточно богатый, чтобы чувствовать себя независимым. Достаточно предусмотрительный, чтобы сделать основным бизнесом политику, а не наоборот.
- А теперь, Андрюша, самая неприятная часть того, что я хочу тебе сказать. Есть несколько людей, на которых завязаны все нити и кто должен сыграть расписанные роли в этой игре. Это уважаемый мной господин Краснов, твой друг и шеф. Это господин Гельфер. Тоже твой старый друг. Это господин Калинин. Обращаю твое внимание - с ним ты тоже состоишь в дружеских отношениях. И ты. Существуют, естественно, директора ваших предприятий, банковские клерки высшего уровня - их тоже разыграют. Но они - карты помельче.
Он задумался.
- Ваши хозяева и учредители. У них есть другое гражданство, если ты в курсе. Момент выбран так, что бы они имели возможность не вернуться в страну. Их противодействие оттуда куда менее действенно. А в случае проявления безумной отваги - есть, знаешь ли, методы, и разнообразные. Но во всей вашей компании меня интересует один человек. Ты.
- Мне приятно это слышать, Михал Михалыч, - сказал Тоцкий. - Но меня интересуют и мои друзья. И сейчас Диана Краснова с детьми, и Артур в руках у Лукьяненко. И им, в общем-то, плевать, что он в этой комбинации пятое колесо. И проблемы Кости мне не безразличны. И я не знаю где Миша Калинин и что с ним сейчас. Его телефон молчит. Я не похож на крысу, Михал Михайлович? Или, все-таки, похож?
- Ты похож на глупого пацана, который начитался "Трех мушкетеров". Можешь поверить мне на слово. Наступает момент, когда каждый умирает в одиночку.
- Возможно.
- Нет, Андрюша. Не возможно, а точно. Знаешь, что разумный человек сделал бы на твоем месте? Вылетел бы из страны. Немедленно. Ты небеден. Мир большой. Есть множество стран, где тебя бы приняли с удовольствием. Ты, к счастью, холост. Родители тебя поймут. Паспорт с тобой?
- Это не имеет значения, дядя Миша.
- Имеет, к сожалению. Думаю, что времени у тебя - до утра. Может быть, чуть больше. До польской границы - шесть часов по Варшавке. Дальше - тебя учить не надо. Тебя довезут на моем джипе. С номерами Верховной Рады никто не остановит. Не валяй дурака, Андрей. Героев не бывает. Езжай, пока не поздно. Послушайся, я тебе никогда не давал плохих советов, так ведь?
- Так, Михал Михалыч. И я вам очень благодарен за ваше участие. Вы, действительно, хороший друг. Но.… Если бы я мог сделать что-то для вас, я бы тоже это сделал. Несмотря на разные обстоятельства. Верите?
- Верю, - сказал МММ. - Как ни жаль - верю. Значит, не поедешь?
- Нет. Сейчас - нет. Я попробую помочь ребятам. Вытащить их. А потом.… Потом - посмотрим. Вдруг вы ошибаетесь?
- Хотел бы я ошибаться, Андрюша. Ну, да ладно, чем я могу помочь? Люди? Машина?
- Машина есть. От людей не откажусь. И еще, если можно, мне нужен мобильный, желательно чистый. На мой сядут с минуты на минуту. Если уже не сидят. У вас этого добра много, дядь Миша.
- Хорошо, - сказал Марусич, поднимаясь. - Трубку бери ту, что на столе. Свеженькая. Двое поедут с тобой. Вооружены. С документами. Но стрелять не будут, извини. Нельзя, не отмоюсь потом. Только если тебя будут убивать.
- Спасибо и на том, дядя Миша.
- Да не за что, Андрей.
Они вместе вышли на крыльцо дома. Вокруг, покачиваясь от легкого ветерка, шумели сосны. Пахло хвоей.
Марусич в полголоса отдал приказ начальнику охраны и через несколько секунд, из темноты бесшумно вынырнули двое мужчин, и замерли около "вольво" Тоцкого.
- Ты только не дури, - попросил Марусич, - и в солдатики не играй. Шлепнут ведь. Ставки высокие, человек на этом фоне - ничто. Растереть и забыть.
- Догадываюсь. Жаль, что так получилось, Михал Михалыч…
- И мне жаль. Жизнь, вообще, паршивая штука, Андрюша. Но, что поделаешь? Кто сказал, что мир должен быть справедлив?
Они обнялись.
- Я распоряжусь, что бы вам помогли выехать, - сказал МММ решительно, отстраняя Тоцкого на вытянутые руки. - Мой джип пойдет с вами. Хер с ним, расскажу что-нибудь. Не привыкать. Это для тебя. Они мне - никто.
- А я кто?
- Ты? Ты - воспитанник. Старый друг, в конце концов. Ты такой, каким я был.
- А они мои друзья. Не сотрудники, не коллеги. Друзья. Я не могу иначе.
- Ты такой, какой я был, - повторил Марусич. - Я не всю жизнь был начальником или политиком. Когда-то я тоже был человеком.
- Вы и сейчас - человек, - сказал Тоцкий, искренне. - Просто у меня есть возможность выбирать.
- Нет у тебя такой возможности, - сказал МММ, глядя на него снизу вверх. - Нету. А тебе на это - плевать. Вот и вся разница. Удачи.
- Спасибо, дядя Миша.
- Удачи, - он неловко взмахнул рукой. - Даст Бог - свидимся.
Тоцкий, не оглядываясь, пошел к машине.
Тот, кто никогда не ходил по ночному лесу, и представить себе не может, что это такое. Даже знакомая дорога начинает казаться незнакомой. Ветки и пеньки, которые совершенно не мешают днем, ночью хлещут по лицу и бросаются под ноги. Горбики, ямки, заросшие травой или засыпанные хвоей, корни деревьев, побеги ползучих растений, колючки, острые края листьев… Диана, будучи типичным городским жителем, понятия не имела, что для того, чтобы преодолеть полкилометра, ей придется отдать почти все силы. Дремлющая на плече Дашка с ее пудом веса, казалась огромной каменной глыбой. На их счастье, Марик умудрялся каким-то неизвестным Диане образом, ориентироваться в сплетении тропок, густо заросших по краям свежими побегами папоротника. Он подсвечивал себе фонариком, крутил стриженой головой, отмахивался от комаров, назойливо летящих на свет, и упорно вел их вперед.
Лес очень быстро стал совсем диким. Если в начале следы присутствия человека еще угадывались - по мусору и следам кострищ у самой тропы, на прилегающих маленьких полянках, то, вскоре, и они исчезли. Зато звуки, которые практически не были слышны возле дома, здесь наполняли влажный воздух сполна. Лес жил своей ночной жизнью - пощелкивал, шуршал, скрипел, вскрикивал и протяжно ухал голосами птиц, хлюпал и плескался в реке, неспешно текущей слева, за густым кустарником. Для человека непривычного - это было удивительно неприятно, словно кто-то кровожадный и таинственный скользил во тьме, описывая круги, настолько сильный и уверенный в себе, что и скрываться, не считал нужным.
Первое время Диана вздрагивала от неожиданных звуков, прижимая к груди Дашку, и едва сдерживала крик испуга, но, вскоре, отупляющая усталость и боль в руках сменила страх. Главным стало желание не упасть, не уронить ребенка, не напороться на острые, обломанные ветки, торчащие из кустарника. Все остальное - потом.
Шума погони слышно не было. Диана не была уверена, что Лукьяненко и его гоблины не бросились, вплавь, через реку, но надежда на то, что они потратят время на то, что бы понять какой дорогой пошли беглецы, все же была. Отыскать во тьме место их выхода на противоположный берег, да и, вообще, представить, что они рискнули плыть по реке, с маленьким ребенком на руках… Задачка перед Лукьяненко была поставлена нелегкая. Во всяком случае, несколько часов они выиграли, несомненно. За несколько часов можно уйти достаточно далеко. Если она выдержит, конечно.
Она перехватила Дашку поудобнее и, стараясь шагать за сыном след в след, нырнула в заросли дикого орешника.
Тоцкого они слушали внимательно. Голос Андрея, искаженный трансформацией в "цифру" и "громкой" связью, звучал неестественно, металлически. По мере того, как он удалялся от Киева, связь становилась все хуже и хуже, разговор прерывался - для того, чтобы окончить беседу, Тоцкий был вынужден остановиться.
- Часа через три я буду на месте.
- Я постараюсь быть утром. - Краснов посмотрел на часы. Было два тридцать по полуночи. - Еще не знаю, как буду лететь.
- Не волновайся, Андрей, - сказал Дитер с хорошо знакомым акцентом и прижав указательный палец к губам, дал Краснову знак не говорить ничего вслух. - Костия будет завтра. Утро или день.
- Спасибо, Дитер, - отозвался Тоцкий. - Костя, давай, на всякий случай договоримся о месте встречи. Я боюсь, что завтра утром вся эта свора будет висеть на мне, как мишура на ёлке, и будет не до звонков. Если мне удастся найти Диану с детьми и Арта, - он запнулся на секунду. - Короче, мне надо знать место, где мы можем встретиться без созвона.
- За городом?
- Да. Мне все равно нужно заехать за паспортом. Вот, блядь, - выматерился Тоцкий в сердцах. - Все время возил с собой паспорт, и на тебе… Точно, бедному жениться - ночь коротка. Он не дома, конечно, в ячейке, но все равно, светиться надо.
- Пошли кого-нибудь…
- Не у нас лежит. В "Приморском". Меня знают, а в распоряжении на пользование - никого. Не дадут.
- Деньги?
- Кэш есть. И в ячейке штук сорок.
- Значит так, давай на харьковской бетонке. В конце. Помнишь, там, где дорога закрыта.
- За последним виадуком?
- Да. Туда никто не заезжает и до границы рукой подать.
- Анизотропное шоссе.
- Еще помнишь?
- Куда деться? Во сколько?
- В три часа дня.
Костя повернулся к Дитеру.
- Успею?
Дитер кивнул.
- Контрольное время - три. Жду тебя до шести. Сам не смогу - дам знать. Трубка будет у тебя?
- Там нет связи.
- Костя, у МММа в машине есть NMT телефон, так что я отзвонюсь. Там есть покрытие. Если в шесть тебя нет - я вывожу Арта и Диану с детьми в Россию.
Дитер поднял руку и, качая головой, сказал:
- Нет, только не Россия. Андрей, нужна Польша. Я встречу в Польша. Через Белороссиа, на Брест. Мостиська. Не на Россия. Нельзя.
- Вот блин! - сказал Тоцкий. - Оттуда до Мостиськой за тысячу верст. На кой черт мне тогда уходить в сторону? Кость, давай тогда лети на Киев. Встретимся на сотом километре Варшавки. Джип с ВР номерами, "крузер", зеленого цвета. В то же время. Все, будем ехать.
- Удачи тебе, дружище.
- Да уж… Понадобится. Ауффидрезейн, Дитер.
- Ауффидрезейн, майн либе фройнд. - отозвался Дитер. - Удачи.
Раздался щелчок. Линия разъединилась.
- Вот так-то, - сказал Штайнц, - теперь кое-что проясняется.
- Ни хрена не проясняется, - возразил Краснов, - вопросов еще больше. Кто решил поделить? Кто координирует действия? Какую базу под это подведут? Ты что, думаешь легко повалить третий банк на Украине? Да у нас только на Васильевке под десять тысяч работников…
- Отвечаю, - сказал Дитер. - Все вопросы - второстепенные. Главный вопрос не кто, а почему. Почему - мы знаем. Повалить третий банк по рейтингу в твоей стране так же легко, как самый последний, ты это знаешь сам. Какую базу? Самую простую. Вы все воры. Вы обманули вкладчиков, а завтра так все и будет выглядеть, - опередил он негодующий рык Кости, - ни один банк в мире не может отдать все вклады за один день. И за неделю не сможет. Вы сотрудничали с бандитами и отмывали грязные деньги. Видишь, какая полуправда. Лучше, чем чистая правда. И крыть нечем?
Краснов молчал. Ему очень хотелось бы возразить, но, увы, слова Дитера почти точно совпадали с вырисовывающейся в его голове схемой. И крыть действительно было нечем. Если бы это, определенно, был Кононенко - было бы проще. Понятно, куда бежать, кому в ноги падать, кому платить. Но если за этим стояло молчаливое согласие Президента, тогда двери закрыты. Ни один суд, если бы даже дело до этого дошло, ни в одной инстанции и пальцем бы не пошевелил, чтобы признать действия захватчиков незаконными. Само понятие закона, при всей своей очевидной условности, окончательно превращалось в фикцию, если за этим стояли клановые интересы тех, кто составлял силу и гордость государства.
- А ведь разорвут, - подумал Краснов с неожиданным спокойствием. - Разорвут, как пить дать. В клочья. Прав Дитер. Детали не главное. Суть ясна. Попала нога в колесо. Отыграли.
- Обдумал? - спросил Штайнц. - Теперь давай о деле. Ты полетишь не в Киев. В Варшаву. Там тебя встретит мой и твой коллега - бывший банкир. Поляк. Томаш. Его банк сменил хозяев, он сейчас не у дел, и занимается кое-чем другим, но это уж, если захочет - сам расскажет… Он, правда, не очень любит русских, но для меня сделает исключение.
- А немцев он любит? - спросил Краснов, с обидой.
- Немцев он любит, - неожиданно серьезно ответил Дитер. - Мы издевались над ними семь военных лет, а вы больше пятидесяти мирных. Мы извинились и заплатили сполна. А вы до сих пор относитесь к ним, как к вассалам. По инерции. Разницу ощущаешь? Извини. Так что, немцев он любит. А русских - нет. Но тебе он поможет. Он заплатит пограничникам, таможенникам. Сделает "окно". Украинцы уже брали у него деньги, много раз. "Черные" грузы, знаешь?
Краснов кивнул.
- Ты едешь на точку рандеву, забираешь своих и уходишь обратно. Томаш тебя встречает, сажает на самолет.
- В Берлин?
- Куда скажешь. Паспорта?
- В сейфе. В банке. Там панамские. На меня и жену с детьми. А тот, с которым я прилетел, у Франца. Он забрал его в ресторане.
- Кто может забрать их из сейфа?
- В моем кабинете? Никто. Но я могу продиктовать шифр секретарю. Я ей верю.
Дитер знакомым движением подергал себя за кончик носа.
- Не пойдет. Будем решать здесь. Или в Варшаве. Их будет трудно забрать. Дальше. О главном.
Он посмотрел на часы и взял в руки пульт телевизора.
- Мне очень неприятно сообщать тебе об этом, но ты был убит несколько часов назад. Во время перестрелки в "Trenta Sei". Как раз время ночных новостей…
Костя, как завороженный смотрел на экран. На нем мельтешили полицейские, люди в белых халатах, штатские. В кадре то и дело появлялись носилки, тревожно били по объективу сине-красные блики мигалок. Оператор выхватывал из полумрака кровавые пятна на простынях, черные мешки на молниях, мрачные и блестящие, каталки, пластиковые мешки капельниц в высокоподнятых руках санитаров. Комментарий был, практически не нужен, но диктор говорил настолько внятно, что Краснов без напряжения переводил на слух, почти не понимая, что тот говорит на немецком.
- Еще одним доказательством того, что так называемая "русская мафия" чувствует себя в Берлине, как дома, стала сегодняшняя трагедия, которая разыгралась в модном итальянском ресторане "Trenta Sei" в самом центре города.
По свидетельству очевидцев, около 22.30, в зал вошли два человека, вооруженные автоматами "Калашникова" и открыли огонь по посетителям. Полиция предполагает, что жертвой их должны были стать находившиеся в зале директор представительства российской коммерческой фирмы "Металлинтрейд", господин Фомичев, и его заместитель, господин Заславский.
Фирма "Металлинтрейд" хорошо известна в Германии и занимается поставками лома цветных металлов - из России в Европу. В последнее время господин Фомичев обращался в полицию по поводу звонков с угрозами в адрес фирмы и лично в его адрес, которые, судя по всему, исходили от одной из преступных славянских группировок.
По чистой случайности, сам господин Фомичев и его заместитель, остались живы. Но, во время перестрелки, пострадали другие люди находившиеся в зале. Полиция не сообщает общего количества убитых и раненых, но нам стало известно, что, в числе убитых оказался другой славянин, известный украинский банкир Константин Краснов, находившийся в Берлине на переговорах с представителями одного из крупных немецких банков.
Сопровождавшая его охрана открыла ответный огонь по наемным убийцам, чем спасла жизнь многим, находившимся в этот момент в зале ресторана. Нападавшие были убиты. Как сообщил наш источник в полицейском управлении, убийцы опознаны и принадлежат…
- Ну и? - сказал Краснов, успевший оправиться от неожиданности, отворачиваясь от телеэкрана. - И что Франц предъявит им вместо моего тела?
- Найдет, что, - Дитер открыл ящик стола. - Время мы выиграем, это точно. А больше нам сейчас и не нужно. Вот, держи.… Знакомься, Звягинцев Кирилл Николаевич, шестидесятого года рождения, гражданин Панамы. Паспорт выдан в прошлом году, в июле.
Костя открыл паспорт и увидел свою вчерашнюю фотографию, но уже не удивился. Запас эмоций на сегодня явно иссяк.
- Паспорт настоящий, - продолжил Штайнц, - в стоп-листах не значится, в реестрах присутствует.
- Сколько это стоило?
- Об этом поговорим позже. Если будет возможность. У меня есть заполненный бланк на твою жену. С фотографией, правда, проблема, но это Томаш решит на месте. Дети вписаны в оба паспорта. Кредитные карты…
- Дитер, я могу задать тебе неудобный вопрос? - спросил Краснов.
- Спрашивай.
- На кой черт тебе это нужно?
- Что?
- Ты влазишь в неприятности, тратишь кучу денег на документы, задействуешь связи, которые, как я понимаю, трогают не каждый день. Твои люди, явно с боевым прошлым, рискуют из-за меня жизнью и устраивают пальбу в людных местах. Знаешь, что-то не складывается. Или у меня не хватает воображения. Да, понятно, мы приятели, мы несколько лет работаем вместе. Мы оказывали друг другу услуги личного характера, но это были, - он задумался, подбирая слово, - ну, просто услуги, не более. Вот поэтому я и спрашиваю тебя, дружище, на кой черт тебе все это нужно?
- Хороший вопрос, - заметил Штайнц, вновь опускаясь в кресло. - Может быть не своевременный, ты чуть опоздал, но, несомненно, хороший.
- Это ответ?
- Нет, нет, почему же… Я, пожалуй, отвечу. До настоящего момента это был просто деловой расчет. Ну, конечно, под соусом личных симпатий.
- И в чем же расчет?
- Я думаю, что ты поймешь. Как ты теперь знаешь, я в этом бизнесе человек не случайный…
- Настолько не случайный, что я даже не знаю, действительно ли тебя зовут Дитер Штайнц.
- Логично. Но могу тебя успокоить. Меня действительно зовут Дитер Штайнц. Я не утверждаю, что всегда откликался только на эту фамилию, но мама называла меня именно так. За пару лет до того момента, когда рухнул Союз, аналитики вполне конкретно это предсказывали. Правда в то, что это произойдет быстро, никто не верил, но это уже лишние подробности.